Литература

А почему, все-таки, я в зрелом возрасте вернулся к игре в солдатики? Только потому, что эти игры служат прекрасным приложением теории управления? Вряд ли. Скорее всего, все началось с рассказа, прочитанного давным-давно в журнале "Юный Техник".

ЮТ 10/81
СТИВЕН КИНГ
СОЛДАТИКИ
Перевод Л.ВОЛОДАРСКОГО



Рисунок В.Овчининского

- Мистер Реншо?

Голос портье остановил Реншо на полпути к лифту. Он обернулся и переложил сумку из одной руки в другую. Во внутреннем кармане его пиджака похрустывал тяжелый конверт, набитый двадцати- и пятидесятидолларовыми купюрами. Он прекрасно поработал, и Организация хорошо с ним расплатилась, хотя, как всегда, вычла в свою пользу двадцать процентов комиссионных. Теперь Реншо хотелось принять душ и лечь спать:
- В чем дело?
- Вам посылка. Распишитесь, пожалуйста.

Реншо вздохнул и задумчиво посмотрел на коробку. К ней был приклеен листок бумаги, на нем угловатым с обратным наклоном почерком написаны его фамилия и адрес. Почерк показался Реншо знакомым. Он потряс коробку, внутри что-то еле слышно звякнуло.

- Хотите, чтоб ее вам принесли потом, мистер Реншо?
- Нет, я возьму посылку сам.

Коробка около полуметра в длину, держать такую под мышкой неудобно. Он поставил ее на покрытый великолепным ковром пол лифта и повернул ключ в специальной скважине над рядом простых кнопок - Реншо жил в роскошной квартире на крыше здания. Лифт плавно и тихо пошел вверх. Он закрыл глаза и прокрутил на экране своей памяти последнюю "работу".

Сначала, как всегда, позвонил Кэл Бэйтс:
- Джонни, ты свободен?

Реншо - очень хороший и надежный специалист, он свободен всего два раза в год, минимальная такса - 10000 долларов, клиенты платят деньги за его безошибочный инстинкт хищника. Ведь Джон Реншо - ХИЩНИК, генетикой и окружающей средой он великолепно запрограммирован убивать, оставаться в живых и снова убивать.

После звонка Бэйтса Реншо нашел в своем почтовом ящике светло-желтый конверт с фамилией, адресом и фотографией. Он все запомнил, сжег конверт со всем содержимым и выбросил пепел в мусоропровод.

В тот раз на фотографии было бледное лицо какого-то Ганса Морриса, владельца и основателя "Компании Морриса по производству игрушек" в Майами. Этот тип кому-то мешал, человек, которому он мешал, обратился в Организацию, и она в лице Кэла Бэйтса поговорила с Джоном Реншо...

Двери кабины лифта открылись, он поднял посылку, вышел и открыл квартиру. Начало четвертого, просторная гостиная запита апрельским солнцем. Реншо несколько секунд с удовольствием постоял в его лучах, положил коробку на столик у двери, бросил на нее конверт с деньгами, распустил узел галстука и вышел на террасу.

Там было холодно, и пронизывающий ветер обжег его через тонкое пальто. Но Реншо все же на минуту задержался, разглядывая город, как полководец захваченную страну. По улицам, как жуки, ползет транспорт. На востоке, за роскошными жилыми небоскребами, еле видны набитые людишками грязные трущобы, над которыми возвышается лес телевизионных антенн из нержавейки. Нет, здесь, наверху, жить лучше, чем живут там.

Он вернулся в квартиру, закрыл за собой дверь на террасу и пошел в ванную понежиться под горячим душем.

Через сорок минут Джон Реншо вышел из душа, и не торопясь стал разглядывать коробку.

В ПОСЫЛКЕ БОМБА.

Разумеется, ее там нет, но вести себя надо, как будто в посылке бомба. Он делает так всегда и именно поэтому прекрасно себя чувствует, тогда как многие другие давно уже вознеслись на небеса.

Если это и бомба, то без часового механизма - никакого тикания из коробки не доносится. Но вообще-то сейчас пользуются пластиковой взрывчаткой. Поспокойнее штука, чем все эти часовые пружины.

Реншо посмотрел на почтовый штемпель: Майами, 15 апреля. Отправлено пять дней назад. Бомба с часовым механизмом уже бы взорвалась.

Значит, посылка отправлена из Майами.

Он полностью сосредоточился и, сцепив руки, не шевелясь, разглядывал посылку. Лишние вопросы - откуда близкие Морриса узнали его адрес - не волновали Реншо. Он задаст их позже Бэйтсу. Сейчас это неважно.

Как бы рассеянно он достал из бумажника маленький пластмассовый календарь, засунул его под веревку и клейкую ленту - "скотч" отошел. Он немного подождал, наклонился и понюхал, Ничего, кроме картона, бумаги и веревки. Он походил вокруг столика, присел перед коробкой на корточки: кое-где бумага отошла - показался зеленый металлический ящичек с петлями. Реншо достал перочинный нож, перерезал веревку - оберточная бумага свалилась.

Зеленый металлический ящичек с черными клеймами. На нем белыми трафаретными буквами написано: "Вьетнамский сундучок американского ветерана Джо". И чуть пониже: "Двадцать пехотинцев, десять вертолетов, два пулеметчика, два врача, две базуки, четыре "джипа"". [ТЕМА #108] Внизу, в углу: "Компания Морриса по изготовлению игрушек".

Реншо протянул руку и отдернул ее - в сундучке что-то зашевелилось.

Он встал, пересек комнату, зажег свет: уже стемнело.

"Вьетнамский сундучок" раскачивался, коричневая оберточная бумага скрипела под ним. Неожиданно он перевернулся и с глухим стуком упал на ковер. Крышка на петлях приоткрылась сантиметров на пять.

Крошечные пехотинцы - ростом сантиметра по четыре - начали выползать через щель. Реншо, не мигая, наблюдал за ними, Разум Реншо не пытался объяснить невозможность происходящего, а только прикидывал, какая опасность угрожает ему и что надо сделать, чтобы выжить.

Пехотинцы были в полевой форме, касках, с вещевыми мешками, за плечами миниатюрные карабины. Двое посмотрели через комнату на Реншо. Глаза у них были не больше карандашных точек.

Пять, десять, двенадцать, вот и все двадцать. Один из них жестикулировал, отдавая приказы остальным. Те построились вдоль щели и начали толкать крышку - щель увеличилась.

Реншо взял с дивана большую подушку и пошел к сундучку. Командир обернулся и махнул рукой. Пехотинцы взяли карабины на изготовку, раздались негромкие хлопающие звуки, и Реншо внезапно почувствовал что-то вроде пчелиных укусов.

Тогда он бросил подушку, пехотинцы упали, а крышка сундучка распахнулась. Оттуда, жужжа, как стрекозы, вылетели миниатюрные вертолеты, раскрашенные в зеленый цвет.

Негромкое "пах! пах! пах!" донеслось до Реншо, тут же он увидел в дверях вертолетов крошечные вспышки пулеметных очередей и почувствовал, как будто кто-то начал колоть его иголками в живот, правую руку, шею. Он быстро протянул руку, схватил какой-то из вертолетов, и резкая боль ударила по пальцам - вращающиеся лопасти разрубили пальцы до кости. Остальные отлетели подальше и принялись кружить вокруг, как слепни. Ранивший его вертолет упал на ковер и лежал неподвижно.

Реншо закричал от неожиданной боли в ноге. Один пехотинец стоял на его ботинке и бил Реншо штыком в щиколотку. На Джона смотрело крошечное злое лицо.

Реншо отшвырнул пехотинца ногой.

Раздался негромкий кашляющий взрыв - боль пронизала бедро. Из сундучка вылез пехотинец с базукой - из ее дула лениво поднимался дымок. Реншо посмотрел на ногу и увидел в брюках черную дымящуюся дыру размером с монету в двадцать пять центов. На теле был ожог.

Он повернулся и через холл пробежал в спальню. Рядом с его щекой прожужжал вертолет, выпустил короткую пулеметную очередь и полетел прочь.

Под подушкой у Реншо лежал револьвер большого калибра. Он схватил револьвер двумя руками, повернулся и понял, что придется стрелять по летающей мишени не больше электрической лампочки.

На него зашли два вертолета. Сидя на постели, Реншо выстрелил, и один вертолет разлетелся на кусочки. "Одним меньше",- подумал он, прицелился во второй... нажал курок...

Вертолет неожиданно пошел на него по дуге, лопасти винтов вращались с огромной скоростью. Реншо успел увидеть пулеметчика, стрелявшего точными, короткими очередями, и бросился на пол.

ОН ЦЕЛИЛСЯ МНЕ В ГЛАЗА!

Прижавшись спиной к дальней стене, Реншо поднял револьвер, но вертолет уже удалялся. Казалось, он на мгновение застыл в воздухе, нырнул вниз, как бы признавая преимущество огневой мощи Реншо, и улетел в сторону гостиной.

Реншо поднялся, наступил на раненую ногу и сморщился от боли. "Много ли на свете людей,- мрачно подумал он,- в которых попали из базуки, а они остались в живых?"

Сняв с подушки наволочку, он перевязал ногу, взял зеркальце для бритья, подошел к двери, встал на колени, выставил его на ковер и увидел...

Они разбили лагерь у сундучка. Крошечные солдатики сновали взад и вперед, устанавливали палатку, деловито разъезжали на "джипах". Над солдатом, которого Реншо ударил ногой, склонился врач. Оставшиеся восемь вертолетов охраняли лагерь, барражируя на высоте кофейного столика.

Неожиданно они заметили зеркальце. Трое пехотинцев встали и открыли огонь с колена. Через несколько секунд оно разлетелось.

НУ ЛАДНО, ПОГОДИТЕ.

Реншо взял с туалетного столика тяжелую коробку из красного дерева, которую подарили ему на рождество, взвесил ее в руке, подошел к двери, резко открыл ее и с размаху швырнул коробку, как бейсболист бросает мяч. Коробка сбила пехотинцев, как кегли. Один "джип" перевернулся два раза. Стоя в дверях, Реншо выстрелил и попал в солдата.

Но несколько пехотинцев уже пришли в себя и стреляли с колена: другие быстро попрятались.

Реншо выстрелил еще раз - мимо. Очень уж они маленькие! Но следующим выстрелом он уничтожил еще одного пехотинца.

Яростно жужжа, на него летели вертолеты, крошечные пульки попадали ему в лицо выше и ниже глаз. Реншо расстрелял два вертолета. От режущей боли ему застилало глаза.

Оставшиеся шесть вертолетов разделились на два звена и отступили. Рукавом он вытер кровь с лица и приготовился стрелять, но остановился. Пехотинцы, укрывшиеся в сундучке, что-то оттуда выкатывали. Похоже...

Последовала ослепительная вспышка желтого огня, и слева от Реншо полетела штукатурка.

РАКЕТНАЯ УСТАНОВКА!

Он выстрелил, промахнулся, повернулся, добежал до ванной в конце коридора и заперся там. Посмотрев в зеркало, он увидел обезумевшего в сражении индейца с дикими перепуганными глазами. Лицо индейца было в подтеках красной краски, которая натекала из крошечных, как перчинки, дырочек. Кожа на щеке содрана, на шее как будто борозду пропахали.

Я ПРОИГРЫВАЮ СРАЖЕНИЕ!

Дрожащей рукой он провел по волосам. Входная дверь отрезана, До телефона не добраться. Ракетная установка - прямое попадание, и ему голову оторвет.

ПРО НЕЕ ДАЖЕ НА КОРОБКЕ НАПИСАНО НЕ БЫЛО!

Из двери вылетел кусок дерева величиной с кулак. Маленькие языки пламени лизали рваные края дыры - он увидел яркую вспышку - они пустили еще одну ракету. В ванную полетели обломки, горящие щепки упали на коврик. Реншо затоптал их - через дыру влетели два вертолета, посылая ему в грудь пулеметные очереди.

С протяжным гневным стоном он сбил один рукой. Отчаяние подсказало выход - на второй Реншо накинул тяжелое махровое полотенце и, когда вертолет упал на пол, растоптал его.

ВОТ ТАК! ВОТ ТАК! ТЕПЕРЬ ОНИ ПРИЗАДУМАЮТСЯ!

Похоже, они действительно призадумались. В течение пятнадцати минут все было спокойно. Реншо сел на край ванны и принялся лихорадочно размышлять: должен же быть выход из этого тупика. Обязательно. Обойти бы их с фланга.

Он резко повернулся и посмотрел на маленькое окошко над ванной. Из этой ловушки есть выход.

Его взгляд упал на баллончик сжиженного газа для зажигалки. Реншо протянул за ним руку - и услышал сзади шуршание. Он быстро развернулся, вскинул револьвер, но под дверь подсунули всего лишь клочок бумаги. Щель настолько узкая, мрачно подумал Реншо, что в нее даже ОНИ не пролезут.

Крошечными буковками на клочке было написано: "СДАВАЙСЯ!"

Реншо угрюмо улыбнулся, положил баллон с жидкостью в нагрудный карман, взял с аптечки огрызок карандаша, написал на клочке: "ЧЕРТА С ДВА!": и просунул его обратно.

Мгновенно ему ответили ослепляющим ракетным обстрелом - Реншо отскочил от двери. Ракеты влетали через дыру и взрывались, попадая в стену, облицованную бледно-голубыми плитками, превращая ее в лунный пейзаж. Реншо прикрыл рукой глаза - горячим дождем шрапнели полетела штукатурка, прожигая его рубашку на спине.

Когда обстрел закончился, Реншо залез на ванну и открыл окошко. На него смотрели холодные звезды. За маленьким окошком узкий карниз, но сейчас нет времени об этом думать.

Он высунулся в окошко, и холодный воздух ударил в лицо. Реншо посмотрел вниз: сорок этажей. С этой высоты улица казалась не шире полотна детской железной дороги.

С легкостью тренированного гимнаста Реншо бросил свое тело вверх и встал коленями на нижнюю часть рамы. Если хоть один из этих слепней-вертолетиков сейчас влетит в ванную через дыру в двери и начнет стрелять, он, вероятнее всего, с криком полетит вниз.

Но ничего не случилось.

Он извернулся, просунул в окошко ногу и схватился за свес над ним. Мгновением позже Реншо стоял на карнизе.

Стараясь не думать об ужасающей бездне под ногами и о том, что будет, если вертолеты полетят за ним, Реншо медленно двигался к углу здания.

Осталось четыре метра... три... Ну вот, дошел. Он остановился, прижавшись грудью к стене, раскинув по ней руки, чувствуя баллон в нагрудном кармане и придающий уверенность вес револьвера за поясом.

Теперь надо обогнуть угол...

В девяти метрах терраса перед его гостиной...

Наконец он схватился руками за железные перила, украшенные орнаментом.

Реншо бесшумно залез на террасу, через стеклянную раздвижную дверь осторожно заглянул в гостиную. Они его не заметили.

Четыре пехотинца и вертолет охраняли сундучок. Остальные, наверное, с ракетной установкой расположились перед дверью в ванную.

Так. Резко ворваться в гостиную, уничтожить тех, что у сундучка, выскочить из квартиры, сесть в такси - и в аэропорт.

Он снял рубашку, оторвал длинный лоскут от рукава, смочил один его конец жидкостью из баллона, а другой запихал в баллон, достал зажигалку, поджег лоскут, с треском отодвинул стеклянную дверь и бросился внутрь.

Вертолет сразу пошел на него в атаку - как камикадзе. Реншо сбил его рукой.

Пехотинцы бросились в сундучок.

Все остальное произошло мгновенно.

Реншо швырнул загоревшийся и превратившийся в огненный шар баллон, мгновенно повернулся и рванулся к двери.

Он так и не успел понять, что произошло.

Раздался грохот, как будто стальной сейф швырнули с большой высоты. Все здание вздрогнуло...
***

Мужчина и женщина шли по улице. Они испуганно посмотрели вверх и увидели огромную белую вспышку - как будто сто фотоблицев сработали одновременно.

- Что это?- спросила его спутница.
- Кто-то сжег пробки,- сказал мужчина.

Какая-то тряпка медленно и лениво падала рядом с ними. Мужчина протянул руку, поймал ее:
- Господи, мужская рубашка, вся в крови и в маленьких дырочках.
- Мне это не нравится,- сказала женщина, нервничая.- Вызови такси, Раф.

Мужчина огляделся, подозвал такси. Машина остановилась, они побежали к ней и уже не видели, как у них за спиной приземлился еще и листок бумаги, на котором было написано:

ЭЙ, ДЕТИШКИ!
ТОЛЬКО В НЕСКОЛЬКИХ ВЬЕТНАМСКИХ СУНДУЧКАХ!
1 ракетная установка, 20 ракет "Твистер" класса "земля-воздух", 1 термоядерный заряд.
***

Этот рассказ не раз экранизировался: советский мультфильм "Сражение" (1986), первая серия сериала по С.Кингу - "Ночные кошмары и фантастические видения" (2006), фильм про похожие игрушки - "Солдатики" (1998).

ЕЩЕ ПАРА-ДРУГАЯ РАССКАЗОВ ПРО ТАНКИ-РОБОТЫ



ЮТ 11/68
СТЕФАН ВАЙНФЕЛЬД
ПОЕДИНОК
Перевод Э.Соркина

- Вот здесь, в этом пункте,- сказал капитан и ткнул пальцем в карту.

Но под его пальцем ничего не было, кроме далеко не тихого Тихого океана. А между тем судно подошло к покрытому скудной растительностью маленькому островку, по всей вероятности вулканического происхождения. У небольшого пляжа росло несколько пальм, дальше теснились невысокие скалы, покрытые редкой травой. Не трудно было догадаться, что недостаток пресной воды сделал остров безлюдным и голым.

Когда судно стало на якорь, матросы подложили цепи под один из двух огромных ящиков, возвышавшихся на палубе. Прозвучала отрывистая команда, заскрипел кран, ящик дрогнул, повис над бортом и плавно опустился на берег. Другой ящик последовал тем же путем. Затем по приказу капитана матросы поставили на ближайшем пригорке палатку, в тени которой разместились складной столик и два шезлонга. Туда же отнесли ящик со льдом и прохладительными напитками и кое-какие мелочи.

- Ну, вот и все,- сообщил капитан.
- Что ж, отлично,- отозвался тот из двух пассажиров, который был повыше.

Капитан знал о нем только то, что его звали Мартин. Именно с ним был заключен договор, по которому капитан обязался доставить обоих пассажиров с их странным багажом на безлюдный островок. Через сутки судно должно было вернуться и забрать их по пути в Чили. Дело было достаточно подозрительным, но надо заметить, что ни один из рейсов "Святой Жанны" не был кристально чистым. "Деньги не пахнут!" - имел обыкновение говаривать капитан, не подозревая, что этот девиз был известен чуть ли не две тысячи лет назад.

Мартин отсчитал деньги и вручил их капитану.

- Тут половина причитающейся вам суммы. Вторую получите завтра, когда придете за нами.

Капитан кивнул головой. У него не было поводов для подозрений, что его обманут. С этого островка было невозможно удрать.

Был полдень. С неба лились потоки солнечного зноя. Не чувствовалось никакого движения воздуха, и поэтому было трудно дышать. Мартин и его товарищ, которого звали Фретти, стояли на пляже и вглядывались в океан до тех пор, пока дым парохода не скрылся за горизонтом. Только после этого Фретти подошел к одному из ящиков.

- Пора!- сказал он и, открыв небольшую задвижку, всунул в отверстие руку и что-то там повернул. Мартин не спеша подошел к другому ящику и сделал то же самое. Затем, не обращая больше внимания на ящики, они пошли к палатке и расположились в шезлонгах.

На фоне однообразного шума прибоя отчетливо послышался треск. Это толстые доски одного из ящиков стали разламываться, как яичная скорлупа. Из ящика показалась сначала огромная стальная голова, а затем, хрустя гусеницами, выползло металлическое чудовище длиной в несколько метров. Примерно минуту оно не двигалось, но потом ожило и стало расти на глазах. Отдельные части чудовища, первоначально плотно прижатые, стали растягиваться наподобие гармошки. Голова, казавшаяся до этого большой, стала теперь непропорционально маленькой по сравнению с телом длиной метров в двадцать. Еще меньшими казались как бы скрытые от наблюдателя линзы телевизионных камер: две из них обращены были вперед, одна - назад. Длинный клюв, подвижный, гибкий и сильный хвост делали чудовище похожим на муравьеда, но две пары могучих лап, размещенных перед гусеницами на передней части корпуса, придавали машине сходство скорее с ископаемым ящером.

- Хорошо придумано!- похвалил Фретти.

Мартин равнодушно заметил:
- Если бы я его сейчас проектировал заново, то сделал бы совершенно иначе.

Тем временем с треском лопнул другой ящик, обнаружив свое устрашающее содержимое,- отвратительную конструкцию с куполом снабженным расположенными кругом объективами. Купол находился посредине короткого, покрытого панцирем туловища. Туловище, напоминая карикатурного насекомого, опиралось на десятка полтора суставчатых стальных лап, снабженных щипцами, пилами и другими приспособлениями неизвестного назначения. Уступая "муравьеду" в длине, "насекомое" явно превосходило его по высоте: телескопические лапы распрямились, купол поднялся над пляжем на высоту двухэтажного дома.

- На вашем месте я бы иначе разместил камеры. С такой высоты они не имеют достаточно хорошего обзора,- сказал Мартин.
- Ну, это мы еще посмотрим,- ответил Фретти.

Чудовища заметили друг друга и начали двигаться, как будто исполняя экзотический танец. Они кружили, сближались и отдалялись, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей. Уже стали незаметны движения отдельных лап, и только вспыхивающие блики солнца на металле говорили о точно скоординированной работе всех частей механизмов. Но вот насекомое напружило телескопические лапы, оттолкнулось ими, как кузнечик, от земли и очутилось у хвоста ящера-муравьеда. Две вооруженные щипцами лапы насекомого потянулись к хвосту, который внезапно завертелся с огромной скоростью. Если бы насекомое не отскочило поспешно назад, оно бы потеряло свое вооружение. Воспользовавшись этим, ящер-муравьед с неожиданной проворностью развернулся, чтобы оказаться головой к своему противнику.

Насекомое, отскакивая и снова накидываясь, старалось схватить ящера за хвост, лишив его подвижности, и тем самым обеспечить себе безопасность. Но так как сделать это ему никак не удавалось, насекомое изменило тактику и, вытянув одну лапу, опустило ее со всей силой на голову противника. Ящер-муравьед замер на мгновение, как боксер, оглушенный ударом. Насекомое, воспользовавшись моментом, размозжило объектив одной из передних камер металлического пресмыкающегося.

- Правильно сделано. Атакует управляющий центр,- прокомментировал Фретти.
- Не очень-то радуйтесь. Ящер имеет запасное логическое устройство, размещенное внутри корпуса, поэтому он может действовать даже при полном разрушении управляющего центра.
- Любопытно, как вы это сделали?- поинтересовался Фретти, вытирая платком лоб.
- Больше половины деталей, не считая корпуса, сделано из вернетита - специального сплава, имеющего механические свойства стали, а электрические - полупроводников. Именно поэтому машина своими рефлексами, реакциями, способностью к обучению и приспособляемостью аналогична примитивному животному.
- Я сделал иначе: изменил локальную микроструктуру кристаллической решетки материала, но результат тот же... Вы только посмотрите: идеально разработанная программа не могла бы дать таких эффектов!

Действительно, то, что происходило на пляже, удивительно напоминало борьбу зверей, объятых той решимостью, которая часто бывает вызвана смертельным страхом. Насекомое, которое уже потеряло одну пару своих клешней и две другие лапы, махало раздробленными обрубками, как будто ощущая боль и ужас. Но все же продолжало неустанно скакать, атакуя то голову, то хвост ящера, который вертелся вокруг, стараясь, несмотря на потерю одной из гусениц, не уступать противнику в подвижности. Насекомое замерло на мгновение, и в воздухе, наполненном до той минуты грохотом и лязгом металла, послышались следующие один за другим взрывы.

Поднятый вверх хвост ящера переломился посредине и с треском упал на землю. Насекомое прыгнуло, и ящер оказался под ним. Три лапы насекомого опустились на корпус ящера как раз около основания хвоста. Две лапы, заканчивающиеся длинными сверлами, прошли сквозь панцирь и пригвоздили ящера к земле, а третья, оказавшаяся молотом, стала бить по панцирю.

- Ну что ж, Мартин, ему уже недолго осталось жить,- проговорил Фретти.
- Борьба еще не закончена.

Снова прогрохотала серия взрывов, и оставшаяся половина хвоста ящера отломилась у самого основания. Но это уже не имело значения для ящера-муравьеда. Захватив корпус насекомого всеми четырьмя лапами, он приблизил к нему свой клюв, из которого внезапно появилась ослепительная электрическая дуга. Было видно, как в панцире насекомого появляется проплавленная щель, образующая постепенно четырехугольник...



Фретти, внезапно побледневший, закрыл глаза. Открыть их его заставил резкий треск. Это одна за другой отвалились четыре лапы насекомого. Не выдержав больше тяжести противника, оно рухнуло на землю.

На песок стали падать куски расплавленного металла. Ящер разрезал насекомое на части, как будто решил полностью увериться, что противник уже не встанет.

Потом ящер-муравьед поднял голову и огляделся. Когда фигуры людей попали в поле зрения линзы его единственной, оставшейся целой камеры, ящер поднялся на лапах и начал медленно взбираться на пригорок, приближаясь к палатке. Фретти вскочил и с криком ужаса побежал в глубь острова. Мартин продолжал сидеть с бутылкой в руке, хохоча во все горло. Отбежав метров на сто, Фретти спрятался за ствол пальмы и, тяжело дыша, стал наблюдать за чудовищем. То, не обращая внимания на беглеца, продолжало двигаться к уже недалекой цели - человеку, спокойно сидящему в шезлонге.

Мартин по-прежнему держал в руке стакан, но уже больше не смеялся. Почему эта бестия не поворачивает? Отчего не гонится за Фретти? Почему вид его, Мартина, не вызывает рефлекса послушания и покорности?

- Бегите, Мартин!- Фретти высунулся из-за своей пальмы и кричал, махая руками.- Бегите, он вас не узнает, он нападает на всех!

Мартин вскочил, перевернув шезлонг, и побежал что было сил. Ящер-муравьед, переваливаясь с боку на бок, пополз за ним. Когда Мартин добежал до пальмы, Фретти уже карабкался по ее стволу.

- Слезайте, Фретти, это не имеет смысла.
- Он меня здесь не достанет!
- Если он свалит пальму, то вы уже от него не убежите! Быстрее на скалу, может быть, он не сможет на нее взобраться!

Фретти соскочил вниз, и они побежали к небольшой скале, круто обрывающейся в море. Еще бы немного, и они были бы настигнуты ящером, который по пятам следовал за ними. Лежа на краю скалы, люди с высоты полутора-двух десятков метров наблюдали за чудовищем, которое ворочалось у подножия.

- Пока мы в безопасности,- прошептал обессиленный Фретти.
- Пока, а что дальше?
- Не хотите ли вы мною пожертвовать для спасения собственной жизни?
- Мы оба находимся в одинаковом положении,- заметил Мартин.
- Ну, конечно, он охотится за нами обоими. Пожмем друг другу руки. Он нас помирил...- раздраженно пробормотал Фретти.- Так, а что нам теперь делать?
- Ничего. Мы здесь в безопасности.
- Ну и что из того? Сколько времени мы будем торчать на скале? Пока не сдохнем с голода?
- Утром придет "Святая Жанна"... Хотя... Вот проклятие, ведь это нам ничего не даст!- сообразил Мартин.- Эта бестия ни нам не позволит убежать, ни им - высадиться.
- Капитан сразу же отчалит, как только увидит, что здесь происходит. Даже если мы потом и обезвредим прохвоста, то все равно останемся тут заживо погребенными.
- Отсюда вывод: мы должны его ликвидировать без промедления, до наступления темноты. Ночью он видит лучше нас, поэтому у него будет больше преимуществ, чем сейчас.
- Что же делать?
- У нас единственная возможность - вывести из строя блок питания.

Они вполголоса обсудили детали предстоящей операции. Прошло еще несколько минут. Больше нельзя было медлить. Фретти встал и прошел несколько десятков шагов, стараясь не глядеть на ящера. Наконец решившись, Фретти стал съезжать по склону вниз. Чудовище заскрежетало гусеницей и двинулось в погоню за человеком, отсекая ему путь к возвращению. Фретти побежал в сторону пляжа. Оторвавшись от своего преследователя метров на двести, он остановился, чтобы отдышаться и сориентироваться в обстановке. Страх сковал Фретти. Он не мог ни бежать дальше, ни собраться с мыслями. "Неужели он решил мною пожертвовать? Этот мерзавец на все способен! Но это же не имеет смысла, он себя так не спасет. Спускается! Спускается со скалы!.."

Через минуту Фретти почувствовал огромное облегчение: он увидел, как Мартин начал подкрадываться к ящеру. Снова отбежав от чудовища на безопасное расстояние, Фретти приостановился и посмотрел назад. Мартин догнал ящера и по неподвижной гусенице взобрался на его спину.

Ящер заметил другого человека и старался повернуться, чтобы его схватить. Но у него ничего не получалось. Мартин сидел на ящере как на коне и, опираясь руками, постепенно передвигался в направлении отверстия, образовавшегося в месте крепления хвоста. Механическое чудовище, помогая себе всеми четырьмя лапами, безуспешно пыталось развернуться на одном месте. Человек исчез внутри корпуса. Фретти посмотрел на часы. "Если через пять минут я оттуда не выйду,- сказал ему Мартин,- спасайся как можешь".

Страх у Фретти прошел, так как ящер не обращал на него внимания: ведь другой, находящийся ближе человек исчез из его поля зрения. Чудовище крутилось и изгибалось, как щенок, занятый только собой. Прошли три минуты... четыре... "Уже должен выйти... заканчивается пятая минута... ЧТО ОН ТАМ ДЕЛАЕТ?"

Ящер-муравьед по-прежнему старался свернуться в кольцо.

Фретти схватил металлический стержень - какой-то остаток от ноги насекомого - и осторожно приблизился к ящеру. Тот, помогая себе лапами, вертелся, не реагируя на человека.

"Вообще-то я мог бы спокойно дождаться "Святой Жанны", не подвергая лишней опасности свою шкуру. Был бы хоть он моим лучшим приятелем, а так... Тем более что все равно ему уже не поможешь..." - размышлял про себя Фретти и все-таки влезал, так же как и Мартин, по неподвижной гусенице на спину ящера. Затем, сжимая стержень в руке, подобрался к отверстию и с трудом спустился внутрь. Здесь было темно, жарко, душно. Обливаясь потом, протискиваясь между деталями и конструкциями, Фретти, наконец, добрался до помещения, где в слабом, проникающем сверху свете виднелись очертания металлических шкафов. "Это, должно быть, энергетический центр",- решил Фретти. Споткнувшись о что-то мягкое, он скорее догадался, чем увидел, что это тело Мартина, Стараясь его поднять, Фретти отбросил в сторону металлический стержень. И вдруг его ослепила вспышка нестерпимо яркого света. Раздалось оглушительное шипение. Фретти на минуту окаменел от страха. В голове проносились отрывочные мысли: "Электрическая дуга! Я устроил короткое замыкание! Почему он не изолировал провода? Спекусь я тут живьем!.."

В панике, спотыкаясь, Фретти бросился к выходу. Перед ним мчалась его угловатая тень, деформированная причудливыми конструкциями корпуса. Шипение не прекращалось. Фретти повернул голову в ту сторону и старался хоть что-то увидеть в этом ослепительном голубом свете. Там лежал Мартин. Фретти сделал неуверенный шаг к электрической дуге и затем, внезапно решившись, быстро подбежал к своему сопернику, схватил его под мышки и потащил по узкому проходу.



Ему казалось, что он никогда отсюда не выберется. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки. Думать он уже не мог. Только знал, что нужно тащить это тело к выходу. А за спиной по-прежнему угрожающее шипение и резкий свет дуги. Как бесконечно долго это длится!

Потом, уже свалившись с Мартином с гусеницы на землю, Фретти сообразил, что все происходило в течение буквально нескольких десятков секунд, самое большее - нескольких минут.

Чудовище уже не двигалось, в его развороченном нутре продолжало что-то вспыхивать. Инстинктивно стремясь к безопасности, Фретти поковылял дальше, волоча очевидно потерявшего сознание Мартина.

Наступила ночь, как всегда в этих широтах, внезапно, без сумерек. Фретти, опустошенный, изнемогающий от усталости, остановился и ни с того ни с сего подумал: "Какой черной стала морская вода!" А потом он увидел отблеск яркой вспышки и услышал прогрохотавший взрыв. Стало совершенно темно. И очень тихо.

А через некоторое время взошла луна. Она осветила темное море, серебристую пену волн, накатывающихся на пляж, растерзанные остовы механических чудовищ и фигуры двух обессиленных, но победивших людей.



***

"Юный Техник", говорите? ТЕМА #59, АБЗАЦ #606

ИСКАТЕЛЬ 4/85
Уолтер М. МИЛЛЕР-младший
Я ТЕБЯ СОЗДАЛ
Рисунок Р.Авотина
Перевод В.Ельникова

Он все-таки отделался от противника, но и сам был измотан до предела. Он устроился на утесе и дежурил всю ночь напролет. Изможденный, почти ко всему безразличный, израненный. Он замер, а его огромное, подобное блюду ухо медленно вращалось, исследуя поверхность планеты и черное небо. Ничто на планете не двигалось, за исключением одного неуничтоженного мелкого объекта, скребущегося сейчас в пещере. Это хорошо, когда ничто не двигается. Ненавидеть звук и движение было частью его естества. Вот только с этой отвратительной штукой в пещере до наступления рассвета покончить не было никакой возможности. Она бормотала там, в скалах:
- Помогите мне! Или все умерли? Вы что, не слышите меня? Я Сойер... Сойер вызывает кого-нибудь!.. Сойер вызывает кого-нибудь!..

Бормотание было беспорядочным, неровным. Холод просачивался повсюду. Солнце зашло, и на двести пятьдесят часов воцарилась почти непроглядная тьма. Ее нарушал тусклый свет ближайшей планеты да блеск звезд...

...Враг предпринял атаку на его владения после полудня - вторгся нагло, без каких-либо обманных маневров или оскорбительного и ненужного обстрела. Он, разумеется, уничтожил - быстро и без труда - вначале большого и громоздкого врага, передвигавшегося на гусеницах, а затем уже мелких, россыпью бросившихся прочь из его обширного чрева. Истребил их спокойно и методично одного за другим. Лишь одному, последнему, удалось добраться до пещеры и скрыться в глубоком туннеле за расщелиной.

Теперь он ожидал - враг должен был появиться сам. С удобной позиции на вершине утеса местность просматривалась на многие мили вокруг - кратеры, расщелины, бесплодная пыльная пустыня, простиравшаяся к западу, угловатые очертания Святилища около башни, являвшейся центром мира.

Пещера находилась у подножия утеса всего в тысяче ярдов от места, где он сидел. Так что ему достаточно было держать вход в пещеру под прицелом своих пулеметов и катапульт, лишив укрывшегося там врага единственной возможности улизнуть.

Он выдерживал несвязные бормотания в эфире так же стойко, как переносил боль своих ран. Вот уже в течение многих восходов боль не ослабевала - раны не заживали.

- Полковник Обри, это Сойер. Ответьте!.. Я нахожусь в ловушке на складе обеспечения. Все остальные погибли. Он атаковал, как только мы приблизились. Обри от Сойера... Обри от Сойера... Слушайте... У меня остался только один баллон кислорода - вы слышите?! Только один!!! Полковник, ответьте мне!!!

Вибрация в скале - больше ничего,- лишь она нарушала священный покой мира, который Он охранял. Противник был уничтожен. Остался лишь этот агрессивный моллюск в пещере. Но так или иначе, враг нейтрализован и не двигается...

Он ненавидел ночь, ибо она лишала пищи его батареи. В течение дня Он жадно поглощал солнечные лучи, набираясь сил для долгого бдения в темноте, но, когда наступал закат, снова терял силы, и голод был самым острым из его чувств. Хорошо еще, что эта ночь выдалась спокойной, мирной. Можно было сберечь энергию и защитить свои агрегаты от холода. Ведь стоит ему проникнуть через слои теплоизоляции, термические датчики начнут обжигать мозг сигналами предупреждений, и тогда страдания станут уже невыносимыми. У него остались лишь две радости: бой и алчное поглощение энергии солнца.

Защитить Священное Место, восстановить покой мира, убить врага было наслаждением битвы. Это чувство могло умереть только с ним самим...

- Помогите мне!.. Помогите мне!.. Я капитан Джон Харбин Сойер из Корпуса Автокиберов, секция обучения и программирования, участник Шестнадцатой Лунной Экспедиции по спасению. Неужели на Луне нет никого живого? Слушайте меня!.. Я болен... Я нахожусь здесь уже бог знает сколько дней... в скафандре... Он весь провонял насквозь... Вы когда-нибудь жили в скафандре несколько дней?..

...Если враг проникал в периметр зоны, его следовало уничтожить - это было главной истиной, которую он постиг. Только целители могли, ничего не опасаясь, передвигаться по всей охраняемой им территории, но они больше не приходят. Он не мог ни вызвать их, ни даже отличить от врагов, узнать, потому что был ранен.

Через час враг в пещере начал двигаться. Он услышал слабые шаркающие звуки, которые проникали сквозь скалы. Автоматически включились более чувствительные датчики и определили направление звука - враг медленно направлялся к выходу из пещеры. Он навел легкий пулемет на черное отверстие у подножия залитого земным светом утеса, выпустил очередь трассирующих пуль и увидел, как они ярко и беззвучно рассыпались вокруг входа.

- Грязный ублюдок, оставь меня в покое! Чертов молох, я же Сойер!.. Неужели ты не помнишь? Я тренировал тебя десять лет назад. До меня ты был несмышленым новобранцем, просто немым автокибером-новобранцем... который обладал огневой мощью полка. Дай мне пройти!..

Враг снова пробирался к выходу. И снова беззвучная очередь пулеметного огня лизнула вход в пещеру.

Скала опять завибрировала:
- Я твой друг. Война кончилась. Уже несколько месяцев назад... земных месяцев. Неужели ты не понимаешь этого, Ворчун! "Ворчун" - так мы назвали тебя в те дни, когда ты был новобранцем,- до того, как научили тебя убивать... Ты - мобильный автокибер огневого управления... Ворчун, неужели ты не узнаешь своего папу, сынок?

Вибрация раздражала все больше. Разгневавшись, Ворчун развернулся на утесе, совершив массивным телом грациозный маневр. Урча моторами, съехал на равнину, снова развернулся, тяжело покатился вдоль склона, пересек площадку и притормозил в пятидесяти ярдах от входа в пещеру. Гейзеры пыли взметнулись из-под его гусениц и упали, как капли воды в безвоздушной ночи. Он снова прислушался. В пещере было тихо.

- Отойди, сынок,- возобновилась вибрация. - Дай папочке уйти с миром...

Он нацелил легкий пулемет в центр черного отверстия пещеры и выпустил две сотни трассирующих. Подождал. Внутри ничего не двигалось. Он заколебался: не использовать ли радиационную гранату? Но раздумал - его арсенал быстро истощался,- развернулся и тяжело покатил назад вдоль равнины, чтобы продолжить наблюдение с утеса. Отдаленное движение за пределами второй половины мира, отзвуки которого были почти на пределе чувствительности датчиков, привлекло его внимание. Но пока оно было слишком отдаленным, чтобы тревожиться.

Штуковина снова заскреблась в пещере.

- Меня задело, ты слышишь?.. Меня задело... Куском разбитой скалы... Всего лишь маленькая утечка, но заплата не держит... Мой скафандр!.. Обри от Сойера... Обри от Сойера... Центру управления и базе контроля от Лунохода-шестнадцать... Примите сообщение... Нужно изменить ход операции... Меня подстрелили... Помогите!..

Вибрация снова перешла в хныкающие звуки. Он расположился на утесе. Его активаторы отдыхали в бездействии, которое было полно терзающей боли. Ворчун терпеливо дождался рассвета.

Звуки движения на юге нарастали. Они приближались к внешней границе его мира. Вскоре звуки начали раздражать наиболее чувствительные из датчиков. Из живота автокибера беззвучно появился бур, глубоко ввинтился в скалу, затем снова исчез. Ворчун, опустив сверхчувствительный датчик в скважину, тщательно вслушивался.

Слабое мурлыканье в скале смешивалось с хныканьем из пещеры. Он сравнил мурлыканье с записями из блока памяти. Сомнений не было - звуки исходили от движущегося сюда объекта. Он попытался послать импульс-запрос: "Свой или чужой?", но запрашивающее устройство не работало. По инструкции в этом случае движение надлежало расценивать как приближение врага. Но пока враг находился вне досягаемости его оружия.

- Луноходу-шестнадцать от командного вездехода... Дайте нам сигнал!.. Конец передачи... Прием...

Ворчун ждал ответа из пещеры - он знал, что подразделения врагов часто обменивались между собой похожими вибрациями. Но ответа не последовало. Вероятно, длинноволновое излучение не могло проникнуть в пещеру.

- Спасатель-шестнадцать, говорит командный вездеход Обри... Я полагаю, ваше радиооборудование неисправно. Если слышите нас, имейте в виду: мы остановимся в пяти милях от отрога и выпустим автоматическую ракету в зону Ред-ред. Головка представляет собой радиосонарный передатчик. Если у вас действует сейсмиттер, передатчик сможет служить нам промежуточной станцией. Прием!

Не обращая внимания на продолжающуюся вибрацию, он привел в готовность все боевые средства, констатировав досадную нехватку энергии. Вызвал глаз дальнего оповещения и минут десять дожидался, пока тот, подобно крабу, выбрался из Священного Места, чтобы занять наблюдательный пост около входа в пещеру. Если существо, засевшее там, постарается выбраться, он заметит это и успеет уничтожить остатки врага из миномета дальнего боя.

Мурлыканье становилось все громче. Готовясь к сражению, он снова скатился с утеса и на крейсерской скорости двинулся к югу, мимо выпотрошенного остова лунохода, перевернутого вверх гусеницами. Взрыв раскроил эту машину размером с товарный вагон пополам. Остатки нескольких двуногих разновидностей врага были разбросаны вокруг - крохотные поломанные вещицы в слабом земном свете...



Неожиданно горизонт на юге озарился яркой вспышкой. Крохотная точка огня рванулась вверх, дугой пересекая небосвод. Ворчун резко затормозил, чтобы рассчитать ее траекторию. Ракета. Она приземлится где-то в восточной части зоны Ред-ред. Он не успевал сбить ее.

Внезапно ракета замедлила полет, совершила мягкую посадку. В месте приземления взрыва не последовало. Тем не менее Ворчун вызвал еще одно передвижное ухо и послал его к ракете, а сам продолжил путь к южной границе охраняемого периметра.

- Спасатель-шестнадцать, вас вызывает вездеход Обри,- уловил он вибрацию на длинных волнах. - Мы только что выслали радиорелейную станцию связи в зону Ред-ред. Если вы находитесь не далее пяти миль от нее, должны нас слышать...

Почти немедленно последовал ответ из пещеры, который был принят передвижным ухом, слушавшим грунт около башни.

- Слава богу! Наконец-то, слава богу!..

Ворчун снова остановился, смутившись на мгновение. Он намеревался катапультировать мощный заряд через разрушенную равнину в точку приземления ракеты. Но оттуда не поступало сведений о каких-либо перемещениях, а следовательно, главную опасность представлял враг на юге.

- Спасателю-шестнадцать от Обри. Я едва слышу вас. Кто это, Кархилл?
- Обри!.. Голос, настоящий голос... Или я схожу с ума?..
- Шестнадцатому от Обри. Шестнадцатому от Обри. Прекратите бормотать и ответьте, кто говорит! Что там случилось? Вы уже отключили Ворчуна?

Последовала долгая пауза, прерываемая всхлипываниями, а затем едва слышно:
- О’кэй, сэр, я взял себя в руки. Погибли... они все погибли, кроме меня... Это действительно вы, Обри?
- Да, Сойер, вам не мерещится. Мы пересекаем зону Ред-ред на вездеходе. Доложите ситуацию. Мы не можем связаться с вами уже несколько дней.
- Ворчун дал нам возможность продвинуться на десять миль в глубь зоны, а затем накрыл нас зарядом из катапульты.
- Ваша система опознавания "свой-чужой" работала?
- Наша работала. Но у Ворчуна нет! Он взорвал луноход и ранил четверых. Он... он... Полковник, вам никогда н приходилось видеть, как тяжелый танк преследует мышь?
- Прекратите, Сойер! Еще одна шутка - и я живьем спущу с вас шкуру.
- Заберите меня отсюда!.. Моя нога!.. Заберите меня!..
- Если сможем. Опишите обстановку на данный момент во всех деталях.
- Моя нога... Меня слегка зацепило, я вынужден был накачать в скафандр воды и заморозить ее. Сейчас моя нога мертва. Долго я протянуть не смогу...
- Обстановку, Сойер, обстановку, а не ваши боли и переживания!..

Вибрация продолжалась, но Ворчун больше не обращал на нее внимания. Здесь, на освещенном Землей холме, в нем клокотала ярость. У подножия холма лежала граница периметра, но даже здесь он ощущал тревожные импульсы, исходящие от башни, расположенной в тридцати километрах за ним, в самом центре мира. Он был связан с башней неразрывно и в буквальном смысле слова пожизненно. Стоит врагу пересечь границу периметра, как связь расстроится, последует ослепляющая боль и взрыв.
Враг теперь двигался медленнее, осторожно направляясь в сторону. Было бы несложно уничтожить его одним ударом, если бы не кончился запас ракет. Дистанция броска катапульт ограничивалась двадцатью пятью километрами. Теоретически легкие пулеметы тоже могут поразить цель, но с такого расстояния точность попадания весьма мала. Следует подождать, когда враг подойдет поближе.

- Слушайте, Сойер, если система Ворчуна "свой-чужой" не работает, почему же тогда он не открывает огонь по нашему вездеходу?
- Это трюк, на который попались и мы, полковник... Мы вошли в зону Ред-ред, и ничего не случилось. Или у него не осталось дальнобойного оружия, или он хитрит, заманивая в ловушку. А быть может, и то и другое.
- М-м-м-м! Тогда нам следует остановиться здесь и придумать что-нибудь новенькое.
- Слушайте. Вы можете сделать только одно: вызовите управляемую ракету с базы.
- Уничтожить Ворчуна? Вы в своем уме, Сойер? Если Ворчун выйдет из строя, вся зона подземных сооружений взлетит в воздух! Согласно инструкции... Чтобы они не попали в руки врага. Вы же это знаете...
- Думаете, меня это очень волнует?
- Не кричите, Сойер. Эти подземные разработки - самая ценная собственность на Луне,- Мы не можем позволить себе потерять их. Именно по этой причине здесь был установлен Ворчун. Если это произойдет, я предстану перед военным трибуналом еще до того, как приземлятся обломки.

В ответ донеслись рычание и всхлипывания.

- Восемь часов кислорода... Восемь часов, вы слышите? Обри, поганый ублюдок, сделайте же что-нибудь...

Враг остановился на расстоянии двадцати восьми километров к югу от холма, где расположился Ворчун. Всего в трех тысячах метров за пределами досягаемости его катапульт.

Автокибер метался по холму, пытаясь дать выход клокотавшей в нем ярости и ненависти. Зрелище походило на танец чудовищного монстра. Куски скал рушились под ним и скатывались вниз, вздымая фонтаны пыли в долине. Один раз он, не выдержав, рванулся было к границе зоны и вернулся назад только потому, что боль стала непереносимой. Затем снова замер на холме, чувствуя слабость от нехватки энергии.

Ворчун решил проанализировать все заново, и наконец в его мозгу созрел план. Включив моторы, он медленно развернулся на вершине и величаво, с достоинством покатился вниз по северному склону. Проехав полмили, притормозил и медленно втиснул свое массивное тело в расщелину, где хранились аварийные запасы энергии.

Ворчун полностью опустошил запас заправщика - для осуществления его рискованного и хитроумного плана был важен каждый эрг энергии. Завтра, когда с врагом будет покончено, он оттащит энергозаправщик к главному кабелю для зарядки. Вставшее солнце запустит генераторы, и в энергии не будет недостатка. Но сейчас нужен каждый ее глоток.

- Не знаю, что могу для вас сделать, Сойер. Я не могу взять на себя ответственность уничтожить Ворчуна, а на Луне нет другой команды специалистов по автокиберам. Я запрошу Землю, чтобы прислали новых специалистов. А до тех пор я не могу послать людей в зону - Ворчун остается боевым автокибером, и это было бы равносильным убийству.
- Во имя всего святого, полковник...
- Слушайте, Сойер, вы же специалист по автокибернетике. Вы помогали обучать и тренировать Ворчуна. Неужели не можете придумать пути остановить его, не уничтожая зону разработки?..

Ворчун закончил зарядку и выбрался из расщелины. Он продвинулся на несколько ярдов к западу так, чтобы между ним и холмами на краю периметра была ровная часть поверхности без трещин. Здесь он остановился, включил несколько передвижных ушей, чтобы с их помощью как можно точнее определить местонахождение врага. Вибрации продолжались...

- Ну, Сойер?..
- Моя нога! Я так долго не протяну...
- Что ж, давай поговорим об этом...
- Нужно уничтожить его систему дистанционного снабжения энергией...
- Сколько это потребует времени?
- Несколько часов - после того, как вы найдете все пульты дистанционного питания и взорвете их.

Ворчун тщательно анализировал сообщения передвижных ушей и рассчитывал точную позицию. Вездеход врага находился в 2.7 километра за пределами досягаемости его катапульт - так следовало из таблиц, составленных по расчетам создателей. Но и создатели могли ошибиться. Они - люди. А он - самая совершенная из всех мыслящих машин. Самообучающаяся и безотказная.

Ворчун установил мощный заряд на метатель катапульты. Вопреки инструкции создателей он оставил его пристегнутым к концу оси. Это вызовет боль. Но это же удержит сверхбомбу от движения в течение нескольких микросекунд после того, как замкнется цепь - пока магнитное поле еще нарастает и не достигло полной мощности. Последняя - решающая - возможность придать хоть немного дополнительной энергии снаряду в момент броска. Эта хитрость была придумана им самим и превосходила расчеты самих создателей.

- Что ж, Сойер, если вы не можете придумать ничего другого...
- Вызовите радиоуправляемую ракету! Вы что, не можете понять этого, Обри?! Ворчун уничтожил восемь человек из вашей команды!..
- Вы сами научили его, как это делать, Сойер...

Наступила долгая и зловещая пауза. На равнине к северу от холмов Ворчун тщательно установил угол прицела, переключил огневое управление на гироскоп и приготовился к изобретенной им "атаке с ходу". Создатели, несомненно, были глупее его - они рассчитывали максимальную дальность орудия, находившегося в неподвижном состоянии...

Ворчун включил моторы и двинулся по направлению к холму, набирая скорость. Моторы взвыли от напряжения. Расчетная скорость была достигнута у подножия холма. Передние колеса резко пошли вверх. Когда катапульта наклонилась для корректировки угла атаки, гироскоп замкнул цепь.

...Всплеск энергии. Мощный кулак поля схватил сверхбомбу, оторвал ее от метателя и швырнул в направлении врага. Ворчун плавно затормозил на вершине холма. Он сделал все, что мог. И сделал первоклассно.

- Слушайте, Сойер. Мне очень жаль, но я ничего...

Голос врага внезапно оборвался. Яркая вспышка озарила горизонт и тут же погасла. Ворчун ждал.

Звуковая волна пришла сквозь скалистую почву. Пять передвижных ушей передали данные о месте взрыва. Он тщательно проанализировал их. Взрыв произошел менее чем в пятидесяти метрах от вездехода врага.

Удовлетворенный автокибер лениво развернулся на вершине и покатился на север, к центру мира. Все было хорошо.

- Обри, связь прервалась,- бормотал враг в пещере. - Вызовите меня, ублюдок, вызовите меня... Я хочу быть уверенным, что вы меня слышите...

Ворчун чисто случайно записал ничего не значащий шум этой до сих пор вибрирующей штуковины в пещере, изучил его и передал в эфир на длинноволновой частоте.

Сейсмиттер поймал шум и воспроизвел на той же частоте, что и вибрация в скалах.

Штуковина в пещере закричала. Ворчун вновь записал шум и передал его в эфир несколько раз.

- Обри!.. Обри, где вы?! Обри! Не покидайте меня, не оставляйте меня здесь одного!..

Существо в пещере замолчало.

Была мирная ночь. Звезды ослепительно сверкали на темном небе, и призрачную равнину заливал голубой свет от туманного полумесяца в небе. Ничто не двигалось. Хорошо, когда ничего не движется. Священное Место мирно покоилось в этом безвоздушном мире.

Потом враг в пещере зашевелился. Так медленно, что Ворчун едва уловил звук. Существо выбралось к входу и лежало, уставившись на стальную тушу, возвышавшуюся над ним. Еле слышная вибрация пробежала по скалам:
- Я тебя создал, неужели ты не понимаешь? Я человек, я создал тебя...

Волоча ногу, "человек" выбрался наружу, откуда была видна Земля, и повернулся к затуманенному полумесяцу в небе.

Вскипая яростью, Ворчун развернулся и опустил черное жерло гранатомета.

- Я тебя создал... - вновь донесся ничего не значащий для него шелест.

Ворчун ненавидел шум и движение. С тех пор как его этому обучили, ненависть к ним стала частью его естества Сердито рявкнул гранатомет...

И благословенный покой окончательно воцарился до конца ночи.

ЗНАНИЕ - СИЛА 11/58
АНАТОЛИЙ ДНЕПРОВ
КРАБЫ ИДУТ ПО ОСТРОВУ

#1
- Эй, вы там, осторожнее!- прикрикнул Куклинг на матросов.

Они стояли по пояс в воде и, перевалив через борт шлюпки небольшой деревянный ящик, пытались протащить его по краю борта.

Это был последний ящик из тех десяти, которые привез на остров инженер.

- Ну и жарища! Пекло какое-то!- простонал он, вытирая толстую красную шею пестрым платком. Затем снял мокрую от пота рубаху и бросил ее на песок.- Раздевайтесь, Бад, здесь нет никакой цивилизации.

Я уныло посмотрел на легкую парусную шхуну, медленно качавшуюся на волнах километрах в двух от берега. За нами она вернется через двадцать дней. Не раньше и не позже...

- И на кой черт нам понадобилось с вашими машинами забираться в этот солнечный ад?- сказал я Куклингу, стягивая одежду.- При таком солнце завтра в вашу шкуру можно будет заворачивать табак.
- Э, неважно. Солнце нам очень пригодится. Кстати, смотрите, сейчас ровно полдень, и оно у нас прямо над головой.
- На экваторе всегда так,- пробормотал я, не сводя глаз с "Голубки".- Об этом написано во всех учебниках географии.

Подошли матросы и молча стали перед инженером. Он неторопливо достал пачку денег.

- Хватит?- спросил он, протянув им несколько бумажек.

Один из них кивнул головой.

- В таком случае вы свободны. Можете возвращаться на судно. Напомните капитану Гейлу, что мы ждем его через двадцать дней... Приступим к делу, Бад. Мне не терпится начать.

Я взглянул на него в упор:
- Откровенно говоря, я не знаю, зачем мы сюда приехали. Я понимаю, там, в адмиралтействе, вам, может быть, было неудобно мне обо всем рассказывать. Сейчас, я думаю, это можно.

Куклинг скорчил гримасу и посмотрел на песок.

- Конечно, можно. Да и там я бы вам обо всем рассказал, если бы было время...

Я почувствовал, что он лжет, но ничего не сказал. А Куклинг стоял и тер жирной ладонью багрово-красную шею.

Я знал, что так он делал всегда, когда собирался солгать.

Сейчас меня устраивало даже это.

- Видите ли, Бад, дело идет об одном забавном эксперименте для проверки теории этого... как его...- Он замялся и испытующе посмотрел мне в глаза.
- Кого?
- Ученого англичанина... Черт возьми, из головы вылетела фамилия. Впрочем, вспомнил: Чарлза Дарвина...

Я подошел к нему вплотную и положил руку на его голое плечо:
- Послушайте, Куклинг, вы, наверно, думаете, что я безмозглый идиот и не знаю, кто такой Чарлз Дарвин! Перестаньте врать и скажите толком, зачем мы выгрузились на этот раскаленный клочок песка среди океана. И прошу вас, не упоминайте больше Дарвина.

Куклинг захохотал, раскрыв рот, полный искусственных зубов. Отойдя в сторону шагов на пять, он сказал:
- И все же вы болван, Бад. Именно Дарвина мы и будем здесь проверять.
- И именно для этого вы притащили сюда десять ящиков железа?- спросил я, снова подходя к нему. Во мне закипела ненависть к этому блестевшему от пота толстяку.
- Да,- сказал он и перестал улыбаться.- А что касается ваших обязанностей, то вам прежде всего нужно распечатать ящик номер один и извлечь из него палатку, воду, консервы и инструмент, необходимый для вскрытия остальных ящиков.
Куклинг заговорил со мной так, как говорил на полигоне, когда меня с ним знакомили. Тогда он был в военной форме. Я тоже.

- Хорошо,- процедил я сквозь зубы и подошел к ящику номер один.

Большая палатка была установлена прямо здесь, на берегу, часа через два. В нее мы внесли лопату, лом, молоток, несколько отверток, зубило и другой слесарный инструмент. Здесь же мы разместили около сотни банок различных консервов и контейнеры с пресной водой.

Несмотря на свое начальственное положение, Куклинг работал как вол. Ему действительно не терпелось начать дело. За работой мы не заметили, как "Голубка" снялась с якоря и скрылась за горизонтом.

После ужина мы принялись за ящик номер два. В нем оказалась обыкновенная двухколесная тележка, вроде тех, которые применяются на перронах вокзалов для перевозки багажа.

Я подошел к третьему ящику, но Куклинг меня остановил:
- Давайте сначала посмотрим карту. Нам придется весь остальной груз развезти по разным местам.

Я удивленно на него посмотрел.
- Так надо для эксперимента,- пояснил он. Остров был круглый, как опрокинутая тарелка, с небольшой бухтой на севере, как раз там, где мы выгрузились. Его окаймляла песчаная полоса шириной около пятидесяти метров. За поясом прибрежного песка начиналось невысокое плато, поросшее каким-то высохшим от жары низкорослым кустарником.

Диаметр острова не превышал трех километров. На карте значились несколько отметок красным карандашом: одни - вдоль песчаного берега, другие - в глубине.

- То, что мы откроем сейчас, нужно будет развезти вот по этим местам,- сказал Куклинг.
- Это что - какие-нибудь измерительные приборы?
- Нет,- сказал инженер и захихикал. У него была противная привычка хихикать, если кто-нибудь не знал того, что знал он.

Третий ящик был чудовищно тяжелый. Я думал, что в нем заколочен массивный заводской станок. Когда же отлетели первые доски, я чуть не вскрикнул от изумления. Из него повалились металлические плитки и бруски различных размеров и форм: ящик был плотно набит металлическими заготовками.

- Можно подумать, что нам придется играть в кубики!- воскликнул я, перекидывая тяжелые прямоугольные, круглые и шарообразные металлические слитки.
- Вряд ли,- ответил Куклинг и принялся за следующий ящик.

Ящик номер четыре и все последующие, вплоть до девятого, оказались наполненными одним и тем же - металлическими заготовками.

Эти заготовки были трех видов: серые, красные и серебристые. Я без труда определил, что они были из железа, меди и цинка.

Когда я принялся за последний, десятый ящик, Куклинг сказал:
- Этот вскроем тогда, когда развезем по острову заготовки.

Три последующих дня мы с Куклингом на тележке развозили металл по острову. Заготовки мы высыпали небольшими кучками. Некоторые оставались прямо на поверхности, другие по указанию инженера я закапывал. В одних кучках были металлические бруски всех сортов, в других - только одного сорта. Когда все это было сделано, мы вернулись к нашей палатке и подошли к десятому ящику.

- Вскройте, только осторожнее,- приказал Куклинг.

Этот ящик был значительно легче других и меньше размером.

В нем оказались плотно спрессованные древесные опилки, а посредине - пакет, обмотанный войлоком и вощеной бумагой.

То, что предстало перед нашими глазами, оказалось диковинным по своему виду прибором.

С первого взгляда он напоминал большую металлическую детскую игрушку, сделанную в виде обыкновенного краба. Однако это был не просто краб. Кроме шести больших членистых лап, впереди были еще две пары тонких лапок-щупалец, упрятанных своими концами в чехол, напоминавший выдвинутую вперед полураскрытую пасть уродливого животного. На спине краба в углублении поблескивало небольшое параболическое зеркальце из полированного металла, с темно-красным кристаллом в центре. В отличие от краба у этого было две пары глаз - спереди и сзади.

В недоумении я смотрел на эту штуку.

- Нравится?- после долгого молчания спросил меня Куклинг.

Я пожал плечами:
- Похоже на то, что мы действительно приехали сюда играть в кубики и детские игрушки.
- Это опасная игрушка,- самодовольно произнес Куклинг.- Сейчас вы увидите. Поднимите его и поставьте на песок.

Краб оказался легким, весом не более трех килограммов.

На песке он стоял довольно устойчиво.

- Ну и что дальше?- спросил я инженера иронически.
- А вот подождем, пусть немного погреется.

Мы сели на песок и стали смотреть на металлического уродца. Минуты через две я заметил; что зеркальце на его спине медленно поворачивается в сторону солнца.

- Ого, он, кажется, оживает!- воскликнул я и встал на ноги.

Когда я поднимался, моя тень случайно упала на механизм, и краб вдруг быстро засеменил лапами и выскочил снова на солнце. От неожиданности я сделал громадный прыжок в сторону.

-Вот вам и игрушка!- расхохотался Куклинг.- Что, испугались?

Я вытер потный лоб.

- Скажите мне ради бога, Куклинг, что мы с ним будем здесь делать? Зачем мы сюда приехали?

Куклинг тоже встал и, подойдя ко мне, уже серьезным голосом сказал:
- Проверить теорию Дарвина.
- Да, но ведь это биологическая теория, теория естественного отбора, эволюции и так далее...- бормотал я.
- Вот именно. Кстати, смотрите, наш герой пошел пить воду!

Я был поражен. Игрушка подползла к берегу и, опустив хоботок, очевидно, втягивала в себя воду. Закончив пить, она снова выползла на солнце и неподвижно застыла.

Я смотрел на эту маленькую машину и почувствовал к ней странное отвращение, смешанное со страхом. На мгновение мне показалось, что неуклюжий игрушечный краб чем-то напоминает самого Куклинга.

- Это вы его придумали?- спросил я инженера после некоторого молчания.
- Угу,- промычал он и растянулся на песке. Я тоже лег и молча уставился на странный прибор. Теперь он казался совершенно безжизненным. Я подполз к нему ближе и стал рассматривать. Спина краба представляла собой поверхность полуцилиндра, с плоскими днищами спереди и сзади. В них-то и находились по два отверстия, напоминавшие глаза. Это впечатление усиливалось тем, что за отверстиями в глубине корпуса блестели кристаллы. Под корпусом краба виднелась плоская платформа-брюшко. Немного выше уровня платформы изнутри выходили три пары больших и две пары малых членистых клешней. Нутро краба разглядеть не удавалось. Глядя на эту игрушку, я старался понять, почему адмиралтейство придавало ей такое большое значение, что снарядило специальный корабль для поездки на остров.

Куклинг и я продолжали лежать на песке, каждый занятый своими мыслями, пока солнце не спустилось над горизонтом настолько низко, что тень от росших вдали кустарников коснулась металлического краба. Как только это произошло, он легонько двинулся и снова выполз на солнце. Но тень настигла его и там. И тогда наш краб пополз вдоль берега, опускаясь все ниже и ниже к воде, все еще освещенный солнцем. Казалось, ему во что бы то ни стало нужно было оставаться освещенным солнечными лучами.

Мы встали и пошли за медленно двигающейся машиной. Так мы постепенно обходили остров, пока, наконец, не оказались на его западной стороне.

Здесь почти у самого берега была навалена груда металлических брусков. Когда краб оказался от нее на расстоянии около десяти шагов, он вдруг, как бы забыв о солнце, стремительно помчался к ней и застыл возле одного из медных брусков. Его клешни быстро двигались.

Куклинг тронул меня за руку и сказал:
- Сейчас идемте к палатке. Интересное будет завтра утром.

В палатке мы молча поужинали и завернулись в легкие фланелевые одеяла. Мне показалось, что Куклинг был доволен тем, что я не задавал ему никаких вопросов. Перед тем как уснуть, я услышал, как он ворочался с боку на бок и иногда хихикал. Значит, он знал что-то такое, чего никто не знал. Почему-то я начинал его ненавидеть.

#2
Рано утром следующего дня я пошел купаться. Вода была теплая, и я долго плавал в море, любуясь, как на востоке, над едва искаженной широкими волнами гладью воды, разгоралась пурпурная заря. Когда я вернулся к нашему пристанищу и вошел в палатку, военного инженера там уже не было.

"Пошел любоваться своим механическим уродом",- подумал я, раскрывая банку с ананасами.

Не успел я проглотить и трех ломтиков, как вдруг раздался вначале далекий, а потом все более и более явственный голос инженера:
- Лейтенант, скорее бегите сюда! Скорее! Началось! Скорее бегите сюда!

Я вышел из палатки и увидел Куклинга, который стоял среди кустов на возвышенности и махал мне рукой.
- Пошли!- сказал он мне, пыхтя, как паровоз.- Пошли скорее.
- Куда, инженер?
- Туда, где мы вчера оставили нашего красавца.

Солнце было уже высоко, когда мы увидели гору металлических брусков. Они ярко блестели, и вначале я ничего не мог разглядеть.

Только тогда, когда до груды металла осталось не более двух шагов, я вначале заметил две тонкие струйки голубоватого дыма, поднимавшиеся вверх, а после... А после я остановился как парализованный. Я протер глаза, но видение не исчезло. Там стояли два краба, точь-в-точь такие, как тот, которого вчера мы извлекли из ящика.

- Неужели один из них был завален металлическим ломом?- воскликнул я.

Куклинг несколько раз присел на корточки и захихикал, потирая руки.

- Да перестаньте же вы корчить из себя идиота!- крикнул я.- Откуда взялся второй краб?
- Родился! Родился в эту ночь!

Я закусил губы и, ни слова не говоря, подошел к крабам, над спинами которых в воздух поднимались тоненькие струйки дыма. В первый момент мне показалось, что у меня галлюцинация: оба краба усердно работали!
Да, именно работали, быстро перебирая своими тонкими передними щупальцами. Передние щупальца прикасались к металлическим брускам и, создавая на их поверхности электрическую дугу, как при электросварке, отваривали кусочки металла. Крабы быстро заталкивали металл в свои широкие рты. Внутри механических тварей что-то жужжало. Иногда их пасти с шипением выбрасывали сноп искр, затем вторая пара щупалец извлекала наружу готовые детали.

Эти детали в определенном порядке собирались на плоской платформочке, постепенно выдвигающейся из-под краба.
На платформе одного из крабов уже была собрана почти готовая копия третьего краба, в то время как у второго краба контуры механизма только-только появились. Я был поражен увиденным.

- Да ведь эти твари делают себе подобных!- воскликнул я.
- Совершенно верно. Единственное назначение этой машины - изготавливать машины, себе подобные,- сказал Куклинг.
- Да разве это возможно?-спросил я, ничего не соображая.
- А почему нет? Ведь любой станок, например токарный, изготавливает детали для такого же токарного станка, как и он сам. А вот мне и пришла в голову мысль: сделать машину-автомат, которая будет от начала до конца изготавливать самое себя. Модель этой машины - мой краб.

Я задумался, стараясь осмыслить то, что сказал инженер. В это время пасть первого краба раскрылась, и из нее поползла широкая лента металла. Она покрыла весь собранный механизм на платформочке, создав таким образом спину третьего автомата. Когда спина была установлена, быстрые передние лапки приварили спереди и сзади металлические стенки с отверстиями, и новый краб был готов. Как и у его братьев, на спине, в углублении, поблескивало металлическое зеркало с красным кристаллом в центре.

Краб-изготовитель подобрал под брюхо платформочку, и его "ребенок" стал своими лапами на песок. Я заметил, как зеркало на его спине стало медленно поворачиваться в поисках солнца. Постояв немного, краб побрел к берегу и напился воды. Затем он выполз на солнце и стал греться.

Я подумал, что все это мне снится.

Пока я разглядывал новорожденного, Куклинг сказал:
- А вот готов и четвертый.

Я повернул голову и увидел, что родился четвертый краб.

В это время первые два как ни в чем не бывало продолжали стоять у кучки металла, отваривая куски и заталкивая их в свое нутро, повторяя то, что они делали до этого.

Четвертый краб тоже побрел пить морскую воду.

- На кой черт они сосут воду?- спросил я.
- Это происходит заливка аккумулятора. Пока есть солнце, его энергии, которая при помощи зеркала на спине и кремниевой батареи превращается в электричество, хватает, чтобы выполнять всю работу. Ночью автомат питается запасенной за день энергией из аккумулятора.
- Значит, эти твари работают день и ночь?- спросил я.
- Да, день и ночь, непрерывно.

Третий краб зашевелился и также пополз к кучке металла.

Теперь работали три автомата, в то время как четвертый заряжался солнечной энергией.

- Но ведь материала для кремниевых батарея в этих кучках металла нет...- заметил я, стараясь постигнуть технологию этого чудовищного самопроизводства механизмов.
- А он не нужен. Его и так сколько угодно.- Куклинг неуклюже подбросил ногой песок.- Песок-это окись кремния. Внутри краба под действием вольтовой дуги она восстанавливается до чистого кремния.

В палатку мы вернулись вечером в то время, когда у кучки металла работало уже шесть автоматов и два грелись на солнце.

- Зачем все это нужно?- спросил я Куклинга за ужином.
- Для войны. Эти крабы-страшное оружие диверсии,- сказал он откровенно.
- Не понимаю, инженер.

Куклинг пожевал тушеное мясо и не торопясь пояснил:
- Представьте, что будет, если такие штуки незаметно выпустить на территории противника.
- Ну и что же?-спросил я, прекратив есть.
- Вы знаете, что такое прогрессия?
- Допустим.
- Мы начали вчера с одного краба. Сейчас их уже восемь. Завтра их будет шестьдесят четыре, послезавтра - пятьсот двенадцать, и так далее. Через десять дней их будет более десяти миллионов. Для этого понадобится тридцать тысяч тонн металла...

Услышав эти цифры, я онемел от изумления.

- Да, но...
- Эти крабы в короткий срок могут сожрать весь металл противника, все его танки, пушки, самолеты. Все его станки, механизмы, оборудования. Весь металл на его территории. Через месяц не останется ни одной крошки металла на всем земном шаре. Он весь пойдет на воспроизводство этих крабов... Заметьте, во время войны металл - самый важный стратегический материал.
- Так вот почему адмиралтейство заинтересовалось вашей игрушкой!..- прошептал я.
- Вот именно. Но это только первая модель. Я собираюсь ее значительно упростить и за счет этого ускорить процесс воссоздания автоматов. Ускорить, скажем, раза в два-три. Конструкцию сделать более устойчивой и жесткой. Сделать их более подвижными. Чувствительность индикаторов к залежам металла сделать более высокой. Тогда во время войны мои автоматы будут хуже чумы. Я хочу, чтобы противник лишился своего металлического потенциала за двое-трое суток.
- Да, но когда эти автоматы сожрут весь металл на территории противника, они поползут и на свою территорию!- воскликнул я.
- Это второй вопрос. Работу автоматов можно закодировать и, зная этот код, прекращать ее, как только они появятся на нашей территории. Кстати, таким образом можно перетащить все запасы металла наших врагов на нашу сторону.

...В эту ночь я видел кошмарные сны. На меня ползли тучи металлических крабов, шелестя щупальцами, с тоненькими столбиками синего дыма над своими металлическими телами.

#3
Автоматы инженера Куклинга через четыре дня заселили весь островок.

Если верить его расчетам, теперь их было более четырех тысяч.

Их поблескивающие на солнце корпусы были видны везде. Когда кончался металл в одной куче, они начинали рыскать по островку и находили новые.

Перед заходом солнца пятого дня я был свидетелем страшной сцены: два краба подрались из-за куска цинка.

Это было на южной стороне островка, где мы закопали в песок несколько цинковых брусков. Крабы, работавшие в разных местах, периодически прибегали сюда, чтобы изготовить очередную цинковую деталь. И вот случилось так, что к яме с цинком сбежалось сразу около двух десятков крабов, и здесь началась настоящая свалка. Механизмы мешали друг другу. Особенно отличался один краб, который был проворнее других и, как мне показалось, более нахальным и сильным.

Расталкивая своих собратьев, он полз по их спинам, норовя достать со дна ямы кусок металла. И вот, когда он уже был у цели, за этот же кусок клешнями ухватился еще один краб. Оба механизма потащили брусок в разные стороны. Тот, который, как мне казалось, был более проворным, наконец, вырвал брусок у своего соперника. Однако его противник не соглашался уступить добычу, и, забежав сзади, сел на автомат и засунул свои тонкие щупальца ему в пасть.

Щупальца первого и второго автоматов переплелись, и они со страшной силон стали раздирать друг друга!

Никто из окружающих механизмов на это не обращал внимания. А у этих двух шла борьба не на жизнь, а на смерть. Я увидел, что краб, сидевший наверху, вдруг опрокинулся на спину, брюхом кверху и железная платформочка сползла вниз, обнажив его механические внутренности. В это мгновение его противник стал быстро электрической искрой полосовать тело своего врага. Когда корпус жертвы развалился на части, победитель стал выдирать рычаги, шестеренки, провода и быстро заталкивать их себе в пасть.

По мере того как добытые таким образом детали попадали внутрь хищника, его платформа стала быстро выдвигаться вперед, на ней шел лихорадочный монтаж нового механизма.

Еще несколько минут, и с платформы на песок свалился новый краб.

Когда я рассказал Куклингу обо всем, что я видел, он только хихикнул.

- Это именно то, что нужно,- сказал он.
- Зачем?
- Я ведь вам сказал, что хочу усовершенствовать свои автоматы.
- Ну так что же? Берите чертежи и думайте, как это сделать. При чем же тут эта междоусобица? Этак они начнут пожирать друг друга!
- Вот именно! И выживут самые совершенные.

Я подумал и затем возразил:
- Что значит - самые совершенные? Ведь они все одинаковые. Они, насколько я понял, воспроизводят самих себя.
- А как вы думаете, можно ли вообще изготовить абсолютно точную копию? Вы ведь, должно быть, знаете, что даже при производстве шариков для подшипников нельзя сделать двух одинаковых шариков. А там дело обстоит намного проще. Здесь же автомат-изготовитель имеет следящее устройство, которое сравнивает создаваемую копию с его собственной конструкцией. Представляете, что будет, если каждую последующую копию изготавливать не по оригиналу, а по предыдущей копии. В конце концов может получиться механизм, вовсе не похожий на оригинал.
- Но если он не будет походить на оригинал, значит он не будет выполнять свою основную функцию - воспроизводить себя,- возразил я.
- Ну и что ж? Очень хорошо. Из его трупа более удачные копии изготовляет другой, живой автомат. А удачными копиями будут именно те, в которых совершенно случайно будут накапливаться особенности конструкции, делающие их более жизненными. Так должны возникнуть более сильные, более быстрые и более простые копии. Вот поэтому я и не собираюсь садиться за чертежи. Мне остается только ждать, пока крабы не сожрут на этом островке весь металл и не начнут междоусобную войну, пожирая друг друга и вновь воссоздаваясь. Так возникнут нужные нам автоматы.

В эту ночь я долго сидел на песке перед палаткой, смотрел на море и курил. Неужели Куклинг действительно затеял историю, которая пахнет для человечества серьезными неприятностями? Неужели на этом затерянном в океане островке мы разводим страшную чуму, способную сожрать весь металл на земном шаре?

Пока я сидел и так думал, мимо меня пробежало несколько металлических тварей. На ходу они продолжали скрипеть механизмами и неутомимо работать. Один из крабов натолкнулся прямо на меня, и я с отвращением пнул его ногой. Он беспомощно перевернулся брюхом кверху. Почти моментально на него налетели два других краба, и в темноте засверкали ослепительные электрические искры.

Несчастного резали искрой на куски! С меня было достаточно. Я быстро вошел в палатку и достал из ящика ломик. Куклинг уже храпел.

Подойдя тихонько к скопищу крабов, я изо всех сил ударил одного из них.

Мне почему-то казалось, что это напугает остальных. Но ничего подобного не случилось. На разбитого мною краба налетели другие, и вновь засверкали искры.

Я нанес еще несколько ударов, но это только увеличило количество электрических искр. Из глубины острова сюда примчалось еще несколько тварей.

В темноте я видел только контуры механизмов, и в этой свалке мне вдруг показалось, что один из них был особенно крупного размера.

На него-то я и нацелился. Однако когда мой лом коснулся его спины, я вскрикнул и отскочил далеко в сторону: в меня через лом разрядился электрический ток! Корпус этой гадины каким-то образом оказался под электрическим потенциалом. "Защита, возникшая в результате эволюции",- мелькнуло у меня в голове.

Дрожа всем телом, я приблизился к жужжащей толпе механизмов, чтобы выручить оружие. Но не тут-то было. В темноте, при неровном свете многих электрических дуг я видел, как мой лом резали на части. Больше всего старался тот самый крупный автомат, который я хотел разбить.

Я вернулся в палатку и лег на свою койку.

На некоторое время мне удалось забыться тяжелым сном. Это длилось, очевидно, недолго. Пробуждение было внезапным: я почувствовал, как по моему телу проползло что-то холодное и тяжелое. Я вскочил на ноги. Краб - я даже не сразу сообразил это - исчез в глубине палатки. Через несколько секунд я увидел яркую электрическую искру.

Проклятый краб пришел на поиски металла прямо к нам. Его электрод резал жестяную банку с пресной водой!

Я быстро растолкал Куклинга и сбивчиво объяснил ему, в чем дело.

- Все банки в море! Провизию и воду в море!- скомандовал он.

Мы стали таскать жестяные банки к морю и укладывать их на песчаное дно, там, где вода доходила нам по пояс. Туда же мы отнесли и весь наш инструмент.

Мокрые и обессиленные после этой работы, мы просидели на берегу без сна до самого утра. Куклинг тяжело сопел. Теперь я его ненавидел и жаждал для него более тяжелого наказания.

#4
Не помню, сколько времени прошло с момента нашего приезда на остров, но только в один прекрасный день Куклинг торжественно заявил:
- Самое интересное начнется сейчас. Весь металл съеден.

Действительно, мы обошли все места, где раньше лежали металлические заготовки. Там ничего не осталось. Вдоль берега и среди кустарников виднелись пустые ямы.

Металлические кубики, бруски и стержни превратились в механизмы, в огромном количестве метавшиеся по острову. Их движения стали быстрыми и порывистыми; аккумуляторы были заряжены до предела, и энергия на работу не расходовалась. Они бессмысленно рыскали по берегу, ползали среди кустарников на плато, натыкались друг на друга, часто и на нас.

Наблюдая за ними, я убедился, что Куклинг был прав. Крабы действительно были разными. Они отличались друг от друга по своей величине, по подвижности, по размерам клешней, по размеру пасти-мастерской. По-видимому, еще более глубокие различия имелись в их внутреннем устройстве.

- Ну что ж,- сказал Куклинг,- пора им начинать воевать.
- Вы серьезно это говорите?- спросил я.
- Разумеется. Для этого достаточно дать попробовать им кобальт. Механизм устроен так, что попадание внутрь хотя бы незначительных количеств этого металла подавляет, если так можно выразиться, их взаимное уважение друг к другу.

Утром следующего дня мы с Куклингом отправились на наш "морской склад". Со дна моря мы извлекли очередную порцию консервов, воды и четыре тяжелых серых бруска из кобальта, припасенных инженером специально для решающей стадии эксперимента.

Когда Куклинг вышел на песок, высоко подняв руки с кобальтовыми брусками, его сразу обступило несколько крабов. Они не переходили границы тени от его тела, но чувствовалось, что появление нового металла их очень обеспокоило. Я стоял в нескольких шагах от инженера и с удивлением наблюдал, как некоторые механизмы неуклюже пытались подпрыгнуть.

- Вот видите, какое разнообразие движений! Как они все не похожи друг на друга. И в той междоусобной войне, которую мы их заставим вести, выживут самые сильные и приспособленные. Они дадут еще более совершенное потомство.

С этими словами Куклинг швырнул один за одним кобальтовые бруски в сторону кустарника.

То, что последовало за этим, трудно описать.

На бруски налетело сразу несколько механизмов, и они, расталкивая друг друга, стали их резать электрической искрой. Другие тщетно толпились сзади, также пытаясь урвать себе кусок металла. Некоторые поползли по спинам товарищей, стремясь пробраться к центру.

- Смотрите, вот вам и первая драка!- радостно закричал инженер и захлопал в ладоши.

Через несколько минут место, куда Куклинг бросил металлические бруски, превратилось в арену страшной битвы, к которой сбегались все новые и новые автоматы.

По мере того как части разрезанных механизмов и кобальт попадали в пасть всђ новым и новым машинам, они превращались в диких и бесстрашных хищников и немедленно набрасывались на своих сородичей.

В первой стадии этой войны нападающей стороной были вкусившие кобальт. Именно они резали на части те автоматы, которые сбегались сюда со всего острова в надежде заполучить нужный им металл. Однако, по мере того как кобальтом полакомилось все больше и больше крабов, война становилась ожесточеннее. К этому моменту в игру начали вступать новорожденные автоматы, изготовленные в этой свалке.

Эволюция все убыстрялась.

Это было удивительное поколение автоматов! Они были меньше размером и обладали колоссальной скоростью передвижения. Меня удивило, что они теперь не нуждались в той традиционной процедуре заряжания аккумуляторов, как их праотцы.

Им вполне хватало солнечной энергии, уловленной значительно большими, чем обычно, зеркалами на спине. Их агрессивность была поразительной. Они нападали сразу на нескольких крабов и резали искрой одновременно двух-трех.

Куклинг стоял в воде, и его физиономия выражала безграничное самодовольство. Он потирал руки и кряхтел:
- Хорошо, хорошо! Представляю себе, что будет дальше!

Что касается меня, то я смотрел на эту драку механизмов с глубоким отвращением и страхом, мысленно пытаясь угадать, какими же будут следующие механические хищники. Кто родится в результате этой борьбы?

К полудню весь пляж возле нашей палатки превратился в огромное поле боя. Сюда сбежались автоматы со всего острова. Война шла молча, без криков и воплей, без грохота и шума. Треск многочисленных электрических искр и цоканье металлических корпусов машин сопровождали эту странную бойню шорохом и скрежетом.

Хотя большая часть возникавшего сейчас потомства была низкорослой и весьма подвижной, тем не менее начали появляться и новые виды автоматов. Они значительно превосходили по размерам все остальные. Их движения были медлительными, но в них чувствовалась сила, и они успешно справлялись с нападающими на них автоматами-карликами.

Когда солнце начало садиться, в движениях мелких механизмов вдруг наметилась резкая перемена: они все столпились на западной стороне и стали двигаться медленнее.

- Черт возьми, вся эта компания обречена,- хриплым голосом сказал Куклинг.- Ведь они без аккумуляторов, и, как только солнце зайдет, им конец.

Действительно, как только тени от кустарников вытянулись настолько, что прикрыли собой огромную толпу мелких автоматов, они моментально замерли. Теперь это была не армия маленьких агрессивных хищников, а огромный склад мертвых металлических жестянок.

К ним не торопясь подползли громадные, почти в полчеловеческого роста, крабы и стали пожирать их один за другим. На платформах гигантов-родителей возникали контуры еще более грандиозного по своим размерам потомства.

Лицо Куклинга нахмурилось. Такая эволюция ему была явно не по душе. Медлительные крабы-автоматы большого размера слишком плохое оружие для диверсии в тылу у противника!

Пока крабы-гиганты расправлялись с мелким поколением, на пляже водворилось временное спокойствие.

Я вышел из воды, за мной молча брел инженер. Мы пошли на восточную сторону острова, чтобы немного отдохнуть. Я очень устал и заснул почти мгновенно, как только вытянулся на теплом и мягком песке.

#5

Я проснулся среди ночи от дикого крика. Когда я вскочил на ноги, то ничего не увидел, кроме сероватой полоски песчаного пляжа и моря, слившегося с черным, усеянным звездами небом.

Крик снова повторился со стороны кустарников, но более тихо. Только сейчас я заметил, что Куклинга рядом со мной не было. Я бросился бежать в том направлении, откуда, как мне показалось, он кричал.

Море, как всегда, было очень спокойным, и мелкие волны лишь изредка, с едва уловимым шорохом накатывались на песок. Однако мне показалось, что в том месте, где мы уложили на дно наши запасы еды и контейнеры с питьевой водой, поверхность моря была неспокойной. Там что-то плескалось и хлюпало. Я решил, что там возится Куклинг.

- Инженер, что вы здесь делаете?- крикнул я, подходя к нашему подводному складу.
- Я здесь!- вдруг услышал я голос откуда-то справа.
- Боже мой, где вы?
- Здесь,- снова услышал я голос инженера.- Я стою по горло в воде, идите ко мне. Я вошел в воду и споткнулся о что-то твердое. Оказалось, это был огромный краб, который стоял глубоко в воде на высоких клешнях.
- Почему вы забрались так глубоко? Что вы там делаете?- спросил я.
- Они за мной гнались и загнали вот сюда!- жалобно пропищал толстяк.
- Гнались? Кто?
- Крабы.
- Не может быть! Ведь за мной они не гоняются. Я снова столкнулся в воде с автоматом, обошел его и, наконец, оказался рядом с инженером. Он действительно стоял в воде по горло.
- Расскажите, в чем дело?
- Я сам не понимаю,- произнес он дрожащим голосом.- Когда я спал, вдруг один из автоматов напал на меня... Я думал, что это случайно... я посторонился, но он снова стал приближаться ко мне и коснулся своей клешней моего лица... Тогда я встал и отошел в сторону... Он за мной... Я побежал... Краб за мной. К нему присоединился еще один... Потом еще... Целая толпа... Вот они и загнали меня сюда.
- Странно. Этого никогда раньше не было,- сказал я.- Уж если в результате эволюции у них выработался человеконенавистнический инстинкт, то они не пощадили бы и меня.
- Не знаю,- хрипел Куклинг.- Только на берег я выходить боюсь...
- Ерунда,- сказал я и взял его за руку.- Идемте вдоль берега на восток. Я вас буду охранять.
- Как?
- Сейчас мы подойдем к складу, и я возьму какой-нибудь тяжелый предмет. Например, молоток...
- Только не металлический,- простонал инженер.- Возьмите лучше доску от ящика или вообще что-нибудь деревянное.

Мы медленно побрели вдоль берега. Когда мы подошли к складу, я оставил инженера одного, и приблизился к берегу.

Послышались громкие всплески воды и знакомое жужжание механизмов.

Металлические твари потрошили консервные банки. Они добрались до нашего подводного хранилища.

- Куклинг, мы пропали!-воскликнул я.-Они съели все наши консервные банки.
- Да?- произнес он жалобно.- Что же теперь делать?
- Вот и думайте, что же теперь делать. Это все ваша дурацкая затея. Вы вывели тот тип оружия диверсии, который вам нравится. Теперь расхлебывайте эту кашу.

Я обошел толпу автоматов и вышел на сушу. Здесь, в темноте, ползая между крабами, я ощупью собрал на песке куски мяса, консервированные ананасы, яблоки и еще какую-то снедь и перенес ее на песчаное плато. Судя по тому, как много всего валялось на берегу, было видно, что, пока мы спали, эти твари хорошо потрудились. Я не обнаружил ни одной целой банки.

Пока я занимался сбором остатков нашего провианта, Куклинг стоял шагах в двадцати от берега по горло в воде.

Я был так занят сбором остатков пищи и до того расстроен случившимся, что забыл о его существовании. Однако вскоре он напомнил о себе пронзительным криком:
- Боже мой, Бад, помогите, они до меня добираются!

Я бросился в воду и, спотыкаясь о металлические чудовища, направился в сторону Куклинга. И здесь, в шагах пяти от него, я натолкнулся на очередного краба.

На меня краб не обратил никакого внимания.

- Черт возьми, почему это они вас так не любят? Ведь вы их, можно сказать, папаша!- сказал я.
- Не знаю,- булькая, хрипел инженер.- Сделайте что-нибудь, Бад, чтобы его отогнать. Если родится краб побольше этого, я пропал...
- Вот вам и эволюция... Кстати, скажите, какое место у этих крабов наиболее уязвимое? Как можно испортить механизм?
- Раньше нужно было разбить параболическое зеркало... Или вытащить изнутри аккумулятор... А сейчас не знаю... Здесь нужно специальное исследование...
- Будьте вы прокляты со своими исследованиямими!- процедил я сквозь зубы и ухватился рукой за тонкую переднюю лапу краба и согнул ее. Щупальца гнулись легко, как медная проволока.

Металлической твари эта операция явно пришлась не по душе, и она стала медленно выходить из воды. А мы с инженером пошли вдоль берега дальше.

Когда взошло солнце, все автоматы выползли из воды на песок и некоторое время грелись. За это время я успел куском камня разбить параболические зеркала на спине по крайней мере у полусотни чудовищ. Все они перестали двигаться.

Но, к сожалению, это не улучшило положения: они сразу же стали жертвой других тварей, и из них с поразительной быстротой стали изготавливаться новые автоматы. Перебить кремниевые батареи на спинах всех машин мне было не под силу. Несколько раз я натыкался на наэлектризованные автоматы, и это подорвало мою решимость вести с ними борьбу.

Все это время Куклинг стоял в море. Вскоре война между чудовищами снова разгорелась, и они, казалось, совершенно забыли про инженера.

Мы покинули место побоища и перебрались на противоположную сторону острова. Инженер так продрог от многочасового морского купания, что, лязгая зубами, лег навзничь и попросил меня, чтобы я засыпал его сверху горячим песком.

После этого я вернулся к нашему первоначальному пристанищу, чтобы взять одежду и то, что осталось от нашего провианта. Только теперь я обнаружил, что палатка была разрушена: исчезли вбитые в песок железные колья, а на краях брезента были съедены металлические кольца, при помощи которых она крепилась к веревкам.

Под брезентом я нашел одежду Куклинга и свою. Здесь тоже можно было заметить следы работы искавших металл крабов. Исчезли металлические крючки, пуговицы и пряжки. На их месте остались следы прожженной ткани.

Тем временем битва между автоматами переместилась с берега в глубь острова. Когда я поднялся на плато, то увидел, что почти в центре острова, среди кустарников, возвышаются на высоких, чуть ли не в рост человека, клешнях несколько чудовищ. Они попарно медленно расходились в стороны и затем с огромной скоростью неслись друг на друга. Это было жуткое зрелище!

При их столкновении раздавались гулкие металлические удары. В медленных движениях этих гигантов чувствовались огромная сила, большой вес и тупая ярость одновременно.

На моих глазах было сбито на землю несколько механизмов, которые тут же были растерзаны.

Куски металла казались кусками живого тела...

Однако я был по горло сыт этими картинами драки между сумасшедшими машинами и поэтому, нагрузившись всем тем, что мне удалось собрать на месте нашей старой стоянки, медленно пошел к Куклингу.

Солнце жгло беспощадно, и, прежде чем добраться до того места, где я закопал инженера в песок, я несколько раз влезал в воду. У меня было время обдумать все происшедшее.

Одно было ясно: расчеты адмиралтейства на эволюцию явно провалились. Вместо усовершенствованных миниатюрных аппаратов родились неуклюжие механические гиганты с огромной силой и замедленными движениями.

С военной точки зрения они ничего не стоили.

Я уже приближался к песчаному холмику, под которым спал обессиленный после ночных купаний Куклинг, когда со стороны плато из-за кустарников показался огромный краб.

Ростом он был больше меня, и его лапы были высокие и массивные. Двигался он неровными прыжками, странным образом нагибая свой корпус. Передние, рабочие щупальца были невероятно длинные и волочились по песку. Особенно гипертрофированной была его пасть-мастерская. Она составляла почти половину его тела.

"Ихтиозавр", как назвал я его про себя, неуклю же сполз на берег и стал медленно поворачивать корпус во все стороны, как бы осматривая местность. Я машинально махнул в его сторону брезентовой палаткой. Однако он не обратил на меня никакого внимания, а как-то странно, боком, описывая широкую дугу, стал подходить к холмику песка, под которым спал Куклинг.
Если бы я догадался, что чудовище направляется к инженеру, я бы сразу побежал к нему на помощь. Но траектория перемещения механизма была настолько неопределенной, что мне вначале показалось, что он движется к воде. И только тогда, когда он коснулся лапами воды, круто развернулся и быстро двинулся к инженеру, я бросил поклажу и побежал вперед.

"Ихтиозавр" остановился над Куклингом и немного присел.

Я заметил, как концы его длинных щупалец зашевелились в песке, прямо возле лица инженера.

В следующее мгновение там, где, только что был песчаный холмик, вдруг вздыбилось облако песка. Это Куклинг как ужаленный вскочил на ноги и в панике рванулся от чудовища.

Но было поздно.

Тонкие щупальца прочно обвились вокруг жирной шеи инженера и потянули его вверх, к пасти механизма. Куклинг беспомощно повис в воздухе, нелепо болтая руками и ногами.

Хотя я ненавидел инженера всей душой, тем не менее я не мог позволить, чтобы он погиб в борьбе какой-то безмозглой металлической гадиной.

Недолго думая, я ухватился за высокие клешни краба и дернул их изо всех сил. Но это было все равно что повалить глубоко забитую в землю стальную трубу. "Ихтиозавр" даже не шевельнулся.

Подтянувшись, я взобрался ему на спину. На мгновение мое лицо оказалось на одном уровне с искаженным лицом Куклинга. "Зубы!- пронеслось у меня в сознании.- У Куклинга стальные зубы!.. Так вот чем весь ужас!"

Я изо всех сил ударил кулаком по блестевшему а солнце параболическому зеркалу.

Краб завертелся на одном месте. Посиневшее лицо Куклинга с выпученными глазами оказалось на ровне пасти-мастерской. И тут случилось страшное.

Электрическая искра перепрыгнула на лоб инженера, на его виски. Затем щупальца краба внезапно разжались, и бесчувственное грузное тело творца железной чумы грохнулось на песок.
***

Когда я хоронил Куклинга, по острову, гоняясь друг за другом, носились несколько огромных крабов. Ни на меня, ни на труп военного инженера они не обращали никакого внимания.

Я завернул Куклинга в брезентовую палатку и закопал посредине острова в неглубокую песчаную яму. Хоронил я его без всякого сожаления. В моем пересохшем рту трещал песок, и я мысленно проклинал покойника за всю его гадкую затею. С точки зрения христианской морали я совершал страшное кощунство.

Не знаю, сколько я пролежал на берегу, часами смотря на горизонт в ту сторону, откуда должна была появиться "Голубка". Время тянулось мучительно медленно, и беспощадное солнце, казалось, застыло над головой. Иногда я подползал к воде и окунал в нее обожженное лицо.

Чтобы забыть чувство голода и мучительной жажды, я старался думать о чем-нибудь отвлеченном. Я думал о том, что в наше время многие умные люди тратят силы своего разума, чтобы сделать подлость другим людям. Взять хотя бы изобретение Куклинга. Я был уверен, что его можно было бы использовать для благородных целей. Например, для добычи металла. Можно было бы так направить эволюцию этих тварей, чтобы они с наибольшим эффектом выполняли эту задачу. Я пришел к выводу, что при соответствующем усовершенствовании механизма он бы не выродился в гигантскую неповоротливую громаду.

Однажды на меня надвинулась большая круглая тень. Я с трудом поднял голову и посмотрел на то, что заслонило от меня солнце. Оказывается, я лежал между клешнями чудовищного по своим размерам краба; он подошел к берегу и, казалось, смотрел на горизонт и чего-то ждал.

После у меня начались галлюцинации. В моем разгоряченном мозгу гигантский краб превратился в высоко поднятый бак с пресной водой, до вершины которого я никак не мог добраться.

Я очнулся уже на борту шхуны. Когда капитан Гейл спросил меня, нужно ли грузить на корабль огромный странный механизм, валявшийся на берегу, я сказал, что пока в этом нет никакой необходимости.
***

ТЕМА #22, АБЗАЦ #2220

СЕВЕР ГАНСОВСКИЙ
ПОЛИГОН


Кадр из мультфильма 1977 года

I
Сначала на остров высадились люди с маленького катера.

Вода у берега была мутной, ленивой, насыщенной песчинками и пахла гниющими водорослями. Возле рифов клокотали зеленые волны, а за ними расстилалась синяя теплая равнина океана, откуда день и ночь дул устойчивый ветер. Над пляжем росли острые бамбуки, за ними высились пальмы. Крабы отважно выскакивали из-под камней, бросаясь на мелких рыбешек, которых волны выносили сотнями на песок.

Люди с катера, их было трое, неторопливо обошли из конца в конец доступную часть острова, сопровождаемые тревожными, недоверчивыми взглядами индейцев,- здесь в маленькой деревушке жило несколько индейских семей.

- Как будто то, что надо,- сказал один из приехавших.- Ближайший остров в пяти километрах. Пароходных и авиалиний поблизости нет, место вообще достаточно глухое. Пожалуй, начальству должно понравиться. А впрочем, черт их знает...
- Лучше нам не найти,- согласился другой. Он повернулся к третьему высадившемуся с катера, к переводчику.- Идите скажите индейцам, чтоб они выезжали. Объясните, что это примерно на неделю, а потом они смогут вернуться.

Переводчик, долговязый, в дымчатых очках, кивнул и побрел к деревушке, с трудом вытаскивая ноги из песка.

Первый приезжий вынул из полевой сумки аэроснимок острова, карандаш, линейку и принялся прикидывать:
- Здесь поставим жилой корпус, рядом столовую. Тут отроем окоп, здесь блиндаж. На этом вот холме они могут поместить свою установку. Расстояние как раз пятьсот метров от блиндажа.
- А что это за штука будет?- спросил второй.

Первый, не отрывая от карты глаз, пожал плечами:
- Мне-то какое дело? У меня приказ подыскать остров. А у вас - доставить материалы. На остальное-то нам наплевать, верно?- Он вздохнул и распечатал пакетик жевательной резинки.- Ну и жарища! Куда это переводчик запропастился?

Переводчик пришел через полчаса.

- Ничего им не втолкуешь. Не хотят уезжать. Говорят, они всегда тут жили.
- А вы сказали, что здесь будут военные испытания?
- Думаете, они способны это понять? В их языке и слов таких нету. И что такое "запретная зона", до них тоже не доходит.
- Ладно, поехали,- сказал второй.- Остров мы нашли, жителей предупредили. Когда сюда материалы придут, индейцы уберутся сами.

Они подошли к катеру, столкнули его с помощью моториста в воду и через десять минут скрылись за горизонтом.
Некоторое время волны болтали этикетку от жевательной резинки возле самой кромки песка. Подошли индейцы, долго смотрели вслед катеру. Мальчонка потянулся за серебристой бумажкой. Старший из индейцев, с обветренным лицом, с могучим мускулистым торсом, прикрикнул на него.

Непонятные эти белые. Никто никогда не делает какого-либо дела целиком от начала до конца. Сказали - уезжать. А зачем? Долговязый, с глазами, спрятанными за стеклами, объяснил, что и сам не знает. Каждый делает только кусочек чего-то большого. А во что эти кусочки потом складываются, они и думать не думают.

Через двое суток к острову подошла небольшая флотилия. Плоскодонная баржа доставила на берег бульдозер и экскаватор. Кран жилистой лапой подавал мешки с бетоном, трубы, балки, оконные рамы, а потом, напрягшись, осторожно поставил на песок большой, затянутый в брезент предмет, такой тяжелый, что тот сразу осел в землю сантиметров на десять. Своим ходом выкатились по мосткам две противотанковые пушки.

Солдаты с помощью машин быстро вырыли окопы. Бульдозер снес рощицу пальм. Они упали, перепутавшись листьями, непривычно густые, когда их вершины оказались на песке.

В течение десяти часов на месте рощицы вырос павильон с двойной крышей, а в песке упрятался блиндаж с бетонированными стенами.

Индейцы видели все это не до конца. В середине дня старший вышел на берег, долго всматривался в небо, принявшее у горизонта на юге странный красноватый оттенок. Затем он вернулся к хижинам, что-то сказал мужчинам. Жители деревни быстро погрузили все свое имущество в две большие лодки и уехали на другой остров.

Вечером вокруг ящиков, наваленных возле павильона, долго слонялся верзила с интендантской эмблемой на петлицах. Сверялся со своими записями. Все должно быть подготовлено к приезду следующей партии, ей ни в чем не полагалось испытывать нужды. Потому что это были те люди, которым следовало приезжать на все готовое.

Техник-строитель включил и выключил свет в павильоне, проверил, бежит ли из крана вода. Экскаватор вырыл еще одну яму, бульдозером столкнули в нее весь строительный мусор. Потом солдаты подогнали обе машины к воде, кран перенес их на баржу, военные погрузились в бронекатера, и вся флотилия отчалила.

На всем острове остались только двое: капрал с автоматом и седой остролицый штатский с впалыми щеками. Капрал побродил вокруг одетой в брезент глыбы. Охранять ее было вроде не от кого. Он подошел к берегу, носком ботинка поддел камень. Из-под камня выскочил маленький краб.

Потом они поели вместе со штатским. Тот спросил, как капрала зовут. Капрал ответил. Штатский осведомился, откуда капрал. Тот ответил. Штатский спросил, знает ли капрал, что у него под охраной, и капрал сообщил, что не знает и не интересуется.

Солнце опускалось за горизонт. Штатский прошелся взад-вперед, потом пересек остров, сел на песок возле густых, как щетка, зарослей молодого бамбука. Небо окрасилось тысячью переходящих один в другой, непрерывно меняющихся оттенков ультрамарина и изумруда, у горизонта еще сияла светящаяся область, а над головой стало темно. К северо-западу над океаном бушевали грозы, молнии просверкивали среди отчетливо видных полос дождей. За дождями стояла неожиданно возникшая огромная туча, синяя, косо поднявшаяся на треть небосклона, может быть, готовящая тайфун. На юг к зениту протянулась от воды цепочка облаков, подкрашенных кармином снизу и фиолетовых в верхней части.

Даже неловко было одному-единственному оказаться свидетелем этого чудовищного по масштабам, неповторимого, подавляющего спектакля света, цвета и тьмы.

Только здесь, в этом избранном месте изо всей Вселенной!

Только раз за всю бесконечную вечность!

Мужчина в штатском вынул из кармана блокнот, задумался.

"Дорогая Мириам, я устал, начал спать очень плохо. Засыпаю на десять минут, затем просыпаюсь и помню, о чем думал, когда засыпал. Я веду сам с собой бесконечные монологи, сознание как бы раздвоилось, и обе стороны никак не могут примириться. Это мучительно. Победа одной стороны будет означать поражение другой. А ведь та, вторая,- это тоже я... Впрочем, поражение все равно неизбежно.

Но начну по порядку и сообщу, что в группу включен наконец Генерал. (Он у меня идет с большой буквы, потому что это не вообще генерал, а тот самый, которого я и имел в виду). Долго-долго он маячил где-то за пределами нашей команды, но его отсутствие ощущалось всеми так отчетливо, что делалось как бы уже присутствием. Я ждал его как недостающий элемент в таблице Менделеева, и вот теперь он возник. Генерал не постарел со времени нашей последней встречи, но как бы "обветеранился", огрубел и играет роль этакого старого вояки, у которого, однако, мужества и задора хватит на десяток молодых. Он меня не узнал, чему я, естественно, не удивился. Ведь публика такого рода запоминает только тех, от кого зависит продвижение вперед, а от меня оно в тот момент не зависело. Так или иначе, он здесь. Я должен был радоваться, но теперь не испытываю никакого подъема.

Почему?

Это такая длинная история! Человек живет, работает и делает важное дело. (Как делал я в 43-45-м годах). У него семья, все нужны ему, и он нужен всем. Но время идет, и постепенно положение меняется. Перестаешь служить тому, чему, по твоим понятиям, должен служить. А затем обрушивается ряд ударов. Выясняется, что вы с женой уже чужие друг другу люди, и она уходит. Но еще страшнее другое - дети выбирают неверную дорогу. То есть когда-то она была верной, в те времена, когда ты и сам шел по ней сознательно. Но теперь дорога ведет в пропасть, к гибели, и дети проходят ее до конца. Тогда человек спохватывается. Он начинает искать виновных и находит их. Он хочет осуществить правосудие.

И все это, вместе взятое,- первый этап. А за ним начинается второй. Пущено в ход большое предприятие, тебе кажется, что оно нужно и разумно. Приведены в движение люди, материалы, документация, и эта лавина, которой ты дал начало, катится сама собой. В какой-то миг начинаешь понимать, что все зря, все неправильно. Но ты уже не волен и не властен. Дело дойдет до конца, даже если ты понял его бессмысленность.

Вы скажете мне, дорогая Мириам, что они ничего не поймут. Я знаю. Более того, я уверен, что и мои мальчики желали бы с моей стороны не мести, которая, в сущности, ничего не изменяет в мире, оставляя в неприкосновенности условия для новых преступлений, а чего-то другого, деяния. Я знаю это, но я уже бессилен. Я строю дом, который обречен на снос, и самым страшным станет для меня тот час, когда будет положена последняя балка. Когда мне нечего будет больше делать, в жизни и внутри воцарится ужасная глухая пустота. Конечно, они ничего не поймут. А если даже и поняли бы, это ни к чему теперь не приведет и ни на чем не отразится. Но слишком поздно мне это пришло в голову. Драма-то ведь и состоит в том, что многое начинаешь осознавать ясно лишь тогда, когда уже невозможно что-нибудь изменить".

Стальной шарик карандашика бежал по бумаге... Коридоры и кабинеты военного министерства, бесчисленные совещания на уровне "секретно", "сверхсекретно" и "секретно в высочайшей степени", частные переговоры, полуофициальные встречи с нужными людьми, официальные с ненужными, и вообще, все то, чем занимался последние годы человек в штатском, ложилось на бумагу неровными, быстрыми строчками.

"...Наконец сделано, комиссия прибывает завтра. Все так засекречено, что нам даже не разрешается называть друг друга по имени. Ни одна душа в мире не знает проекта в целом, и если б мы все вдруг исчезли с лица земли, пожалуй, никто не сумел бы отыскать концов.

Сейчас я думаю, как чувствовали бы себя члены комиссии, если б знали, что их ожидает на острове".

Седой мужчина в штатском аккуратно сложил листки из блокнота и сунул их в карман. Отправлять их ему было некуда, никакой Мириам не существовало. Он записывал то, что думал, просто из потребности как-то сохранять для себя собственные душевные движения. Последнее время ему начало казаться, что у него не осталось в мире вообще больше никаких других ценностей.

Он закурил и посмотрел вверх. Небо было темным, но не черным, темнота - не загораживающей, а проницаемой, мягкой, зовущей взгляд вдаль.

Мужчина поднялся, пошел в павильон, разделся в отведенной ему комнате, взял из чемодана ласты и акваланг. Ему хотелось посмотреть, какие течения у южного берега острова.

Он вернулся на пляж. Ветер стих, волны почти не было. Издалека доносился шелест морской зыби на рифах, резко, по-ночному пахли цветы. Мужчина вошел в воду. Она сначала обожгла его холодом, но тело быстро привыкло к изменившейся температуре. Он надел маску, повернул вентиль баллончика со сжатым воздухом.

Еще несколько шагов, и он погрузился с головой. Тьма сомкнулась. Но она была тоже живой, проницаемой, пронизанной там и здесь огоньками - созвездиями и галактиками светящихся живых существ. Мужчина включил фонарик. Разноцветными лучами что-то вдруг вспыхнуло совсем рядом, мужчина отшатнулся, но затем губы его под резиновой маской сложились в улыбку. То была всего лишь рыбка анчоус, серая и тусклая на суше, на прилавке, и такая сияющая, искрящаяся здесь, в своей стихии.

За первой гостьей, привлеченной светом фонаря, последовала вторая, затем третья. Они кружились возле человека подобно праздничным огням фейерверка, делаясь то синими, то зелеными, то красными.

Мужчина начал различать теперь и взвешенные в воде частицы твердых веществ. Откуда-то появились длинные красные черви, затем еще рыбы, и через несколько мгновений все вокруг него уже кишело жизнью. Он двинулся в сторону, ведя желтым лучом по неровному дну. Песок шевелился у него под ногами, моллюски сидели в своих вороночках, вдыхая кислород, а из маленькой пещеры вдруг глянули два круглых загадочных глаза.

И человек забыл на миг, зачем он прибыл на остров...

А наутро пришел катер с членами комиссии и артиллеристами.

II
- Да, интересно,- сказал генерал. Отодвинувшись от стенки окопа, он тыльной стороной кисти стряхнул с мундира сыроватый песок и усмехнулся.- Если так дальше пойдет, эта штука всем нам, военным, подпишет приказ об отставке, а?

Полковник с выпяченной челюстью заглянул генералу в глаза и охотно рассмеялся.

- Причем еще до пенсионного возраста.

В окопе произошло движение. Люди отряхивались, поправляли мундиры. Толстый майор снял фуражку, платком вытер вспотевший затылок и лысину. Он повернулся к изобретателю.

- А как все же машина действует? В чем главный принцип?

Изобретатель взглянул на майора, собираясь ответить, но в тот момент в разговор вмешался капитан.

- Ну в чем? По-моему, нам объяснили достаточно ясно.- Ему было стыдно за несообразительного майора.- Принцип в том, что борьба происходит не в сфере действий, а в сфере намерений, если я правильно все понял. Ведь если кто-нибудь из нас хочет уничтожить танк, он сначала обязательно думает об этом, верно? Вот, скажем, я артиллерист и сижу на месте нашего капрала у пушки. Прежде чем выстрелить, я должен навести орудие, а затем нажать рычаг спускового устройства. В этот момент у меня в мозгу возникает особая Е-волна, или волна действия. Вот на нее-то и реагирует блок, смонтированный внутри танка. Включает соответствующее реле и дает танку команду передвинуться.
- Ну пусть,- настаивал майор.- А почему тогда танк не двигается просто от мыслей? Вот я, например, в этот момент думаю, что хорошо бы попасть ему снарядом прямо в башню. Там, где он сейчас стоит. Я думаю, но танк не двигается. Однако нам ведь говорили, что мы все будем в поле действия машины, в поле действия этого устройства. Весь остров.

Изобретатель чуть заметно пожал плечами.

- Конечно, в этом случае танк непрерывно получал бы команды и непрерывно двигался бы. Но я же вам объяснял, что устройство реагирует именно на Е-волну, а не на нормальные альфа-ритмы. Но Е-волна возникает в мозгу только в момент перехода к действию. Выражаясь более научно, она реагирует на тот заряд, который возникает в коре лобных долей, начинаясь от условного стимула и продолжаясь до появления безусловного.
- Черт! Я все-таки тоже не понимаю,- вмешался полковник с выпяченной челюстью.- Но почему танк уходит именно с того места, куда попадает снаряд из орудия? Ведь я-то могу думать, что снаряд попадет в одно место, а практически он попадает в другое. Что же служит сигналом для машины внутри танка - действительный полет снаряда или мое желание?
- Для этого есть блок расчетного устройства,- ответил изобретатель.- Прежде чем ваш артиллерист начинает стрелять, он снимает с приборов данные: расстояние до цели, скорость движения цели, направление. Он снимает их, какой-то миг они держатся у него в голове, затем он передает их на считающее устройство своей пушки. Но моя машина в танке тоже получает все эти расчеты, тоже определяет траекторию снаряда и соответственно уходит с предполагаемого места его падения. То есть когда вы прицеливаетесь в танк и производите выстрел, вы тем самым даете команду машине увести танк как раз с того самого места, куда должен попасть снаряд. Одним словом, главное, что мешает попасть в танк,- это то, что вы хотите в него попасть.
- Гм,- начал генерал. Он чувствовал, что разговор слишком долго обходится без его участия.- Гм... И тем не менее я думаю, что это еще не совершенное оружие.
- Когда будет создано СОВЕРШЕННОЕ оружие,- холодно сказал изобретатель,- нужда в профессиональных военных исчезнет.

На миг все умолкли, потом полковник рассмеялся.

- К этому, кажется, и идет.- Он заглянул в глаза своему начальнику.- Как вы думаете, генерал?.. Все делают машины. Нам остается лишь получать жалованье.

Генерал улыбнулся и кивнул. Затем лицо его стало суровым.

- Ну прекрасно. Продолжим. Майор, дайте ребятам команду на пост, пусть открывают огонь.

Он подпустил в голос порцию хорошо рассчитанной официальности, смешанной с горловой хрипотцой независимого вояки-командира и отца своих солдат. При этом он подумал, что никакая машина не смогла бы отмерить эти две дозы с такой точностью.

Испытания продолжались. Танк-мишень с усиленной броней и укороченной пушкой стоял на месте до самого момента выстрела. Затем, чуть опережая вспышку дульного пламени из блиндажа, гусеницы приходили в движение, танк прыгал в сторону, снаряд рвался сзади, впереди или сбоку, осколки горохом стучали по броне, и машина опять застывала, как огромный серый камень. По распоряжению генерала танк стали обстреливать из двух орудий сразу. Земля на полигоне поднялась тучей, танк скрылся в ней, но потом, когда пыль и песок осели, он снова оказался невредимым, спокойно и равнодушно ожидающим следующих выстрелов.

К двум часам пополудни все уже устали от жары и неудобного стояния в окопе.

- Ну отлично,- сказал генерал.- Это все была оборона. Теперь как насчет наступления? Отдайте танку приказ, чтоб он начал обстрел блиндажа.
- Пожалуйста,- ответил изобретатель.- Одну минуту.

Он один был невоенным здесь, выделялся среди других помятым штатским костюмом, с небрежно, не в тон подобранной рубашкой и фразами вроде "С удовольствием... Сию минуту". Он подошел к прибору, напоминающему небольшой радиоприемник, открыл верхнюю стенку, посмотрел что-то там, взялся за ручку настройки.

- Но приказа "начать обстрел" я не могу отдать машине. Зря она обстреливать не будет. Поскольку люди не боятся. Танк вступит в бой, когда получит сигнал страха. И будет в дальнейшем руководствоваться этими сигналами. Так включать?

Он посмотрел на генерала. Его голубые глаза светились.

- Давайте, давайте,- сказал генерал. Он глянул на часы.- Пусть танк немного постреляет, а потом пойдем обедать.

Изобретатель повернул ручку. В приборе что-то пискнуло и оборвалось.

- Готово.

Все смотрели на танк. На полигоне было тихо.

- Ну?- сказал полковник с челюстью.- Что-то заело, да?

Изобретатель живо повернулся к нему:

- Нет, все в порядке. Ничуть не заело. Но машине нужен сигнал. Она не стреляет сейчас, потому что это было бы безрезультатно. Она не расходует боеприпасы бесцельно, как это часто случается с вашими специалистами. Солдаты в укрытии, и снаряд в них не попадет. Необходимо, чтоб они ощущали себя уязвимыми и боялись, что танк их уничтожит. Одним словом, опять-таки нужна Е-волна. Но на сей раз Е-волна страха. Как только кто-нибудь станет бояться машины, она сразу откроет огонь. Принцип тут в том, что жертва, если можно так выразиться, должна руководить палачом.
- Уф-ф,- вздохнул майор.- Может быть, мы тогда все-таки сначала пойдем пообедаем?- Он был самый полный здесь и больше других мучился от голода.
- Ладно,- согласился генерал.- Пообедаем, а затем приступим к дальнейшему. Вообще-то, вещь перспективная.

Идти до павильона с двойной крышей было далеко. Члены комиссии растянулись на добрых сто метров. Последним шли изобретатель и генерал с полковником.

- Послушайте,- сказал генерал, когда изобретатель остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке.- А вы ее выключили, вашу машину?

Штатский поднял к нему бледное лицо с капельками пота на висках.

- Она не выключается. У нее нет такого устройства.
- Как нет?- спросил полковник с выпяченной челюстью.
- Так. Я не предусмотрел.
- А когда же она кончит работать?
- Никогда. Это же самозаряжающийся автомат. Получает энергию от солнечных лучей. Если кончатся снаряды, будет давить противника гусеницами. Но и снарядов довольно много.
- Весело,- сказал генерал.- А как же мы ее будем увозить отсюда, если танк начнет отстреливаться? Как мы к нему подойдем?
- Мы его и не увезем,- ответил изобретатель. У него никак не ладилось со шнурком.- Он нас всех уничтожит.

Двое помолчали, глядя на штатского.

- Ну пойдемте, полковник,- сказал генерал.

Они отошли на несколько шагов, и генерал пожал плечами:

- Черт их разберет, этих штатских. Остроумие ученого идиота? "Он нас всех уничтожит"... К сожалению, без них теперь не обойдешься.
- В том-то и беда,- поддакнул полковник.

III
Выпили соки, разнесенные вестовым генерала, и поговорили о погоде и о гольфе. Генерал высказался в пользу тенниса. Несмотря на свои пятьдесят два года, он обладал отличным пищеварением, превосходным здоровьем и почти каждый миг жизни - даже в ходе самых серьезных заседаний в министерстве - ощущал свое тело, крепкое, налитое, все еще жадное на движения и на пищу.

Съели картофельный суп и поговорили об альпинизме. Генерал пожалел, что в наше время молодые офицеры уделяют мало внимания благородному конному спорту. Разговаривая, он тоже постоянно ощущал свое тело, вспомнил о том, как месяца три назад у него начала побаливать поясница и как по совету своего врача он, добавив несколько упражнений в утреннюю зарядку, излечился от этой боли.

Съели второе и припомнили, где и как кого кормили в различных дальних поездках, командировках и компаниях. Генерал рассказал, как одно время было трудно со снабжением в Конго и как все время было легко со снабжением во Вьетнаме. Он единственный из присутствующих был участником военных операций в обеих странах, и несмотря на то что военные действия трактовались им прежде всего с гастрономической точки зрения, его выслушали в строгом молчании.

Изобретатель в течение всего обеда молчал, скатывая пальцами на столе хлебные шарики. Когда кофе был выпит и члены комиссии закурили, он взял ложечку и постучал ею по чашке.

Все повернулись к нему.

- Попрошу минуту внимания.- Он подался вперед.- Я хотел бы сообщить вам, что параллельно с испытанием самозащищающегося танка я решил на этот раз провести еще один небольшой опыт. Так сказать, изучение реакций у людей, безусловно обреченных на смерть. Несколько слов о причинах, побудивших меня предпринять это скромное исследование. Дело в том, что все вы здесь являетесь военными и, если можно так выразиться, профессионально связаны с убийством. Вот вы, например, генерал, планировали операцию "Убийца" и операцию "Петля" в одной "банановой" республике. И еще несколько им подобных. Кстати, именно в этой стране у меня погиб второй сын.
- Я выражаю вам свое сочувствие,- сказал генерал.

Штатский отмахнулся.

- Благодарю вас... Итак, вы планируете войны, но они предстают перед вами в несколько опосредствованном виде, не правда ли? На карте - в качестве планов, приказов, смет. Такое-то количество пропавших без вести, такое-то - раненых, такое-то - убитых. Одним словом, слишком абстрактно. Так вот, я поставил своей задачей дать вам почувствовать, что это такое - лежать в окопе с пулей в животе или ощущать горящий на спине напалм. Это будет завершением вашего образования. Позволит вам хоть один раз довести начатое дело до логического конца.

Он встал, отбросил стул.

- Итак, имейте в виду, что машина не выключена. Теперь старайтесь не испугаться. Помните, что танк реагирует на Е-волну страха.

И поспешно вышел из столовой.

Зазвонил телефон. Капитан - самый младший здесь по званию, блондин с вьющимися волосами - автоматически потянулся к аппарату.

- Капитан у телефона.

Всем был слышен голос сержанта-артиллериста в трубке.

- Извините, мы уже можем выйти, сэр? То есть мы уже выходим, но выключена ли эта штука?
- Можете,- сказал капитан.- Пообедайте, и чтоб через полчаса быть на месте.

Он положил трубку на рычаг, тупо уставился на нее, затем губы у него шевельнулись, испуг мелькнул в глазах, и он схватил трубку опять.

- Эй, сержант! Кто там есть! Эй!- Он кричал так громко, что вены у него на шее набухли.- Эй, сержант!

Он опустил трубку и растерянно посмотрел на присутствующих.

- Пожалуй, этим нельзя выходить, раз такое дело. А?- Он вскочил и выбежал из павильона.

Остальные тоже встали.

Солнце заливало остров отчаянной жаркой белизной. Все как бы плыло в голубоватом мареве, в отблесках океанской равнины. По песку от блиндажа шагали две фигурки.

- Эй, сержант!- закричал капитан.- Эй, опасность!- Он замахал руками в тщетной надежде, что артиллеристы поймут эти знаки как приказ вернуться в блиндаж.
- Минутку,- сказал полковник. У него отвисла челюсть.- А мы?

Генерал с салфеткой в руке посмотрел на него. Он побледнел, и эта бледность как бы передалась всем. Полковник вдруг сорвался с места и, согнувшись, с быстротой, почти непостижимой, бросился к зарослям бамбука.

А в следующий момент раздался резкий свист. Сверкнуло пламя, звук выстрела и грохот разрыва слились в одно. Горьковато, напоминая войну, беду, несчастье, пахнуло пороховым дымом.

IV
Полковник, раненный осколками, сидел в окопе, сжавшись, и прислушивался к рычанию танка неподалеку.
Полковника трясло. Он всхлипывал, и слезы катились по его худощавому лицу с мужественной челюстью. Он плакал не от боли. Обе раны были несерьезны и перестали мучить сразу после первого шока. От обиды и переполнявшей ненависти. Ему было сорок лет, он ни разу в жизни не совершил ничего предосудительного. Всегда слушал указания начальства, никогда не пытался внести в мир что-нибудь новое, свое. Он был безупречен со своей точки зрения, и вдруг оказалось, что руководители предали его. Танк, предназначавшийся для других, гнался теперь за ним.

Его трясло от злобы и обиды. Первым из членов комиссии, стоявших у входа в павильон, он сообразил, что случилось, и как зверь, не рассуждая, бросился в заросли. Полковник слышал взрыв позади, слышал, как два снаряда ударили по артиллеристам, которые тоже, видимо, испугались. Он видел из кустарников, как одиночный снаряд вдребезги разбил и утопил катер у берега вместе с сидевшим там мотористом, который при первой же тревоге стал поспешно заводить двигатель.

А потом машина начала охоту за ним.

Полковник непрерывно двигался, прыгая из ямы в яму, и несколько раз ему удалось ускользнуть от прямых попаданий. Потом он сообразил, что надо попытаться попасть в мертвую зону - туда, где наклон орудия не позволит машине достать его выстрелом. Ему удалось приблизиться к танку, и он спрыгнул в окоп. Танк был теперь метрах в тридцати от него и не стрелял более - серая глыба на фоне неба.

Полковник знал - машина не стреляет лишь потому, что он понимает, что в него нельзя попасть. В том-то и заключалась дьявольская сила изобретения - жертва должна была командовать палачом.

Полковник закусил губу и выглянул из-за бруствера. Танк стоял неподалеку, спокойный, равнодушный. Люк для танкистов был заварен. И фары, помещающиеся обычно под башней по обеим сторонам люка, тоже были сняты. Это неживое существо не нуждалось в том, чтоб видеть дорогу перед собой - его вели мысли и страхи тех, за кем он охотился.

Низколобый, приплюснутый, серый, танк ждал...

Полковник всхлипнул еще несколько раз. Здесь он находился в сравнительной безопасности, и ему злорадно подумалось, что лишь его одного осенило бежать не от машины, а к ней... Потом он вяло сказал себе, что генерал и все другие просто не успели сообразить, куда бежать. Их снесло первым выстрелом.

Он оглянулся в сторону разрушенного павильона, затем снова посмотрел на танк, и вдруг в голову ему пришла мысль о гусеницах. Ведь изобретатель говорил, что танк может использовать и это.

И тотчас танк зарычал, гусеницы послушно пришли в движение, и машина рванулась вперед.

Полковник упал на дно окопа. Танк приблизился, рыча, гусеницы показались над бруствером, смяли его и легли на противоположный край окопа. Брюхо машины было теперь как раз над головой полковника. Он сжался, стараясь сделаться как можно меньше, и затем с облегчением подумал: "Не достанет".

И тотчас мотор умолк.

"А если он начнет вертеться?" - спросил себя полковник.

Мотор взревел, гусеницы двинулись, и танк стал вертеться над окопом, стараясь разрушить его. Но стенки окопа были достаточно прочны, укреплены балками, и полковник с облегчением сказал себе, что из этого ничего не выйдет. Он не успел додумать эту мысль до конца, как мотор выключился и танк остановился.

Ужасно! Полковник скрипнул зубами.

Было тихо, как будто остров уже совсем вымер. Полковник пощупал плечи. Кровотечение остановилось, рана не болела. Жара усиливалась. Не хватало воздуха, пот катился по лбу полковника, спина взмокла. Лежа, он видел, как постепенно меняет цвет и вроде как бы сгущается небо. Оно становилось синее и одновременно чуть краснело.

Полковник стал размышлять, иногда прерывая свои мысли судорожными всхлипываниями. "Ну хорошо. Вот он лежит теперь. Но как долго можно выдержать это? На военной базе, откуда они прибыли, вероятно, хватятся через какое-то время. Но не скоро. Вся операция так засекречена, что никто толком и не знает, где они и когда должны вернуться. Комиссия вообще не подчинена командующему этой ближайшей базы. Он будет сначала связываться с министерством в столице, начнутся переговоры, поиски нужных людей, полетят радиограммы, и, может быть, недели через две сюда прибудут катера... Через две недели! А ему и двух суток не выдержать без пищи и воды.

И даже если он выдержит. Что тогда?.. Вот пришла помощь, люди высадились, ходят по острову. Пока еще они не понимают, в чем дело, пока не боятся танка, им ничто не грозит... Вот к нему подошел человек. Он, полковник, сообщает, что танк держит его здесь в окопе. Человек моментально пугается, в тот же миг танк начинает пальбу и расстреливает всех приехавших.

Но можно сделать иначе. Ничего не говорить про танк, а просто приказать, чтоб ему дали в окоп рацию. А затем с ее помощью связаться с базой, объяснить, в чем дело. Но конечно, приехавшие все равно почувствуют что-то неладное. Они бросят его и смоются".

"Нет,- сказал он себе,- это не выход. Уже не говоря о том, что прихода катеров ему ни за что не дождаться".

Он еще раз с ненавистью подумал о генерале - уж с тем-то, наверное, все кончено. И поделом. Нельзя же быть такой шляпой.

Полковник посмотрел на днище танка над ним. Эх, если бы была граната!

Танк вдруг ожил, мотор включился.

Но ведь нет гранаты.

Мотор выключился.

Проклятье!.. А что, если вылезти из окопа позади машины и пробраться к башне? Полковник стал на четвереньки, осторожно приподнял голову. Только бы танк не отъехал и не развернулся!

Двигатель сразу зарычал, танк отъехал и, лязгая, развернулся.

Полковник застонал и сел на дно окопа. Безвыходно.

Он посмотрел на машину. А что, если она сейчас отъедет, оставит между ним и собой достаточное расстояние и тогда произведет выстрел? Окоп-то ведь не спасет. Он подумал об этом и тотчас схватился за голову. Нельзя было об этом думать! Нельзя, потому что танк вздрогнул, взревел и задним ходом, грохоча, покатил прочь. В том-то все и дело было, в том-то и весь ужас, что машина делала как раз то, чего ты боишься, чего не хочешь, чтоб она делала.

Придерживая рукой плечо, полковник вскочил. Он знал, что вопрос жизни для него - не отставать. В ту самую минуту, когда он поймет, что танк уже может стрелять по нему и испугается, машина выстрелит.

Танк наращивал скорость, и полковник побежал за ним. Все годы его комфортабельной жизни, все годы занятий спортом должны были вложиться в этот бег.

Танк пошел быстрее, прибавил скорость, потому что полковник подумал, что ведь он может и прибавить...
***

Толстого майора и генеральского вестового разорвало в клочья первым же выстрелом.

Капитан, ему было всего двадцать девять лет, получил несколько тяжелых ран сразу. Но страха он не испытывал, и это исключило возможность новых выстрелов по нему. Он лежал на песке, исходя кровью, придавленный упавшей крышей павильона. Он думал только о жене и о своих двух девочках. С поразившей его самого ясностью он рассчитал, какова будет пенсия семье: для этого следовало учесть и срок службы, и звание, и род войск, и даже обстоятельства гибели - в полевых или не полевых условиях. Пенсия получалась достаточная, это успокоило его. Затем ему пришло в голову, что даже хорошо, что испытания не удались. Если бы такая штука вошла в мир, в конце концов могло бы дойти и до его девочек.

"Уж лучше я",- подумал облегченно и с последними проблесками мысли сказал себе, что где-то в самом начале пошел, вероятно, не той дорогой. В глазах у него поплыли радужные круги, обескровленный мозг уже ощущал недостаток кислорода, и капитан заснул навсегда.
***

А генерал умирал медленно. Первым его ощущением после шока была боль. Он даже не понимал, куда ранен, боль пронизывала все тело. Как и полковник, он резко ощутил несправедливость случившегося. Ведь он же был не из той касты, не из тех, кого надо было и можно было убивать.

Затем боль ушла, но вместо нее явились бессилие и какая-то ужаснувшая его муторность. Она все росла, и генерал даже чуть приподнял голову, чтоб приказать этому прекратиться.

Он приподнял голову и увидел изобретателя, который присел возле него на корточки. Лицо этого человека было спокойно и как всегда равнодушно. Он протянул руку и положил что-то на грудь генералу.

- Медаль,- сказал он.- Медаль "За заслуги", которой был посмертно награжден мой сын в шестьдесят пятом году. Вы сами вручили ее мне.

Медаль давила, как гора. Генерал не понимал слов изобретателя, он просто чувствовал, что не может, ну просто не может так дальше, потому что с каждой секундой все росла и уже совершенно нестерпимой делалась эта муторность. Генерал ни разу в жизни не был ранен, ни разу его даже не оперировали. Он не знал, что примерно так, ужасаясь и страдая, умерли те тысячи людей, смерть которых он планировал прежде, и примерно так должны были бы умереть, согласно его новым проектам, миллионы.

Изобретатель некоторое время смотрел на умирающего генерала, затем поднялся, разыскал в развалинах павильона свой чемодан, вынул ласты и побрел к берегу. Он слышал рев танка где-то вдалеке, но не оборачивался. Собственное существование было ему безразлично. Он ощущал внутри ужасную пустоту. Пустоту, которую можно чувствовать, когда сделал уже решительно все, что еще в жизни собирался сделать...
***

Полковник гнался за танком. Тот все увеличивал скорость, и настал миг, когда полковник понял, что теперь уже все равно - не хватало воздуха, легкие жгло пожаром, а сердце так стучало в грудной клетке, что удары отзывались по всему телу.

Он прошагал, шатаясь, еще десяток метров и остановился. Пусть!

И танк тоже остановился. Это было как чудо.

Жажда жизни тотчас снова вспыхнула в сознании полковника, придав ему новые силы. Он пошел было вперед, а затем остановился, сообразив, что, поскольку здесь поблизости нет никакого укрытия, танк может попросту раздавить его гусеницами. Он застонал в отчаянии, стараясь отогнать эту мысль, вытравить ее из мозга. Он затряс головой, зажмурил глаза и услышал, как зарычал двигатель внутри ожившей стальной глыбы...
***

Изобретатель плыл, мерно выбрасывая вперед руки. У него была мысль добраться до соседнего острова. О том, что будет дальше, он как-то и не задумывался. Он все еще был наполнен бесконечными дебатами в накуренных кабинетах, резолюциями всевозможных инстанций, указаниями, сметами, планами. В его ушах все еще звучали сегодняшние выстрелы и стоны умирающих.

Но постепенно это уходило.

Волны, журча, обтекали его. Опуская голову, он видел полосы солнечного света. Они колебались в такт движению пенных гребней прибоя, яркие у поверхности и гаснущие внизу. Стайки макрелей невесомо парили под ним, затем вдруг поворачивали все разом, как будто заранее сговорившись, сосчитав до трех, и исчезали в том общем жемчужно-зеленоватом сиянии, которым был пронизан у поверхности ток вод.

Важно, неторопливо двигались медузы, похожие на яркие, с оборками старинные зонтики. Какая-то река - странная серебристая полоса, движущаяся во всех своих частях сразу,- струилась в океане, в стороне. Человек подплыл к ней и замер. То были рыбы, не известные ему, крупные. Их были тысячи, а может быть, и сотни тысяч. Они возникали из синего мрака, снизу светящиеся, сверкающие неповторимыми оттенками фиолетового и палевого, возникали ряд за рядом бесчисленные, бесшумные, сосредоточенные, поворачивали в одном и том же месте и уходили опять в бездонную глубь. Какие тысячи километров они уже прошли, двигаясь, быть может, от поросших лесом берегов Африки или с другой стороны - от саргассовых водорослей, через пиратские моря мимо Антильских островов, Гаити и Пуэрто-Рико? Куда они стремятся теперь и почему именно эту точку избрали для поворота?

Зачем они так щедро прекрасны в изобилии своего светящегося хода?

Изобретателю подумалось, что хотя уже нет в живых его детей, но ведь есть еще и другие дети. Любопытные глаза, глаза, которым так хотелось бы увидеть чудеса морей, лесов и городов... Может быть, еще есть для чего жить?

Он вдруг подумал, достаточно ли отплыл от острова. Не достанет ли его выстрелом собственная машина?

Изобретатель поднял голову, и в ту же секунду пронзительный свист ввинтился в воздух.

V
За ночь на острове поработали над трупами муравьи и крабы. С наступлением дневной жары они исчезли, а на следующую ночь опять принялись за дело так споро, что к утру на песке остались лишь белые кости. Постепенно собирался тайфун, он ударил на третьи сутки после гибели комиссии. Первыми же порывами ветра унесло остатки павильона - строители поставили его на открытом месте, а не в низине, как индейцы свои хижины. Гнулись пальмы, бешеный ветер передвигал дюны. Потом тайфун унесся к берегам материка, пальмы выпрямились, и от всего, что привезли военные, остался лишь танк, полузасыпанный песком.

Вернулись жители деревни. Пока не наскучило, дети лазили на странную тяжелую глыбу, внутри которой, притаившись, механический мозг ожидал, чтоб пробудиться, импульсов ненависти и страха.

НАЙДЖЕЛ СЕЛЛЕРС
ОРУЖИЕ И МАЛЬЧИК
пер. А.А.Горелов

- Ой, пап, вот это класс!- воскликнул Виктор Блюм, подняв крышку с завернутой в серебристую фольгу коробки - это был ему подарок на день рождения.
- Лучшие из тех, что продаются в игрушечном магазине Уайленда,- с гордостью сказал отец Виктора.- Когда моему сыну исполняется десять лет, мне ничего для него не жалко.

Глаза Виктора округлились от восторга, когда он принялся рассматривать содержимое коробки. Внутри плотными рядами лежали игрушечные солдатики. Тут были красные солдатики и синие, серые и зеленые, черные и коричневые. Тут были солдатики с ружьями, с автоматами, а некоторые даже с ручными гранатами наготове. Кроме солдатиков, в коробке были еще и танки, тягачи и гаубицы.

"Да это самая лучшая армия в мире",- подумал Виктор. И это действительно было так.

- Ну, папочка, спасибо. Это самый лучший подарок, какой мне когда-нибудь дарили!- сказал Виктор.- И тебе, мам, тоже спасибо,- добавил он.
- Виктор, а как ты собираешься поблагодарить своего папу за такой великолепный подарок?- поинтересовалась Мэдж Блюм.

Виктор встал с кухонного пола, на котором были разложены его сокровища, и забрался к отцу на колени. Он крепко обнял отца за шею, а затем потянул маму за ее длинные каштановые волосы, чтобы она нагнулась к нему и он мог поцеловать ее в щечку.

- Мам, а можно я возьму их с собой на улицу поиграть?- попросил мальчик.
- Нет, милый, не сегодня,- покачала головой миссис Блюм.- Сегодня всю ночь шел дождь.
- Ну вот,- разочарованно протянул Виктор.

Фрэнк Блюм налил себе еще кофе.

- Послушай-ка, Виктор,- обратился он к сыну,- у нас в подвале стоит старая песочница. Я думаю, мама не будет возражать, если ты поиграешь там.

Виктор умоляющим взглядом посмотрел на мать.

- Можно, мама?

Миссис Блюм улыбнулась.

- Хорошо, Виктор, только сначала оденься.
- Да ну, мам!

Миссис Блюм потрепала сына по рыжеватой шевелюре.

- Делай так, как говорит мама, ты понял?

Виктор спрыгнул с папиных колен на пол и отправился в свою комнату.

Миссис Блюм подошла сзади к мужу и поцеловала его в начинающую уже лысеть макушку.

- Фрэнк, я никогда не видела его таким счастливым,- проговорила она.
- Да, Мэдж, его вид стоил всех денег до последнего цента, которые я отдал за эти игрушки.

Стоя на лестничной площадке, с которой ступеньки вели в подвал, Виктор нажал на кнопку выключателя, и все помещение внизу залил яркий свет двух лампочек. В ноздри ударил знакомый терпкий запах дерева и скипидара. Спускаясь по ступенькам, Виктор уже разрабатывал план сражения.

"Серые молниеносно нападут на остальных солдат. Это будет самая великая война на свете. Самая великая",- говорил он себе.
***

Все лето его игрушечные солдатики были его постоянными спутниками. Он играл с ними все время - то на улице, то в подвале, среди дюн и барханов старой песочницы. Но при этом всегда серые солдаты нападали на других. А в сентябре немецкие войска прокатились по Польше и дали миру новое слово Blitzkrieg - "Молниеносная война".

На рождество и в следующий день рождения армия Виктора пополнилась новыми солдатиками, с помощью леденцов на палочке он построил в старой песочнице крепость. Идею крепости подсказал ему ролик новостей, который он незадолго до этого видел в кино. В то время как остальные ребята, затаив дыхание, следили за приключениями киногероев, Виктора в кино влекли выпуски новостей. В них всегда было полным-полно сюжетов, в которых английские войска сражались с немецкими. Виктора приводили в неописуемый восторг солдаты, марширующие сквозь песчаные бури, и переваливающиеся через дюны танки. У него в ушах звучал низкий голос диктора, в очередной раз провозглашавшего, что "Томми Аткинс по-прежнему оказывает мужественное сопротивление силам нацистской Германии и ее фашистских прихвостней".

Спустившись в подвал, Виктор взял со стола с садовым инструментом совок и принялся достраивать свою крепость. Палочки от леденцов поддерживали стены и башни, которые он лепил из мягкого влажного песка. Затем он вынул из коробки серых и зеленых солдатиков. Зеленых он поместил внутри крепости, а серых расставил снаружи. И вскоре в его воображении разгорелась кровавая битва. Серые войска снова и снова шли на приступ крепости, но зеленые мужественно оборонялись и каждый раз отбрасывали противника назад.

Виктор с удовольствием проводил бы в подвале целые дни, воображая себя поочередно то генералом, то маршалом обеих воющих сторон.

Однако каждый раз мама все портила своим криком: "Виктор, ужинать!"

Но он всегда оставлял все на своих местах и потом снова продолжал свою войну. И хотя Виктор об этом почти ничего не знал, с 31 марта 1941 года по 18 ноября 1941 года, когда успешно была проведена операция "Крестоносец", английский гарнизон в Тобруке сдерживал натиск сил генерала Роммеля и всего нацистского Африканского корпуса. В День благодарения в 1941 году Виктор разобрал свою крепость. На следующий год Тобрук оказался в руках немцев.

Иногда Виктор тайком приносил несколько солдатиков с собой в школу. Он прятал их, пока учительница объясняла разные правила правописания и грамматики, а на переменке доставал их. Другие ребята всегда с восторгом слушали, как Виктор описывает сражения, которые он разыгрывает со своими солдатиками, и эти сражения почему-то казались им более реальными, чем те, которые так переживали их родители.

- У-у-у,- выдыхали они, столпившись вокруг, когда он расставлял своих солдатиков на черном асфальте в школьном дворе.
- А где американцы?- обязательно спрашивал кто-нибудь.
- Вот те, это, что, английские моряки?- спрашивал другой.
- А серые - это фрицы, да?- говорил третий.

Виктор на минуту задумывался, насупив брови.

- Ну, я думаю, что зеленые это англичане. Это они сражаются против немцев в Африке. Немцы - это серые. А американцы, судя по всему, голубые. Знаете, как в тех фильмах, когда из-за холмов выскакивает кавалерия.
- А можно их потрогать? Ну, пожалуйста,- просит каждый по очереди. Но в этот момент Виктору всегда приходит на помощь звонок на урок.

Солдатики снова возвращаются к нему в карман. А после уроков они опять воюют, или в старой песочнице, или в траве, или посреди сооружений макета оловянной железной дороги, которую Виктор как-то получил в подарок на Рождество. Когда вермахт начал осуществление плана "Барбаросса", и немецкие войска двигались на Москву, красные и серые солдатики сражались в деревнях, построенных из детских кубиков.
***

- Что-то твой папа задерживается,- обратилась к Виктору мама, хоть она видела, что тот не слушает.

День был очень холодный, на дворе стояла поздняя осень, и Виктор на этот раз решил не спускаться в сырой холодный подвал. Он растянулся на ковре с последним выпуском "Человека-факела" и играл с игрушечными автомобильчиками. В этот момент игрушечная аварийная машина растаскивала столкнувшихся на перекрестке "Крайслер" и "Десото". "Десото" был очень похож на автомобиль Блюмов - именно поэтому Виктор и попросил отца купить его.

- Я очень беспокоюсь,- снова заговорила Мэдж.- Почему его так долго нет? Уже восьмой час.
- Может быть, он попал в аварию, мам,- сказал Виктор.
- Виктор! Не смей никогда так говорить!- воскликнула мать.
- Прости, мам,- проговорил Виктор, и тут он заметил, что она пристально смотрит на его игрушечные машинки на ковре. Она разглядывала "Десото" и "Крайслер", но особенно ее внимание привлек аварийный грузовик.
- Мам, с тобой все в порядке?- встревоженно спросил мальчик.

Миссис Блюм открыла было рот, чтобы сказать что-то, но промолчала.

- Проклятый дурак!- проворчал отец, входя в комнату. Он поцеловал жену в щечку и сказал:
- Извини, что опоздал, дорогая. Какой-то дурак налетел на меня, и мы так сцепились бамперами, что пришлось вызывать аварийную службу, чтобы нас расцепить.
- А этот водитель, он ехал в "Крайслере", не так ли?- задумчиво проговорила Мэдж, не спуская глаз с игрушек на полу.
- Ну да, а ты-то откуда знаешь?- удивленно спросил ее муж.
- Просто угадала,- ответила она.- Сейчас приготовлю ужин.

Фрэнк Блюм покачал головой вслед жене, которая отправилась на кухню. Он бросил взгляд на игрушки на полу, потом на сына.

- Ты не знаешь, что это нашло на твою матушку?
- He-а,- ответил Виктор, смущенно улыбнувшись и подбирая с пола игрушки.

За ужином никто не вспоминал об этом происшествии, и вскоре оно как-то забылось. Но он знал, что впредь надо быть осторожнее.
***

А вскоре всех потрясло нападение на Пирл-Харбор, и безмятежному существованию Виктора пришел конец. Отец записался в армию и поступил в школу для офицеров. Они поселились в большом доме, конфискованном у выходцев из Японии. Виктор не запомнил название японского города, из которого те были родом, но точно знал, что теперь они находились в каком-то специальном лагере в штате Орегон.

Подвала в этом доме не было, зато был огромный чердак, заставленный разными низенькими столиками и разноцветными подушками. И еще теперь у них был дворик с прудиком, в котором плавали золотые рыбки, и крохотный садик с вишневыми деревьями.

Деревья не тревожили Виктора, а вот то, что скрывалось за ними, его волновало: посреди сада стоял небольшой домик, у которого не было ни одной стены, а внутри домика стояла ярко раскрашенная фигурка в цветном одеянии. Правая рука ее была поднята в жесте, похожем на благословение. Когда Виктор стоял в этом саду, его охватывало одновременно и чувство покоя, и какая-то тревога.

- Это синтоистский храм,- сказал отец, подойдя как-то к Виктору, стоявшему около японского домика.
- Синтоистский?- переспросил мальчик.- А что это такое?

Мистер Блюм положил руку ему на плечо.

- Ну, это такая религия. Ее исповедуют японцы. Они поклоняются природе и, кроме того, они чтут своих предков, например, своих прадедов и прабабок.
- А-а,- протянул Виктор, не сводя глаз с храма. Здесь было так тихо и хорошо, и от цветущих вишен шло такое благоухание. Так почему же его здесь не покидало чувство страха?
- Пап, а почему японцы, которые здесь раньше жили, должны были уехать? Ведь они ничего плохого не сделали, правда?

Отец нахмурился.

- Пошли. У мамы уже готов обед,- сказал он, чтобы не отвечать на вопрос.

Виктор понял, что ответа он не получит, и нехотя поплелся к дому. Позже за обедом он спросил:
- Папа, ты не мог бы подарить мне на день рождения карту?

Чашка кофе замерла в руках мистера Блюма на полпути от блюдца к губам.

- Карту?- недоуменно спросил он.- Зачем она тебе?

- Да знаешь, наша учительница, мисс Магрудер, много интересного рассказывает нам на уроках географии. Вот мне и хотелось бы, чтобы у меня дома были разные карты. Я бы мог отыскивать на них места, о которых он говорила на уроке,- ответил Виктор.

Отец задумался.

- Что ж, посмотрим, может быть мне удастся что-нибудь для тебя сделать,- наконец проговорил он.- Просьба достаточно разумная. Да и твой день рождения не за горами.

В этот день рождения Виктор получил в подарок две большие карты - Европы и Северной Африки - и несколько карт поменьше, на которых была изображена Азия и район Тихого океана. Виктор тут же перенес их на чердак и расстелил на низеньких столиках.

"Это именно то, что надо",- подумал Виктор. Трясущимися от волнения руками он открыл деревянную коробку, в которой теперь хранил солдатиков. Он уже давно понял, что это не просто игра. Это было что-то гораздо серьезнее.

Вскоре солдатики были дислоцированы на картах. На каждой фигурке был маленький ярлычок с номером боевой части и обозначением ее численности и огневой мощи. Правда, солдатиков ему хватило не на все части, но на те пять долларов, которые прислал ему к дню рождения дядя Гарри, он без труда разрешит эту проблему. К тому же, ему хватит и на карту Советского Союза, которую он давно приметил в соседней аптеке, и на последний выпуск "Поразительного в научной фантастике".

Тем временем войска Роммеля рвались к катастрофе Эль-Аламейна, американские морские пехотинцы готовились к штурму Гвадалканала, а германское главнокомандование все еще пыталось взять измором осажденный Сталинград.
***

- Теория вероятности совсем несложная,- объясняла на уроке математики мисс Джекобс.- Это почти как простое деление.

Она взяла со своего стола игральную кость.

- Если считать, что это обычный кубик, то ответьте, сколько у него сторон?
- Шесть?- раздался неуверенный голос откуда-то с задней парты.
- Правильно,- улыбнулась мисс Джекобс.- А для того, чтобы определить вероятность выпадения того или иного числа, нужно разделить одну сторону на общее число сторон.

И она на доске написала это простое уравнение.

- Вот видите, делим один на шесть и получаем одну шестую. Это значит, что у каждого числа на нашей кости шанс выпасть при броске равен одному из шести. Понятно?

Несколько голов утвердительно закивали.

Дальше мисс Джекобс принялась объяснять, почему для двух чисел вероятность выпадения будет равняться одной тридцать шестой, а не одной двенадцатой. Виктор слушал очень внимательно, ловя буквально каждое слово и делая в тетради записи размашистым почерком. Его тетрадь пухнет от записей, правда, далеко не все они со слов учительницы.

Виктор видел, что мама все больше и больше обеспокоена его увлечением картами, солдатиками и теорией вероятности. Как-то он попросила его поговорить об этом с отцом. Однако отец часто бывал в отлучке. Вместе с другими штабными офицерами он вылетал с проверкой в районы боевых действий. А без поддержки мужа миссис Блюм не решалась сама поговорить с сыном, и с каждым днем на ее лице появлялась еще одна горестная морщинка.

Виктор сам ощущал потребность поговорить с кем-нибудь, с кем угодно. Но он ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, что если бросит свою игру, случится что-то страшное, непоправимое, но он не мог объяснить этого матери. Поэтому каждый день после обеда он поднимался на чердак и передвигал по всему миру свои армии. Как-то раз в шкафу Виктор обнаружил старую оловянную кружку с выгравированным на ней драконом и японскими иероглифами. Из этой кружки он теперь высыпал на стол три игральные кости и сверялся со своей толстой тетрадью, какие действия предпринимать дальше.

Силами Восьмой армии Африканский корпус Роммеля был выдворен из Туниса. Союзные силы высадились в Италии, чтобы вскоре потерпеть поражение при Анцио. Если какая-то военная кампания заканчивалась победой, Виктор скручивал соответствующую карту в рулон и прятал в ящик лакированного комода, стоявшего на чердаке.
***

- Меня очень тревожит Виктор,- сказала Мэдж Блюм как-то раз мужу поздним вечером, когда Виктор уже должен был спать у себя в комнате.- Он почти ничего не ест и совсем не выходит на улицу. Все время проводит на чердаке.
- Мне кажется, Мэдж, у него просто такой период. С возрастом это пройдет,- без тени тревоги ответил Фрэнк.
- Но, Фрэнк, он так похудел! Так немудрено и заболеть. А иногда, ты знаешь, иногда он говорит такие странные вещи.
- Что например, дорогая?
- Он все время говорит про войну. Например, что делают генералы. Иногда он скажет что-нибудь, а на следующий день читаешь об этом в газетах.
- Ну, Мэдж, ты просто выдумываешь.
- Послушай, Фрэнк, я очень беспокоюсь. Хоть ты поговори с ним, ладно? Ну, ради меня.
- Хорошо,- согласился Фрэнк.- В любом случае это не повредит.

На следующий день, когда Фрэнк, наслаждаясь ничегонеделанием, слушал по радио Рэда Скелтона [Рэд Скелтон - известный американский эстрадный артист-комик] - назавтра заканчивался его краткосрочный отпуск - к нему подошел Виктор.

- Пап, не знаешь, где можно достать уранит?- спросил он.
- Уранит? Зачем тебе нужен уранит?- вконец растерявшись, удивился отец.
- На уроке естествознания мистер Казинс рассказывал нам про радиоактивные вещества и про то, как Ферми удалось расщепить атом. И вот тут, посмотри, я тоже прочел об этом,- сказал Виктор, протягивая отцу последний номер "Поразительного в научной фантастике".
- Вот тут статья Клива Кетмилла, называется "Последний срок". Здесь написано, как сделать бомбу из радиоактивных веществ. Вот я и решил раздобыть немножко уранита. Может быть, мне даже удастся соорудить камеру Вильсона, тогда можно будет увидеть, как вылетают нейтроны,- продолжал мальчик.
- Да...- нахмурившись, протянул отец.- Не знаю, где ты сможешь достать уранит, но, по-моему, это очень опасная затея. Ты уверен, что не натворишь чего-нибудь, сынок?
- Не волнуйся, пап, все будет в порядке. Мистер Казинс говорит, что нужно очень много уранита, чтобы случилось что-то серьезное. Ну, а для того, чтобы сделать бомбу, его нужны целые тонны.
- Ну что ж, может тебе и удастся где-нибудь его найти,- сказал отец.
- Может,- разочарованно протянул Виктор. Ясное дело, отец ничего не понял.
***

Войска союзников высадились в Бретани, некогда непобедимая танковая армия Гудериана была разгромлена под Курском, и советским войскам был открыт путь на Берлин. Один за другим, как фишки домино, падали острова в Тихом океане по мере продвижения Соединенных Штатов к Японским островам.

Обо всем этом Виктор знал уже заранее, отмечая безумные перестановки своих собственных армий и флотов. Его тетрадь была вдоль и поперек испещрена все новыми наблюдениями. С помощью старой стеклянной формы для торта он соорудил камеру Вильсона и досконально изучил все книги по элементарной физике, которые одолжил ему мистер Казинс. Он копил деньги, которые давали ему родители на карманные расходы, и собрав нужную сумму, приобрел по почте оборудование, которое ему было нужно для осуществления его новой идеи. Он надеялся, что она все окончательно разрешит.

- Виктор, ты не видел мою форму для торта? Ну, такую со стеклянной крышкой?- как-то обратилась Мэдж к сыну.
- He-а, не видал,- соврал он.
- Может, тебе нездоровится? Ты такой бледный.
- Да я прекрасно себя чувствую.

Мать озабоченно посмотрела на Виктора и провела рукой по его волосам.

- Мне кажется, у тебя стали реже волосы. Отчего бы это?
- Мам, хватит приставать ко мне со всякими глупостями.
***

Из кружки с драконом выкатились три кубика. В Бельгии на Рождество на помощь защитникам осажденной Бастони приходят танки 4-ой американской бронетанковой дивизии. Красная армия с берегов Вислы начинает зимнее наступление, которое закончится у стен самого Берлина. Иво-Джима не может противостоять решительному натиску американской морской пехоты. К маю только одна карта Японских островов и прилежащих к ним азиатских регионов остается лежать на столике, остальные уже перекочевали в старый комод.

С приходом лета Виктор начал чувствовать себя все хуже и хуже. Он стал нервным и раздражительным. Все время он проводил на раскаленном, как печь, чердаке, спускаясь вниз только для того, чтобы проглотить пару кусочков за ужином; к тому же от еды его начинало тошнить. Иногда он еще ходил в магазин, где продавались всякие химикаты, и приносил оттуда какие-то загадочные пузырьки с порошками и жидкостями. Чтобы скрыть от посторонних глаз свои изрядно поредевшие волосы, он стал носить старую потрепанную шапочку с эмблемой "Бруклин Доджерс".

Хотя он чувствовал, что его игрушечная война предотвратила какую-то катастрофу в реальном мире, его почему-то очень тревожила кружка с драконом. Ему необходимо было узнать, что на ней было написано, потому что он был уверен, что это влияло на то, какой жребий выпадал при его бросках. Поэтому в первый день августа 1945 года он сел в автобус и отправился в ближайший колледж.

- Это японская интерпретация пословицы из "Книги перемен",- сообщил ему доктор Уолверс, преподаватель истории Азии.
- А что это такое?- спросил Виктор. В кабинете профессора он чувствовал себя как-то неловко. Он был потный от жары, усталый и грязный. Ноги у него гудели от усталости.
- Ее еще называют "И Синг",- продолжал профессор.- Это немного похоже на игру в кости. В Японии и Китае существовал обычай бросать жребий на деревянных палочках или монетах. Узор, который они образовывали, сравнивался с целым рядом гексаграмм. Это похоже на шесть сторон нашего кубика. Человек, сделавший бросок, затем сверялся со специальной книгой, находил там соответствующую гексаграмму и читал пословицу под ней. Таким образом он получил руководство для своих дальнейших действий. Это тебе что-нибудь поясняет?
- Да, сэр,- ответил Виктор.- Скажите, пожалуйста, а что именно здесь написано?
- Дословно здесь сказано: "Дракон поднялся в небо". Ну, а теперь ты сам смотри, что это может значить.

Виктор подумал об ураните, радиоактивности и взрывах. Теперь он точно знал, к чему приведут его действия. Он понял, что это неизбежно. Внезапная тошнота подступила ему к горлу.

- Большое спасибо, сэр,- чуть слышно проговорил Виктор, вставая со стула.- Мне кажется, теперь я точно знаю, что это значит.

Дома, на чердаке он почувствовал себя совсем плохо. Ноги у него разламывались, кровь молотом стучала в висках. Но он должен был изменить ход событий. Вдруг это все-таки поможет.

Он знал, что нужно как-то предотвратить надвигающуюся трагедию. Он взял жестяную модель бомбардировщика Б-29 и лоток с химикатами, которыми пользовался для того, чтобы растворять уранит. Он никак не мог справиться с дрожью в руках, и немного жидкости выплеснулось из лотка на карту Японии.

Виктор чертыхнулся и поставил лоток на место.

Влажной тряпкой он протер карту. Она не сильно пострадала, подумал он. На карте были всего две малюсенькие дырочки, одна на острове Кюсю, к северу от острова Амакуса, а вторая - юго-западней, у оконечности Хонсю.

И вдруг он понял, что он наделал. События вышли из-под контроля. Все уже произошло. Дракон поднялся в небо.

На чердаке стало внезапно невыносимо душно. Во рту у Виктора пересохло. В голове зашумело. Он понял, что надо выбираться отсюда, пока он не умер.

Спотыкаясь, Виктор спустился по черной лестнице. Каждый вдох отзывался страшной болью в груди. Сердце билось как бешеное, а голова буквально раскалывалась от боли. Оказавшись наконец на заднем дворике, он грохнулся на землю, однако свежий прохладный воздух быстро привел его в чувство.

С трудом он добрался до вишневого садика и упал на колени перед синтоистским храмом. "Прости меня за то, что я причинил твоему народу! Пожалуйста, помоги мне!- выдохнул он.- Я не знал, что так получится. Помоги же мне, ну, пожалуйста, помоги!"

Ответа не было. Только какая-то птица закричала в деревьях в царившей тишине.

Уже поздно, понял Виктор. Он выпустил дракона, и ничто уже не могло его остановить. Он попытался подняться, но все вокруг закружилось. Мысли путались в его голове. Ему казалось, что он медленно падает куда-то, но внезапно падение прекратилось. Он увидел, как немыслимо синее небо у него над головой вдруг стало серым и тяжело нависло над ним, и почувствовал, как первые капли дождя упали ему на лицо.

И тут он потерял сознание.
***

Врачи никак не могли понять, что же случилось. Один из врачей считал, что симптомы очень напоминают лучевую болезнь, однако было совершенно непонятно, где Виктор мог ее получить. Они ничем не могли помочь мальчику, все глубже и глубже погружавшемуся в кому. Он умер 6 августа незадолго до полудня.

Перед смертью он на какое-то мгновение пришел в себя, успев пробормотать несколько невнятных слов. Какие-то слова были похожи на иностранные, другие казались просто лишенными всякого смысла.

Но молоденький врач мог поклясться, что перед смертью Виктор произнес имя девушки. Однако, как они ни пытались, никто так и не смог узнать, была ли у Виктора знакомая девушка по имени Анола Гэй.