Книжки масштаба 1:160

У меня два любимых масштаба солдатиков 1:160 - масштаб N моей железной дороги, и 1:35 - сборных солдатиков от "Звезды". И книжка Льва Кассиля "Твои Защитники"/"Главное войско" (1942-1987гг.) - явно про первых. Как я в детстве мечтал о маленьких танчиках, на которых могут ездить маленькие солдатики... Забавно, я даже тогда не понимал, где в книжке про войну, а где про современную армию.

Большинство картинок взял из издания 1942 года (худ. Адриан Ермолаев).

ТВОИ 3АЩИТНИКИ (1942)
Сядь, мой дружок, раскрой эту книжку, посмотри картинки, послушай, про что говорится тут. А если ты уже умеешь читать, тогда своими глазами прочти, о чем написано в книжке.
Для тебя нарисовал эти картинки художник. Тебе придумал свои рассказы писатель.
Это книжка о Красной армии, о твоих славных защитниках.
Идет большая война. На нас напал злой и сильный враг. Немцы-фашисты думали, что легко победят нас. Но им уже крепко досталось от Красной армии.
Стойко защищает она нашу страну, и каждого из нас. и тебя!
Война это трудное дело. Надо уметь воевать везде и по-всякому. Так учит каждого из нас товарищ Сталин.
У Красном армии есть оружие для любого боя. Одни войска дерутся с врагом на земле, другие бьют фашистов в воздухе. На море и на реках, среди скал и гор, в лесах и степях сражаются с врагом наши войска.
Это твои защитники. Они сражаются за то, чтобы враги не помешали тебе стать хорошим человеком. Они дерутся за то, чтобы тебе было можно хорошо расти, спокойно спать и читать книжки.
Прочти же эту книжку, разгляди картинки и запомни, кто, не боясь смерти, защищает тебя и твою жизнь.

ТВОИ 3АЩИТНИКИ (1970)
Сядь, мой дружок, раскрой эту книжку, посмотри картинки, послушай, про что говорится тут.
Эта книжка о Советской Армии, о твоих славных защитниках.
Много у нашей Родины друзей в разных странах. Но есть у нее и злые враги - те, что привыкли чужим трудом наживаться, чужое добро грабить. Ненавидят они нашу мирную, трудовую страну. Но крепко охраняет Родину Советская Армия.
Хорошо спалось тебе ночью, а пограничники всю ночь стояли на страже, чтобы никто тайком не прополз на нашу землю. И дежурили на своих постах те, кто охраняет наше небо.
А утром, когда еще птицы спали, поднялись в небо самолеты. Бывалые командиры стали учить полету молодых летчиков. Наши корабли подняли на рассвете флаги и пошли по морям, по волнам. Старые капитаны принялись учить молодых матросов морской службе. Ты еще спишь утром, а танкисты уже заводят моторы своих боевых машин. И уже вышли в поле на учение солдаты-пехотинцы.
И у летчиков, и у моряков, и у пехотинцев - у всех на шапках красные звезды.
Все люди знают свет этих алых звезд. Добрая слава у храбрых советских солдат! Много лет назад, когда была гражданская война, Красная Армия защитила Советскую страну: побила белогвардейцев и прогнала вон чужеземные войска, которые наслали на нашу землю богачи-капиталисты из четырнадцати стран.
А в 1941 году напал на нас злой и сильный враг - фашисты из Германии. Никогда еще не было врагов страшнее их. Четыре долгих года шла Великая война. Вдребезги разбила наша армия хваленые фашистские войска. Прочь с нашей земли выгнала их и помогла соседним странам избавиться от захватчиков-фашистов.
Но не сразу - в тяжелых, опасных боях досталась нам победа. Одни дрались с врагом на земле, другие били фашистов в воздухе. На морях и реках, среди скал и гор, в лесах и степях побеждали врага наши войска.
Это твои защитники. И сегодня стоят они на страже мирной жизни, чтобы тебе и другим ребятам можно было жить и никого не бояться, спокойно спать и читать разные книжки.
Прочти же эту книжку, разгляди картинки и запомни, какое важное и славное дело - защита Родины. Только не легкое это дело. Надо сильным быть, чтобы не устать. Смелым - чтобы не испугаться. И умелым нужно стать - чтобы знать хорошо, как с оружием обращаться. Расти, дружок, и ты таким!

"ВОЗДУХ!" (1942)
Бывало так. Ночь. Спят люди. И ты спишь. Тихо кругом. Но враг не спит. Высоко в черном небе летят немецкие самолеты. Они хотят сбросить бомбы на наши дома. Все ближе к городу вражеские самолеты. Спят люди и не слышат, что летит на них враг.



Но вокруг города, в лесу и в поле, притаились твои защитники. Они не спят всю ночь. Они сторожат небо. Звезда упадет, и ту заметят. День и ночь они на страже. Птица пролетит, и ту услышат.
И вот припали защитники города к слуховым трубам. Слышат - урчат в вышине моторы. Не наши моторы. Фашистские.
И сразу звонок начальнику защиты города:
- Враг летит! Будьте готовы! Встречайте фашистов, как полагается...
Сейчас же на всех улицах города и во всех домах громко говорит радио: "Граждане, воздушная тревога!" В ту же минуту раздается команда для всех защитников города:
- Воздух!
И заводят моторы своих самолетов летчики-истребители.
- Воздух!
И зажигаются дальнозоркие прожектора.
Враг хотел незаметно пробраться к городу. Не вышло! Его уже ждут. Защитники города на местах.
- Дай луч!- И по всему небу загуляли лучи прожекторов.
- По фашистским самолетам огонь!- И сотни желтых звездочек запрыгали в небе. Высоко вверх бьют зенитные пушки.
- Вот где враг, бейте его!- говорят прожектористы. И прямые светлые лучи гонятся за фашистскими самолетами. Вот сошлись лучи - запутался в них фашистский самолет, как муха в паутине. Теперь его всем видно. Прицелились зенитчики.
- Огонь! Огонь! Еще раз огонь!
У зенитчиков меткий глаз, верная рука, точные пушки. У прожекторов сильный луч. Не вырваться немцу.
- Огонь! Огонь! Еще раз огонь!- И снаряд зенитки попал в самый мотор фашиста. Повалил розовый дым из немецкого самолета. И рухнул на землю немецкий самолет. Не удалось ему пробраться к городу.
Долго еще потом ходят по небу лучи прожекторов. Слушают своими трубами небо защитники города. И стоят у пушек зенитчики.
Но тихо все кругом. Никого не осталось в небе. "Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!" Спокойной ночи, дружок!

ТАРАН (1942/1970)
Прилетел в наше небо большой самолет. Черно-желтые кресты на крыльях. Сзади - фашистская метка, как репей-колючка на собачьем хвосте. Немецкий самолет. Бомбардировщик. Но есть у нас всех и у тебя храбрые защитники. Славные летчики наши.



Словно буря пронеслась по полю. Только мелькнули красные звезды на крыльях - и вот уже в небе они!
И ревет мотор, и воздух воет, ветер отстал, облака - в клочья! Это махнул навстречу врагу маленький и быстрый самолет-истребитель. Сердитый, острый, как пуля, "ястребок".
Нет в мире быстрей самолета, чем наши "ястребки", нет на свете летчиков храбрее наших.
На немецком самолете четыре человека. А на нашем "ястребке" только один.
Но догнал фашистов наш быстрый "ястребок" и стал клевать врага. Бил он из пулеметов - в крыльях у него спрятаны пулеметы. Бил из легкой пушки. Есть у него и пушка. Отбивались фашисты. Тоже палили из пушки, стреляли из всех своих пулеметов.
Увертлив "ястребок", не попасть в него ни снарядом, ни пулей.
Только одна пуля ранила нашего летчика в руку. Больно было летчику, но ни за что не хотел он упускать врага. Как рассерженная пчела, жужжал "ястребок" и вился над немецким самолетом. Залетал сбоку и заходил спереди. Нагонял сзади и бросался на фашиста сверху. Вертелся фашист, плевался огнем из пушки, огрызался пулеметами.
Долго шел бой в небе. Вдруг замолчали пулеметы "ястребка". Что такое?..
Кончились патроны. Нечем больше стрелять. Обрадовались фашисты:
- Что он может с нами сделать без патронов!
- Нет, не уйдешь от меня!- сказал наш летчик и разогнал что есть духу свой маленький самолет.- Не уйдешь!- и смело подлетел прямо к самому хвосту вражеского самолета. Отчаянно стреляли в него фашисты. Целые стаи пуль неслись навстречу. Но "ястребок" с налету ударил винтом по рулю бомбардировщика и перерубил фашисту хвост - словно острым мечом ударил.
Разом рухнул вниз фашистский самолет. Ткнулся с размаху носом в землю и взорвался на своих же бомбах.
А наш "ястребок" цел. Только винт погнулся от удара. Раненый летчик дотянул машину до своих и доложил командиру, что задание выполнено. Враг уничтожен, в небе все спокойно.
- Вы ранены, сядьте,- сказал командир.- Благодарю за службу. Отличный таран!
А таран - это и есть тот смелый удар, которым наш "ястребок" разрубил фашиста.

Такое случалось не раз во время войны.
Прошло с тех пор много лет.
Но вот однажды прилетел тайком в наше мирное небо самолет-шпион из одной заморской страны. Захотел он высмотреть незаметно, где у нас заводы новые построены, где защитники страны на своих постах находятся.
Высоко, выше всех облаков, летел самолет-шпион.
Думал заморский летчик, что никто на нашей земле и не знает о его прилете. Да просчитался!.. У нас там, где надо, специальные аппараты - радары - показали: чужак в небе!
И откуда ни возьмись, нагнал шпиона быстролетный снаряд, пущенный защитниками нашего неба.
Разлетелся заморский самолет на куски. А летчик с перепугу еле успел на парашюте соскочить.
Плюхнулся на землю.
И сдался нашим солдатам.
- Мы,- говорит,- у себя за морем не знали, что у вас снаряды могут так высоко залетать.
- Ну теперь будете знать,- говорят ему,- больше не сунетесь.

ЗАЩИТНИКИ НАШИХ МОРЕЙ (1942/1970)
Говорили краснофлотцы:
- Не ходи, фашист, в наши моря - худо будет! Уходи подальше от наших берегов!



Не послушали фашисты. Посадили тысячи своих солдат на пароходы, нагрузили корабли танками и пушками. И поплыли фашисты в советские моря.
Но зорко сторожит наши моря Красный Флот.
Забурлила вода, расступились волны, и помчалась навстречу вражеским кораблям наша подводная лодка. Вся она в воде, только трубка торчит над волнами. Через эту трубку подводники видят все, что на море делается. Разглядели они фашистские корабли, прицелились и пустили по волнам длинный снаряд - торпеду. Попала торпеда в фашистский пароход. Грохнул взрыв. Целая гора из огня и воды поднялась над морем.
Прицелились подводники еще раз, пустили вторую торпеду. Угодила она в другой фашистский корабль. Опять загрохотало. Заппылал огонь, рванулась кверху вода. Разорвало железный бок у фашистских кораблей. Полилась вода внутрь пароходов, стали они ваиться набок. Один нос задрал кверху, другой - корму. Посыпались в море пушки, танки, грузовики, покатились бочки по палубам. Попадали в воду фашисты. Пошли на дно, к рыбам. Все исчезло под водой.
И снова тихо на море. Ходят по морю дозорные наши корабли и подводные лодки. Шагают по берегу часовые у морских пушек.

А в наше время установлены на морских и океанских берегах такие дальнозоркие приборы, что стоит только чужому кораблю без спросу к нашим берегам подкрасться, как сразу заприметят его. И точно укажут, где он находится, куда пробирается, сколько до него километров. Где уж тут незаметно пробраться к советским берегам!
Не ходи, враг, в наши моря!

ПРЯМОЙ НАВОДКОЙ (1942/1970)
Приказ:
- Не пропускать фашистов на дорогу! Чтобы ни один не прошел тут!



Важная это дорога. Гонят по ней на машинах снаряды для боя. Походные кухни обед бойцам подвозят. И тех, кто в бою ранен, отправляют по этой дороге в госпиталь.
Нельзя на эту дорогу врага пускать!

Стали наступать фашисты. Много их собралось. А у наших здесь только одна пушка и всего-то наших четверо. Четыре артиллериста. Один снаряды подносит, другой орудие заряжает, третий целится. А командир всем управляет: как наводить приказывает, куда стрелять говорит. Решили: "Умрем, а не пропустим врага".
- Сдавайся, русские!-кричат фашисты.- Нас много, а вас только четверо. В два счета всех перебьем!
Отвечают артиллеристы:
- Ничего. Много вас, да толку мало. А у нас в каждом сна ряде по четыре немецких смерти сидит. На всех вас хватит!
Рассердились фашисты и бросились на наших. А наши артиллеристы выкатили на удобное место свою легкую пушку и ждут, чтобы фашисты ближе подошли.
Есть пушки тяжелые - их только трактор с места свезет. В длинное дуло телеграфный столб влезет. На тридцать километров такая пушка бьет. А у наших тут легкое полевое орудие. Его вчетвером повернуть можно.
Выкатили свою легкую пушку артиллеристы, а фашисты прямо на них бегут. Ругаются, сдаваться велят.
- А ну, товарищи,- приказал командир,- по наступающим фашистам прямой наводкой - огонь!
Навели артиллеристы дуло пушки прямо на врагов.
Вылетел из дула огонь, и меткий снаряд уложил сразу четырех фашистов. Недаром говорил командир - в каждом снаряде по четыре смерти немецких сидит.
Но фашисты все лезут и лезут. Отбиваются четыре артиллериста. Один подносит, другой заряжает, третий целится. Командир боем управляет, куда бить говорит.
Упал один артиллерист: убила его немецкая пуля. Упал другой - раненый. Остались у пушки двое. Боец снаряды подносит, заряжает. Командир сам целится, сам выстрел дает.
Остановились фашисты, стали назад отползать. А тут к нашим подмога пришла. Еще пушек привезли.
Так и отогнали артиллеристы врага от важной дороги.

НЕВИДИМКА (1942)
Тс-сс!.. Если ты видишь, где тут спрятался разведчик, никому не говори. Это военная тайна.



Застряли в лесу немецкие грузовики. Снег идет, вьюга. Мерзнут немцы с непривычки. Боятся фашисты русской зимы. А разведчик наш пробрался к самым немцам в лесу и спрятался в кустах. Все выследит, все запомнит, все заприметит, а самого его не видно: на нем белый халат, и кругом снег белый. Фашисты идут мимо и думают - это снежная кочка. Но вдруг полетели из этой кочки пули. Повалился немецкий офицер, упали рядом два фашиста.
Наш разведчик меткий стрелок. Ни одной пули даром не потратит. Снайперами зовут таких стрелков.
Стали фашисты стрелять по лесу,- а куда метят, сами не знают. Разве поймаешь невидимку?
Давно уполз он. Пробрался к нашим. Говорит командиру:
- Так, мол, и так, все высмотрел. В лесу фашисты завязли, пять машин. А фашистов я стал считать - тринадцать насчитал. Для ровного счета троих уничтожил.

САПЕРЫ (1942)
Речка. Через речку мост. Решили по этому мосту немцы свои танки и грузовики на другой берег перевезти. Узнали про то наши разведчики, и командир послал к мосту двух отважных бойцов - саперов.



Саперы умелый народ. Дорогу проложить - зови саперов. Мост построить - посылай саперов. Взорвать мост - опять саперы нужны.
Подлезли саперы под мост, заложили большую мину. Полна мина взрывчатого порошка. Только брось туда искру - и страшная сила родится в мине. От этой силы земля дрожит, дома рушатся.
Положили саперы мину под мост, вставили проволоку, а сами незаметно уползли и спрятались за бугром. Размотали проволоку. Один конец под мостом, в мине, другой - в руках у саперов, в электрической машинке.
Лежат саперы и ждут. Холодно им, но они терпят. Нельзя пропустить немцев на этот берег.
Час лежат, второй, третий... Только к вечеру показались немцы. Много танков, грузовиков, пехота идет, тягачи пушки везут. Подошли немцы к мосту. Вот передний танк уже загремел по доскам моста. За ним - второй, третий...
- Давай!- говорит один сапер другому.
- Рано,- отвечает другой.- Пускай все на мост войдут, тогда уж сразу.
Передний танк уже до середины моста дошел.
- Давай скорей, пропустишь!- торопит нетерпеливый сапер.
- Погоди,- отвечает старший.
Передний танк уже к самому берегу подошел; весь фашистский отряд на мосту.
- Теперь время,- сказал старший сапер и нажал рукоятку машинки. Побежал по проволоке ток, соскочила с проволоки искра в мину, и так грохнуло, что за десять километров слышно было. Гремучее пламя вырвалось из-под моста. Высоко вверх взлетели танки, грузовики. С треском взорвались сотни снарядов, что везли на грузовиках фашисты. И все от земли до неба закрыл густой, черный дым. А когда ветер сдул этот дым, не было уже там ни моста, ни танков, ни грузовиков, ни одного живого фашиста не осталось.
- В самый раз,- сказали саперы.

КАК НАШИ ПОДВОДНИКИ ПОБЕДИЛИ ВРАГА ПОД ОБЛАКАМИ (1942/1970)
В далекое плавание ходила подводная лодка нашего Красного военно-морского флота. Два вражеских корабля потопила она и скрылась в волнах моря.



Долго гонялись за ней фашистские самолеты, миноносцы врага рыскали по морю, подстерегали лодку. Но она опустилась на морское дно и лежала там притаившись.
Моряки-краснофлотцы сидят в подлодке, слушают: не шумят ли над ними там, наверху, винты вражеских кораблей. Но фашистские миноносцы не дождались лодки, ушли к своим берегам. Тихо в морской глубине. Только рыба иногда стукнется о железный борт подводной лодки.
Прошло много времени. В подлодке стало трудно дышать. Нужно проветрить лодку, впустить в нее чистый, свежий воздух. А для этого надо подняться на поверхность моря. Командир приказал всплывать. Лодка стала осторожно подниматься с морского дна.
Но как только она вынырнула, ее сразу заметили фашистские летчики. Два немецких самолета кружились под облаками и высматривали, не покажется ли из моря советская лодка. Увидев лодку, фашисты стали бросать на нее бомбы и стрелять из пулеметов. Закипела вода вокруг нашей подлодки. Не успеть ей уйти глубоко под воду. Достанут ее глубинные бомбы.
Но не растерялись наши краснофлотцы-подводники. Сразу бросились к зенитной пушке. Стоит пушка на мокрой площадке, как на тарелочке. Верти, целься, стреляй во все стороны!
- Огонь!- скомандовал с капитанского мостика командир подлодки.
Tax, тах, тах, тах!.. Снаряд за снарядом - в небо.
Не увернулся фашист. Достала его зенитка подводников. Загорелся вражеский самолет - и кувырком в море. Только брызги вверх да вода зашипела. И нет самолета. Летал под облаками - иди теперь под воду, на дно...
А другой немец испугался, повернул самолет и пустился удирать.
Подводники надышались свежего воздуха, проветрили лодку. Потом завинтили все люки и двери, закупорились плотно, чтобы ни капельки воды не просочилось внутрь. И ушла опять лодка в морскую глубину. И снова не видно ее.

Прошло с той поры больше двадцати пяти лет.
Теперь есть у нас такие подводные лодки, что могут и со дна морского достать врага за облаками. Уйдет эта лодка в морскую пучину и пустит из глубины ракету. Пробуравит воду ракета, вырвется в воздух над морем, высоко взовьется в небо и настигнет врага.

МИНОМЕТЧИКИ (1942)
Издали посмотреть, так будто самовар ставят, Словно чурки в трубу суют. Но то не самовар и не чурки. И не чай пить тут собираются. Это заряжают миной миномет. От такого угощения немцам непоздоровится.



Спрятались наши минометчики в лесу. Вырыли яму в снегу и поставили в ней свой миномет. Маленькая пушечка, и заряжается она не как другие пушки - сзади, а прямо с дула, как игрушечное ружье. Скользнет мина по трубке вниз, ударится там об острый выступ на донышке, щелк - и вылетает мина что есть силы обратно. Летит далеко, туда, где враг. Ударится о землю и разлетится на тысячи кусочков. Каждый осколок как пуля бьет.
Идет бой в лесу. Фашисты хотят выбить отсюда наших минометчиков. Бьют по лесу из пушек. Валятся деревья. Снаряды гудят над головой,
Но ловки наши минометчики. Вот, смотри. Только разорвалась одна мина - еще осколки на землю не упали,- а минометчик уже опять заряжает. И новая мина ударит сейчас по фашистам.
Не пройти здесь немцам. Ошпарим их кипяточком из нашего "самовара". Хорошо защищают это место наши минометчики!

ВСТРЕЧА (1942)
Фашистский танк #532 направился в лес на разведку. И пошел в тот же час разведать  дорогу наш боец-гранатометчик. Слышит - трещат деревья в лесу, будто слон идет. Но слоны у нас не водятся. Значит, это через лес танк ломится.



Припал наш боец к земле, пополз навстречу немецкому танку. Вот он показался весь, и номер уже виден - 532 - и черный крест фашистский. Спереди из башни пушка торчит.
Взял наш боец в правую руку целую связку гранат, а в левую - еще одну гранату, запасную. Смело подлез он к самому танку, размахнулся... Вот сейчас бросит связку под фашистский танк,- взорвутся гранаты сразу, помнут, поломают танк.
Это здесь еще не нарисовано, но поверь, что не промахнется наш смелый гранатометчик! Не будет больше у фашистов танка #532.

СЕСТРА (1942)
Пошел в опасный бой красноармеец Иван Котлов. Ударила Ивана немецкая пуля. Руку пробила и в грудь попала. Упал Иван. А товарищи бойцы вперед ушли, немцев гнать. Лежит Иван один в снегу. Рука болит, дышать трудно - пуля в груди мешает. Лежит и думает: "Конец мой приходит... Умру сейчас". И глаза закрыл. И думать перестал.



Вдруг слышит: кто-то тихонько его трогает. Стал Иван глаза открывать, да не так-то легко это сделать: смерзлись ресницы. Вот один глаз открыл, потом другой. Видит - подползла к нему девушка, на сумке красный крест,- медицинская сестра из отряда. Кругом пули свистят, снаряды немецкие рвутся, а она не боится. Вынимает из своей сумки бинт и начинает перевязывать рану - осторожно так, чтобы больно не сделать.
Кругом бой, а она сюда приползла.
И спросил Иван:
- Умру?
- Будете жить, товарищ. Я вас сейчас перевяжу.
- Спасибо, сестрица!- говорит Иван Котлов.- Дозвольте узнать, как вас зовут.
- Надя зовут,- отвечает,- Надя Балашова. А вы не говорите много, вам вредно.
Перевязала она раненого, взяла его винтовку, обхватила Ивана Котлова рукой и потащила его в безопасное место. Немцы по ней из пулеметов стреляют, немцы по ней из пушек бьют, а она знай себе ползет и раненого тащит. Маленькая, а сильная. И ничего не боится. Так и спасла она Ивана Котлова.
Славная подружка, храбрая девушка Надя Балашова!

РАЗГОВОР ОБ АВТОМАТЧИКАХ (1942)
Ты меня спрашивай, а я тебе отвечать буду. Ну, давай!..



- Это кто такие?
- Бойцы-автоматчики.
- Что в руках у них?
- Ружья-автоматы.
- Хорошие ружья?
- Замечательные.
- Лучше всех?
- Лучше.
- Чем лучше?
- Из винтовки пять раз выстрелил, и снова заряжать надо.
- А это?
- А ружье-автомат один раз зарядил - семьдесят раз подряд стрелять можешь.
- А потом?
- А потом отцепил пустую коробку,
приставил новую, полную, еще семьдесят фашистов убить можно.
- А если промахнешься?
- У наших стрелков-автоматчиков глаз меткий. Они пули берегут. Ни одной даром не потратят.
- А кто придумал такой автомат?
- Наши инженеры-оружейники придумали.
- А кто делает их?
- Наши рабочие-стахановцы их делают.
- Молодцы рабочие!
- Молодцы  оружейники! И бойцы - молодцы!
- А я?
- А ты расти, учись хорошенько, тоже станешь молодцом - крепким защитником.

ПЕШКОМ С НЕБА (1942)
Снег идет. Падают с неба белые пушинки. Только что-то уж очень большие они. Все больше и больше делаются хлопья. Каждый как облачко стал. И все растут, растут. И под каждым облачком человек качается. Вот уже землю ногами достает. Стал на землю. Шагнул...



Что за люди? Кто с неба пешком сошел?
Парашютисты.
Высоко над головой врага пролетали большие наши самолеты. В самолетах - бойцы с лыжами, автоматами, пулеметами. Все в белых халатах. Сзади и спереди белые сумки-ранцы. Высмотрели наши летчики подходящее место. Нет немцев поблизости.
Открыли дверцы самолетов, за дверцами пусто. Только ветер гуляет да облака мимо пролетают. Земле далеко внизу, еле видно ее.
- Прыгай!
И бросились один за другим вниз головой смельчаки. И сразу за спиной у каждого белый шелк вырвался, как пар из чайника. Ветер выхватил парашюты из сумок-ранцев, расправил, надул шелк, развернул парашюты, словно зонтики, и медленно плывут, плывут, качаются в небе парашютисты. Все ниже и ниже. Все ближе и ближе к земле. Снежинки летят кругом, и парашюты вместе со снежинками опустились на землю.
- Сразу за дело! Быстро! На лыжи! В бой! Ставь пулемет! Бей с колена, стреляй лежа!
Заметались фашисты. Не сразу поняли, откуда в этом месте советские бойцы взялись. С неба, что ли, свалились?
С неба!

КТО У ТЕЛЕФОНА? (1942)
- Арина, Арина! Я - Сорока! Арина, вы меня слышите? Арина, отвечайте!



Не отвечает Арина, молчит. Да и нет тут никакой Арины, и Сороки нет. Это нарочно так военные телефонисты кричат, чтобы враг ничего не понял, если прицепится к проводу и подслушает разговор.
А тебе я открою секрет. Арина - не тетушка, Сорока - не птица. Это хитрые телефонные названия. Два наших отряда в бой пошли. Один Ариной назвался, другой - Сорокой. Связисты протянули по снегу телефонный провод, и один отряд говорит с другим.
Но вдруг не слышно стало Арины. Замолчала Арина. Что такое?
А тут как раз разведчики пришли к командиру отряда, что Сорокой назывался, и говорят:
- Скорее скажите Арине, что к ним сбоку фашисты подбираются. Если сейчас не сообщите, погибнут наши товарищи.
Стал телефонист кричать в трубку:
- Арина, Арина!.. Это я - Сорока! Отвечайте, отвечайте!
Не отвечает Арина, молчит Арина. Чуть не плачет телефонист. Дует в трубку. Уже все правила забыл. Кричит просто:
- Петя, Петя, ты меня слышишь? Я - Сорока. Вася я!
Молчит телефон.
- Видно, провод оборвался,- сказал тогда боец-связист и попросил командира:
- Разрешите, товарищ командир, я полезу поправлю.
Вызвался помочь товарищу еще один связист. Взяли они инструмент, катушку с проводом и поползли по снегу.
А немцы по ним стрелять начали. Горячие осколки мин падают в снег, шипят, чиркают пули по снегу, а связисты все ползут и ползут. И вот нашли они место, где провод оборвался, стали концы провода связывать. А фашисты еще пуще по ним стреляют. Но надо спасти товарищей. Лежат под огнем два смелых связиста. Работают, телефонную линию чинят. Соединили провода, и заговорил телефон в обоих отрядах.
Обрадовались телефонисты:
- Арина! Я - Сорока! Арина, слушай! Петя, дорогой, принимай!
И сообщил все, что надо, отряду, который назвался Ариной. Не удалось фашистам обойти наших бойцов. А связисты приползли обратно и сказали командиру:
- Все в порядке, линия работает.

ВПЕРЕД, ТАНКИСТЫ! (1942/1970)
Не хотели фашисты с этого места уходить. Крепко за него держались. Вырыли тут окопы, спрятались в них. Из толстых бревен крыши сделали, тяжелыми камнями дорогу перегородили и все кругом колючей проволокой опутали. Навезли пушек, наставили пулеметов. Как к ним подступишься? Ни слева обойти, ни справа объехать. И посередке не пробраться.



Хотела пройти здесь наша пехота - не прошла. Били по этому месту наши пушки - не пробили. И пошли тогда в бой танкисты.
Вот он, железный "Всех давишь", наш могучий советский танк. Затряслась земля, задрожали немцы. И пошли наши танки прямо на немецкие укрепления. Проволоку, толстую, колючую, как нитки рвут. Деревья и бревна, словно спички ломают. Укрепления, постройки - вдребезги. Пушку - в лепешку. Ружья - в щепки. Камни - в порошок.
Вперед, вперед идут наши танки. За тяжелой, прочной броней сидят наши танкисты и бьют из пушек и пулеметов по врагам. А немецкие пули - как горох о стену.

Похваливают танкисты свои машины:
- Эх,- говорят,- спасибо рабочим нашим! Крепкую сталь нам сработали - и пуля не берет.

По всякой дороге пройдут наши танки: по грязи, по снегу, по воде проберутся. На колесах у танков железные гусеницы надеты. Танк сам себе дорогу подстилает. Яма впереди - яму переползет. Дом на пути - сквозь дом пройдет. Гора крутая - на гору взберется.

Широкую реку переплывет. А если надо, под воду уйдет и по дну переползет. И ударит по врагам на другом берегу.

Смелые люди, славные танкисты ведут наши танки. Все опрокинут, раздавят врага и потопчут.
Вперед, танкисты!

МОТОЦИКЛИСТЫ (1942)
Три колеса: одно спереди, два сзади. Мотоцикл с коляской. Три человека: один правит, двое стреляют.



Мчатся полным ходом. С автоматами, с пулеметами. Ворвались в город.
В городе были немцы. Они жгли дома. Людей убивали. Подошли наши, ударили по врагу, выбили фашистов из города.
Впереди всех самыми первыми мчатся мотоциклисты. Три колеса: одно спереди, два сзади. Три человека: один правит, двое стреляют.
Бегут немцы. Поздно бежать! Догонит мотоцикл. Настигнет пуля.
Все побросали немцы: пушку на улице забыли, автобус бросили,- лишь бы самим спастись.
Мчатся по улице наши мотоциклы. На седлах автоматчики, в колясках пулеметчики.
Наш город! Взяли!

ЛЕСНЫЕ ПАРТИЗАНЫ (1942/1970)
В одно наше село зашли фашисты. Сами стали греться в избах, а жителей выгнали на мороз. Безобразничали фашисты: все били, ломали, обижали народ, людей убивали.



Ребята замерзли на улице, стали проситься в дом, а фашисты начали стрелять в них.
Убежал мальчик Тиша в лес. В лесу скрывался отряд партизан. В лесу скрывался отряд партизан. Командира звали дедушка Чапай. Все рассказал Тиша дедушке.
- Ладно,- сказал дедушка Чапай,- накажем фашистов. Будут знать, как безобразничать!
Подождали до ночи. Когда совсем стемнело, повел дедушка Чапай своих партизан в село. Незаметно, ползком пробрались партизаны к избам, где спали фашисты. Окружили немцев со всех сторон. Дедушка Чапай велел всем лежать тихо.
- Погодите, сейчас месяц выйдет. Пусть посветит, чтобы не промахнуться нам.
Была у лесных партизан девушка Маруся.
- Не замерзнешь?- спросил ее дедушка Чапай.
- Ничего,- говорит,- начнем бой, тогда согреюсь.
Вот вышел месяц. Дедушка Чапай посмотрел на месяц и сказал:
- Ну, теперь по моей команде бей все разом!
Поднялся на колени, размахнулся и бросил первую гранату. Попала она в окно избы, перебила там много фашистов, а кто уцелел - выскочил на улицу. Но тут стали их бить из автоматов и винтовок партизаны. Метко стреляла партизанка Маруся. Прямо в немцев бросал гранаты дедушка Чапай.
Кончился бой. Ни один фашист не ушел. Кто под пули попал, кого гранатой убило, а кто в плен сдался.
- Ну как, Маруся?- спросил дедушка Чапай.
- Жарко!- сказала Маруся и сняла платок с головы.
А Тишу с собой партизаны не взяли, потому и на картинке здесь его нет. Дедушка Чапай сказал так:
- Ты свое дело сделал! Молодец! А теперь лезь на печку, отогрейся. Замерз совсем.
И остался Тиша в партизанской землянке.

А кончилась война - пошел он учиться, стал теперь трактористом в колхозе, а дедушка Чапай там председатель.

НАШИ ПУЛЕМЕТЧИКИ (1942)
Та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та... то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то...



Заработали наши пулеметы. Сто, двести, триста пуль в один миг. Пуля за пулей, одна за другой. И некуда деться врагу от них.
Сожгли, разгромили фашисты станцию. Только собрались ехать на поезде, сели в вагон, прицепили паровоз. Сейчас тронутся...
- Стоп! Станция Березайка! Ну-ка, немец, вылезай-ка!
Не заметили немцы, как подкрались к станции наши бойцы. Окружили поезд, поднялись к вагонам, залегли на рельсах. Справа станковый пулемет, тяжелый, на колесах. Патроны на длинной ленте. Глотает эту ленту пулемет и выплевывает из дула пулю за пулей. Сто, двести, триста пуль в один миг.
А слева бойцы с легкими, ручными пулеметами. У этого патроны в круглой коробке, как семечки в подсолнухе. Вставил коробку пулеметчик, нажал курок - и защелкал пулемет свинцовыми семечками.
Бросились фашисты бежать со станции, а вдогонку им сзади, слева, справа: та-та-та-та-та-та-та-та-та-та-та... то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то-то...
Наша станция! Не вернутся сюда больше фашисты.
- Дежурный, открой семафор! Путь свободен!

БОГАТЫРИ (1942)
Есть такая сказка про остров Буян. Как выходили на берег из морской волны тридцать три богатыря... А сейчас ты не сказку услышишь, расскажу тебе, что вправду бывает.



Захватили немцы один город на морском берегу. Никого не подпускают. Фашисты в этот город с земли зашли. А с моря к ним не подступишься. Ни один корабль близко к берегу подойти не может. Острые камни там у берега,- разобьет волнами корабль! И на лодке не подплывешь: везде немцы мины поставили. Заденешь - взорвешься.
- Нет таких смельчаков на свете, чтобы с моря к нам сюда явились!- решили немцы.- Ни в одной сказке еще таких богатырей не придумали!
В сказке не придумали, а в Красной армии есть такие богатыри. И не тридцать три их, а в тридцать тысяч раз больше!
Ранним утром появился на море советский корабль. Близко к берегу подходить не стал. Но спустили с корабля шлюпки - лодки. Сели на шлюпки наши бойцы и тихо поплыли к берегу.
Прошли лодки между острыми камнями, стали пробираться между минами. А дальше уже и на лодке ходу нет. Прыгнули бойцы в холодные волны. Вода по грудь. Руки над головой. Граната в одной руке, винтовка - в другой, чтобы не попала соленая вода на оружие.
Зашатала наших бойцов морская волна. Посыпались с берега немецкие пули. Загремели фашистские пушки. Но устояли наши богатыри. Через волны пробились - и ружей не замочили. Сквозь огонь и мины прошли - не дрогнули.
Вылезли на берег, кинулись к городу. А на подмогу им наши самолеты прилетели.
Не пришлось в то утро фашистам выспаться. Выгнали их из города. И подняли богатыри над городом красный флаг.

КОННИКИ-ГВАРДЕЙЦЫ (1942/1970)
Прочь с дороги! Берегись! Конница мчится!



Думали враги, что наши далеко. И не ждали, не гадали... А конники советские тут как тут! За ночь в обход врагу степью промчались - и травы не примяли, следа не оставили. Через лес проскакали - веточкой не зашумели. По крутой горной тропке пробрались, где и танкам не пройти.

Пошла в бой наша кавалерия. Как огонь горят красные башлыки, косматые бурки словно дым, от сабель-клинков искры сыплются.
Наскочили на врага, ударили.
- Эх, бей, руби!
Горячей огня казачьи кони. Под копытами снег тает. Громче пуль свистят острые сабли. С плеч фашиста голову проч! Быстрее ветра мчатся конники-гвардейцы.

Сабли им на заводах рабочие ковали. Коней в колхозах растили. Умению и храбрости коммунисты научили.

За храбрость, за умение их гвардейцами назвали.
Их сам Сталин похвалил.
У них Ленин на знамени.

"КАТЮША" (1970)
Словно тысяча коней за лесом заржала. Будто десять тысяч труб сразу затрубили. То заговорила наша "катюша".



Прозвали ее так наши бойцы. Знали "катюшу" по имени во всем мире. Но не многие видели ее своими глазами на войне. Она от всех пряталась.
Кто из врагов хоть раз глянул на "катюшу", тот ослеп. Кто из фашистов голос ее близко слышал, навсегда оглох. А кто из них с "катюшей" в бою встретился, от того и костей не собрали.
Как услышат, бывало, фашисты, что "катюша" близко, попрячутся куда попало: "Ой, ой, "катюша"! Капут!"
Значит, конец их пришел - спасайся!
Охнет, заговорит "катюша" своим неслыханным голосом. Словно тысяча коней заржет. Будто десять тысяч труб сразу затрубят. И гудят в небе тугие огненные струны. Целой стаей летят каленые снаряды. За каждым - хвост из огня. Рухнули на землю, рвутся, шипят, молнией брызжут, дымом кроют.
Вот она какая, "катюша"!
Придумали "катюшу" советские инженеры, чтобы неповадно было врагу на нашу землю лезть. И только наши верные гвардейцы, храбрые из храбрых, знали, как действует "катюша" - гвардейский миномет.
Теперь-то уж все знают: это ракетами "катюша" стреляла. Сейчас у нас уже не отдельные машины "катюши", а целые ракетные войска. Самые грозные для врагов.

ВНУКИ БАБУШКИ "КАТЮШИ" (1970)
А это что за громадины на параде появились? Будто киты остроносые поплыли. Вот так чудища!



Помнишь, дружок, мы с тобой про "катюшу" говорили? То было первое в нашей армии ракетное оружие. А это сегодняшние внуки "катюши". Только видишь, как они свою бабушку-то переросли! Каждая ракета чуть ли не во всю площадь!
Машут руками им тысячи людей на трибунах, на гостевых местах. Привет ракетчикам!
Засуетились, защелкали фотоаппаратами, бинокли к глазам приставили военные специалисты из заграничных посольств. Разглядывают, снимают могучие ракеты, которыми теперь наша армия вооружена.
Давно уже есть на свете пушки, из которых снаряды за десятки километров летят. Есть и такие орудия, что выстрелом своим могут врага за облаками достать. Но ни одна самая дальнобойная пушка в мире не сравнится с этими грозными громадинами-ракетами.
Нет такого места на земле, куда бы не долетела эта ракета. За тысячи километров достанет она врага, как бы он ни прятался, где бы он ни был - на земле или в небе.
Такая же ракета наша первой в мире запустила в небо спутник, который вокруг всей Земли тысячу раз облетел. Такие ракеты вывели чуть ли не под самые звезды корабли с нашими героями-космонавтами. К дальней планете Венере не раз прилетали советские космические аппараты. А поднимали их в небо и направляли в звездную даль все те же могучие ракеты.
Так что уж пусть лучше враги не вздумают испытывать наши силы. Ведь ракеты, которые запускают спутников под звезды, могут попасть точно в цель не только в небе, но и в любом месте на земле. Так-то вот!..

ГЛАВНОЕ ВОЙСКО (1942/1970)
То не гром ударил - "ура" загремело. То не молния блеснула - штыки засверкали.



Пошла в бой наша красная пехота. Страшен немцу русский штык. Велика сила у нашей пехоты. Главное войско. Без него победы нет.
Самолет бросит бомбы - улетит. Танк дорогу проложит и уйдет, а пехота всем завладеет, каждый дом отобьет, из-под куста немца выгонит, из-под земли врага достанет.
Мороз трещит, снег - идет пехота. Солнце жарит, пыль - идет пехота. Дождь льет, грязь - идет пехота. День светлый - идет пехота. Ночь темная - идет пехота.
Пришла пехота, залегла, окопалась. Ждет.
Самолеты наши разведали, где враг. Пушки наши продолбили путь, танки дорогу расчистили. Вперед, пехота! Ура!
И пошла работа: пулей бьет, штыком колет, тесаком рубит, прикладом валит.

Вот так про пехоту нашу во время войны говорили. А с тех пор она стала еще сильнее во много раз. И оружие у нее теперь новое И в поход она уже не пешком идет, а на быстрых машинах мчится. Солдаты в них надежной броней укрыты - пуля не пробьет.
А примчится броневая машина на назначенное место, даст командир солдатам своим команду. Вмиг соскочит мотопехота с машин на землю - ив бой!

Трудное дело война. Надо сильным быть, чтобы не устать; смелым надо быть, чтобы не испугаться.
Расти, дружок, и ты таким.
Вот так про пехоту нашу во время войны говорили. А с тех пор она стала еще сильнее во много раз. И оружие у нее теперь новое И в поход она уже не пешком идет, а на быстрых машинах мчится. Солдаты в них надежной броней укрыты - пуля не пробьет.
А примчится броневая машина на назначенное место, даст командир солдатам своим команду. Вмиг соскочит мотопехота с машин на землю - ив бой!

СОБИРАЛИСЬ ГЕНЕРАЛЫ НА СОВЕТ (1970)
Собирались в одном селе генералы на совет.



А фашисты перед этим все село пожгли. Осталась цела только одна изба: не успели ее враги спалить.
Пришла в село наша армия. Выбили вон фашистов. Устроили в избе походный штаб. Положили штабные командиры на стол свои карты. Поставили телефон. Провода во все стороны протянули. И радиостанцию наладили. Чтоб можно было отсюда приказы давать, войсками командовать.
Приспело время наступать на врага.
К этому дню давно уже готовились. Сил набрались достаточно.
К вечеру в село генералы приехали. Устроили военный совет. Как лучше наступать на противника, с какой стороны ударить, где пушки поставить, где конницу пустить, а куда танки. Все рассчитали по минутам и часы сверили. В Москву главному командованию о том, что задумано, доложили.
Пошли по телефонным проводам приказы. И по радио - тайные сигналы. Тире - тире. Точка... То-то-то... Ти-ти-ти...
Помчались в полки верховые с секретными пакетами.
Артиллеристам тайный приказ: чтобы ночью из всех своих пушек ударили.
Летчикам секретный приказ: чтобы в нужный час бомбы на фашистов бросили.
Пехоте приказ: чтоб грянула к утру на врага.
Танкистам: чтобы моторы проверили, горючим заправились, снарядами орудия зарядили.
Кавалеристам приказ: чтоб с вечера коней хорошо покормили для похода.
Докторам и санитарам приказ: чтобы лекарства и бинты для раненых готовили.
Поварам и походным кухням приказ: чтоб щи бойцам пожирнее сварили.
До самой ночи засиделись генералы на военном совете.
Потом встал старший генерал, взглянул на часы:
- Пора. Приказываю начать наступление. В добрый час!
И ударили в тот час наши пушки. Полетели с бомбами ночные самолеты.
А чуть свет загудела земля под танками, поднялась из окопов пехота. Пошли полки в атаку.
Двинулся весь фронт в наступление.

На этом месте, даже чуть раньше, книжка 1942 года закончилась. А в книжке 1970 года рассказывалось о Победе. По тем временам, это уже было, может, и излишним - на каждой октябрятской линейке все это наизусть декламировали. Но сейчас, наверное, стоит кое-кому и напомнить, что 7 ноября - это не просто "парад в память парада"...
 
ПАМЯТНИК СОВЕТСКОМУ СОЛДАТУ (1970)
Долго шла война. Остановила Советская Армия полчища фашистов и погнала их прочь с нашей земли.



За каждую канавку, за каждый кустик, за кочку всякую цеплялись фашисты, чтобы удержаться. Но не устояли перед нашей армией. Побежали туда, куда ноги несут, куда глаза глядят... Только теперь глаза-то их завидущие уже не на восход смотрели, не на страну нашу, а назад - туда, куда солнце закатывается.
Двинулась Советская Армия по вражеской земле, стала освобождать соседние страны, захваченные фашистами. Вот уже фашистам и бежать дальше некуда. Засели они в главном немецком городе - Берлине.
Ударили наши войска на Берлин. Стали брать в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты все не сдаются.
Как-то раз во время боя за Берлин увидел один наш солдат маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. Осталась бедняга одна-одинешенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идет. Из всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибет... Видит наш солдат - пропадает девчонка: "Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!"
Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл ее своим плечом от огня и вынес из боя.
Скоро сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.
И построили в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зеленом холме стоит богатырь из камня - солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжелый меч, которым он сразил врагов - фашистов, а в другой - маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас ее солдат от гибели, уберег от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.

ПУТИ ЗНАМЕН (170)
Хвастались фашисты:
- Возьмем Москву, устроим там свой парад и прошагаем по Красной площади с нашими знаменами. Пусть весь мир увидит, что мы победили Советский Союз и коммунисты сдались.
А к тому времени, когда фашисты напали на нашу страну, они уже силой захватили много других стран. И подняли над чужими землями свои фашистские флаги, на которых извивался страшный криволапый крест, похожий на паука. Горе и смерть несли людям эти знамена. Там, где они развевались, текли слезы и кровь.
Вот с этими паучьими знаменами и задумали фашисты пройтись по Красной площади в нашей Москве.
Ну что ж! Повидали мы эти знамена на Красной площади. Повидали! Только как и когда?



... Война подходила к концу. И вот наконец пришло желанное время, о котором мы мечтали четыре года, с того самого дня, как вступили на нашу землю враги. Повели наши солдаты последний бой, чтобы кончить войну и поднять над главным зданием города Берлина Красное знамя.
Четыре года, днями и ночами, по долгим тяжелым дорогам войны несли сквозь огонь наши солдаты это знамя. И везде, где появлялось оно - алое, с серпом, молотом и пятиконечной звездой,- люди радовались ему и встречали с лаской и почетом. Потому что все знали: это - доброе знамя! Оно несет людям свободу и счастье.
Но ни за что не хотели фашисты, чтобы наше Красное знамя поднялось над Берлином. Отчаянно палили из винтовок, автоматов и пушек, старались не подпустить советских солдат к главному зданию города. Но прорвались наши бойцы сквозь тучи пуль и снарядов, пробились сквозь пламя и дым пожаров. Взобрались смельчаки на крышу самого главного здания и подняли над Берлином свой флаг - Знамя Победы. И все фашисты сдались. Захватили наши солдаты их ружья, пушки, пулеметы и знамена.
А потом устроили в Москве Парад Победы на Красной площади. Торжественным маршем прошли полки победителей со своими боевыми знаменами. Играл оркестр в тысячу музыкантов. А когда на миг смолкал он, хорошо слышен был над всей площадью мерный слитный легкий звон. Это у тех, кто шагал по площади, звенели на ходу ордена и медали. И тысячи людей дружно приветствовали солдат, офицеров, генералов, маршалов, которые отличились в великих битвах за нашу Родину.
Потом вдруг замолчала, словно вспомнила что-то злое, нехорошее вся Красная площадь. Увидели люди, как шагают мимо кремлевской стены наши солдаты и волокут, наклонив к земле, драные фашистские знамена. И каждый солдат, подойдя к середине площади, швырял наземь паучье знамя с крючковатым крестом. Одно на другое валились в кучу злые, нечистые знамена, с которыми фашисты когда-то собирались протопать победно по Красной площади Москвы. Вот тебе и протопали!..



Так, стыдом и позором для этих знамен кончилась война, затеянная против нас фашистами.
А Красное Знамя Победы бережно хранится в Музее Советской Армии. И каждый, кто приходит туда, с уважением смотрит на него и думает о трудных, но славных путях, по которым пронесли свое знамя наши воины-победители.

ВСЕМ ПАРАДАМ ПАРАД (1970)
На всем свете, во всех странах знают Памятник советскому солдату, который стоит в Берлине. И мы тебе, дружок, уже рассказывали о нем.
Да, стоит он в Берлине. Но вот был однажды день, когда показалось всем нам, будто памятник этот сошел со своего места и появился в Москве на Красной площади. И не один. А сто таких же, как он.



Словно ожили статуи из камня и двинулись в прочном и ладном строю по знаменитой московской площади. Идут богатыри, шагают твердо, нога в ногу. И у каждого на руках по ребятенку. В точности, как на памятнике.
И узнала их сразу, зашумела, обрадовалась вся Красная площадь.
А собрались тут тысячи и тысячи людей. Это был день великого праздника: Советская страна наша отмечала свое пятидесятилетие. Ровно пятьдесят лет тому назад наш народ освободил свою страну от власти богачей, и стала Родина наша Советской - первым в мире государством трудящихся. И в день праздника вспоминали люди, сколько тяжелых, страшных боев пришлось выдержать нашей армии, которая защитила землю народную от врагов революции в первые годы Советской власти, а через двадцать пять лет победила фашистов.
Устроили на Красной площади парад. Невиданный это был парад! Такого еще никогда не бывало! Всем парадам парад. Потому что в тот день увидели мы тут словно живые памятки о всех бесстрашных, добрых, боевых делах, подвигах и победах, которыми прославилась наша армия за пятьдесят лет.
Шли по Красной площади моряки, у которых на фуражках-бескозырках было написано золотыми буквами: "Аврора", как пятьдесят лет назад. Так звался знаменитый корабль, который в 1917 году выстрелом своим известил, что началась Великая Октябрьская революция.
И скакали на горячих боевых конях всадники в островерхих шлемах с красными звездами. Буденовцы! Вот как прозвали их когда-то по имени отважного командира, который вел в бой против белогвардейцев красную конницу.
И катились по площади пулеметные тачанки, те самые тачанки-ростовчанки, о которых давно уже сложены песни.
Потом прошли по площади грозные "катюши", наводившие страх на фашистов в годы войны.
А после увидели мы памятное всем Знамя Победы. Торжественно пронесли его по площади те самые герои, которые подняли своими руками это знамя над Берлином в 1945 году.
Все, кто стояли на широких ступенях у кремлевской стены и на местах, отведенных для гостей на другой стороне площади, приветствовали героев, дружно хлопали им, кричали "ура".
Стоял среди гостей один старый человек. Усы седые. На груди - от плеча к плечу - боевые ордена. А на плече внучок сидит. И объяснял дед внуку:
- Вон видишь, тачанки идут... И я на такой воевал с пулеметом. Когда будеиовцем был. А вот знамя несут, я его сам своими глазами в Берлине видел, когда мы войну кончали. А там, гляди, сегодняшние командиры идут, которые в военных академиях учатся.
Слушал все это мальчонка, а потом вдруг как запрыгал на плече у деда, пальцем на площадь показывает и кричит:
- Дедушка, смотри! Вон мой папа идет. Вон он со своими товарищами-командирами из Академии. Эх, здорово шагает! Я ему сейчас закричу, а то он меня не увидит. Папа! Ура!..
А люди смотрят на них: на внука - весело, на деда - с уважением.
И говорят:
- Сын-то у вас бравый, в отца, видно, пошел. Да и внучок боевой растет. А по вашим вон наградам, по орденам можно весь путь Армии нашей Советской вспомнить. Вы сами вроде живого памятника!

НИКТО НЕ ЗНАЕТ, НО ПОМНЯТ ВСЕ (1970)
Есть в Москве, в саду у кремлевской стены, могила, возле которой всегда много людей.
Никогда не гаснет над ней посреди гранитной пятиугольной звезды огонь. Всегда горит он - и днем и ночью.



Никогда не увидишь тут увядших цветов. Всегда лежат свежие, недавно принесенные. Бережно уложены букеты и венки..
Никто не знает, как звали человека, который похоронен здесь. Но все знают, что он храбро сражался, и помнят, за что погиб этот неизвестный солдат.
А убили его враги в одном из боев за нашу столицу. Уже близко к Москве подошли тогда фашисты. Уже слышно было в городе, как яростно бьют фашистские пушки. Но стойко и бесстрашно защищали Москву наши войска. Да и все жители столицы готовы были встретить врага боем насмерть и не пустить фашистов в Москву.
И не смогли враги пробиться в нашу столицу. Геройски сражались ее защитники. Остановили они фашистов возле города, а потом погнали прочь от него.
Двадцать лет спустя, когда праздновали эту незабываемую победу, дали Москве нашей звание города-героя. А в братской могиле, на месте последнего боя за Москву, откопали останки одного из тех, кто, не пожалев своей жизни, защитил столицу. И торжественно похоронили возле кремлевской стены.
Вот горит теперь днем и ночью, не потухая, вечный огонь над этой могилой. И стоят вокруг люди, сняв шапки. Давай постоим тут, дружок, и мы с тобой.
Слышишь?
- Может быть, это мой сынок здесь лежит,- шепчет старая женщина, стоя возле этой могилы.- Ведь сын мой тоже под Москвой в бою погиб, сказывали...
"Что ж, - думает про себя молодой солдат, глядя на могилу неизвестного героя.- Сдержал тот, кто лежит здесь, свое солдатское слово. Недаром мы, солдаты, присягу даем на верность и службу. И я такую присягу давал. И если опять кто из врагов сунется на нашу землю, сумею и я свое слово сдержать".
А рядышком пионеры стоят, не шелохнутся. Пришли сюда прямо из школы. И принесли ребята цветы на могилу Неизвестного солдата. Час назад они у Красного знамени перед строем своих товарищей в школе громко и дружно произносили слова о том, что всегда готовы послужить нашему народу и делу Ленина. Слова торжественного обещания. Слова, которые надо помнить всю жизнь и маленьким и большим.
Но здесь, у могилы, громко не говорят. Тут либо молчат, либо переговариваются вполголоса, совсем тихо.
Так говорят, когда вспоминают что-то очень дорогое.
Или когда задумываются над чем-то важным.
Или когда загадывают самое главное в жизни.
А вспоминают тут о тех, кто храбро воевал и себя не пожалел, чтобы народ наш победил врагов.
И задумываются здесь над тем, как надо жить, учиться, работать, чтобы сделать жизнь нашу, отвоеванную ее героями-защитниками, еще лучше и краше, еще честнее и радостнее.
И загадывают, чтобы еще крепче и сильнее стала страна наша, чтобы никогда не посмели напасть на нее враги и чтобы всегда был на земле мир.

ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ
Знаешь ли ты, дружок, почему в праздничный вечер с тихого ясного неба вдруг бухает двадцать раз подряд гром? Над крышами разноцветные звезды то взойдут в один миг, то растают... И каждый раз на улице то как днем видно, то словно все зажмурилось...



Это - салют. Добрая огненная памятка о силе и славе наших защитников. Часто во время войны слышали мы, бывало, вечером слова: "Сейчас будет передано по радио важное сообщение". И по всей стране - везде, на всех улицах, в каждом доме раздавалось: "Говорит Москва! Приказ Верховного Главнокомандующего..."
Победа! Новая победа! Наши войска освободили от фашистов большой город. Враг бежит. Сотни танков и пушек достались нам. Тысячи фашистов попали в плен. Сейчас будет салют.
И в Москве со всех сторон люди спешили к Кремлю. Стемнело давно. Но красные, желтые, зеленые огни светофоров указывали дорогу.
Пробили часы на кремлевской башне: бим-бом-бум-бом, бэ-бам! Все небо шарахнулось от пламени. Дрогнула земля. Дрррам-рамм-ба-ба-барах!!! Ударили разом триста пушек. И вдруг будто все огни московских светофоров взлетели в небо. Рассыпались шипучие, веселые ракеты. Красные, желтые, зеленые...
Светло стало как днем. Все кругом видно: Кремль, Москву-реку... На плечах у взрослых дети прыгают, радуются. А те, кто поменьше, уже легли спать.
И снится ребятам, что огромный добрый великан, по имени Салют, громко шагает по крышам, сыплет с неба цветные огни и стучит во все окна:
"Дррам-ба-ба-бах! Выходите, люди добрые, на улицы! Важное сообщение! Победа и слава!"
И много-много раз мы слышали по вечерам эти важные сообщения.
А когда просыпались дети наутро, то узнавали хорошую весть.
- С добрым утром, дружок! С добрым утром! Победа и слава!
Вот в память этих побед и сейчас в Москве и в других наших больших городах несколько раз в году грохочет салют. Празднуют свой день артиллеристы - салют им! Пришел день танкистов - им салют! И летчикам в их день - салют. И морякам. А в День Советской Армии самый главный салют всем солдатам, офицерам и генералам, всем храбрым защитникам страны нашей и крепкого мира на всем свете.

А, ведь, в прошлом веке мы этой армией гордились. И не за то, что она была "только немного хуже американской", и не потому, что нас заставляли ей гордиться "из-под палки", и даже не потому, что наши деды не раз проходили огнем и мечом по Европе и Азии... А почему? Может потому, что читали книги Бориса Никольского с потрясающими иллюстрациями В.Шевченко?

От тех времен нас отделяет две стены непонимания:
- в Советской армии все было так же как в американских боевиках, только гораздо хуже;
- все это жутко устарело в эпоху дронов, интернета и нейросетей... и др. супероружия диванных войск.

Но было здорово!

В моей коллекции:

Рассказы	Отдельные издания	Солдатская школа	Как солдат стал солдатом	Военная косточка	Армейская азбука
ЧТО УМЕЮТ ТАНКИСТЫ	*	*			дырки
СОЛДАТСКИЕ ЧАСЫ	*	*			дырки
КАК Я ПРЫГАЛ С ПАРАШЮТОМ		*			дырки
КТО ОХРАНЯЕТ НЕБО		*			дырки
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ		*
БЕЗ ЧЕГО СОЛДАТ НЕ СОЛДАТ	у меня нет **		*		дырки
ВЫХОЖУ НА СВЯЗЬ	у меня нет		*		дырки
СОЛДАТСКИЙ СЕКРЕТ	др.худ.		*
И ГРЯНУЛ БОЙ	*		*		*
ДОРОГИЕ МОИ ОДНОПОЛЧАНЕ				*
КАК ЖИВЕТ АЭРОДРОМ	др.худ. ***			дырки	*
РУКИ САПЕРА				дырки	дырки ****
О САМОМ ГЛАВНОМ				дырки

* - кроме отдельных книг, выходили и отдельные диафильмы
** - хотя я встречал упоминание о них
*** - по крайней мере два разных, не считая диафильма
**** - в итоге удалось собрать целиком

СБОРНИК СОЛДАТСКАЯ ШКОЛА (1973)




Однажды, когда я служил в армии, приехал к нам в казарму генерал.

- Попрошу вас,- говорит,- рассказать мне о самом важном, чему вы научились в армии. Только не торопитесь,- говорит,- подумайте как следует.

Подумали мы, подумали, начали отвечать.

Один говорит:
- Я стрелять метко научился.
- Я машину водить,- говорит другой.
- Я выносливости научился,- говорит третий.

Наш командир слушает, кивает. И генерал, видим, доволен.

- Я на радиостанции работать научился,- говорит еще один солдат.
- Я с вышки прыгать.
- Я на лыжах ходить.
- Я приемники ремонтировать.

Наконец очередь дошла до Матвеева. Он у нас в роте самый тихий был.

- Ну, а вы, Матвеев,- спрашивает командир,- чему научились?
- Я - пуговицы пришивать,- говорит Матвеев.

Все засмеялись, а командир наш даже рассердился. Неловко ему стало перед генералом.

- То есть как,- говорит,- пуговицы?
- А так...- говорит Матвеев.
- Что же, вы ничему больше в армии и не научились?
- Нет, отчего же...- отвечает Матвеев.- Я еще бронетранспортером управлять научился, по тревоге за полторы минуты собираться научился, из автомата стрелять умею, азбуку Морзе знаю, в электронных приборах разбираюсь, окопы рыть научился, противогазом пользоваться, на турнике "солнце" крутить, по-пластунски ползать, гранаты кидать, по компасу ходить, радиопередатчики настраивать, раненых перевязывать, песни петь...
- Погодите, погодите, Матвеев,- говорит командир.- И что же, по-вашему, выходит: пуговицы пришивать - это самое важное?
- Ну, самое не самое,- отвечает Матвеев,- а только до армии я в жизни ни одной пуговицы не пришил, все бабушка пришивала. Так что это первое было, чему я в армии научился. Потому и запомнил на всю жизнь.
- А что,- говорит генерал,- пожалуй, Матвеев прав. В нашей службе все важно. Кто солдатскую школу прошел, тот и пуговицу пришить сумеет, и с самой сложной техникой справится. Да еще и товарищу поможет. Тогда он настоящий солдат.

... Прошло уже много лет, а остались в моей памяти эти слова генерала. И теперь, если говорят про человека: "Он прошел солдатскую школу" - это для меня самая высокая похвала.

СОЛДАТСКИЕ ЧАСЫ





ГЛАВНАЯ СТРЕЛКА
07:00. РОТА, ПОДЪЕМ!
Никогда не забуду свой первый день, а точнее - первый вечер в армии.



Случилось так, что мы - несколько человек - прибыли в свою часть на две недели позже, чем все остальные. Другие солдаты-новички уже успели к этому времени немного пообжиться, привыкнуть к армейским порядкам и на нас посматривали чуть свысока.

Днем мы помылись в бане, получили свеженькое обмундирование и познакомились со своими командирами. А вечером, когда наступила пора ложиться спать или, как говорят военные, время отбоя, вся рота выстроилась в казарме. Нас же, новеньких, старшина поставил в сторонке, отдельно, и произнес такую речь:
- Если я спрошу, какая стрелка в солдатских часах самая главная, что вы ответите? Часовая? Ничего подобного! Минутная? Опять ошибаетесь! Секундная - запомните это! Секундная стрелка самая главная! А почему? Да потому, что в армии каждая секунда на счету. И распорядок дня - закон для солдата. С завтрашнего дня он будет законом и для вас. А пока смотрите и запоминайте.

Тут старшина вынул из кармана галифе большие часы, повернулся к замершей по команде "смирно" роте и протяжно, даже торжественно скомандовал:
- Внимание, ро-ота! Приготовиться к отбою! Даю две минуты. Разойдись!

Строй моментально рассыпался.

Солдаты бросились к своим койкам. На бегу они расстегивали гимнастерки, срывали ремни, сдергивали шапки.

Кто-то с кем-то столкнулся.

Кто-то запутался в гимнастерке.

Кто-то не мог стянуть сапог и скакал на одной ноге.

Мелькали белые нижние рубашки, мелькали портянки, грохали сапоги, раскачивались койки.

И над всем этим мельтешением, суетой и спешкой звучал раскатистый голос старшины:
- Осталась минута!
- Полминуты!
- Пятнадцать секунд!
- Отбой!

И сразу все замерло.

Кто успел натянуть на себя одеяло и кто не успел - все так и застыли на койках. А несколько человек все еще топтались возле табуреток. И вид у них был растерянный и виноватый.

Кто-то из нашей группы хихикнул.

- Смешно?- спросил старшина.- Правильно. Смешно.

Он неторопливо оглядел ряды табуреток с как попало брошенным обмундированием, оглядел солдат, застывших на койках.

- Ро-ота!- скомандовал он.- По-одъем!

Опять замелькали рубашки. Гимнастерки. Портянки. Галифе. Сапоги. Как будто ту же самую киноленту, которую мы только что просмотрели, теперь завертели в обратном направлении.

Построились солдаты, а старшина - снова:
- Ро-ота! Отбой!

И еще через три минуты:
- Ро-ота! По-одъем!
- Отбой!
- По-одъем!



Больше никто из нас уже не смеялся. Мы поняли, что с завтрашнего дня нам предстоит то же самое. И мы не ошиблись.

Сколько было этих "подъемов" и "отбоев"!

Сколько раз подгонял нас неумолимый голос старшины: "Осталась минута!", "Полминуты!", "Пятнадцать секунд!"

Сколько раз ругали мы в душе наших командиров: "Подумаешь, какая важность - лишние пятнадцать секунд!"

И сколько раз злились на самих себя, когда никак не давались нам эти последние пятнадцать секунд!

А сколько узнали мы маленьких, очень простых и очень важных секретов: как правильно сложить гимнастерку, чтобы утром в спешке не запутаться в ней, как быстрей натянуть сапоги, как правильно завернуть портянку, чтобы потом не стереть ногу...

Но зато как радовались мы, как гордились собой, когда по первой ночной тревоге наша рота поднялась быстрее всех и когда в ответ на похвалу командира полка мы дружно гаркнули:
- Служим Советскому Союзу!



КЛИМАТ КЛИМАТОМ...
07:15. РОТА, СТРОИТЬСЯ НА ЗАРЯДКУ!
Первый год я служил на востоке, в Сибири, в холодных краях. Помню, утром диктор по радио объявляет:
- Сейчас температура воздуха минус двадцать восемь градусов...



На улице еще темно, холодно. Ох, как не хочется выскакивать на мороз из теплой казармы!

А сержанты - наши начальники- командуют, торопят:
- Поживее, поживее! Строиться на зарядку!

Потом перевели меня на юг, в Среднюю Азию. Утром соскакиваем с коек, диктор сообщает:
- Сейчас температура воздуха плюс двадцать девять градусов...

На улице солнце вовсю припекает. В тени бы сейчас посидеть, в прохладе...

А сержанты командуют, торопят:
- Поживее, поживее! Строиться на зарядку!

Климат климатом, а зарядка зарядкой...

И такая была та зарядка, что сон сразу как рукой снимало. Начиналась зарядка всегда с бега. Пробежим километр, полтора, потом принимаемся за вольные упражнения.

А вот одному солдату - рядовому Мамонтову - бег никак не давался. Не умел он бегать. Пробежит метров двести и уже отстает от взвода, позади плетется.

- Сердце у меня слабое,- говорит.- Задыхаюсь. Не могу бегать. Не имеете права с моим слабым здоровьем меня на зарядку гонять. Я врачу пожалуюсь.

И правда, пошел он вскоре к врачу - жаловаться. Вернулся довольный.

- Все в порядке,- говорит.- Врач очень внимательный человек оказался. Осмотрел меня, выслушал, лекарство обещал выписать.

А тут как раз дежурный по роте приносит от врача специальную тетрадку, куда врач все рецепты записывал.

Раскрыли мы тетрадку, а там записано:

"Рядовому Мамонтову прописываю: первую неделю каждый день бегать по километру, вторую неделю - по полтора километра, третью неделю - по два километра.
"Доктор Добрецов".

Вот тебе и лекарство!

С тех пор бегал Мамонтов на зарядку вместе со всеми. Больше на свое здоровье не жаловался.



ВТОРАЯ НАТУРА
08:00. РОТА, СТРОИТЬСЯ НА УТРЕННИЙ ОСМОТР!
После зарядки, только успеешь заправить койку, почистить сапоги, умыться, а дневальные уже подают команду:
- Строиться на утренний осмотр!



Утренний осмотр для молодого солдата вроде экзамена. Выдержишь или не выдержишь. Только экзамен этот не раз в год, не раз в месяц, а каждый день.

Идет сержант, командир отделения, вдоль строя, медленно идет и к каждому солдату присматривается.

Аккуратно ли пришит подворотничок - смотрит.

Все ли пуговицы на месте - смотрит.

Хорошо ли вычищены сапоги - тоже не забудет взглянуть.

Не набиты ли чем лишним карманы, на месте ли носовой платок - все интересует сержанта, каждая мелочь.

Знает сержант: дисциплина в армии начинается с привычки к аккуратности, к порядку.

Правда, был в нашем взводе один солдат, который никак не хотел привыкать к порядку. Звали его Миша, фамилия - Соловьев. Был он парень разболтанный, избалованный. Вот ему чаще всех и доставалось и от старшины, и от командира отделения, и от командира взвода. Короче говоря, ото всех командиров. Только, бывало, и слышишь:
- Соловьев, опять сапоги плохо почистил?
- Соловьев, а пуговицу кто за вас пришивать будет?
- Соловьев, почему койка небрежно заправлена?

А самому Соловьеву, конечно, казалось, что к нему просто придираются. Но делать нечего, в армии с командирами не поспоришь: приходилось ему каждый день и сапоги чистить, и койку перезаправлять по нескольку раз, и пуговицы пришивать. Зато, когда останемся одни, он и говорит:
- Надоела мне такая жизнь. Вот увидишь: как только отслужу, домой вернусь - спать буду часов по двадцать в сутки, честное слово. Постель заправлять ни за что не стану. К сапожной щетке никогда не притронусь. Не веришь? Вот чем хочешь клянусь!

И так случилось, что уезжали из армии мы с ним вместе. Вместе пришли на вокзал, вместе сели в один поезд и поехали домой.

Утром я вижу: Соловьев берет сапожную щетку, идет в тамбур и как ни в чем не бывало начинает надраивать сапоги.

- А как же твоя клятва?- спрашиваю.
- Тьфу ты!- говорит.- Совсем забыл.

Размахнулся и тут же вышвырнул щетку за окно вагона.

На другой день остался в нечищеных сапогах. Но вижу - нет-нет да и поглядывает себе на ноги. Словно его беспокоит что. Но молчит. И на следующий день - тоже. А поздно вечером - я уже на верхнюю полку забрался, засыпать начал - вдруг слышу: кто-то тихо-тихо мой чемодан приоткрывает.

Обернулся, а это Мишка Соловьев.

И в руках у него - моя сапожная щетка.

- Понимаешь,- говорит он виноватым голосом,- не могу. Привык. Такое чувство, словно бы не умывался...

Недаром, видно, есть такая пословица: "Привычка - вторая натура". Второй характер, иначе говоря.



СОЛДАТСКИЙ АППЕТИТ
08:15. РОТА, СТРОИТЬСЯ НА ЗАВТРАК!
Когда человек слабосилен, когда не может справиться с каким-нибудь делом, про него говорят: "Мало каши ел". Зато про солдат этого никак не скажешь. Потому что каша - главная солдатская пища.



Не знаю, кто как, а я кашу еще с детства любил. И в армии ел ее с удовольствием. До сих пор помню - войдешь в столовую с мороза, усталый, а на столе бачок - дымится горячая пшенная каша! Хорошо! Сядут за стол одиннадцать человек - не успеешь оглянуться, бачок уже пуст.

Сколько служил я в армии, никогда не слышал, чтобы солдаты на аппетит жаловались. Не зря говорят, что солдатское питание так хитро рассчитано, что толстые в армии худеют, а худые поправляются. Во всяком случае, я поправился, это точно могу сказать.

ПРО ТРЕНИРОВКУ
09:00 РОТА, ПРИСТУПИТЬ К ЗАНЯТИЯМ!
Честно говоря, когда ехал я в армию, военную службу представлял себе очень смутно.



Мне мерещились маневры, парады, атаки, крики "ура", дымовые завесы, грохот взрыв-пакетов...

А увидел я...

Увидел я первым делом расписание занятий, совсем как в школе. И отметки в журнале.

Только вместо школьных звонков дневальный подает команды:
- Приступить к первому часу занятий!
- Окончить первый час занятий!

Только ни опоздать, ни прогулять никак нельзя. Потому что на занятия - строем, и с занятий - строем. Дисциплина. И уроки, конечно, другие.

Физподготовка - чтобы стать сильными.

Огневая - чтобы стать меткими.

Инженерное дело - чтобы стать неуязвимыми.

Строевая - чтобы стать выносливыми.

Много разных предметов, все не перечислишь. Только успевай заниматься.

Привели нас впервые на полосу препятствий. Командир наш, сержант Остроухое, объяснил нам, что к чему, показал, как под колючей проволокой ползти, и как через забор перемахнуть, и как окоп перепрыгнуть.

- Ясно?- спрашивает.
- Ясно! Ясно!- отвечаем мы.

До того все это легко и ловко получалось у сержанта, что и нам показалось: подумаешь, что тут сложного! И полоса вроде бы не очень длинная, и забор не очень высокий, и окоп не очень широкий.

А как стали сами преодолевать эту полосу, тут и началось! Кто шинелью за проволоку зацепился. Кто на заборе застрял. А кто до окопа добежал и выдохся: не то что перепрыгнуть - и шагу больше сделать не может.

Еще раз попробовали - опять не выходит. В третий раз - еще хуже. Только совсем вымотались. Вспотели, перемазались, еле дышим. И обидно: неужели мы такие неспособные?

А сержант улыбается.

- Запомните,- говорит,- даже самую простую вещь без тренировки не одолеешь.

Построил он взвод и повел дальше.

- Сейчас,- говорит,- я покажу вам радиостанцию, которую вы будете изучать. Вот смотрите.
- Где? Где?- спрашиваем мы.

Потому что вокруг ничего нет, похожего на радиостанцию. Только стоят три большие крытые автомашины.

- Да вот же!- говорит сержант Остроухое и показывает на машины.- Это она и есть.

Вот так да!

Целых три машины! Да разве такую махину одолеешь? Там одних радиоламп, наверно, штук триста! А разных переключателей, приборов, стрелок, кнопок, сигнальных лампочек - попробуй разберись!

- Ну как?- спрашивает сержант.- Нравится?

А мы молчим. Нет, видно, никогда нам на такой радиостанции не работать.

- Ничего,- говорит сержант Остроухое.- Не унывайте. И запомните: даже самую сложную штуку одолеешь тренировкой...

И знаете, прав он оказался. Потому что и полосу препятствий мы осилили, и на радиостанции работать научились, даже в больших маневрах потом участвовали, и ничего - не подкачали.

Только если бы дневальные отсчитывали с самого начала те часы, что провели мы на полосе препятствий, и те часы, что тренировались на радиостанции, то в конце концов звучали бы такие команды:
- Окончить семьсот пятьдесят шестой час занятий!
- Приступить к семьсот пятьдесят седьмому часу занятий!

Или что-нибудь в этом роде.

 

ОБЕД
15:00. РОТА, СТРОИТЬСЯ НА ОБЕД!
Про обед могу сказать то же самое, что про завтрак.

"КРЕСТИКИ-НОЛИКИ"
16:30. РОТА, ПРИСТУПИТЬ К САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ ПОДГОТОВКЕ!
Недавно я встретил на улице своего старого товарища - Толю Капустина. Мы вместе с ним в одной роте служили. Теперь он уже солидный человек. Заочный институт закончил. Начальник цеха на большом заводе. Не Толя, а Анатолий Иванович. И никто, конечно, не догадывается на заводе, что у этого солидного человека когда-то было смешное прозвище: "крестики-нолики".



И вот почему.

Когда мы служили в армии, больше всего не любил Толя Капустин часы самостоятельной подготовки. Никак ему было не высидеть спокойно эти два часа. Все занимаются, а он скучает. Полистает для вида книгу и шепчет соседу:
- Давай в "морской бой" сыграем?

Три игры у него были любимых: "морской бой", "балда" и "крестики-нолики". В эти игры он всех обыгрывал.

Сержант Остроухое заметит, подойдет к нему:
- Опять вы, Капустин, посторонним делом занимаетесь? Получите-ка наряд вне очереди.

А наряд вне очереди - это значит пол мыть.

Вечером Капустин моет пол в казарме, его спрашивают:
- За что это тебя?
- За "морской бой"...- отвечает.

На другой день опять моет, опять спрашивают:
- А сегодня за что?
- За "крестики-нолики"...

Так вот и прозвали его "крестики-нолики".

Только кому же понравится каждый день пол мыть?

Никому не понравится.

И Капустину не нравилось. А что будешь делать? Волей-неволей пришлось заниматься. Не было другого выхода.

И вот теперь, спустя несколько лет, когда мы встретились, я не удержался, спросил:
- А "крестики-нолики" помнишь?
- Еще бы!- засмеялся Капустин.- Ох и злился я тогда на нашего сержанта! А теперь спасибо ему говорю. Если бы не армия, я бы никогда в жизни институт не закончил. До армии меня и палкой за уроки было не засадить. Только в армии и привык самостоятельно заниматься. А все он - сержант Остроухое. Вот тебе и "крестики-нолики"!



ЛИЧНОЕ ВРЕМЯ СОЛДАТА
18:30. ЛИЧНОЕ ВРЕМЯ СОЛДАТА
Есть и такое в распорядке дня. Чтобы письмо домой написать. Книжку почитать. Отдохнуть. Так оно и называется: "личное время".



Только я сначала этого времени совершенно не замечал. Будто его и не было вовсе.

Потому что времени мне постоянно не хватало. Я постоянно торопился и постоянно чего-нибудь не успевал.

В личное время я учился прыгать через "коня".

В личное время мыл противогаз.

Стирал подворотнички.

Тренировался на полосе препятствий.

Читал учебники.

А когда наконец собирался сесть за письмо или сыграть в шашки, дневальный уже командовал:
- Рота, приготовиться к построению на ужин!

И так весь первый месяц. И второй - тоже. И третий.

Но вот однажды подошел ко мне мой друг Саня Калашников и говорит:
- Давай-ка сыграем в шахматишки.
- Какие еще шахматишки!- говорю я.- Не видишь, что ли, мне некогда.
- Почему некогда?- говорит он.- Ты же ничего не делаешь. И тут я обнаружил, что и правда ничего не делаю. И ужасно удивился. Неужели я наконец-то успел сделать все в свое время, когда положено?

Вот тогда, пожалуй, я первый раз и почувствовал, что становлюсь настоящим солдатом.

УЖИН
19:30. РОТА, СТРОИТЬСЯ НА УЖИН!
Про ужин могу сказать то же самое, что и про обед.

КАК МЫ НАРУШАЛИ РАСПОРЯДОК
20:15. ВНИМАНИЕ! СЕГОДНЯ В 20 ЧАСОВ 15 МИНУТ СОСТОИТСЯ ЛЕКЦИЯ
А когда же провести комсомольцам свое собрание? Когда послушать интересную лекцию? Когда поспорить о новой книге?



Оказывается, и для этого есть в распорядке дня специальное время.

Потому что, где бы ни служил солдат - в большом городе или на далеком-далеком полустанке, солдата всегда интересует, что делается в мире.

В то лето, когда служили мы, в мире было тревожно. Враги напали на революционную Кубу. Храбрые кубинские солдаты отважно сражались за свою свободу.

Каждый день нам не терпелось узнать последние новости.

Но мы служили далеко на востоке. Когда в Москве только рассветало, у нас уже наступал полдень. Когда в Москве начинало темнеть, у нас уже была глубокая ночь. Когда московский диктор желал своим радиослушателям спокойной ночи, у нас дневальные по казарме кричали: "По-о-одъем!". И последние известия, которые в Москве передают в семь часов вечера, приходились на час ночи.

Но мы не хотели ждать утра.

Мы просто не могли ждать.

Как там дела на Кубе - вот что не давало нам покоя.

И мы просили дневального потихоньку от командиров разбудить нас посреди ночи и слушали радио...

Конечно, это было нарушение распорядка дня, а точнее сказать - распорядка ночи. Но я думаю, если бы командиры узнали об этом, они бы не рассердились, они бы поняли нас.

ОРУЖИЕ ЛЮБИТ ЛАСКУ...
22:00. ВРЕМЯ УХОДА ЗА ЛИЧНЫМ ОРУЖИЕМ
"Оружие любит ласку - чистку и смазку" - эту старую пословицу каждый солдат знает. А я бы, пожалуй, так сказал: "Оружие любит ласку - когда чистку, а когда смазку".



И вот почему.

К своим первым стрельбам мы готовились особенно долго и тщательно. На занятиях по огневой подготовке изучали автомат. Тогда у нас были автоматы ППШ. Хорошие автоматы, надежные. С ними наши бойцы всю войну прошли.

Еще учились мы правильно целиться. Учились плавно нажимать спусковой крючок. Учились правильно ложиться.

И конечно, с нетерпением ждали дня стрельб.

А в день стрельб с утра ударил мороз - градусов тридцать, не меньше. Но все равно точно в положенное время наш взвод прибыл на стрельбище.

Вышли солдаты на огневой рубеж. Загремели выстрелы.

И вдруг - что такое? Один автомат не сработал. Потом второй. Потом третий.

Даже опытные сержанты заволновались. Никогда такого в роте не было. Настоящее чрезвычайное происшествие!

А хозяева отказавших автоматов стояли с такими обиженными лицами, словно их обманули. Столько старались, столько готовились, и выходит - все зря? Вот тебе и надежное оружие...

- Ничего,- спокойно говорит командир роты.- Сейчас разберемся.

Взял он один автомат, вынул затвор, помудрил над ним немного.

- Так и есть,- говорит.- Смотрите.

А там на одной крошечной детали - застывшая смазка. Простым глазом ее еле видно. Неужели из-за такого пустяка автомат не стреляет?

- Да,- говорит командир роты,- не будь мороза, это и правда пустяк. А в мороз и такой пустяк важен.

Протер как следует детали затвора, вышел на огневой рубеж, и - бах! бах!- ожил автомат!

С тех пор мы еще тщательнее осматривали и чистили, и смазывали свои автоматы.



ОТБОЙ
23:00. РОТА, ОТБОЙ!
Близится к концу долгий солдатский день.

Старшины выводят роты на прогулку. И не упустят случая лишний раз потренировать солдат: "Строевым! Строевым! Запевала, песню!"

И хотя не видно в темноте, какая рота идет, это нетрудно узнать по песне. У каждой роты своя любимая песня. Роты словно соревнуются одна с другой, словно стараются перепеть одна другую.

Но вот затихают песни возле казармы.

А там уже вечерняя поверка: старшина назначит дежурного по роте и дневальных на следующие сутки, проведет перекличку, сержанты отчитают провинившихся и похвалят отличившихся за день, и все.

ОТБОЙ!

КАК Я ПРЫГАЛ С ПАРАШЮТОМ



Как-то в редакции одного журнала мне предложили поехать в воинскую часть. Пожить там, а потом написать рассказы о солдатах.

- Куда - выбирайте сами,- сказали мне,- даем вам три дня на раздумья.
- Нет,- сказал я,- мне не надо трех дней на раздумья. Я уже знаю, куда поеду. Я поеду к десантникам.

Я и правда давно уже мечтал побывать у десантников. Я много читал и слышал об их мужестве и выносливости, и мне очень хотелось своими глазами увидеть, как живут и учатся эти отважные люди.

- Ну что же, поезжайте к десантникам,- сказали мне,- счастливого пути.

Так я оказался в воздушно-десантном подразделении, и прожил я там почти целое лето.

И вот, когда я вернулся домой, в Ленинград, все мои друзья и знакомые при встрече первым делом задавали мне один и тот же вопрос, словно сговорились:
- А ты сам-то прыгал?

И я с гордостью отвечал:
- А как же! Конечно, прыгал!
- А страшно было?
- А с какого самолета?
- А с какой высоты?

Я столько раз отвечал на все эти вопросы, что постепенно у меня в голове сложился целый рассказ о том,
КАК Я ПРЫГАЛ С ПАРАШЮТОМ



САМОЕ ПРОСТОЕ УПРАЖНЕНИЕ
Конечно, прыгать без всякой подготовки никто не разрешит. И без солидного медосмотра - тоже.

Поэтому прежде всего меня повели в учебно-тренировочный городок. Этот городок немножко похож на городок аттракционов в парке. Только аттракционы здесь, прямо скажем, "чуть-чуть" посложнее.

Я увидел здесь: парашютную вышку, специальные качели - со сложным названием "лопинг", макеты самолетов, один самолет был маленький, а другой - огромный, и еще разные другие приспособления, названий которых я не знал.

Возле качелей я остановился. Здесь занимались десантники. Вот один солдат раскачался - сильнее! сильнее!- и - раз!- качели описали круг так, что солдат на секунду повис вниз головой. Еще круг! Еще! Семь... восемь... десять... пятнадцать...

У меня даже закружилась голова, а солдат все продолжал вертеться как ни в чем не бывало.

Мы с моим провожатым, лейтенантом, пошли дальше.

Около макета огромного самолета АН-12 была натянута упругая толстая сетка - батут. Как в цирке. Солдаты один за другим бросались в открытый люк самолета и падали на батут.

- Это они учатся правильно отделяться от самолета,- сказал лейтенант.- А сейчас попробуйте-ка и вы сделать одно упражнение...

Я с опаской посмотрел на парашютную вышку.

Но упражнение, которое мне предложили сделать, выглядело совсем простеньким: прыгнуть с двухметровой горки. Только не просто прыгнуть, а предварительно зажать между коленями и между косточками щиколоток две щепочки. Самые обыкновенные деревянные щепочки. Если во время прыжка щепочки не выпадут, значит все в порядке, приземлился правильно. Если выпадут - начинай все сначала.

Мне, честно говоря, даже неловко стало - таким пустяковым показалось это упражнение. Вроде бы скакать через веревочку заставляют взрослого серьезного человека.

- А вы попробуйте,- засмеялся мой провожатый.

Я попробовал.

Попробовал один раз - не получилось. Второй раз - опять ничего не вышло. Уж, кажется, так плотно сжимаю ноги - плотнее невозможно, а щепочки все равно падают.

Только на пятый или шестой раз получилось это упражнение.

И тут я узнал, что упражнение это хоть и простое, а очень важное. Потому что для десантника правильно приземлиться - это самое главное.

- В своем парашюте вы можете не сомневаться,- сказал мне лейтенант.- Техника у нас надежная, не подведет. А вот если не научитесь правильно приземляться, тут уж можно ногу или руку сломать. Здесь уж все только от вас зависит.

После пришлось мне делать упражнения и посложнее, но все-таки это первое, со щепочками, запомнилось мне больше других...



НЕТ ДЕЛА СЕРЬЕЗНЕЕ
За день до прыжков солдаты укладывали парашюты. Нет для десантника дела серьезнее, чем укладка парашютов. Об этом я не раз слышал, пока жил у десантников. Недаром в день укладки с утра не проводится никаких занятий: солдаты не должны уставать, солдаты должны быть предельно внимательны.



В это утро на плац вынесли и расстелили длинные брезентовые полотнища - "столы".

На этих "столах" солдаты во всю длину растянули парашюты.



Проверяли оранжевые чехлы, проверяли белые купола, проверяли крепкие стропы.

Потом начали укладывать. Не торопясь, тщательно.

А начальник парашютно-десантной службы и командиры по нескольку раз придирчиво проверяют, все ли верно. Каждую складку, каждый узелок проверяют.

Когда парашюты были уложены, мы пошли в курилку. Если кто-нибудь думает, что в солдатской курилке только и делают, что курят, то это совсем не так. В курилке еще рассказывают разные истории.

И вот какую историю услышал я в тот день.

Случилось это с рядовым Козыревым. Был он еще совсем неопытным десантником - ему предстояло совершить всего лишь второй свой прыжок. И конечно, он очень волновался.

Прыжок был самый простой - с принудительным раскрытием парашюта. Так называются прыжки, когда десантнику не надо самому дергать за кольцо. Эту работу за него выполняет длинная веревка - фал. Как только парашютист оставляет самолет, фал натягивается, срывает с парашюта чехол, и купол раскрывается. Все новички прыгают так.

И в этот раз все шло как обычно. Один за другим солдаты покидали самолет. Один за другим раскрывались в небе огромные белые купола.

Наконец наступила очередь Козырева.

Он бросился за борт самолета и тут же ощутил сильный рывок. Рывок был таким резким, что у Козырева потемнело в глазах. На секунду он даже потерял сознание. Он не понял, что произошло. Он только слышал гуденье ветра в ушах.

Когда он опомнился, он не поверил своим глазам: он летел вслед за самолетом. Он оказался привязанным к самолету длинным фалом. Подобно тому как лыжник на водных лыжах несется вслед за глиссером, так и Козырев теперь несся вслед за самолетом.



От страха он ощутил противную слабость в руках и ногах. Что делать? Он не знал.

И те, кто остались в самолете, тоже не знали, что делать. Как спасти Козырева? Попытаться втянуть назад в кабину самолета? Невозможно. Когда самолет летит, встречный поток воздуха во много раз сильнее, чем течение самой быстрой, самой бурной реки,- попробуй-ка осиль его!

Обрезать фал? А что, если Козырев потерял сознание и не сможет раскрыть запасной парашют? Тогда - верная смерть.

Что же делать?

И те, кто были сейчас на земле, тоже видели, как несется вслед за самолетом темная точка, и тоже ничем не могли помочь Козыреву.

Уже суетился возле санитарной машины врач. Уже растягивали солдаты брезентовое полотнище - готовились ловить Козырева.

Оставался только один выход - обрезать стропы. И сделать это должен был сам Козырев. Но догадается ли он? И хватит ли у него решимости? Хватит ли мужества и хладнокровия?

Люди с земли с надеждой и страхом следили за темной точкой в небе.

А самолет все кружил и кружил над площадкой приземления.

И наконец Козырев решился.

Все увидели, как маленький комочек оторвался от самолета и стремительно полетел вниз.

Затем раздался легкий хлопок - это раскрылся купол запасного парашюта.

Люди на земле облегченно вздохнули.

В этот же день стало известно, из-за чего произошел этот необыкновенный случай. Оказывается, из-за небрежности. Из-за маленькой, пустяковой оплошности при укладке парашюта.

Вот почему и говорят, что нет для десантника дела важнее, чем укладка парашюта.

НА АЭРОДРОМЕ
Наконец и тренировка, и укладка парашютов, и медкомиссия, и все волнения и переживания - а вдруг врачи забракуют, вдруг окажусь негоден?- остались позади.



Наступил день прыжков.

Первый раз в жизни я прибыл на аэродром не как пассажир. Уже на аэродроме надел комбинезон, надел парашют. А когда мне еще вручили тяжелый десантный нож в пластмассовых ножнах, тут уж я почувствовал себя настоящим десантником. Нож обязательно входит в снаряжение парашютиста - на случай, если запутаются стропы и их придется перерезать.

Мы стояли слегка нагнувшись, упершись ладонями в колени - такова обычная стойка десантника: ведь парашют весит немало, а если к этому еще прибавить автомат, противогаз, фляжку с водой, патроны, саперную лопатку, ранец, плащ-палатку, сухой паек - вес наберется порядочный.

Начальник парашютно-десантной службы в последний раз осмотрел наши парашюты, проверил, все ли в порядке.

И началось самое томительное ожидание - когда скомандуют: "По самолетам!"

Солдаты поглядывали на меня с любопытством: всегда интересно посмотреть, как это человек в первый раз будет прыгать.

И тут я почувствовал, что мне становится не по себе. Хоть бы скорее!

- Ничего,- говорит один солдат,- если замнетесь, испугаетесь в последний момент, вас подтолкнут маленько в спину - и не заметите...

"Нет,- думаю,- не очень бы мне хотелось, чтобы меня толкали в спину... Вот, скажут потом, приехал писатель, просил, чтобы разрешили ему прыгать, а самого выталкивать из самолета пришлось. Нет уж, никуда не годится такое дело".

- Да вы не волнуйтесь,- говорит другой солдат.- Все будет в порядке. Прыгнете.
- Это точно,- говорит третий.- У нас вон в прошлом году радист был - Башмаков по фамилии - уж до чего невезучий, а и то прыгал..
- С ним, с этим Башмаковым,- говорит еще один,- однажды занятная история приключилась. Ему и правда все время не везло - просто удивительно! На стрельбы идем - все стреляют нормально, он обязательно умудрится всадить пули в чужую мишень.



По тревоге поднимаемся - сапоги перепутает. Кросс бежим - ногу вывихнет.



Короче говоря, все у него не как у людей. Поэтому наш командир взвода старался держать Башмакова подальше от глаз начальства. Как начинаются учения или проверка, так Башмакова либо в наряд по кухне отправляют - картошку чистить, либо дневальным по казарме, либо еще куда-нибудь.



Так было до тех пор, пока не сменился у нас командир взвода. Новый командир, лейтенант Петухов, вызвал к себе Башмакова и говорит: "Невезучих людей, Башмаков, не бывает - бывают люди не-дис-ци-пли-ни-ро-ван-ные. Ясно?" - "Так точно,- говорит Башмаков.- Ясно".- "Отныне вам никаких поблажек не будет,- говорит лейтенант.- И вы свои штучки бросьте. Ясно?" - "Так точно,- говорит Башмаков.- Ясно!"



А тут через несколько дней как раз большие учения. И нашему взводу выпало особое задание: произвести разведку в тылу "противника".

Лейтенант Петухов на всякий случай не спускал глаз с Башмакова. И в самолете посадил возле себя. Нарочно.

И прыгнул сразу вслед за ним.

Их парашюты раскрылись почти одновременно. И тут вдруг лейтенант увидел, что Башмаков летит не вниз, а вверх.

Да, да, его парашют поднимался вверх!

- Рядовой Башмаков!- закричал лейтенант.- Вы куда?
- Не могу знать!- закричал Башмаков.
- Немедленно вернитесь!- закричал лейтенант.

Но Башмаков продолжал медленно лететь вверх.

- Вернитесь сейчас же!- еще громче закричал лейтенант.

Что ответил Башмаков, он уже не услышал. Ведь лейтенант летел вниз, а Башмаков вверх, и расстояние между ними все увеличивалось.

А между тем все объяснялось просто: парашют Башмакова попал в восходящий поток теплого воздуха.

Будь на месте Башмакова другой солдат, он бы, наверно, растерялся и от страха натворил бы каких-нибудь глупостей. Но Башмаков не испугался. Он даже не удивился. Потому что он привык, что с ним всегда что-нибудь происходит.

Он спокойно летел, словно на воздушном шаре, и смотрел вниз. И все запоминал, что было внизу.

А внизу был лесок. А в леске танки "противника".



Так Башмаков летел довольно долго. А когда приземлился, то сразу пробрался к своим. И доложил о танках. И лейтенант Петухов после учений объявил ему благодарность за самообладание и находчивость.



С тех пор Башмакова перестали считать невезучим. А как только его перестали считать невезучим, он и правда перестал быть невезучим.

- По самолетам!

Я удивился: оказывается, я и не заметил, как промелькнули последние минуты. И только тут догадался: это же для меня рассказывали солдаты свою историю про Башмакова - чтобы я отвлекся и не так волновался. Ведь все они тоже когда-то прыгали в первый раз...

В ВОЗДУХЕ
И вот уже самолет в воздухе.

Мы сидим на железных откидных скамейках и молчим. Шум мотора не дает разговаривать. Майор-связист - он сидит рядом со мной - хлопает меня по плечу: мол, не волнуйтесь, все будет хорошо. У него сегодня тоже необычный прыжок - трехсотый, юбилейный. Еще накануне мы договорились, что в случае необходимости он поможет мне в воздухе советом, подскажет, что и как.

Раздалась команда:
- Приготовиться!

По этой команде солдаты встают, откидывают сиденья. Встаю и я. Командир занимает свое место у выхода. Он наблюдает за тем, как прыгают солдаты. Он как бы выпускает солдат из самолета, и потому его так и называют: "выпускающий". И сам он всегда прыгает последним. Бортмеханик слегка приотворяет дверь. Струя воздуха врывается в самолет. Я чуть сгибаюсь, как меня учили, правая рука прижата к груди, левая - на кольце запасного парашюта. Стараюсь думать о чем-нибудь постороннем и не смотреть на дверь. Кажется, даже улыбаюсь.

И вдруг: "Отставить!"

Даже для опытного десантника, когда он уже приготовился прыгать, нет ничего хуже этой команды. А уж обо мне и говорить не приходится.

Снова садимся. Бортмеханик закрывает дверь. Самолет делает новый круг.

Опять: "Приготовиться!" И опять: "Отставить!"

"Ну,- думаю,- еще разок так повторится - и от моей решимости не останется и следа..."

Но вот, кажется, все в порядке.

Бортмеханик распахнул дверь настежь.

Выпускающий крикнул:
- Пошел!

Первым прыгал солдат-радист. Я увидел, как швырнуло его воздушным потоком, и только успел подумать: "Неужели и меня сейчас так?" - наступила моя очередь.

Честно говоря, заставить себя сделать вот эти последние два шага к распахнутой двери самолета было самым трудным.

Только бы не замешкаться! Только бы не остановиться!

Я шагнул за борт самолета, и в ту же минуту меня что-то толкнуло в плечо, развернуло, куда-то потащило, словно я нырнул в реку с очень сильным течением.

И вдруг наступила тишина. Парашют раскрылся.

Я увидел над собой огромный белый купол. И так мне хорошо, так легко стало. "И я,- думаю,- молодец, прыгнул, не испугался, и парашют мне достался отличный, не подвел".



Но радоваться, оказывается, было еще рановато.

Неожиданно стропы начали закручиваться, и меня стало очень быстро вращать справа налево. Потом стропы начали раскручиваться, и меня так же быстро начало вертеть слева направо. Потом стропы опять начали закручиваться... Это было не очень приятное ощущение. Но тут я вспомнил советы моих наставников и, уловив момент, когда стропы раскрутились, сильно обеими руками развел их в стороны. Вращение прекратилось. И я сразу почувствовал себя увереннее: как-никак, а парашют подчиняется мне.

Я посмотрел вниз, и мне показалось, что я вишу неподвижно, земля была далекой и вроде бы совсем не приближалась.



И тут какое-то особое ощущение охватило меня - ощущение простора, тишины и безмятежности, то самое, о котором я не раз читал и слышал от парашютистов. И вот теперь я испытал его сам.

Я поискал глазами майора и увидел его парашют далеко-далеко в стороне. Вообще при прыжках десантники располагаются в самолете по весу - чем тяжелее человек, тем раньше он прыгает. Майор прыгал вслед за мной. Он был маленького роста, очень легкий, и, наверное, поэтому нас разнесло в разные стороны. Так что рассчитывать на его советы не приходилось. Тогда я решил попробовать сам - сумею ли развернуть парашют по ветру. Потянул за стропы, но стропы поддавались с трудом.

Я снова взглянул вниз и изумился: теперь земля была совсем рядом. Тут уж мне оставалось только поскорее сгруппироваться, как говорят парашютисты. Я плотно сжал ноги - упражнение со щепочками пошло на пользу!- ухватился за стропы и в следующий момент почувствовал удар о землю. Упал, как меня учили, на бок.

Купол парашюта медленно погас. Я поднялся на ноги и отстегнул подвесную систему.

Потом я увидел майора. Он бежал ко мне узнать, все ли благополучно.

Мы крепко пожали друг другу руки: он поздравил меня с первым прыжком, а я его - с трехсотым.

КТО ОХРАНЯЕТ НЕБО



В разных уголках нашей огромной страны несут свою службу солдаты. Моя служба начиналась далеко на востоке; в гости к десантникам я ездил в южные жаркие края, зато в другой раз дела мои привели меня на суровый север, к солдатам противовоздушной обороны. Здесь-то я и познакомился с мальчиком Никой и его папой.



НА КРАЮ ЗЕМЛИ
Никиного папу послали служить на север, к самому Ледовитому океану. И Ника с мамой тоже приехали сюда - на край земли, как говорила Никина бабушка. Конечно, бабушка никогда не стала бы так говорить и не стала бы плакать, провожая их на аэродроме, если бы знала, сколько здесь интересного!



Поселок, куда они приехали, был совсем маленьким: несколько домиков, да казарма, да столовая, да клуб - вот и все. И жили здесь только одни солдаты.

С солдатами Ника успел подружиться очень быстро.

Они дарили ему всякие замечательные вещи: кто раковину, кто маленький прозрачный самолет, кто значок. А один даже подарил самую настоящую гильзу от пулеметного патрона. Гильза была зеленоватой и пахла порохом.

Нике очень понравился этот солдат. И фамилию его он сразу запомнил - Терентьев. А еще Нике понравился сержант Крошкин, потому что на груди у Крошкина красовался целый ряд разных солдатских значков. Они сверкали, как ордена. У других солдат тоже были значки, но у Крошкина больше всех.

Руки у Крошкина были большие и такие красные, словно он только что пришел с мороза. Этими своими руками он слегка приподнял Нику и сказал:
- Значит, батьке помогать приехал? Ну, молодец!

Два раза в неделю в поселок прилетал вертолет. И каждый раз, едва лишь раздавалось знакомое стрекотанье мотора, все свободные от дежурства солдаты бежали встречать его.

Вертолет неподвижно висел в воздухе невысоко над землей, а под ним бушевал ветер. Ветер прижимал к земле карликовые березки, гнул жесткие кустики черники, срывал пилотки с солдат.

Иногда вертолет и не садился вовсе - просто летчик сбрасывал мешок с почтой и улетал дальше по своим срочным делам.

Днем Ника с мамой нередко отправлялся на берег моря. Тут было любимое Никино место. Что-то вроде пещеры в скалах. Сюда не добирался ветер, и все море открывалось отсюда. Море было пустынным, только иногда на горизонте появлялся сторожевой пограничный катер.

А однажды из воды, неподалеку от берега, выглянула черная усатая, совсем человеческая голова. Блестящая, с круглыми глазами. Ника даже вскрикнул от неожиданности.

А мама засмеялась.

- Дурашка,- сказала она,- это же тюлень.

Вообще удивительные вещи встречались здесь на каждом шагу. Например, грибы. Грибы здесь были выше деревьев. Потому что деревья росли совсем крошечные. Они даже не росли, а стелились по земле. Зато грибы были видны издали - подходи и срывай, сколько хочешь.

Но, конечно, самым интересным в маленьком поселке были радиолокационные станции. На их антенны Ника мог смотреть сколько угодно. Одна антенна издали была похожа на огромный парус, надутый ветром. А другая была в точности как телевизионные, что стоят на крышах домов, только намного больше. И еще она вертелась. Нике очень хотелось подойти к ним поближе, но папа не разрешал.

- Вот подожди,- говорил папа,- как-нибудь я возьму тебя с собой на станцию...

Ничего не поделаешь - приходилось ждать.

КАКИЕ БЫВАЮТ ПОГРАНИЧНИКИ
Раньше Ника думал, что все пограничники обязательно носят зеленые фуражки, ходят с собаками и ловят шпионов. Или сидят, притаившись в дозоре, и слушают, где хрустнет ветка, где раздастся шорох...

Так он думал до сегодняшнего вечера. А сегодня Ника вышел из дома и увидел возле казармы строй солдат.

Ника подошел поближе.

Солдаты стояли по стойке "смирно", не шевелясь. Будто застыли.

А перед строем стоял командир и громко читал:
- ...приказываю приступить к боевому дежурству по охране воздушных границ Союза Советских Социалистических Республик...

Голос командира звучал торжественно.

И Ника невольно вытянулся и с уважением посмотрел на солдат.

Оказывается, вовсе не обязательно носить зеленую фуражку, чтобы быть пограничником.

ГДЕ ЖЕ САМОЛЕТ?
Однажды после обеда папа сказал:
- Ну, брат, собирайся, пойдем смотреть мое хозяйство.



Они прошли мимо казармы, мимо клуба, мимо столовой, поднялись на холм и остановились возле приземистого квадратного здания. Над зданием вращалась огромная антенна, та самая, что издали была похожа на парус.

Отец открыл узкую дверь и подтолкнул Нику:
- Смелее, смелее...

В помещении, куда они вошли, было темно. В темноте что-то гудело и щелкало. Тревожно вспыхивали и гасли разноцветные лампочки. И кто-то невидимый говорил:
- Двадцать восьмая... Сорок два... Сто девяносто...

Нике даже стало жутковато, и он плотнее прижался к отцу.

Но потом его глаза привыкли к темноте, и тогда он разглядел двух солдат. Один из них стоял, а другой сидел и не отрываясь смотрел в светящийся круг.

- Это экран радиолокатора,- сказал папа.

"Совсем как экран телевизора,- подумал Ника.- Только круглый. И еще расчерчен, как глобус..."

По кругу бегал узкий светящийся луч, точно большая секундная стрелка по циферблату часов.

- А возле экрана,- сказал папа,- сидит оператор. Самый важный человек на станции. Это он первым делом замечает на экране самолет и потом следит за ним и докладывает на командный пункт. А вон, кстати, и самолет. Смотри.
- Где?- удивился Ника.

Он ничего не видел. Никакого самолета.

- А вот,- и папа показал на совсем маленькую светлую точку на экране.
- Это?- недоверчиво спросил Ника.
- Ну да.

Ника посмотрел на светлую точку, потом быстро выскочил на улицу и задрал голову. Но в синем небе плыли только белые пушистые облака. И ни одного самолета.

- Э, брат, напрасно ищешь,- раздался позади него голос.

Ника обернулся и увидел командира отделения операторов сержанта Крошкина.

- Напрасно,- повторил Крошкин.- Самолет сейчас далеко-далеко. За двести километров. Летит себе над морем.

Ника задумался. Потом спросил:
- Он летит и не знает, что мы его видим?
- Правильно,- сказал Крошкин,- летит и не знает.

Ника опять задумался.

- А когда мы летели, вы тоже нас видели?
- Конечно,- сказал Крошкин,- я деже видел, как один человек в самолете наелся конфет и не хотел завтракать. Только я тогда не знал, кто этот человек...

Ника посмотрел на сержанта Крошкина и засмеялся. А сержант Крошкин подмигнул Нике.

- Мы все видим,- сказал он,- такая наша профессия. Самолет далеко, а мы его видим. Самолет высоко, а мы его видим. Самолет за облаками, а мы его все равно видим. Ловко, правда?
- Ловко,- сказал Ника.

Весь день он ходил молчаливый, серьезный, только посматривал на антенны радиолокаторов, а вечером, уже перед сном, сказал:
- Папа, я вот все думаю, думаю...
- О чем, сынок?
- Я все думаю: как это можно увидеть самолет, если его не видно?
- Хм,- сказал папа,- это сложная штука. Как бы тебе объяснить попроще.- Он помолчал и в задумчивости потер затылок.- Впрочем, ты уже взрослый, сообразительный парень, должен понять, правда?
- Правда,- сказал Ника.
- Тогда смотри внимательно.

Папа достал карманный фонарик, зажег его и выключил свет в комнате. Потом начал медленно поворачивать фонарик. Яркий луч света пробежал по стене, наткнулся на зеркало и сразу быстро отпрыгнул назад. На рукаве папиной гимнастерки появился зайчик. Потом луч уперся в пузатый бок блестящего чайника и снова отразился - отпрыгнул обратно.

- Ну вот,- сказал папа,- так и наш радиолокатор - вроде фонарика. Антенна вращается и посылает лучи. Только не видимые глазом - радиоволны. Невидимый луч бежит, бежит, а как наткнется на самолет, так и отразится, точно луч света от зеркала. Отразится, вернется назад, и на экране сразу вспыхивает светлая точка - вроде как зайчик. Ага, значит, в небе самолет. Понятно?
- Понятно,- сказал Ника.



РЯДОВОЙ ТЕРЕНТЬЕВ

Рядовой Терентьев сидел на скамейке возле казармы и лупой выжигал затейливый узор на палочке.

- Здравствуйте, Терентьев,- сказал Ника.
- А!- сказал Терентьев.- Сын командира? Привет, привет!
- А я знаю, как станция работает,- сказал Ника.
- Я тоже знаю,- сказал Терентьев.
- А я самолет видел,- сказал Ника,- на экране.
- А я их, может, тысячу видел,- сказал Терентьев.- Вот, помню, был у меня случай...

Он отложил лупу и палочку и приготовился рассказывать. А Ника приготовился слушать. Но как раз в эту минуту неожиданно раздался сердитый голос сержанта Крошкина:
- Терентьев, почему вы не на занятиях? Опять отлыниваете?
- Товарищ сержант, вы же знаете,- жалобно сказал Терентьев,- у меня нога болит, не могу я ходить...
- Знаю я ваши болезни! А ну-ка, шагом марш отсюда!
- Товарищ сержант, я же...
- Прекратить разговоры!- резко оборвал его Крошкин, и Ника даже вздрогнул: он никогда не видел сержанта таким сердитым.- И чтобы через три минуты были на занятиях! Ясно?

Он повернулся и пошел прочь.

- Ясно, ясно...- недовольно проворчал Терентьев.- Чего тут неясного... Только и слышишь: "Терентьев, опять бездельничаешь? Терентьев, опять отлыниваешь?" Сами бы так побездельничали!

Охая и прихрамывая, он побрел прочь. Даже лупу и палочку забыл от расстройства.

А Ника остался. Ему было так неловко, словно не сержант Крошкин, а он сам обидел Терентьева. У человека нога болит, а его заставляют маршировать... Разве это справедливо? Нет, будь он командиром, он бы никогда не стал так поступать... Никогда.

"Вот пожалуюсь папе,- думал Ника,- небось Крошкину не поздоровится..."

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ
- Шестнадцатая... Сто десять... Двести тридцать...- говорил в микрофон солдат-оператор.



Он сидел, низко склонившись над экраном.

Ника стоял у него за спиной и следил за светящейся точкой. Точка медленно двигалась к центру круга.

Хотя папа и не часто брал Нику с собой на станцию, Ника уже успел здесь освоиться. Он привык и к гудению вентиляторов, и к темноте и уже знал: если точка большая - значит летит пассажирский, если маленькая- истребитель...

- Шестнадцатая... Сто десять... Двести двадцать пять...- монотонно докладывал солдат.

Ника знал, что сейчас его доклад принимают на командном пункте. На командном пункте Ника уже побывал однажды вместе с папой. Там он видел большие прозрачные карты-планшеты. Солдаты-планшетисты бесшумно вычерчивали на них курс самолетов.

- Шестнадцатая... Сто десять... Двести двадцать...

И вдруг Ника почувствовал: что-то случилось.

Изменился голос солдата. И весь он как-то напрягся и еще ниже склонился к экрану.

И Никин папа тоже нагнулся рядом с ним.

- Не волнуйтесь. Спокойно. Спокойно,- сказал он.

Ника взглянул на экран и ахнул: там, где только что была одна светлая точка, теперь все пестрело точками и пятнами. Ну и путаница началась на экране! Пятна и пятнышки мерцали повсюду, и среди них уже не отыскать было ту первую светящуюся точку.

- Папа...- начал было Ника, но отец взял его за плечи и легонько подтолкнул к выходу.
- Иди, иди,- сказал он,- сейчас не до твоих вопросов. Сейчас начнется самое трудное. Иди.

Ника вышел на улицу, но не пошел домой, а присел на землю, тут же, возле станции.

Ему не терпелось узнать, что же случилось.

Может быть, испортилась станция?

Или напутал что-нибудь солдат-оператор?

А может быть, летит сразу много самолетов?

Ждал он долго.

Наконец узкая дверь открылась и появился отец.

- Ну вот,- сказал он,- теперь ты видел, как маскируются самолеты.

Ника удивился. Он и не подозревал, что самолеты в небе могут маскироваться.

- Как?- спросил он.
- А ты думаешь,- сказал папа,- самолет противника будет лететь и спокойненько ждать, когда мы его обнаружим? Как бы не так! Конечно, он постарается, чтобы мы подольше не заметили его. Постарается сбить нас с толку, запутать, ослепить станцию. Для этого придуманы разные способы. Вот один, самый простой. Ты видел когда-нибудь станиолевые ленты? Ну, серебряные шоколадные обертки видел? Так вот: летит самолет и выбрасывает за собой такие серебряные ленты. Десятки, сотни лент! А лучи станции отражаются от них. И на экране получается путаница, неразбериха. Попробуй отыщи самолет! Для этого нужно быть очень опытным оператором...
- Значит, это был вражеский самолет?- заволновался Ника.
- Нет,- рассмеялся папа,- конечно, нет. Это была просто тренировка. Ведь мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям и хитростям, правда?
- Правда,- сказал Ника, а сам подумал: "Вот так серебряные бумажки!"



КАКИЕ БЫВАЮТ ШПИОНЫ
Ника проснулся и увидел: отец сидит и натягивает сапоги.



В комнате было светло, и Ника не мог понять: то ли еще ночь, то ли уже утро.

Он тоже сел.

- Спи, спи,- сказал отец,- еще рано. Тревогу объявили.

Тревога!

Значит, что-то произошло, что-то случилось! Первый раз при Нике здесь объявляли тревогу.

- Папа!- сказал он.- Можно, я пойду с тобой? Можно? Папа, ну пожалуйста.
- Нет, Ника,- серьезно ответил отец.- Нет.

И Ника сразу понял, что просить бесполезно. Он снова лег и зажмурил глаза.

Он слышал, как кто-то, громко топая, пробежал мимо дома.

Потом хлопнула дверь за отцом - и стало тихо.

Утром, когда Ника проснулся, отец еще не возвращался.

Ника торопливо позавтракал и побежал на улицу.

На фоне неба вращались антенны радиолокаторов. Возле казармы и возле клуба было пустынно. Только около столовой солдат в линялой гимнастерке рубил дрова.

Ника подошел к нему.

- Что, хлопец, скучаешь?- спросил солдат.- А наши работают. Все утро за шариком охотятся.
- За каким шариком?- спросил Ника.
- За обыкновенным, за воздушным... Понимаешь, кое-кто за границей очень бы хотел сфотографировать наши аэродромы, наши заводы и наши фабрики. Да, кстати, и нашу станцию - тоже. А как это сделать? Не больно-то просто. Ну вот и придумали - запустят воздушный шар повыше, этак километров на двадцать. А на нем всякие хитрые приборы и аппараты установят. Особые, ясное дело, аппараты, которые и снимать издалека, с высоты могут, и снимки на землю передавать. Шар летит - аппарат все высматривает. Ясно?

- Ясно,- сказал Ника.

Опять получалось, как с пограничниками. До сих пор он думал, что шпион обязательно должен красться через границу темной дождливой ночью. А оказывается, даже воздушный шар может быть шпионом.

Солдат наколол дров и ушел на кухню.

А Ника опять остался один. Всем было не до него.

Все были заняты серьезным делом. И тогда он решил, что ему тоже надо заняться делом.

Он вернулся домой, достал альбом и стал рисовать станцию с антенной, похожей на антенну телевизора, и воздушный шар высоко в небе, и своего папу с полевой сумкой на боку.

Потом он подумал и пририсовал шару уши и рот, полный острых зубов, и маленькие злые глазки.

Он хотел нарисовать еще землю и заводы с высокими красными трубами, и фабрики, к которым пробирается шар-шпион... Но тут в передней загремели знакомые шаги.

- Тра-та-та, тра-та-та, открывайте ворота!- проговорил отец громким голосом. Он был в веселом настроении.
- Сбили шарик, да?- спросил Ника.
- Ого! Да ты все уже знаешь!- удивился папа.- Может, и рассказывать не надо?
- Нет, рассказывай! Рассказывай!
- Ну, хорошо, слушай. Мы обнаружили этот шар еще до того, как он пересек границу. И все время следили за ним. И наши истребители все время стояли на аэродроме, готовые взлететь и сбить этот шар. А он будто дразнил нас - то приближался к границе, то опять удалялся. Шар ведь не самолет. Есть ветер - он летит. Нет ветра - висит неподвижно. Повис у самой границы - ни туда, ни сюда. Застыла точка на экране и стоит на одном месте. А мы глаз с нее не спускаем. И так час, второй, третий. Ну, а потом все-таки шар пересек границу, и тогда сразу поднялись наши истребители и прихлопнули его. Вот так-то.

Отец взъерошил Никины волосы и засмеялся. Но глаза у него были усталыми. Это Ника заметил точно.

ПРОГУЛКА
Однажды в субботу Ника отправился гулять один: мама стирала, а папа ушел на командный пункт.



Ника поднялся на бугор, спустился и тут наткнулся на целые заросли черники. Он лег на живот и стал есть ягоды. Первый раз в жизни он видел так много ягод.

Он переползал от куста к кусту, и вдруг прямо перед ним возникли солдатские сапоги. Ника поднял голову и увидел рядового Терентьева.

- Батя твой волнуется, куда ты делся,- сказал Терентьев.- Велел пойти поискать. А ты витаминами, значит, питаешься?

Он лег рядом с Никой и тоже принялся за ягоды.

- Спешить нам некуда. Верно?- Он подмигнул Нике.

Скоро они наелись ягод и лежали, раскинув руки, глядя в небо.

- Летом здесь ничего, жить можно,- сказал Терентьев,- а вот зимой... Зимой полярная ночь наступает, темно, бураны, метели, носа из казармы не высунешь. Бывает, так занесет, что и дверь утром не открыть. Помню, был как-то случай - в буран антенну попортило. Чинить надо. А ветер такой - никто лезть не решается. "Ну,- говорит тогда командир,- давай, Терентьев, на тебя вся надежда". Что делать - полез.

Терентьев помолчал. Ника повернулся и приподнялся на локте.

- А дальше?- нетерпеливо спросил он.
- Дальше? Что дальше? Починил, конечно.

Терентьев посмотрел на часы.

- Пора, однако,- сказал он.- Обед скоро.

... Возле казармы солдаты разгружали уголь. Видно, работали они уже давно: лица у всех были черными от угольной пыли, а гимнастерки - мокрыми от пота. И у Никиного отца и фуражка, и гимнастерка, и зеленые погоны - все тоже было припорошено мелкой угольной пылью.

- Ну что?- сказал он Терентьеву.- А еще подольше вы не могли? Вам лишь бы не работать...
- Товарищ старший лейтенант,- своим жалобным голосом проговорил Терентьев,- не могу я быстро... Вы же знаете - нога у меня...
- Ох, Терентьев, Терентьев, вечно вы себе болезни находите... И зимой, когда антенну надо было чинить, вы тоже срочно заболели...

"Что он говорит!" - ужаснулся Ника.

- И вам плевать было, что ваши товарищи пообмораживали руки...

"Так вот, наверно, почему у Крошкина всегда красные руки!" - мелькнуло в голове у Ники.

Он испуганно посмотрел на Терентьева. Он ждал, что тот рассердится, возмутится, начнет доказывать, что все это неправда. Но Терентьев словно и не слышал слов Никиного отца.

- Товарищ старший лейтенант,- продолжал тянуть он,- вы же мне сами велели... Уж я искал его, искал... Совсем с ног сбился... Да вот и Николай не даст соврать...
- Ладно, ладно,- сказал Никин отец сердито.- Ступайте.

Он повернулся к Нике.

- А ты больше так далеко не уходи, понял?
- Понял,- ответил Ника, не глядя в глаза отцу.

Он вспомнил, как собирался жаловаться на сержанта Крошкина, и покраснел. Ему было стыдно перед отцом и почему-то хотелось плакать...



ФОТОГРАФИЯ
В клубе на почетном месте висели фотографии лучших солдат роты. Среди них Ника сразу увидел сержанта Крошкина.



Отдельно, чуть поодаль, висела небольшая фотография незнакомого солдата.

Под ней была подпись - аккуратно выведенные тушью строчки:

"За мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении служебного долга, младший сержант Кораблев П.И. награжден орденом Красной Звезды".

С фотографии смотрел чернобровый, круглолицый солдат в фуражке и парадном, наглухо застегнутом кителе.

- Папа, он воевал, да?- спросил Ника.
- Кто?
- Кораблев.
- Нет, что ты,- сказал папа,- во время войны ему было пять лет, меньше, чем тебе сейчас.
- А за что он получил орден? Папа, расскажи!
- Ладно, слушай,- сказал отец.- Это было несколько лет назад. Далеко отсюда, на юге. Кораблев служил на радиолокационной станции командиром отделения операторов - вот так же, как служит у нас Крошкин. Был он очень хорошим оператором. Когда он дежурил у экрана, ни один самолет не мог пролететь незамеченным.

И вот однажды во время его дежурства с гор пришла гроза. Черные тучи затянули небо, и раскаты грома раздавались все ближе, и молнии сверкали все ярче. Надо было выключать станцию, потому что работать в грозу на радиолокаторе очень опасно.

Кораблев уже потянулся к главному переключателю, но его рука замерла на полпути. На экране он увидел крошечную светлую точку - самолет.

Это был наш пассажирский самолет, но двигался он как-то неровно - он бросался то в одну сторону, то в другую.

И тогда Кораблев понял: видно, самолет этот попал в грозовые облака и сбился с курса. И теперь только Кораблев мог подсказать летчику, где он находится, и помочь выйти к аэродрому.

Кораблев сообщил о самолете, терпящем бедствие, на командный пункт и попросил разрешения не выключать станцию. Ему разрешили. Ведь там, на самолете, были люди.

И Кораблев продолжал работать.

"Еще несколько минут,- говорил он себе,- всего несколько минут".

А гроза бушевала уже совсем рядом. Каждое мгновение молния грозила ударить в станцию.

Но Кораблев не отрывался от экрана. Он должен был убедиться, что самолет в безопасности.

Наконец он увидел, что светящаяся точка на экране уверенно двинулась к северу. Самолет получил сигнал с земли и теперь шел к аэродрому.

Все в порядке. Можно выключать станцию.

Кораблев опять потянулся к переключателю, и в этот момент что-то ослепительно сверкнуло перед его глазами.

Молния ударила в станцию.

- Он погиб?- тихо спросил Ника.
- Да. Погиб,- сказал отец.- И орденом его наградили уже посмертно.

Больше Ника ни о чем не спрашивал. И отец тоже молчал.



ТАКАЯ УЖ НАША ПРОФЕССИЯ

Вечером Ника с папой играли в шашки. В самом начале партии папа "зевнул" шашку, и теперь Ника выигрывал. Он волновался и ерзал на стуле - нечасто ему удавалось выигрывать у папы.

Когда до победы было совсем близко, неожиданно раздался громкий стук в дверь.

Запыхавшийся солдат-посыльный торопливо доложил:
- Товарищ старший лейтенант, вас на командный пункт вызывают...

Папа встал и виновато развел руками:
- Ну что ж, брат, извини. Доиграем после.
- Ладно. Иди,- серьезно сказал Ника.

Он уже привык к тому, что папу вдруг будят посреди ночи, или вызывают во время обеда, или поднимают рано утром.

- Ничего не поделаешь,- говорит папа,- такая уж наша профессия.

И сейчас он быстро затянул ремень, надел фуражку и ушел.

А Ника остался дома. Он сидел и смотрел в окно.

Возле казармы старшина строил роту. Куда-то пробежал солдат с противогазом на боку. Над кухней вился дымок.

А на фоне бледно-голубого неба без устали вращались антенны радиолокаторов.

"Такая уж наша профессия,- шептал Ника,- такая уж наша профессия..."

ЧТО УМЕЮТ ТАНКИСТЫ





Однажды пришлось мне работать в военной газете. Был я еще новичком, как следует и осмотреться в редакции не успел, когда вызвал меня главный редактор и говорит:
- Вот вам задание. Поезжайте-ка к танкистам. Поглядите, что там есть интересного. Напишете заметку в следующий номер. Желаю успеха.

И я поехал к танкистам.



О ЧЕМ Я ДУМАЛ, КОГДА ЕХАЛ
Если говорить откровенно, ехать тогда к танкистам мне не очень хотелось. С большим бы удовольствием я поехал к ракетчикам или, например, вертолетчикам.

И вот почему.

Как прославились наши танкисты во время Великой Отечественной войны, это я хорошо знал. Как боялись наших могучих танков фашисты - это тоже ни для кого не секрет.

Но уже много лет прошло с тех пор.

Очень сильно изменилась наша армия.

Вместо "ястребков" в небе появились реактивные истребители, которые летают быстрее звука.

Вместо зенитных пушек - ракеты.

Вместо обыкновенных автомобилей - бронетранспортеры и мощные вездеходы.

Нет, совсем не узнать стало нашу армию.

И только танк так и остался танком.

Вот о чем я думал, пока ехал к танкистам.

ПИСАРЬ ВЕРЕВКИН
Так уж складывались мои дела в этот день, что мне все время приходилось кого-то разыскивать.



И когда я приехал к танкистам, то оказалось, что мне прежде всего надо отыскать сержанта Пирожкова. Потому что это был именно тот человек, который мог рассказать мне великое множество разных историй и случаев, необходимых для газеты.

И я отправился на поиски Пирожкова.

Вошел в двухэтажный корпус, открыл первую дверь и остановился в удивлении.

Посредине большой комнаты на железной круглой табуретке сидел солдат. Солдат был очень худой и очень печальный.

Он не заметил меня, потому что внимательно смотрел прямо перед собой.

А прямо перед ним бегал игрушечный зеленый танк.

Игрушечный танк бежал по игрушечной дороге среди игрушечных деревьев. Вот он поднялся на игрушечный холм, съехал с него и оказался перед игрушечным мостом.

На секунду он замер, словно в нерешительности, потом дернулся и въехал на мост.

Мост был очень узким, и одна гусеница игрушечного танка повисла над пропастью. Еще мгновение - танк накренился и упал с моста.

- Опять!- расстроенно сказал солдат и встал. Он подошел к маленькому танку, бережно перевернул его и поставил на дорогу.

И тут он увидел меня. Я думал, что он смутится, но он даже не покраснел, как будто не было ничего странного в том, что взрослый солдат играет в игрушки.

- Простите,- сказал я.- Вы не Пирожков?
- Нет,- ответил солдат.- Я - Веревкин. Писарь Веревкин.

Потом он спокойно вернулся на свое место, и только теперь я разглядел, что справа и слева от табуретки были рычаги - точно такие, какие бывают в кабине трактора или танка.

Веревкин положил руки на рычаги, а ногой нажал на педаль.

И маленький зеленый танк опять побежал по желтой дороге. Веревкин тронул правый рычаг, и танк послушно повернул вправо. Веревкин нажал левый рычаг, и танк сделал поворот влево.

И тут я начал догадываться, в чем дело.

Солдат учился водить танк.

Сейчас он как бы сидел в настоящем танке и передвигал настоящие рычаги, и внимательно следил, как машина повинуется ему.

Вот игрушечный танк добежал до моста и снова - хлоп!- рухнул вниз.

- Никак!

Веревкин вздохнул, и я почувствовал, что ему хочется поговорить со мной.

Через несколько минут я знал его грустную историю.

С детства мама считала его болезненным ребенком. Бабушка убирала за ним постель, а папа решал за него задачи. Учителя говорили, что он способный, но ленивый мальчик. И жизнь Веревкина текла легко и беззаботно. Учился он на тройки, и если чем-нибудь мог похвалиться, так это красивым, четким почерком. И поэтому, когда он прибыл в армию, его вскоре назначили штабным писарем.

Сначала Веревкин очень обрадовался такой удаче, потому что быть писарем - это гораздо легче, чем управлять танком, мыть его и чистить. И переписывать бумажки намного приятнее, чем ходить на морозе в строю или ползать по-пластунски.

Но чем дольше сидел Веревкин в штабе, тем печальнее ему становилось.

Каждый день сюда доносился грохот танков. Товарищи Веревкина водили танки и стреляли из пушек, а он по-прежнему все переписывал бумажки.

И особенно грустно становилось ему, когда получал он письма от своего младшего брата третьеклассника Пети Веревкина, потому что Петя каждый раз просил старшего Веревкина рассказать, как идет служба.

А о чем мог рассказать Веревкин?

Разве что о том, каким красивым почерком переписывает он разные бумаги!

И тогда он пошел к командиру и попросил, чтобы его перевели в танковое подразделение.

И командир все понял и даже похвалил Веревкина за то, что тот больше не ищет легкой жизни.

- И вот теперь,- сказал бывший писарь Веревкин,- скоро мне разрешат водить настоящий танк...

Он вздохнул и снова сел за рычаги.

А я осторожно закрыл за собой дверь и пошел дальше.



ПОКА САМ НЕ ПОПРОБУЕШЬ...
Я шагал и думал о писаре Веревкине и не заметил, как очутился возле одноэтажного квадратного здания.



Я вошел в это здание и удивился еще больше, чем полчаса назад, когда увидел Веревкина с его игрушечным танком.

Здесь был бассейн.

А возле бассейна стояли солдаты.

Неужели это тоже танкисты? А может быть, моряки-подводники? Или спортсмены-аквалангисты? Или водолазы?

Такой был у них вид.

Спасательные пробковые жилеты аккуратно затянуты тесемками. Резиновые маски на лицах. Большие противогазные коробки на груди. И сами раздеты до трусов.

Разве догадаешься, что это танкисты?

Дело ли танкистов лазать под воду?

- А как же!- сказал мне офицер, руководитель занятий.- Это раньше танки умели ходить только по суше. А теперь и под водой, по дну реки научились ходить. Вот и танкистам обязательно надо уметь работать под водой. На всякий случай. Мало ли что может приключиться.

Конечно, я сразу забыл, что мне нужно искать сержанта Пирожкова. Я стоял возле бассейна и наблюдал за всем, что здесь происходит.

И вот что я увидел.

Двое солдат надели маски и исчезли под водой. Только легкие большие поплавки теперь качались на поверхности. Да сигнальные веревки тянулись из-под воды. Поплавок побежит вперед - значит солдат под водой вперед двинулся. Замрет поплавок на месте - значит солдат остановился.

Под водой солдаты, оказывается, не просто бродили, как душе угодно. Они работали.

Один поднял тяжелый стальной трос и поволок за собой.

И другой солдат тоже взял стальной трос.

Два поплавка двинулись по воде.

А рядом со мной стоял старшина и внимательно смотрел на часы.

Пять минут. Семь. Десять... Сколько же солдаты продержатся под водой?

Наконец-то все. Отлично. Можно вылезать.

Солдаты выбрались из воды. Сняли маски. У них были красные, распаренные лица, словно после бани. Но смеялись солдаты весело. И отряхивались, точно после купания в речке.

И я подумал: "Вот это занятия! Просто не занятия, а одно сплошное удовольствие!"

И мне во что бы то ни стало захотелось тоже опуститься под воду.

Конечно, я тут же сказал об этом командиру.

Командир пристально посмотрел на меня.

- А сумеете?
- Да что ж тут не суметь!- усмехнулся я. А про себя подумал: "Что, я не нырял никогда, что ли? Подумаешь - сложность!"
- Ладно,- сказал командир.- Только если что - сразу за сигнальную веревку дергайте.

Я разделся, надел спасательный жилет, примерил противогазную маску. Зажал нос проволочным зажимом, в рот вставил резиновый загубник - это для того, чтобы дышать только ртом.



Старшина ловко обвязал меня вокруг пояса веревкой. Я покосился через противогазные очки на эту веревку, но ничего не сказал: надо - так надо.

В руки мне дали груз - мешок с песком.

А это для чего еще?

Ах да, это чтобы вода меня на поверхность не выталкивала.

И я начал спускаться по железной лесенке.

Осторожно ступил на дно. Сделал шаг, другой. Ничего, вроде бы получается.

Только дышать тяжело. Давит вода на грудь.

Еще шаг, еще...

И тут вдруг сбился с дыхания. Сразу почувствовал - мало воздуха! Начал хватать воздух ртом - еще хуже! Словно подушку мне на лицо положили.

Оглянулся по сторонам - кругом вода колышется. Одинаковая. Куда идти?

В ушах зазвенело. В глазах темные круги пошли.

Еще не хватало, чтобы меня за веревку вытягивали!

Бросился в одну сторону, в другую - совсем запутался.

"Спокойнее,- говорю себе,- спокойнее".

Еще раз огляделся и сквозь воду угадал черные перекладины лесенки. Значит, совсем недалеко отошел.

Выбрался из бассейна, стянул маску. Ах, как хорошо - свежий воздух! Дыши - не надышишься!

Командир спрашивает:
- Ну как?
- Ничего,- отвечаю.

Но он, наверно, по моему лицу и сам все понял.

- В первый раз,- говорит,- всем трудно бывает. Без тренировки.

Потом я вытирался полотенцем и с уважением посматривал на солдат, которые готовились спускаться в бассейн. Я-то и пяти минут под водой не пробыл, а выскочил, как пробка. А они сколько работают! Да еще тяжеленный трос таскают! Каково им?

И еще я думал про себя:

"Со стороны-то, выходит, любое дело легким кажется. Пока сам не попробуешь".



КАК СТРЕЛЯЮТ ТАНКИСТЫ
После бассейна я отправился на полигон. На полигоне танкисты учатся стрелять. Если говорить откровенно, не очень-то я надеялся отыскать там сержанта Пирожкова. Но побывать у танкистов и не увидеть, как они стреляют,- с этим я не мог смириться.



На полигоне было жарко и пыльно. Танки, грохоча, трогались с места. Пыль тянулась за ними, клубилась и долго не оседала. Броня танков казалась не зеленой, а серой.

Но вот вдалеке, впереди поднимались мишени - плоские темно-зеленые макеты противотанковых пушек. Гремел первый выстрел, и танки тотчас же исчезали в облаках пыли, точно в дымовой завесе. Только огненные вспышки выстрелов разрывали это облако. Гром разносился над полигоном.



Как отыскивали наводчики в этой пыльной буре мишени? Как механики-водители не сбивались с пути? Для меня это оставалось загадкой.

А тут еще поднялся ветер. Пыльные вихри понеслись над полигоном.

Танкисты, те, кто ждали своей очереди стрелять, нервничали.

- Не повезет, так уж не повезет,- переговаривались между собой солдаты.- Вчера соседняя рота стреляла - и дождичек утром прошел, пыль прибил, и ветра не было... Знай себе стреляй...

И тут возле танкистов появился молодой веселый лейтенант, комсорг полка. Был он в чистенькой гимнастерке, с командирским планшетом на боку. А в руках держал блестящий фотоаппарат.

- Ну что, орлы?- весело сказал он и щелкнул фотоаппаратом.- Носы повесили? Погода не нравится? Ветерка испугались?

Он опять нацелился на танкистов своим аппаратом.

- Выше головы! Снимаю!

Конечно, что ему было не шутить: аппаратом щелкать - это не из пушки стрелять!

Солдаты что-то отвечали, но я уже не слушал их разговор. У меня были свои заботы. Мне непременно надо было найти командира. Ведь одно дело - смотреть на стрельбы со стороны, а совсем другое - самому оказаться в танке. Только кто же меня пустит в танк без разрешения командира?

Командира я нашел на командной вышке. Здесь тоже было на что посмотреть! Возле специального пульта управления с переключателями и сигнальными лампочками сидел солдат. Щелкнет солдат переключателем, и вдалеке, словно по волшебству, послушно поднимаются мишени. А на пульте вспыхивают лампочки. Щелкнет другим - и мишени начинают двигаться - как будто вражеские бронетранспортеры катят вдали. А угодит снаряд в цель - сразу гаснет на пульте сигнальная лампочка. И командир уже знает - цель поражена.

Я не очень рассчитывал, что мне удастся уговорить командира. Командир наверняка был не в духе: и пыль, и ветер портили ему настроение.

Но, к моему удивлению, он согласился. Он распорядился, чтобы мне подыскали комбинезон по росту и шлемофон. Потом подумал, подумал и подозвал к себе комсорга.

- Товарищ лейтенант,- сказал он,- поедете с корреспондентом за наводчика...
- Товарищ майор...- начал было комсорг, но командир его тут же перебил:
- Поезжайте, поезжайте, заодно покажете, как вы стреляете.

Он не приказывал, он просил. Но когда просит командир - просьба становится приказом.

Мне показалось, я поймал на себе сердитый взгляд лейтенанта. Ведь это я был виноват в том, что сейчас ему предстояло натягивать промасленный комбинезон и забираться в пыльный, раскаленный на солнце танк. Но главное, пожалуй, было даже не в этом.

"Неизвестно,- подумал я,- когда он стрелял в последний раз. Наверно, можно хорошо проводить комсомольские собрания и в то же время неважно стрелять из пушки. И конечно, если сейчас, на глазах у солдат, у своих комсомольцев, он промахнется, ему не позавидуешь..."

Честно говоря, мне стало жаль этого молодого веселого лейтенанта. Уж лучше бы я не совался к командиру со своей просьбой.

Впрочем, раздумывать было некогда. Раздалась команда, и мы побежали к танку.

И вот уже тяжелая бронированная крышка люка захлопнулась за нами.

Танк тронулся.

Я прижался к узкой щели смотрового прибора. Лейтенант приник к прицелу.

Вот что-то шевельнулось впереди, в пыльной траве. Мишени? И сразу фонтанчики пыли взвились возле них. Это заработал наш пулемет.

Мишени исчезли.

Танк бросало из стороны в сторону. Мне казалось, он несется слишком быстро. Все были заняты своим делом. Солдат-заряжающий швырнул желтый снаряд в приемный лоток. Я еще не успел ничего разглядеть, а лейтенант уже опять прицелился.

Танк даже не замедлил ход. Это раньше, чтобы прицелиться, чтобы выстрелить, танк обязательно должен был остановиться. А теперь - нет. Теперь у пушки есть особое хитрое устройство - как бы ни подбрасывало танк на ухабах, ствол пушки останется наведенным точно в цель.

Грохнул выстрел. Полыхнул отблеск пламени. Кисло запахло порохом.

Танк потонул в пыли.

Где-то там впереди должны были появиться еще новые - движущиеся мишени. Но как их разглядеть? Мне казалось, мы плывем в буром облаке.

Я покосился на лейтенанта. Он по-прежнему не отрывался от прицела. Его лицо было напряженным.

Тускло сверкнул новый снаряд в руках у заряжающего. Заряжающий орудовал у лотка, точно кочегар у топки, бросающей отсветы пламени.

Выстрел!

Я еще не успел опомниться, прийти в себя, а наш танк уже возвращался на исходный рубеж.

Как и положено, вчетвером, друг за другом мы подошли к командиру.

- Товарищ майор,- доложил лейтенант.- Первая цель поражена. Вторая поражена. Третья поражена.

Лицо его оставалось серьезным, но голос звучал весело. А командир хитровато посмотрел на меня и спросил:
- Ну что, увидели теперь, как стреляют танкисты?

И я ответил совсем по-военному:
- Так точно. Увидел.



КАК Я ЖДАЛ ПИРОЖКОВА
Сержанта Пирожкова я отыскал в танковом парке.



Вот уж где было интересно - так интересно!

Никогда в жизни я не видел сразу столько танков.

Повсюду стоял звон и грохот. Около танков возились солдаты в черных промасленных комбинезонах.

Сержант Пирожков проверял рацию в своем танке. Он крутил ручки настройки и щелкал переключателями. Оказывается, танкист еще должен быть и умелым радистом.

Я не стал мешать Пирожкову.

Я решил, что дождусь перекура и тогда поговорю с ним. Я был уверен, что ждать мне придется недолго.

Когда-то я сам служил в армии и знал, что солдаты всегда не прочь перекурить. Потому что во время перекура обязательно кто-нибудь расскажет какую-нибудь веселую историю. А после нелегкой работы нет лучше отдыха, чем как следует посмеяться. Я уж не говорю о заядлых курильщиках, которые только о том и думают, как бы поскорее затянуться сигаретой.

И вот я отошел в сторонку и стал терпеливо ждать.

Отсюда мне было хорошо видно все, что делалось в парке.

Трое солдат натягивали на катки танка тяжелую гусеницу.

Двое других протащили небольшие зеленые ящики.

Кто протирал ветошью приборы, кто возился в двигателе, кто, забравшись под танк, орудовал гаечным ключом.

Все были заняты работой.

Так прошел час, а перекура все не было.

- Ничего,- сказал я себе.- Уже недолго ждать. Это точно.

Один танк поводил из стороны в сторону стволом пушки, словно прицеливался. На другом танкисты прогревали двигатель. Они раскрывали рты и что-то кричали друг другу, но что - я не слышал, такой стоял грохот.

Я посмотрел на часы. Прошло еще сорок минут. Перекура не было.

"Ну уж теперь-то,- подумал я,- совсем скоро".

Солдаты время от времени скрывались в люках танков, и снова появлялись на броне, и опять исчезали в своих машинах. Руки у всех были черные и лица тоже перепачканы.

Так прошел еще час. Я почувствовал, что мое терпение кончается. И тут я увидел сержанта Пирожкова.

Он торопился куда-то с гаечным ключом в одной руке и с промасленной тряпкой - в другой. И лицо у него было озабоченным.

Я поймал его за рукав комбинезона.

- Послушайте, сержант Пирожков,- сказал я,- у вас будет когда-нибудь перекур или нет?

Пирожков засмеялся:
- Так у нас весь экипаж некурящий! Был один курильщик - наводчик наш - так и тот позавчера бросил!- И добавил серьезно:
- У нас, у танкистов, ведь как - поработаешь сейчас хорошо, и танк тебя не подведет на учениях. Поработаешь с прохладцей, кое-как, и танк тебе тем же отплатит - намучаешься потом. Так что сейчас нам не до перекуров. Приходите вечером в казарму, поговорим.

И сержант Пирожков побежал дальше.



ПРЕПЯТСТВИЕ
Вот какую историю рассказал мне вечером в казарме сержант Пирожков.



- Есть у меня друг - Володя Кукушкин. Во всей роте - да что в роте!- во всем полку считается он лучшим механиком-водителем.

Про него наш командир, лейтенант Громыхалов, всегда говорил:
- Нет такого препятствия, которое не смог бы преодолеть танк, если им управляет рядовой Кукушкин.

А другой наш командир, капитан Дегтярев, говорил:
- Завяжите Кукушкину глаза, он и с завязанными глазами проведет танк, как по ниточке.

А третий наш командир, майор Каратыгин, говорил:
- Запустите танк с Кукушкиным в самое что ни на есть непроходимое болото - он и то выберется.

Другой бы человек на месте Володи Кукушкина, наверно, давно возгордился, но наш Володя Кукушкин оставался таким же скромным парнем, каким был, когда прибыл в армию.

И вот однажды приехали к нам гости - комсомольцы с фабрики из соседнего поселка. Пришли на танкодром, где учатся солдаты водить свои боевые машины.

- Ну,- говорит лейтенант Громыхалов Кукушкину,- доверяем вам исключительно важное дело - показать, на что способны наши танкисты. И чтобы все было без сучка и задоринки.

- Есть!- говорит Кукушкин.- Без сучка и задоринки!

Надел он, как положено, комбинезон, надел танковый шлем и забрался в свой танк.

Комсомольцы, наши гости, кто на вышке стоит, чтобы виднее было, кто возле вышки, кто через бинокли смотрит, а кто - просто так. И мы все, солдаты, товарищи Кукушкина, стоим тут же.

Вот подал лейтенант по радио команду: "Вперед!"

Загрохотал танк, выбросил облако сизого дыма и рванулся с места.

Только пыль взвилась из-под гусениц.

И хоть знаем мы, какой отличный водитель наш друг Кукушкин, а все равно волнуемся - мало ли что бывает.

И вот мчится танк с Кукушкиным все вперед и вперед.



А на танкодроме, надо сказать, каких только препятствий нет! И крутой подъем на гору, и отвесный спуск, и самый настоящий противотанковый ров, и узенький мост - чуть ошибешься, и все, застрял.

Только для нашего Кукушкина все эти препятствия не препятствия.



Одно - позади.

Второе - позади.

Третье - позади.

Молодец Кукушкин! Знай, ребята, наших!

Взобрался танк на гору и аккуратненько спустился.

Нырнул в ров и тут же задрал нос к небу - выбирается.

И уже несется, грохоча, по прямой к мосту.



Лишь пыль клубится над ним.

- Нет такого препятствия,- объясняет нашим гостям лейтенант Громыхалов,- которое не мог бы преодолеть танк, если им управляет...

И вдруг замолчал лейтенант Громыхалов на полуслове.

Что такое?

Мы даже глазам своим не поверили.

Замер танк, остановился как вкопанный.

Что случилось? Никогда такого не бывало. Неужели отказал мотор? Видим издали - открывается крышка люка и выбирается Кукушкин из танка.

Повозился возле гусеницы и назад - в люк.

Тронулся танк. Но время-то уже потеряно!

Лейтенант от досады даже зажмурился.

- Эх!- говорит.- Надо же, чтобы именно сегодня такое случилось! Подкачал Кукушкин. Опозорился перед нашими гостями!

А танк уже рядом. Откинулась тяжелая бронированная крышка, и из люка высунулась голова Кукушкина.

- Принимайте,- говорит,- пассажира! А на ладони у него, видим, свернулся маленький ежик.



- Чуть под самую гусеницу не угодил,- говорит Кукушкин.- И как только я его заметил!

Вот тебе и препятствие!



НА ТАНКОДРОМЕ
Конечно, вы понимаете, теперь я не мог уехать, не отыскав Кукушкина.



А где же был Кукушкин?

Кукушкин был на танкодроме.

Пока я добирался до танкодрома, стало уже совсем темно.

"Эх,- думаю,- опоздал. Кто же будет в такой темноте заниматься?"

Но вижу - возле вышки, у фонаря, стоят танкисты.

А где-то совсем рядом в темноте танк грохочет.

Грохот все ближе, ближе. Нарастает.

Мне даже не по себе стало. Долго ли танку в такой темноте на человека наскочить? Я, на всякий случай, поближе к фонарю подошел, чтобы меня виднее было.

И тут из темноты танк вынырнул.

Фары не светятся. Темный весь.

Остановился танк. Сразу тихо стало.

Открылся люк, и из него выпрыгнул невысокий солдат.

- Товарищ майор,- докладывает командиру,- рядовой Кукушкин упражнение выполнил!

"Что за чудеса?- думаю.- Я в такой темноте в двух шагах ничего не вижу. Как же он танк водит?"

Наверно, я вслух эти слова произнес, потому что майор дотронулся до моего локтя и говорит:
- Ну-ка, товарищ корреспондент, забирайтесь в танк! А теперь смотрите.

Взглянул я в смотровой прибор и ахнул! Что такое? Вижу дорогу, залитую зеленоватым светом. И каждый камень вижу. И дерево справа от дороги вижу. И кусты слева темнеют.

Может быть, пока я в танк забирался, луна вышла?

На всякий случай я даже наружу выглянул. Нет, по-прежнему вокруг кромешная тьма. Хоть глаз выколи.

Снова к смотровому прибору приник.

Дорога. Камень. Кусты. Все видно.

Прямо волшебство какое-то!

- Что?- смеется майор.- Глазам не верите? Такие у нас теперь приборы есть, что и в темноте видят.
- Да,- говорю.- Здорово. Даже вылезать не хочется.
- А вы и не вылезайте,- говорит майор.- Сейчас мы домой отправляемся. Поедете вместе с нами.

И я поехал в танке, как настоящий танкист.



РАБОТА ИДЕТ НОРМАЛЬНО
- Что я!- сказал Кукушкин, когда мы вернулись в казарму.- Вот у меня есть друг! Степанов его фамилия. Смелый человек. Можно даже сказать - отчаянный.



И я подумал: наверняка мне теперь предстоит искать этого Степанова. И если дальше дело пойдет так же, то мне, пожалуй, еще нескоро удастся вернуться в редакцию.

- В прошлом году тут, недалеко от нас, километров за пятьдесят, обнаружили минное поле. Старое минное поле, еще от войны осталось. Сотни мин, говорят, там были. И вот саперы наши поехали разминировать это поле. А вместе с саперами должны были отправиться и танкисты - самые опытные механики-водители...

- Зачем же танкисты?- удивился я.

- Как зачем? Помогать саперам. Это раньше танк боялся каждой мины. А теперь нет. Теперь впереди танка катится специальное приспособление - трал. Идет такой танк, медленно идет и утюжит тралом поле. Вот мины и взрываются.

"А это опасно?" - хотел спросить я, но не спросил. Конечно, я и сам понимал, что опасно. Недаром говорят, что сапер ошибается только один раз в жизни.

- Подумали, подумали наши командиры и послали Степанова. Собрался он, взял свой вещмешок и уехал. Уехал - и нет от него писем. Пять дней прошло, десять дней - ничего нет. Я уже переживать начал - мало ли что может случиться. С минами шутки плохи. Наконец почтальон приносит письмо. Разрываю конверт, тороплюсь, волнуюсь. Читаю. Да вот, хотите, сами почитайте - сохранилось у меня это письмо...

Кукушкин порылся в тумбочке и протянул мне письмо. Это был помятый тетрадный листок в клеточку. От него пахло соляркой и бензином.

"Володя, привет!- прочел я.- Пишет тебе твой друг и однополчанин Николай Степанов.
"Вот уже десятый день, как я на новом месте. Живу хорошо, только комары донимают, здесь их тысячи. Обязательно пришли мазь от комаров. А в остальном работа идет нормально.
"Больше писать нечего. Привет всем ребятам.
"Николай".

- Я, когда получил это письмо,- сказал Кукушкин,- когда прочел про комаров, грешным делом подумал: а может, и правда, там не так опасно? И только потом, когда уже вернулись саперы, рассказали мне: дважды танк Степанова нарывался на мины с коварным секретом, дважды Степанов был на волосок от смерти. Вот вам и мазь от комаров!

Я бережно сложил тетрадный листок и отдал Кукушкину.

Я представил себе, как медленно-медленно движется танк Степанова по минному полю.

Впереди с грохотом рвутся мины. Свистя, летят осколки, срезают ветви деревьев, щелкают по броне...

Работа идет нормально.

И тогда я решил: пусть я опоздаю в редакцию, пусть со мной делают, что хотят, но Степанова повидать мне надо во что бы то ни стало.

- А где...- начал было я, но Кукушкин понял меня с полуслова.
- Где Степанов?- сказал он.- Далеко Степанов. Уехал уже, демобилизовался. Теперь на заводе работает. Испытателем. Новые танки испытывает.

И я пожалел, что так и не увижу этого человека.

О ЧЕМ Я ДУМАЛ, КОГДА ЕХАЛ ОБРАТНО
На другое утро я распрощался с танкистами и отправился назад, к себе в редакцию. Наверно, редактор уже ждал меня там и сердился за то, что я так долго не возвращаюсь.

И пока я ехал обратно, я вспомнил, как не хотелось мне отправляться к танкистам, и все свои мысли тогдашние вспомнил, и мне стало даже немножко стыдно.

Сколько нового узнал я за один лишь день!

Оказывается, это только на вид танк не очень изменился. А на самом деле...

Метко стреляет.

Уничтожает мины.



Преодолевает препятствия.



Видит в темноте.



Ходит под водой.



Вот, оказывается, какая умная машина, наш танк! Вот, оказывается, какой сложной и грозной машиной управляют наши танкисты!

ДВАДЦАТЬ СТРОЧЕК
- Ну как?- спросил редактор.- Хорошо съездили? Материал есть?



Он сидел за большим столом и составлял план послезавтрашнего номера газеты.

- Еще бы!- сказал я.
- Вот и прекрасно,- сказал редактор.- Срочно напишите заметку строк на двадцать.
- На двадцать?!

Сначала я очень расстроился. Потому что мне обязательно хотелось рассказать и о бывшем писаре Веревкине, и о рядовом Кукушкине, и о некурящем экипаже сержанта Пирожкова, и о молодом веселом лейтенанте, и о скромном Степанове, и еще о многом, а разве все это вместишь в двадцать строчек?

А потом я решил: обо всем, что я видел у танкистов, я непременно напишу целую книжку и назову ее: "Что умеют танкисты".

Но это, конечно, после. А пока я пристроился к свободному столу в нашей редакции и стал писать заметку в двадцать строчек.

Потому что, как бы там ни было, а газета обязательно должна выходить в срок.


- Первый советский танк. Его построили в 1920 году рабочие завода "Красное Сормово". Танк назывался "Борец за свободу тов.Ленин".
- Такие танки выходили на парад на Красную площадь в предвоенные годы.
- Знаменитый танк Т-34. Его как огня боялись фашисты. Ни одна вражеская машина не мргла сравниться с ним.
- Тяжелый танк KB тоже сражался на фронтах Великой Отечественной войны.
- Легкий танк-амфибия. Этот танк умеет не только ходить по земле, но и плавать по воде.
- Современный танк. Такими грозными машинами вооружена сегодня наша армия.

Когда я служил в армии, полоса препятствий, на которой мы тренировались, была куда проще, чем теперь. А как она выглядит теперь, вы видите на этом рисунке. Рассмотрите его повнимательнее. Рассмотрите каждое препятствие, которое надо преодолеть солдату. Пробежать по буму, пробраться сквозь хитроумные переплетения проволоки, проползти под бревнами, перепрыгнуть через яму с водой, не замешкаться в огненном лабиринте, перебраться через забор, преодолеть горящий разрушенный мост, взобраться по разбитой лестнице, перетащить ящик с патронами, пробраться по подземному ходу сообщения, затем, укрывшись в окопе, метнуть в цель противотанковую гранату - и дальше, дальше, вперед! А впереди еще один каменный забор и наконец фасад пылающего дома: самое последнее, самое тяжелое усилие - подтянуться, добраться до окна на высоте в три с половиной метра, пролезть сквозь окно, спрыгнуть вниз... И после всего этого быть готовым к бою.

А теперь взгляните еще раз на этот рисунок и подумайте, сколько смелости, выносливости, ловкости, силы нужно солдату, чтобы преодолеть полосу препятствий!



Побывал художник и в учебном парашютно-десантном городке. Многое из того, что он там увидел, художник изобразил на этом рисунке.

Справа вытянулась вверх тренировочная парашютная вышка: видите - один солдат уже приготовился прыгать? Неподалеку стоят макеты самолетов - здесь солдаты учатся правильно выходить, или, как говорят десантники, "отделяться" от самолета, в точности так, как потом они будут делать это в воздухе. А вон видна и деревянная горка, на которой десантники выполняют свое самое первое, самое простое упражнение, чтобы научиться приземляться по всем правилам, и специальные качели - лопинги. Еще чуть подальше - видите?- парашюты подвешены под перекладинами. А под неподвижным парашютом висит человек. Так десантники учатся управлять парашютом. Допустим, подует ветер слева, начнет относить парашют в сторону, значит, надо тянуть за одни стропы, подует ветер справа - за другие. Если этому не научишься на земле, если не потренируешься как следует, учиться в воздухе будет уже поздно. А вот справа по наклонному тросу на специальном приспособлении стремительно летит вниз десантник с автоматом. Он тоже сейчас учится - учится владеть в воздухе оружием.

Очень интересно в парашютно-десантном городке. Тому, кто хоть раз побывал здесь, наверняка захочется стать десантником!



Круглые сутки - и зимой, и летом, и в ясную погоду, когда светит солнце, и в ненастье, когда льет дождь,- смотрят в небо антенны радиолокационных станций, круглые сутки дежурят у светящихся экранов радиолокаторов солдаты ПВО - противовоздушной обороны.

Летит самолет далеко, а здесь о нем уже знают, летит самолет высоко, а здесь его уже видят.

Невелик военный городок, в котором живут солдаты: казарма, клуб, столовая, радиолокационные станции - все изобразил на своем рисунке художник. И служить здесь нелегко. Заметили - от казармы к радиолокационной станции тянутся канаты, словно веревочные перила. Зимой солдаты держатся за них, отправляясь из казармы на дежурство. Иначе, когда начинается долгая полярная ночь, когда налетают снежные бураны, недолго сбиться с пути, заплутать. А то и ветер может свалить с ног.

Разные антенны у радиолокационных станций, и устроены станции по-разному. Есть станции на колесах, вся их аппаратура умещается в автомашинах, есть станции, которые прячутся в земле, в бетонных укрытиях, только антенна вращается наверху.

Станции разные, и люди, которые несут здесь боевое дежурство, тоже разные, но цель у них одна - главная: чтобы ни один чужой самолет не мог незаметно приблизиться к нашей границе.

Воины противовоздушной обороны всегда начеку!



На этой картинке художник нарисовал танкодром. Вот два танка застыли на исходной позиции, возле вышки. Сейчас прозвучит команда - и они ринутся вперед. Посмотрите, сколько разных препятствий им предстоит преодолеть! Сначала узкий проход в "минном" поле (видите, на рисунке он обозначен красными флажками), нельзя отклониться ни вправо, ни влево. Только остались позади "мины", а впереди уже мост, да не простой, особенный - всего два бревна, две колеи - будь, водитель, внимателен, не ошибись, иначе сорвется танк вниз. А дальше - крутой подъем и отвесный спуск, и водная преграда, и лесной завал... А впереди уже поднимается дым и бушует пламя - и тут танкист должен не растеряться, смело направить машину в огонь. Что там еще? Надолбы, развалины дома и наконец противотанковый ров. Тут уж, водитель, гляди в оба! Чуть не вовремя переключил скорость - и застрянет танк во рву. Вы заметили: танкист и пушку нарочно развернул в обратную сторону, чтобы не уткнуться ею в стенку рва.

Наконец все препятствия позади. Теперь свое слово скажет стрелка часов, потому что танкист должен не только преодолеть все препятствия, но и сделать это быстро, стремительно.

Днем и ночью гудят на танкодроме танки, днем и ночью учатся танкисты водить боевые машины, чтобы стать отличными мастерами своего дела.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Мы сидели вдвоем с художником и рассматривали рисунки к этой книжке.

- А почему бы,- неожиданно сказал художник,- вам не написать еще и о моряках?
- И о ракетчиках, не так ли?- сказал я.
- Да, конечно, и о ракетчиках...
- И о летчиках, и о саперах, и о пограничниках...- добавил я.

И тут художник понял, куда я клоню, и засмеялся.

- Ну, не обо всех сразу...- сказал он.
- Нет,- сказал я.- Военных профессий очень много, и все они интересны и важны, но если бы я решил рассказать о каждой из них, эта книжка никогда бы не кончилась. Со временем ребята подрастут и тогда сами откроют для себя многие военные профессии, сами станут солдатами или офицерами, сами научатся летать на самолетах, управлять боевыми кораблями и запускать ракеты...
- И все-таки...

Но художник не успел договорить, потому что как раз в этот момент зазвонил телефон. Я снял трубку.

- Есть интересное предложение,- сказала трубка знакомым басом.- Не хотите ли вы отправиться в армию к связистам?
- Нет, нет,- сказал я.

Но трубка меня не слушала.

- Поживете там, познакомитесь с солдатами, поработаете... Люди там интересные. А?
- Да знаете, у меня другие планы...- начал было я и замолчал.

Я замолчал, потому что вспомнил, как сам когда-то начинал службу в армии связистом. Вспомнил, как расстраивались мы сначала, что попали в войска связи,- ведь связисты не стреляют из пушек, не водят грозные боевые машины, не ловят шпионов и нарушителей. И о том, как гордились мы потом своей профессией, тоже вспомнил. Потому что без связи и командиры сейчас не смогут командовать своими войсками, и самолеты не поднимутся с аэродромов, и ракеты не оторвутся от земли. Вот какие важные люди - связисты!

Я вспомнил все это и еще не очень уверенно сказал в трубку:
- Хорошо... Наверно, я поеду... Да, да... Что говорю? Говорю, что поеду.

А когда я положил трубку, художник засмеялся и сказал:
- Значит, продолжение все-таки следует?
- Пожалуй, что так,- сказал я.- Продолжение следует.

КАК СОЛДАТ СТАЛ СОЛДАТОМ







Как-то получил я письмо от одного мальчика.

"Расскажите, пожалуйста,- просит он,- как вы стали солдатом".

Сначала я подумал: что же ответить на такой вопрос? Вроде бы и рассказывать нечего.

Получил человек повестку из военкомата, собрал самые необходимые вещи, простился с родными, сел в эшелон вместе с такими же, как он, призывниками, прибыл в воинскую часть, получил обмундирование - вот тебе и солдат.

А потом показал я однажды это письмо товарищам своим, кто тоже служил когда-то в армии, они мне и говорят: "Любопытный вопрос!"

И каждый стал советовать по-своему на него ответить.

Один говорит:
- Обмундирование получить да надеть - не велика сложность! Только, чтобы настоящим солдатом стать, этого мало. Я, например, солдатом себя почувствовал, лишь когда своей воинской профессией на отлично овладел...
- А я,- говорит второй,- когда командиру без лишних слов подчиняться научился...
- Нет,- не соглашается третий.- Я лично солдатом себя ощутил, когда в больших войсковых учениях участвовал...

Долго они спорили, разные истории рассказывали, разные интересные случаи из солдатской жизни припоминали.

А я слушал их и думал: "Расскажу-ка я обо всем этом в книжке. Да так и назову эту свою книжку:
"КАК СОЛДАТ СТАЛ СОЛДАТОМ".



ШИНЕЛЬ
В субботу с утра старшина выдавал нам шинели. До сих пор солдаты-новички ходили в ватных куртках-бушлатах, и теперь всем не терпелось получить настоящее солдатское обмундирование.

Получил шинель и я.

Надел и первым делом - к зеркалу. Посмотрел на себя и даже замер от удивления. Урод уродом. Да разве ж это шинель! Висит на мне серый длинный халат. У пояса гармошкой собрались складки. Худая шея торчит из широкого воротника, на груди топорщится пузырь.

В такой шинели не то что сфотографироваться да родным карточку послать - у себя в части из казармы выйти стыдно.

Снял я шинель и пошел к старшине.

- Товарищ старшина, разрешите обменять. Мне плохая досталась...
- А в чем дело?- спрашивает старшина.
- Да ведь и длинная, и мятая, и цвет какой-то не тот. Не то что на вас...
- Ничего,- говорит старшина,- вот пусть она в строю пообносится, да об землю пооботрется, да под дождем помокнет, да у костра посохнет,- вот тогда шинель как шинель будет. Ясно?

А что мне ясно? Ничего мне не ясно. Хотел я возразить, но вовремя вспомнил, что спорить с командиром устав запрещает. Сказал: "Так точно" - и отправился пришивать к шинели погоны и петлички. А фотографироваться так и не пошел.

... С тех пор прошло несколько месяцев. И под дождем шинель побывала и под снегом, и пылью пропитывалась, и от весенней грязи набухала, и в караульном помещении о топчаны пообтерлась...

Однажды была наша рота на полевых занятиях. Погода стояла весенняя, только-только снег сошел, лишь пригорки пообсохнуть успели, а повсюду, куда ни посмотришь,- вода и грязь.

И тут капитан, наш ротный, подает команду:
- Ложись!

Легли.

- Вперед!- командует.- По-пластунски!

Поползли вперед, к окопам. Каждый старается себе путь посуше выбрать, да где уж - кругом грязь. Подползли к окопам, а капитан говорит:
- Плохо. Так ползаете, что вас за километр видно. Никуда не годится такое дело. Начинать все сначала.
Вернулись мы обратно - и снова... Опять плохо. И так шесть раз. Зато уж шестой раз ползли - головы от земли не поднимали - как будто и правда пули над нами свистели.



В казарму пришли, посмотрел я на шинель, а она вся в грязи, в песке, мокрая, тяжелая. Пришлось ее и сушить и чистить. Думал: ну, теперь все, совсем надеть нельзя будет. Но на другой день смотрю - ничего, только вроде чуть потемнее стала...

В другой раз, уже в начале лета, выехали мы на учения. Ночевали в лесу. Дневальные за костром следить остались, а мы легли спать.

Завернулся я в шинель, а уснуть никак не могу. С одного боку жар от костра идет, а с другого - холодно. То ли земля холодная, не успела за день прогреться, то ли туман от реки поднимается - только незаметно холодок пробирается под шинель и не дает уснуть.

Ворочался я, ворочался, потом чувствую, кто-то меня за плечо трогает.

- Не спишь?- это меня друг мой, Санька Журавлев, спрашивает. Видно, ему тоже не спится.
- Давай-ка,- говорит,- вот так сделаем.

Постелил он свою шинель на землю, легли мы на нее, а моей сверху укрылись. Так под одной шинелью и спали. К утру еще холоднее стало, а мы только плотнее прижались друг к другу да шинель почти на самую голову натянули...

Много таких случаев было, обо всех не расскажешь. Не раз и не два шинель меня выручала.

А скоро прибыло к нам пополнение, и меня назначили командиром отделения. Стали солдаты-новички получать шинели. И вот один подходит ко мне и говорит:
- Товарищ младший сержант, разрешите обменять - мне плохая досталась...
- А в чем дело?- спрашиваю.
- Да разве ж это шинель... То ли дело на вас как сидит!
Засмеялся я, взглянул в зеркало. А что - действительно неплохо сидит. Пожалуй, можно теперь и сфотографироваться...

РАССКАЗ ПРО ПРОТИВОГАЗ
Служил в нашем взводе один солдат, который считал себя очень хитрым человеком. Фамилия его была Сорокин.

Наша солдатская служба еще только начиналась, мы еще и перезнакомиться как следует не успели, а он уже поглядывал на всех свысока: мол, вы, простачки, слушайте, что вам говорят командиры, а я - сам себе на уме, я-то и без командиров знаю что к чему...

И вот, когда получал наш взвод противогазы, этот хитрый Сорокин решил словчить. Он подумал, что если возьмет противогаз размером побольше, то ему в этом противогазе будет легче дышать, а значит, и легче работать, и легче бегать. И вообще будет легче, чем остальным.

Он так и сделал.

Правда, старшина хотел выдать ему маску поменьше, но хитрый Сорокин незаметно надул щеки и весь напыжился.

- В самый раз!- сказал он старшине.- Мне еще мама всегда говорила: "И в кого ты уродился такой большеголовый!"
- Ладно, посмотрим,- усмехнувшись, сказал старшина.

И Сорокин тогда не обратил внимания на эти слова, на это "посмотрим". А напрасно.

Когда выдача противогазов закончилась, весь взвод привели к небольшой землянке и построили, и велели надеть противогазы. И хитрый Сорокин тоже стоял в строю вместе со всеми и радовался. Потому что дышать ему было, и верно, легче, чем другим. Ведь его маска неплотно обтягивала голову, и сквозь маленькие щели за ушами под маску проникал воздух.

Тем временем солдаты по очереди входили в землянку и затем через некоторое время выходили уже с другой стороны, из другой двери. Когда солдаты выбирались из землянки, им наконец разрешали снять противогазы, и лица у них были красные, распаренные, как после бани. С непривычки.

- Ну как? Ну что там?- нетерпеливо спрашивал Сорокин тех, кто уже побывал в землянке.

А солдаты пожимали плечами и посмеивались:
- Да ничего особенного, все нормально.

И вот наконец очередь дошла до Сорокина.

Он шагнул в землянку и сразу почувствовал что-то неладное. В носу у него защипало, и глаза начало есть, как дымом, и потекли слезы, и сразу стало трудно дышать.

Позвать на помощь?

Но он не мог даже крикнуть.

Сорокин не на шутку перепугался. Ему показалось, что он так и задохнется, так и останется навсегда в этой землянке.

Он едва сумел отыскать выход, потому что сквозь слезы уже ничего не видел... Так, ошалев от страха, он выскочил на свежий воздух и моментально содрал противогаз.



И тут к нему подошел старшина.

- Ну как, убедились?

Но хитрый Сорокин и теперь решил словчить. Он немного уже успел прийти в себя и подумал: все равно землянка с газом уже позади, бояться нечего. И сказал:
- По-моему, маска мне как раз. В самую пору.
- Ах так,- сказал старшина.- Ну что ж, тогда попробуем еще разок.
- Нет, нет!- перепугался Сорокин.- Ни за что! Дайте мне побыстрее другую маску!

Но даже в новой маске, которую ему выдал старшина, Сорокин не сразу отважился опять войти в землянку. Он долго нерешительно топтался у входа и оглядывался на солдат так, словно прощался с ними навеки.

А потом махнул рукой и исчез за дверью.

Не появлялся он минут пять.

А когда наконец появился и медленно, не спеша стянул маску противогаза, все увидели его довольное, улыбающееся лицо.

И старшина ни о чем не стал его спрашивать - ведь все и так было ясно.

СОЛДАТСКАЯ ФЛЯЖКА
Как-то послали наш взвод тушить лесной пожар. Дело это очень нелегкое. Нужно копать траншеи, рубить кустарник, растаскивать бурелом. А ветер несет в лицо дым, пепел, дышит жаром.



Еще до начала работы выдали всем солдатам лопаты, кирки, велели взять по фляге воды. А потом построил наш командир взвода, лейтенант Петухов, солдат и говорит:
- Воду берегите. Поблизости воды нет, а работать нам сегодня долго. Вам ясно, Котомкин?

А Котомкин - это был солдат-новичок. Он только недавно появился во взводе.
- Ясно, ясно,- говорит Котомкин.
- И вашим товарищам ясно?
- Ясно, ясно!- отвечают другие солдаты-новички.

Им уже не терпится поскорее приняться за настоящее опасное дело. Доказать, что они ничем не хуже бывалых солдат.

Вышел взвод к краю горящего леса, растянулся в цепь. Взялись солдаты за лопаты и кирки. Огня вроде бы и не видать, только дым по земле стелется, мох тлеет, а жара - не продохнуть! Едкий дым слезы из глаз выжимает.

Полчаса прошло, не больше, а гимнастерки уже почернели от пота. Видит Котомкин - справа от него Башмаков работает, не разгибается. Башмаков - такой же рядовой солдат, как все, только поопытнее, уже второй год служит. Старается Котомкин не отстать от него.

Да с каждой минутой все тяжелее. Дышать нечем. Жажда мучит. Взял Котомкин свою фляжку, глотнул воды.



Да что там глоток! Только еще сильнее пить захотелось. Ну, прямо рука сама собой тянется к фляжке.

"Ладно,- говорит себе Котомкин,- еще разок глотну, а больше - ни-ни!"

Запрокинул голову, приложил фляжку ко рту. Ах, как хорошо! Не оторваться!

Поработал еще немного Котомкин - и опять к фляжке. А там уже совсем на дне вода булькает.

"Эх,- думает Котомкин,- такая капля все равно не спасет. Уж лучше сразу выпью".

И как только опустела фляжка - тут сразу настоящая жажда накинулась на Котомкина. А работе еще и конца не видать. Ветер пепел несет, густым жаром дышит. Пот глаза заливает.

Работает Котомкин, старается не отстать от Башмакова. Да где там! Никогда не думал Котомкин, что человеку так может пить хотеться. Даже в глазах темнеет. Ни о чем другом думать невозможно. И зачем он всю фляжку сразу выдул!

Наконец не выдержал Котомкин. Пошел к Башмакову.

- Дай,- говорит,- Башмаков, воды.

А сам думает:
"Разве даст? Самому, скажет, мало".

- На,- говорит Башмаков.

Глотнул Котомкин из башмаковской фляжки - и сразу легче стало. Даже странно: свою фляжку целую выпил и только пить еще больше захотел, а тут один глоток сделал - и легче стало. Наверно, потому, что уже не надеялся, не рассчитывал на этот глоток.

... После работы собрались солдаты-новички возле палатки, рассказывают, кто как работал, с кем что приключилось.

- Жарища! Я думал, не выдержу,- говорит один.- И не заметил, как всю воду до последней капли выпил. Хорошо, Башмаков дал глоток.
- И мне Башмаков дал глотнуть,- говорит другой.
- И мне,- говорит третий.
- И мне,- говорит Котомкин.

И тут все посмотрели друг на друга, и всем даже стыдно стало: что же это выходит? Выходит, они у Башмакова всю воду выпили? А как же он?
- У него, наверное, фляжка особая,- говорит первый солдат.- Побольше наших.
- Точно,- говорит второй.- Побольше.

А третий ничего не успел сказать, потому что к палатке подошел Башмаков. На поясе у него висела фляжка. Была она ничуть не больше, чем все остальные солдатские фляжки. Только сильно помята и поцарапана.

- А мы тут поспорили,- сказал Котомкин,- особая у тебя, Башмаков, фляжка, что ли?

Башмаков засмеялся.

- Точно,- говорит.- Особая. Мне ее отец подарил. Она у него еще с фронта хранилась. И когда дал мне ее, сказал: "Запомни, в солдатской фляжке всегда один лишний глоток должен быть. Для товарища".

И все с уважением посмотрели на помятую, поцарапанную фляжку.

КАК ЛОПАТА ТАНК ПОБЕДИЛА
Однажды выстроили наш взвод по тревоге. Стал командир отделения, сержант Остроухов, проверять солдатское снаряжение и видит: у рядового Машкина нет саперной лопатки. И автомат на месте, и противогаз, а лопатки нет.

- Что же это вы, Машкин,- говорит сержант,- так плохо по тревоге собираетесь? Или вы всегда такой рассеянный?
- Да ну ее, эту лопатку, товарищ сержант,- отвечает Машкин,- только лишняя тяжесть, бежать мешает. Я в книжках читал: теперь окопы для солдат экскаваторы роют! Зачем мне лопатка?
- Это верно,- говорит сержант,- и экскаваторы окопы роют, и другие машины. Только все равно без саперной лопатки солдат - как без рук. Умелого солдата лопатка из беды выручит, в бою спасет, самого грозного врага победить поможет...
- Интересно!- говорит Машкин.- Может, этой вашей лопатой и танк победить можно?- А сам на солдат, товарищей своих, весело поглядывает - словно бы приглашает их посмеяться вместе с ним.
- Да,- серьезно говорит сержант.- Можно и танк. А теперь довольно разговоров - марш в казарму и чтобы через минуту в строю стояли, как положено, с саперной лопаткой...

Так поговорили они, и вроде бы забылся этот разговор. Только, оказалось, помнил о нем сержант.

Спустя несколько дней вывел сержант наше отделение на занятия в поле. Занятия эти называются - "обкатка танками". Иначе говоря, учат солдат, чтобы не боялись они танков, чтобы смело вступали в бой с грозной машиной.

Подвел сержант нас к небольшому, глубокому окопу.

- Этот окоп,- говорит,- солдатскими руками вырыт, саперной лопатой. Я сам его рыл. А теперь, Машкин, давайте мы с вами в него спустимся.
- А что дальше будет?- опасливо спрашивает Машкин.
- Увидите,- отвечает сержант.

А сам достает гранаты. Не настоящие, конечно, учебные.
Забрались сержант с Машкиным в окоп. Ждут.



И тут на краю поля появляется танк. Грохочет его мотор, лязгают гусеницы, пыль стелется позади - мчится танк прямо на окоп.

Перепугался Машкин, хотел из окопа выскочить, да уже поздно. Танк совсем близко - такой огромный, кажется, все небо заслонил!

Сержант Остроухов Машкина на всякий случай за плечо ухватил, ко дну окопа пригнул.

И в ту же минуту темно в окопе стало, песок и пыль сверху посыпались. А грохот совсем оглушил Машкина. Это танк над окопом, над головой Машкина гусеницами лязгает.

Закрыл Машкин лицо руками, согнулся в три погибели. "Ну, все,- думает.- Конец!"

Но вот посветлело в окопе, и гром стал слабнуть. Приоткрыл Машкин один глаз - видит: приподнялся сержант Остроухов, выпрямился и вслед танку гранату - раз! Прямо в корму, где мотор танка размещается, угодил.

Остановился танк, замер.

- Ну, вот и все,- говорит сержант.

Вылезли они с Машкиным из окопа, пыль и песок с себя отряхивают. Машкин на всех горделиво посматривает: как-никак, а он вроде бы боевое крещение получил!

- А теперь,- говорит сержант Остроухов,- ответьте мне, Машкин, что нужно солдату, чтобы одолеть танк?
- Граната,- говорит Машкин.- И крепкие нервы.
- Верно,- говорит сержант.- А еще что?

Подумал немного Машкин.

- Надежный окоп,- отвечает.
- А без чего,- опять спрашивает сержант,- надежный окоп не выроешь?
- Без саперной лопаты,- говорит Машкин.
- Значит, что же получается?- говорит сержант, а сам хитро смотрит на Машкина.- Не будь лопаты, не было бы и окопа, а не было бы окопа, драпали бы мы с тобой от танка как миленькие. Вот и выходит...
- ... что лопата танк победила,- говорит Машкин.

МОИ ПЕРВЫЕ ПОГОНЫ
Когда я вернулся домой из армии, я привез с собой свои самые первые солдатские погоны. Я решил, что непременно сохраню их как память о солдатской службе. А еще я думал, что, может быть, когда-нибудь подарю их своему сыну.

Я хорошо помнил, как первый раз надел эти погоны. Как гордился ими. Ведь погоны могут многое рассказать о военном человеке: и кто он - командир или рядовой, и какое звание имеет. Пока не получил ты погоны - пусть на тебе и гимнастерка, и шинель, и солдатская шапка-ушанка,- все равно тебя за военного человека никто еще не признает. По погонам узнают военные люди друг друга и отдают друг другу честь. Вот как много значат погоны и для солдата и для офицера!

После самых первые солдатских погон были у меня и другие - с сержантскими лычками, носил я и офицерские погоны с маленькими серебристыми звездочками, но все равно дороже всех для меня были те, которые я получил впервые.

Наверное, так бы к хранились эти старые погоны у меня до сих пор, если бы не одна история.

Как-то, несколько лет назад, познакомился я с кубинским мальчишкой. Звали его Архелио.

У себя на родине Архелио был бойцом революционного отряда. Бойцы этого отряда обучали грамоте вчерашних батраков и крестьян. Это была опасная работа. Бандиты-контрреволюционеры угрожали бойцам расправой и смертью. Но отряд не боялся угроз. По горным тропам от селения к селению продвигались бойцы. И вместе со взрослыми шел Архелио. Он любил петь. Он всегда был весел. А между тем ему приходилось куда труднее, чем остальным,- он сильно хромал. Эта хромота осталась после перенесенной им еще в раннем детстве тяжелой болезни. Но никто не слышал от Архелио ни слова жалобы. Его стойкость поражала взрослых. В неполных тринадцать лет его назначили комиссаром отряда. Сам Фидель Кастро сфотографировался вместе с ним.



Однако на Архелио надвигалась беда. Хромота усиливалась. Ходить ему становилось все тяжелее.

Помочь могла только операция. Очень сложная операция. И сделать эту операцию взялись советские врачи.

Так Архелио оказался в больнице, в Ленинграде.

В те дни я часто навещал его. Я уже знал несколько слоя по-испански. Я входил в палату и говорил:
- Буэнос диас!

И Архелио отвечал:
- Добрий дьень!

Он знал русский лучше, чем я испанский. Чаще всего он просил меня рассказать о нашей армии, о танкистах, ракетчиках, десантниках. Он слушал рассказы о советских солдатах, об их смелости, и глаза его загорались.

- Архелио тоже сольдад!- говорил он с гордостью.

А потом он рассказывал мне про своего деда. Дед Архелио был революционером. Он сражался за свободу в Испании. Уже поселившись на Кубе, он часто пел маленькому Архелио старые революционные песни - песни тех, кто сражался в Испании против фашистов:

Вдоль реки бурливой Эбро
Полк идет республиканский
Синей ночью, теплой ночью,
Страшной ночью, грозной ночью...

Любил Архелио и побаловаться. Однажды он забрался в шкаф и очень веселился, когда санитарки долго не могли отыскать его.

А между тем приближался день операции. Архелио стал молчаливее, заметно нервничал. Он знал, что операция будет тяжелой.

В последний день, накануне операции, я просидел у него особенно долго. Пробовал рассказать ему какую-то смешную историю, и Архелио даже смеялся, но взгляд у него был грустный. Я видел, что думает он о другом.

Пора было уходить. Я протянул Архелио руку.

И вдруг Архелио схватил мою руку, прижался к ней щекой и сказал шепотом:
- Борис!- Он всегда так забавно произносил мое имя - с ударением на первом слоге.- Борис! Я завтра не плакать!

Он повторил это несколько раз с отчаянием и настойчивостью.

- Борис!- шептал он.- Солдаты не плачут. Архелио сольдад. Архелио завтра не плачет! Борис!
- Я верю, верю,- почему-то тоже шепотом сказал я.

На следующий день утром меня не пустили в больницу. Как протекала операция и что было потом, я узнал позже со слов сестер.

Операция была долгой. Когда Архелио привезли в палату на операционной каталке, его лицо было совершенно белым. А возле носа отчетливо выступили маленькие черные веснушки.

Пожилые санитарки осторожно переложили Архелио на койку. Он открыл глаза, медленно приходя в себя после наркоза.

Санитарки молча смотрели на него. Они-то знали, что сейчас наступает самый тяжелый момент. Даже взрослые люди стонут в эти минуты от запоздалой, проснувшейся боли.

Архелио чуть шевельнулся и закусил губу.

Санитарки отвернулись: они чувствовали, что он сейчас заплачет.

И вдруг в палате раздался его голос. Совсем слабый, хрипловатый голос. Архелио пел. Он пел едва слышно старую испанскую песню. Песню о солдатах революции, которые не сдаются. Его глаза были полузакрыты, бледное лицо покрылось мелкими капельками пота, но он все-таки пел.

Глядя на него, плакали санитарки.

Через день мне разрешили навестить Архелио.

Архелио был еще бледен, темные круги лежали у него под глазами. Он увидел меня и слабо улыбнулся.

- Борис!- тихо сказал он.- Архелио не плакал.

Я молча пожал его руку.

И когда мы прощались, я подарил ему на память свои первые, свои солдатские погоны...



СОЛДАТСКАЯ ПАМЯТЬ
Однажды приехал к нам в полк гость - знатный токарь.

Шесть лет назад он сам был солдатом, служил в нашей роте, спал на солдатской койке в нашей казарме и вот теперь решил проведать своих однополчан.

И мы, конечно, были рады такому гостю.

А меня командир послал на контрольно-пропускной пункт, чтобы я встретил там гостя и проводил до казармы.

- Хоть и служил он здесь,- сказал командир,- а все же шесть лет - это шесть лет, наверно, не сразу и найдет, как пройти к казарме...

Зато когда рассказал я гостю об этих словах командира, тот рассмеялся:
- Чтобы я свою родную казарму не отыскал? Не может быть такого! Сейчас мимо штаба пройдем и сразу налево - верно?
- Да нет,- говорю,- не совсем. После штаба надо направо повернуть.

Прошли мимо штаба, повернули направо.

- Ага!- говорит гость.- Точно. Теперь все вспомнил. Сейчас санчасть будет, потом магазин, а там и наша казарма. Так?
- Да нет,- говорю,- не совсем. Сейчас клуб будет, а санчасть, она левее осталась...
- Клуб?- И вижу, гость даже расстроился.- Выходит, и правда подзабыл я, перепутал...

Огорчился он, замолчал даже.

- Шесть лет - шутка ли!- говорю я ему, чтобы он не очень расстраивался.- За шесть лет все перезабыть можно. Я вон два года всего дома не был, а уже с трудом припоминаю, на каком номере трамвая от вокзала до дома нужно ехать. Честное слово!
- Ладно, ладно, не утешай,- говорит гость.

Пришли мы в казарму.

Собрались солдаты в Ленинской комнате, окружили гостя.

Он им о своей работе рассказывает, о заводе своем, а солдаты ему - о своей службе. О марш-бросках, о больших учениях, в которых недавно участвовали, о стрельбах.

- А интересно,- спрашивает вдруг гость,- у кого сейчас мой автомат?

Переглянулись солдаты: как на такой вопрос ответишь? Вот если бы номер автомата знать!

А гость, даже не задумываясь, без запинки отчеканивает:
- Автомат номер семьдесят семь сорок три!
- У меня этот автомат!- радостно говорит рядовой Девяткин.- Мой это автомат!
- У него еще,- говорит гость,- на ложе, справа, темное пятнышко есть...
- Точно!- говорит Девяткин.
- И хомуток на прицельной планке туговато ходит...
- Точно!- говорит Девяткин.

А солдат-новичок по фамилии Сидоров удивляется:
- Ну и память у вас! И как это вы все до сих пор помните?
- Обыкновенная,- смеется гость,- память. Солдатская. Как же солдату свой автомат не помнить, когда автомат для него - самый верный друг и помощник. На пост отправляется солдат - и автомат с ним, на стрельбы шагает - и автомат с ним, по тревоге глубокой ночью поднимается или на торжественный парад в праздничный день выходит - и опять автомат всегда с ним, с солдатом! Так что мне кажется, сколько бы лет ни прошло, а никогда солдат свой автомат не забудет!..

Прав он оказался.

Теперь и я могу подтвердить это.

Немало лет минуло с той поры, когда служил я в армии, а вот стоит прикрыть глаза - и вижу я свой автомат, вижу его сталь, чуть отливающую синевой, вижу его номер, выбитый на металле,- вижу так отчетливо и ясно, словно только вчера расстался со своим верным автоматом...

ВЫХОЖУ НА СВЯЗЬ



Было это в те дни, когда призвали меня в армию. Ехали мы, призывники, в поезде в далекие края, на восток, а сопровождали нас сержант и старший лейтенант. Куда именно, в какую часть, в какие войска нас везут,- они помалкивали, не распространялись. Секрет, мол, военная тайна. А нам, конечно, любопытно было узнать, где мы будем служить.

- Я бы лично,- говорит один призывник,- не прочь попасть к танкистам. С детства еще мечтал танк водить. Товарищ сержант, мы не в танковые войска едем?
- Может, и в танковые,- уклончиво отвечает сержант.
- А я, например,- говорит другой призывник,- хотел бы в артиллерию. Потому что мой отец во время войны был артиллеристом. Товарищ сержант, смогу я попасть в артиллерию, как вы думаете?
- А почему бы и нет, вполне возможно,- соглашается сержант.
- А по мне,- говорит третий призывник,- так нет лучше войск, чем ракетчики. Признайтесь, товарищ сержант, вы не к ракетчикам нас везете? Угадал я, а?
- Может, и угадали,- смеется сержант.

А нам от этих его загадок еще любопытнее становится. Разве может быть такое, чтобы мы сразу и к танкистам, и к артиллеристам, и к ракетчикам направлялись?..

Наконец прибыли мы в свою часть.

Прошли через ворота с красными звездами, мимо контрольно-пропускного пункта, мимо казарм, мимо штаба. Оглядываемся по сторонам, прислушиваемся, присматриваемся - нет, нигде ни танков, ни ракет, ни пушек не видать, и рева моторов не слышно, только тут и там поднимаются вверх, к небу, антенны да возле штаба большой плакат красуется:
"ТОВАРИЩИ СВЯЗИСТЫ, ПОВЫШАЙТЕ СВОЕ МАСТЕРСТВО!"

Вот так раз! Что же это получается? Выходит, мы к связистам попали? Выходит, обманывал нас сержант?

Честно говоря, многие из нас приуныли. Одно дело грозный танк водить или из пушки стрелять, а совсем другое - с телефонной трубкой у аппарата сидеть... Мужская ли это работа?

Тем временем привел нас сержант в большое просторное помещение.

- Располагайтесь пока,- говорит,- здесь, будем ждать дальнейших распоряжений.- Потом посмотрел на нас повнимательнее и спрашивает:
- Что это у вас такие кислые лица, а?

А самый храбрый из нас, тот, что мечтал стать танкистом, говорит:
- Зачем же вы нам, товарищ сержант, неправду говорили? Мы-то думали, и верно, к танкистам едем, а оказывается...
- А вы не торопитесь,- отвечает сержант,- не торопитесь. Связист, да будет вам известно,- это такая профессия, без которой ни один род войск не обходится - ни танкисты, ни артиллеристы, ни ракетчики. Если нет связи, и танки в атаку не пойдут, и самолеты с земли не взлетят. Понятно? Я сейчас вам один случай расскажу. Было это на больших учениях. "Южные" наступали, а тут "северные" - раз!- и нанесли им сильный контрудар. Что делать? Командующий "южными" принимает решение ввести в бой воздушно-десантную дивизию. Не беда, что дивизия эта в тот момент находилась за сотни километров от "фронта". Поднимаются десантники по тревоге, садятся в свои самолеты - и вот уже обрушились на головы "противника"... Здорово?
- Здорово!- соглашаемся мы.
- А теперь ответьте мне на один вопрос,- говорит сержант,- как узнали десантники, что пришла их очередь вступать в бой? Кто в считанные секунды передал им приказ командующего? Кто принял этот приказ? А? Радисты - вот кто! Вот и получается, что связист - это правая рука командира. Ясно? Послужите у нас, я вам еще не одну историю про связистов расскажу...

Хотел он еще что-то добавить, но тут в комнату заглянул солдат с красной повязкой дневального на рукаве:
- Товарищ сержант, вас к телефону!

Вышел сержант в коридор. Слышно нам, как отвечает он кому-то по телефону: "Сержант Петров слушает. Так точно... хорошо... понятно! Все ясно!" Через минуту вернулся сержант, улыбается:
- Приглашают нас на обед. Видите, и здесь не обошлось дело без связистов, без связи!..



КАКИЕ БЫВАЮТ РАДИОСТАНЦИИ
Распределили нас по разным ротам, приступили мы к занятиям.

И вот как-то возле клуба встретились два солдата, которые вместе в поезде ехали.

Теперь, в солдатской форме, не сразу друг друга и узнали.

- Тебя на кого учат?- спрашивает один.
- На радиста.
- И меня на радиста.
- Мы уже радиостанцию изучаем,- говорит второй солдат.
- И мы тоже,- говорит первый.- Говорят, скоро учения будут. Поднимут нас по тревоге, радиостанцию за спину - и пошел!
- Ха-ха!- говорит второй солдат.- Хотел бы я на тебя посмотреть - как это ты радиостанцию за спину наденешь!
- А что?
- А то,- смеется второй.- Сочиняешь ты все. Чем сочинять, пошли-ка лучше со мной!

Отправились они вместе, прошли мимо учебных классов, вышли на широкий плац, а там четыре крытых автомобиля стоят, высоченные антенны к небу тянутся.

- Вот,- говорит второй солдат.- Это и есть наша радиостанция. Попробуй-ка ее за спину надеть!
- Ах так!- говорит первый солдат.- По-твоему, я все выдумывал? Пошли-ка теперь со мной!

Пришли они в учебный класс, а там на столе стоит металлический зеленый ящик, чуть побольше ранца. Взял его солдат, поднял, приспособил к себе за спину.

- Ну что?- спрашивает.- Убедился? Вот это и есть наша радиостанция. С ней - хоть в бой, хоть в разведку, в тыл противника - не подведет!

Посмотрели оба солдата друг на друга и засмеялись. Выходит, оба они были правы.



ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ,
рассказанная сержантом Петровым в перерыве между занятиями

- Вы небось думаете,- сказал однажды сержант Петров, когда в перерыве между занятиями мы собрались возле него в летней беседке, около казармы,- что среди связистов и героев нет? Такая, мол, не геройская это профессия. Признавайтесь, думаете так?

Мы молчали, потому что сержант Петров и правда угадал наши мысли.

- А такую фамилию - Новиков - вы когда-нибудь слышали?- спросил сержант Петров.- Нет? Ну так послушайте, я расскажу сейчас историю про связиста Новикова.

Случилось это в 1941 году, когда фашисты наступали на Москву. Во что бы то ни стало стремились гитлеровцы прорваться к советской столице. Много дней подряд вели наши войска тяжелые бои с врагом. Часть, в которой служил сержант Новиков, одну за другой отражала непрерывные атаки фашистов.

Но однажды вражеским автоматчикам удалось проникнуть в наш тыл. Надо было срочно сообщить об этом командирам соседних частей. Но телефон молчал. Сколько ни крутил Новиков ручку аппарата, сколько ни кричал в трубку позывные, ничего не получалось. Связи не было. А как нужна сейчас связь! Командир молча взглянул на Новикова, и Новиков без слов понял все.

От воронки к воронке пробирался он вдоль линии связи. Ага, вот наконец и обрыв! Привычным движением Новиков подтянул оборванные концы провода; еще минута - и связь будет восстановлена. И тут он увидел фашистских автоматчиков.

Они ползли прямо к нему.

Что делать? Попытаться скрыться? А связь?

Отстреливаться? Но руки Новикова были заняты проводом.

Времени на размышление уже не оставалось. Фашисты были совсем близко.

И тогда Новиков решился.

Зубами зажал он оголенные концы провода. А правой рукой быстро передернул затвор винтовки и прицелился...

Ожил телефон на командном пункте. Одно за другим отдавал командир короткие приказания.

И бойцы, узнав, что их командир жив, что он опять руководит боем, с новыми силами бросились на врага...

Когда бой был окончен, наши солдаты отыскали Новикова. Он лежал мертвый, крепко-накрепко зажав зубами оборванные концы провода. Связь работала. Даже убитый, он продолжал делать свое дело.

За свой подвиг Новиков был награжден посмертно орденом Боевого Красного Знамени...

Сержант Петров замолчал, и мы тоже долго молчали, думая о храбром связисте Новикове и о его последнем бое с врагом...



СПА-СИИ-ТЕЕ!
Как-то я был дневальным по учебному корпусу.

В учебном корпусе связисты - каждый своей специальностью овладевают. Одни схему радиостанции изучают, другие учатся работать на буквопечатающих аппаратах, стучат совсем как машинистки по клавишам пишущих машинок, третьим объясняет преподаватель, как правильно передавать радиограммы...

И пока в классах шли занятия, я прохаживался по пустынному коридору, посматривал, не завелась ли где в углах или на подоконниках пыль, да следил за стрелкой часов - не пора ли объявлять перерыв.

Тихо в учебном корпусе, все своим делом заняты.

И вдруг слышу: из-за одной двери так отчетливо, так ясно доносится:
- Спа-сии-тее!

"Что такое? Уж не почудилось ли мне?" - думаю.

Подошел ближе к двери, прислушался.

И опять:
- Спа-сии-тее!

Вот так штука! Что бы это значило?

А из-за двери снова:
- Спа-сии-тее!

Негромко так, протяжно, вроде бы нараспев.

Не выдержал я, осторожно приоткрыл дверь, заглянул в класс. Может, и правда, там кого спасать надо?

А в классе, вижу, стоит у доски лейтенант, командир взвода; на доске мелом точки, тире нарисованы - одним словом, азбука Морзе. Перед командиром за столами солдаты сидят, у каждого кисть правой руки на радиотелеграфном ключе лежит - том самом, которым радисты морзянку выстукивают. И лейтенант как ни в чем не бывало говорит солдатам:
- Понятно? Тогда пошли дальше.

Тут, видно, услышал он, как скрипнула дверь, повернулся ко мне, взглянул вопросительно: что, мол, случилось?

Я побыстрее дверь захлопнул.

"Наверно,- думаю,- мне все почудилось".

Походил еще по коридору, походил, приблизился снова к дверям класса, а оттуда вдруг:
- Я на горку шла... я на горку шла...

Ну и ну! В несколько голосов поют! И все одну строчку:
- Я на горку шла... я на горку шла...

Или опять мне мерещится?

Кончились занятия, вышел лейтенант из класса, подошел ко мне, спрашивает:
- Вы зачем в класс заглядывали? Сказать что-то хотели?

Я замялся сначала, а потом - делать нечего - объяснил, в чем дело. Тут лейтенант засмеялся и говорит:
- Нет, ничего вам не померещилось. Просто в каждом деле свои маленькие хитрости есть. В азбуке Морзе, это вы, конечно, знаете, каждая буква с помощью точек и тире обозначается: точка звучит коротко - ти, а тире - протяжно, длинно - та-а. Вот и получается - у каждой буквы свое звучание, как бы своя мелодия есть. Если радист будет каждый раз соображать да в уме подсчитывать: "Ага, одна точка плюс два тире - что же это за буква?" - он с черепашьей скоростью будет работать, ни одной радиограммы не примет. Нет, радист каждую букву сразу на слух узнавать должен. Например, буква "в" - это точка, тире, тире: ти - таа - таа, один короткий звук, два протяжных. Выстукиваешь эту букву - и вроде бы человек зовет: "Спа-сии-тее! Спа-сии-тее!" А цифру "два" начнешь выстукивать - словно строчку из песни напеваешь: "Я на горку шла, я на горку шла..." Так-то и запомнить азбуку легче. Вот и все наши секреты. Понятно?
- Понятно,- говорю, а самому неловко: ведь из-за этих "секретов" чуть панику не поднял!



ИСТОРИЯ ВТОРАЯ,
рассказанная сержантом Петровым в казарме перед отбоем

- Человек, о котором я хочу рассказать вам сегодня,- так начал свой рассказ сержант Петров,- был радистом, радиолюбителем, большим мастером своего дела. Каждый вечер он проводил возле радиостанции, которую сделал своими руками, и разговаривал с друзьями-радиолюбителями из самых разных стран мира. Не было для него занятия увлекательнее, чем это.

Но вот на нашу страну напали фашисты, и с этим человеком случилась беда: в одном из тяжелых сражений он был ранен и попал в плен. Три долгих года провел он в плену. И истязания надсмотрщиков, и пытки, и голод - чего только не пришлось вынести ему!

1945 год, последний год войны, застал его в одном из фашистских концлагерей в Германии. Фашисты прознали про его умелые руки и заставили работать в мастерской - ремонтировать радиоаппаратуру.

Здесь по заданию подпольного комитета, который действовал в лагере, он тайно собирал радиоприемник. Это было смертельно опасное дело. Но он знал, как нужен приемник подпольщикам. Чтобы услышать правду о том, что происходит в мире, как советские войска и войска союзников бьют фашистов. Ведь фашисты в лагере всячески старались скрыть от заключенных правду.

Советский радист придумывал разные хитрые способы, чтобы утаить нужные радиодетали. К счастью, надсмотрщики мало разбирались в радиоделе. И прятал он радиоприемник тоже хитро - в ведре с сапожной мазью. Конвоирам и в голову не приходило, что у этого ведра двойное дно и под слоем вонючей мази спрятан радиоприемник. Когда приемник был собран, радист передал его подпольному комитету.

А между тем фронт подошел уже совсем близко к концлагерю, где томились тысячи пленных - и русских, и поляков, и французов... Считанные дни оставались до освобождения. Но тут страшный слух пронесся среди заключенных: фашисты готовятся уничтожить узников! Всех до одного человека!

Теперь надежда оставалась лишь на наступающие советские войска - только они могли избавить от гибели тысячи людей.

Но как сообщить советским командирам об угрозе, нависшей над узниками? Как? Вот над чем ломали головы члены подпольного комитета.

И они опять обратились к советскому радисту. Собрать радиопередатчик и попытаться установить связь с наступающими - это была последняя надежда, последний шанс на спасение. Иного выхода не было.

И радист принялся за работу.

Каждую минуту он рисковал жизнью. Он торопился изо всех сил - любой день мог стать последним для заключенных. Шло невидимое отчаянное состязание: что произойдет раньше - он соберет передатчик или фашисты уничтожат лагерь?

Он выиграл этот поединок, он успел. И подпольный комитет послал в эфир призыв о помощи.

Штабные радиостанции Советской Армии приняли эту необычную радиограмму. И советские войска ворвались в лагерь на день раньше, чем предполагали фашисты.

Узники были спасены. И многие из них так и не узнали, что жизнью своей обязаны советскому радисту, его мужеству, его хладнокровию, его умелым рукам...



КАК РАДИОСТАНЦИЯ СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЛА
Признаюсь честно: когда первый раз увидел я радиостанцию, которую мне предстояло изучить, на которой мне и моим товарищам предстояло работать, я растерялся.

Радиостанция занимала целую автомашину. А сколько здесь было разных приборов, переключателей, сигнальных лампочек! Разве все запомнишь! Разве разберешься в них! И это только снаружи, на виду! А если заглянуть внутрь?

Нет, никогда раньше не приходилось мне видеть столько различных радиодеталей - и конденсаторов, и сопротивлений, и ламп, и трансформаторов!

Одни детали были большие, другие - совсем крошечные, едва разглядишь. А между ними тянулись тоненькие проводники.

Настоящий лабиринт!

Как тут было не растеряться!

Хорошо, если будет радиостанция работать нормально, как положено, без осечек.

А если - неисправность? Если откажет, сломается, перегорит - тогда что? Как отыщешь, как угадаешь среди сотен деталей одну-единственную - неисправную?

Нет, видно, пока не поздно, надо попросить, чтобы перевели меня в другую роту.

А сержант Петров посмотрел на мое расстроенное лицо и говорит:
- Да вы не волнуйтесь, не теряйтесь. Радиостанция вам всегда сама поможет, сама подскажет, что делать.
- То есть как это подскажет?
- А очень просто. Вот смотрите.

Повернул он один за другим переключатели, включил радиостанцию.

Ожили, качнулись стрелки приборов.

- Видите,- говорит сержант Петров,- загорелись зеленые сигнальные лампочки? Это радиостанция вам докладывает: "Все в порядке, могу приступать к работе!"

На одном из приборов беспокойно закачалась стрелка, остановилась у самой красной черты.

- А это,- говорит сержант,- радиостанция просит вас: "Сбавьте, пожалуйста, напряжение..." Понятно?

Повернул он ручку под прибором - и правда, сразу успокоилась стрелка, отодвинулась от красной черты.

И тут вдруг вспыхнула справа, на панели радиоприемника, красная лампочка.

Засветилась тревожным светом.

- Ага,- говорит сержант,- вижу, вижу. Это она вам сигналит: "Перегорел предохранитель! На помощь, на помощь! Прошу сменить предохранитель!"

Выключил сержант радиостанцию, быстро отыскал среди запасных деталей предохранитель, заменил им перегоревший. И когда снова повернул главный переключатель, опять засветились на панелях радиостанции зеленые глазки сигнальных лампочек.

Все в порядке!

- Умница!- говорит сержант Петров.- Вот видите, главное - это общий язык с радиостанцией найти, научиться понимать язык, на котором она с вами разговаривает... И тогда не подведет она вас.

Прав он оказался.

Потом не раз вспоминал я эти слова сержанта. И благодарил его за этот урок.



ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ,
рассказанная сержантом Петровым на привале

Было это в суровых краях, на далеком Севере. Несли там свою нелегкую службу воины противовоздушной обороны. И вместе с ними служил солдат-радист по фамилии Пенкин.



Как-то дежурил Пенкин на радиоприемном центре. На улице стояла полярная ночь, бушевала пурга, свистел ветер. А здесь, в радиоприемном центре, было тепло и тихо.

Только раскрыл Пенкин журнал дежурства, собрался записать, что все спокойно, никаких, мол, происшествий не случилось, как вдруг распахнулась дверь - и в комнату вошли командир роты и фельдшер. Оба в снегу, у обоих и ресницы и брови обросли инеем.

Вскочил Пенкин, чтобы, как положено, отдать рапорт, но командир роты остановил его жестом.

- Случилась, Пенкин, беда,- сказал командир.- И теперь вся надежда на тебя, Пенкин.

Оказывается, только что из соседнего рыбацкого поселка привезли в санчасть больную девочку. С каждой минутой девочке становилось все хуже. Она задыхалась, бредила.

- Пробовали вызвать вертолет, да сам видишь, что делается,- буран, не пробиться! Остается один выход: связаться по радио с госпиталем.

Командир еще не кончил рассказывать, а Пенкин уже говорил в микрофон:
- Волна, я - Парус, Волна, я - Парус...

И трех минут не прошло, а в штабе, за сотни километров отсюда, в большом городе, уже знали о больной девочке.
- Не волнуйтесь,- сказал дежурный по штабу,- попытаемся помочь.

Вызвал он из госпиталя самого лучшего врача. Приехал врач в штаб, сел к рации, взял в руки микрофон, надел наушники.

- Я вас слушаю,- говорит,- расскажите подробно, что с девочкой.

Через сотни километров сквозь треск разрядов донесся его голос до маленького поселка, где возле радиостанции в тревожном ожидании томились командир роты, фельдшер и радист Пенкин.

Выслушал врач все, что рассказал ему фельдшер, задумался.

Тишина наступила в наушниках.

Подумал, подумал врач, потом посоветовал, какой укол надо срочно сделать и какие таблетки дать больной...

- Я буду дежурить здесь, у рации,- говорит,- а вы мне каждый час сообщайте о состоянии больной...
Как медленно тянулось время! Девочке то становилось лучше, то она снова теряла сознание.

Почти целые сутки дежурил радист Пенкин на радиостанции, потому что он знал: ни одного человека радиостанция не слушается так хорошо, как его.

Внимательно следил он за стрелками приборов, за сигнальными лампочками, настраивал приемник так, чтобы помехи - треск от электрических разрядов и всякий посторонний шум в наушниках - не заглушали голос врача. Каждый час врач расспрашивал фельдшера и давал советы.

Когда сутки были уже на исходе, девочке наконец стало лучше. А еще через несколько часов буран начал затихать, и тогда в поселок сразу прилетел вертолет и увез девочку в госпиталь, в большой город.

Скоро девочка поправилась. И когда вернулась она в родной поселок, то первым делом вместе с родителями пришла в солдатскую казарму - сказать спасибо радисту Пенкину.



ВАС ПОНЯЛ!
Были в нашем взводе два солдата, которые очень не любили друг друга. А началось все с пустяка: не поделили как-то сапожную щетку. Оба торопились почистить сапоги, а щетка была одна, вот и поссорились. Дальше - больше.

Уже и о причине ссоры забыли, а один на другого все равно косо смотрят.

Как ни старались солдаты, товарищи по взводу, помирить их, ничего не получалось.

- Помириться с Великановым?- возмущался один.- Да никогда в жизни! Я же на него даже смотреть не могу!
- С Чашкиным пойти на мировую?- изумлялся другой.- Да вы что? Мне голос его и то противен, слышать его не могу!

Ну что тут поделаешь? Видно, так и суждено было им расстаться недругами. Потому что уже подходил к концу срок нашего обучения - наступала пора разъехаться по разным частям и подразделениям.

Но прежде чем распрощаться с родным взводом и отправиться в путь, предстояло нам принять участие в больших учениях, показать, как освоил каждый из нас свою профессию.

И вот начались эти учения.

Разбили наш взвод на экипажи, каждый экипаж закрепили за радиостанцией.

- Вот повезло,- говорит Великанов,- что мы с Чашкиным в разных экипажах! Наконец-то я от его голоса противного отдохну!
- Вот хорошо-то,- говорит Чашкин,- что Великанова в другой экипаж назначили! Хоть на день да избавлюсь от него!

Тем временем поставил командир перед нашим экипажем задачу: выйти в заданный район, развернуть радиостанцию, ровно в 9.00 установить связь.

Погрузились мы в машину, поехали. Это только на словах легко говорится: "выйти в заданный район". А на деле...

Сколько раз застревала наша машина на разбитой лесной дороге! И толкали мы ее, и ветки под колеса подбрасывали, и лопатами работали... А тут еще дождь пошел, совсем дорогу развезло, сапоги наши в грязи, гимнастерки промокли - ну да ничего, лишь бы вовремя уложиться!

И потом, пока разворачивали радиостанцию, пока антенну поднимали, устанавливали, стальные тросы-растяжки натягивали, только об одном думали: лишь бы успеть! Лишь бы не опозориться!

Стрелки часов показывали без четверти девять, когда Великанов включил радиостанцию. Надел наушники. Стараясь не спешить, взял микрофон. Нет для связиста минуты торжественнее и важнее, чем эта - когда входит он в связь! Когда посылает в эфир свои позывные и ждет ответа.

- Утес, я - Дубрава, Утес, я - Дубрава, как слышно? Прием.

Но в ответ - тишина, только тихое потрескивание раздается в наушниках и динамике.

- Утес, я - Дубрава, Утес, я - Дубрава...

И опять - молчание.

Старается Великанов, каждые тридцать секунд повторяет свои позывные:
- Утес, я - Дубрава...

Тишина. Нет связи.

Да что же это такое? Зря, выходит, мы надрывались? Машину едва ли не на руках волокли? Мокли? И все - зря?

Хоть кричи, хоть надрывайся - нет связи!

- Утес, я - Дубрава! Утес, я - Дубрава!

Тикают часы, к девяти часам приближаются стрелки.

Нет для связиста ничего постыднее, чем не суметь вовремя войти в связь.

- Утес, я - Дубрава, Утес, я - Дубрава!

Хоть бы слово в ответ!

- Утес, я - Дубрава...

Тикают часы.

И вдруг словно слабый щелчок раздался в наушниках и в динамике. А вслед за ним тонкий пронзительный голос произнес:

- Дубрава, я - Утес! Дубрава, я - Утес! Как слышно? Прием.

Мы все сразу узнали этот голос. И разом взглянули на Великанова. А Великанов склонился к микрофону и радостно закричал:

- Утес, я - Дубрава! Слышу хорошо! Как понял? Прием.

И тот же голос, голос Чашкина, ответил:
- Дубрава, я - Утес, вас понял! Вас понял!

Великанов откинулся на спинку стула и сказал, обращаясь уже к нам:
- И чего это мне его голос таким противным казался? Нормальный голос. Голос как голос, очень даже приятный голос, правда?



СВЯЗИСТЫ ВЕЗДЕ НУЖНЫ
А скоро мы прощались друг с другом - разъезжались по разным частям и подразделениям, чтобы продолжить там свою службу.

И вот встретил я снова своих товарищей, с кем вместе ехал в армию.

- Ну как,- спрашиваю того, кто мечтал стать танкистом,- ты куда едешь?
- В танковые войска!
- А ты?- спрашиваю другого - тогда, в поезде, он говорил, что не прочь бы попасть к артиллеристам.
- В артиллерию!
- К ракетчикам!- говорит третий.

Услышал наш разговор сержант Петров, засмеялся:
- Ну что, прав я, выходит, был? Такая уж наша работа - связисты везде нужны, никто без связистов не обойдется!..



Отдает ли командир приказ о наступлении, поднимаются ли самолеты в воздух, идут ли танки в атаку,- повсюду необходима связь, нигде не обойтись без связи.
Кто передаст приказ кораблям, вышедшим в море? Связисты.
Кто примет донесения от разведчиков? Связисты.
Кто передаст летчику команду с земли? Связисты.
Нет такого рода войск, где не были бы нужны, где не были бы необходимы связисты.

СОЛДАТСКИЙ СЕКРЕТ



Ехали однажды солдаты в отпуск. Так уж случилось, что собрались в одном поезде, в одном вагоне четверо солдат из разных родов войск. А как познакомились, как разговорились, так и заспорили: у кого служба важнее, у кого служба сложней и интересней.

Танкист говорит:
- Самая интересная служба у танкистов. Шутка ли - такой грозной, такой могучей машиной, как танк, научиться управлять!

Мотострелок говорит:
- Интересней нашей службы нету. Я, например, из автомата метко стрелять умею, и из гранатомета огонь вести могу, и пулемет знаю. А боевая машина пехоты - она, пожалуй, и танку не уступит.

Тут солдат противовоздушной обороны свое слово вставляет:
- Мы воздушные границы страны охраняем. Самолет за сотни километров летит, а мы его уже видим - вот какая наша служба!

А десантник возражает:
- Интересней всего в наших - десантных - войсках служить. Кто хочет свой характер проверить, пусть в десантники идет. Без смелости, без отваги с парашютом не прыгнешь. Самые храбрые люди - десантники...

Спорили они так, спорили. Каждый свой род войск хвалит. Потом танкист и говорит:
- Давайте лучше вот как сделаем: пусть каждый по одной истории расскажет. А потом мы вместе и решим - чья история лучше, у кого служба сложней и интересней.

На том и согласились.

Первым взял слово солдат противовоздушной обороны. И называлась его история

ХОЗЯИН НЕБА
Случилось это далеко на Севере. Нелегко служить в тех суровых краях. Зимой наступает долгая полярная ночь, трещат морозы, бушует пурга. Даже выходить из казармы поодиночке командиры запрещают солдатам в это время - опасно шутить с полярной ночью.



Был здесь однажды такой случай. Не послушался солдат-новичок командирского запрета и вышел из казармы один. Только до клуба добежать хотел. Подумаешь, мол, каких-нибудь пятьдесят метров!

А тут как раз закрутила пурга. Не успел солдат и трех шагов сделать - заблудился. И что вы думаете - два часа плутал. Ни клуба, ни казармы - только темнота и снежные вихри! Когда совсем уже отчаялся, совсем из сил выбился, наткнулся наконец на светящееся окно казармы. Оказалось, все два часа кружил он возле казармы. Но теперь уж как прилип к этому окну, так и оторваться от него боялся. Знаками солдатам показывает через стекло - пусть, мол, выйдут, доведут до дверей. Вот как перепугался!

Суровый край, одним словом. Но и здесь служат солдаты, не унывают, не жалуются. Потому что знают - служба у них очень ответственная.

Днем и ночью несут они боевое дежурство на радиолокационных станциях. Днем и ночью вращаются антенны станций, и невидимые радиолучи ощупывают небо.

Рядом - граница. Если чужой самолет попытается подобраться к нашей границе, кто его заметит первым? Оператор радиолокационной станции. Вот какая важная у солдат работа!

Служил здесь солдат по фамилии Березкин.

Удивительный человек! Солдаты, его товарищи, уверяли, что нет такой радиосхемы, в которой не мог бы разобраться Березкин. Нет такого радиоприемника, который он не сумел бы починить. Он еще с детства увлекался радиотехникой.

Вот с ним, с этим-то Березкиным, и произошла та история, о которой я хочу рассказать.

Однажды ночью дежурил Березкин на радиолокационной станции.

А что значит - "дежурил"?

Представьте, что любого из вас посадили бы ночью к телевизору и сказали бы: смотри на экран телевизора! Казалось бы, ничего сложного, очень даже приятно. Только... Смотреть-то телевизор смотри, но по телевизору в это время ничего показывать не будут.

Да, да, сиди и смотри час за часом на пустой светящийся экран. Внимательно смотри, не отрываясь ни на секунду. Чтобы не прозевать, если появится на экране крошечная светящаяся точка. Появится точка - значит, летит самолет. Он еще далеко летит, за сотни километров, а оператор на станции уже о нем знает, уже его видит. Только разглядеть эту точку тоже не так-то просто. На экране и пятна светлые от облаков, и помехи всякие - попробуй отыщи среди них маленькую - не больше булавочной головки - точечку!

Дело шло к утру. И Березкин знал: утром, в шесть ноль-ноль, должен пролететь наш пассажирский самолет. Путь этого самолета лежал издалека, из-за границы, в Москву.

Точно в положенное время - видит Березкин - появилась на экране светящаяся точка. Летит самолет!

Что теперь должен сделать оператор?

Он должен включить особый прибор - запросчик. Этот прибор как бы пароль запрашивает - свой самолет или чужой? Появится на экране рядом с точкой светящаяся черточка - значит, самолет свой. Не появится - значит, молчит самолет, таится, не знает пароля - чужой.

Включил Березкин запросчик. Засветилась на экране черточка. Все в порядке. Свой самолет.

Теперь оставалось Березкину только записать в журнал боевого дежурства: в шесть ноль-ноль пролетел рейсовый пассажирский самолет. И все.

Уже не впервые дежурил Березкин и не впервые видел на экране этот самолет.

Только на этот раз ощутил Березкин какое-то беспокойство. Вроде бы все как положено. И летит самолет как обычно, точно в назначенное время. И на запрос отвечает. Свой самолет, нет сомнений. А вот неспокойно на сердце у Березкина.

Словно что-то непривычное, подозрительное чудится ему в светящейся точке. А что - не понять.

Снова и снова вглядывался он в экран.

И поднимать тревогу понапрасну не хотелось Березкину. Потом скажут: ведь знал, что наш самолет летит, зачем же зря всех переполошил? Зачем зря в панику ударился?

А времени у оператора, чтобы принять решение,- считанные секунды. Самолет летит с большой скоростью; пройдет минута, другая, приблизится он к нашей границе, пересечет ее, исчезнет с экрана. Дальше за ним будут следить уже другие станции, которые дальше от границы находятся.

Опять и опять всматривался Березкин в светящуюся точку.

И вдруг...

Вдруг показалось ему на мгновение, будто светящаяся точка меняет свою форму, словно вытягивается, раздваивается, становится похожей на крошечную грушу.

И тут мелькнула в голове Березкина догадка. Сразу сообщил он о своих подозрениях командиру.

Поднялись в небо наши истребители.

И что же оказалось?

Оказалось: действительно, летел наш пассажирский, рейсовый самолет. Из-за границы в Москву. А вслед за ним летел еще один - чужой!



И этот чужой самолет так хитро все рассчитал, так ловко пристроился, что на экране радиолокатора от двух самолетов получалась одна точка! Как будто летит один самолет! Вот какой хитрый, какой коварный был расчет у незваного гостя!

Едва поднялись наши истребители, он, конечно, быстренько кинулся наутек.

Теперь трудно гадать, какая у него была цель: хотел ли он незаметно пересечь нашу границу или просто хотел пролететь вдоль границы, поразведать наши радиолокационные станции, нашу противовоздушную оборону,- неизвестно. Но одно можно сказать точно: летел он с недобрыми намерениями. Когда в гости идут с добрыми намерениями, тогда не прячутся.

А Березкина командир наградил именными часами. И когда вручал эти часы, так и сказал: "Вы, Березкин,- настоящий хозяин неба". И верно, если бы не был Березкин таким опытным, таким внимательным оператором, если бы не знал отлично дело, свою солдатскую профессию, разве сумел бы он разгадать коварный замысел, разве сумел бы заметить чужой самолет?

Вот какая ответственная служба у солдат противовоздушной обороны!



- Да, интересная у вас служба, ничего не скажешь,- говорит десантник.- Только мы, десантники, вам тоже не уступим. И в разведку, в глубокий тыл противника отправиться, и внезапный удар с неба нанести - все могут десантники! Приходилось мне и ночью прыгать, и днем, в жару и в холод, и с большой высоты и с малой, но сейчас я вам хочу рассказать про свой самый первый прыжок. Первый прыжок - он навсегда в памяти остается. А называется мой рассказ

СОЛДАТСКИЙ СЕКРЕТ
Честно говоря, я первый раз по-настоящему понял, что мне на самом деле предстоит с парашютом прыгать, только когда уже на аэродром в полной десантной форме прибыл. Комбинезон, шлем, основной парашют - сзади, за спиной, запасной - спереди, все как положено. Раньше, пока мы тренировались, пока всякие хитрые упражнения делали, я все как-то думал: еще далеко, еще нескоро дело до прыжка дойдет.



А тут прибыли мы на аэродром, и не успел я оглянуться, команда раздается:
- По самолетам!

Маленький Ан-2 уже ждал нас. Сейчас мы заберемся в самолет, взмоет он в воздух и...

Шутка ли сказать - с тысячи метров вниз лететь! Как подумал я об этом, так чувствую: мурашки по спине побежали.

Посмотрел на солдат, на товарищей своих, а им - хоть бы что! Забираются один за другим в самолет как ни в чем не бывало. И Смирнов из Ленинграда, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев - так тот даже улыбается.

"Неужели,- думаю,- я один такой нервный?"

И стыдно мне, изо всех сил стараюсь вида не показать, что боюсь.

Забрались мы в самолет, сели.

Загудел мотор, взлетел наш Ан-2 в воздух.

Посмотрел я в иллюминатор, а земля все дальше и дальше вниз уплывает. Дорога там внизу как ленточка вьется, трактор бежит совсем маленький, словно игрушечный. И так в эту минуту позавидовал я трактористу - словами не рассказать! Хорошо ему - никуда прыгать не надо!

Нет, видно, не получится из меня десантник.

Глянул я на товарищей своих, а они сидят себе спокойненько. И Смирнов из Ленинграда спокоен, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев - так тот даже глаза прикрыл, дремлет. Будто прыгать с парашютом для него самое привычное дело.

Я тоже глаза прикрыл и думаю:

"Выходит, им совсем не страшно, а мне страшно? Секрет они какой знают, что ли?"

А тут подают команду:
- Приготовиться!

И все солдаты встают по этой команде. И Смирнов из Ленинграда, и Нурпеисов из Алма-Аты, и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев - так тот даже потягивается слегка, словно и правда хорошо выспался.

И я встаю вместе со всеми.

Ветер врывается в самолет. Дверь уже приоткрыта, и наш командир, выпускающий, стоит возле двери.

- Пошел!

Дверь распахивается во всю ширь.

Воздушные вихри клубятся снаружи.

Всего несколько шагов отделяют меня от этой распахнутой двери. И сразу слабеют ноги, и противный холодок пробегает в животе. Нет, никогда мне не сделать эти несколько шагов!

- Пошел!

И уже прыгнул Смирнов из Ленинграда.

И Нурпеисов из Алма-Аты!

И Синицын из деревни Малые Гребешки!

А мой земляк Вася Васильев - так тот даже подмигнул мне на прощанье.

Даже зло разобрало, честное слово! Что, я хуже всех, что ли...

Но додумать я уже не успел. Потому что рука выпускающего легла мне на плечо.

- Пошел!

И я полетел вслед за Смирновым из Ленинграда, вслед за Нурпеисовым из Алма-Аты, вслед за Синицыным из деревни Малые Гребешки.

Потом меня тряхнуло - и парашют раскрылся.

И так радостно стало мне!

Я плавно покачивался под огромным белым куполом, а вверху было синее-синее небо, и облака плыли надо мной.

А правее меня опускались на своих парашютах Смирнов из Ленинграда, Нурпеисов из Алма-Аты и Синицын из деревни Малые Гребешки. А мой земляк Вася Васильев - так тот даже пел песню.

В этот день в казарме только и было разговоров, что о первом прыжке.

- Честно признаюсь, парни,- говорил Смирнов из Ленинграда.- Я уж думал: ни за что мне не прыгнуть. Как дверь приоткрылась, как вниз я глянул, так коленки затряслись, честное слово! А потом смотрю на Нурпеисыча, на Синицына смотрю - им хоть бы что! Секрет, думаю, они какой знают, что ли? Неужели я один такой нерешительный? Нет, думаю, что бы там ни было, а от других не отстану...
- А я на тебя смотрел!- удивляется Нурпеисов.
- А я с тебя пример брал!- говорит Синицын.
- А я с тебя!- говорит мне мой земляк Вася Васильев.

И тут все мы переглянулись и расхохотались.

А наш командир взвода, лейтенант, и говорит:
- Выходит, вы, сами того не зная, друг друга подбадривали. Так и должно быть. Вы вот про секрет сейчас говорили. И верно, есть у десантников один секрет. Обычный секрет, солдатский - как бы тебе ни было трудно, а товарища своего поддержи, подбодри. Это для солдата закон. Ну, а что страшновато перед первым прыжком было - так тут стыдиться нечего. Недаром говорят: не тот храбрый человек, кто страха не знает, а тот, кто свой страх победить сумеет. Победил страх - значит, настоящим солдатом стал. Вот так-то.



- Хорошая история!- согласился танкист.- Только храбрость ведь не одним десантникам нужна. Вот ты с неба не раз прыгал, а под воду тебе небось не приходилось опускаться, а?
- Нет,- отвечает десантник.- Под воду - не приходилось.
- Тогда,- говорит танкист,- я расскажу историю о том,

КАК ТАНК ПОД ВОДУ ОПУСКАЛСЯ
Мощная машина - танк. На суше ему никакие препятствия не страшны. А если река на пути? Тогда что? Стой и жди, пока саперы переправу наведут?

Раньше так и было.

А теперь - нет, теперь для танкистов и река не преграда. Есть танки, которые плавают, есть - которые смело идут под водой, прямо по дну.

Только, конечно, без тренировки, без предварительной подготовки никто танкиста под воду не пустит. А готовят танкистов к подводному вождению машин, надо сказать, ничуть не менее тщательно, чем десантников к первому прыжку.

Медицинский осмотр - это раз. Ухо-горло-нос врачи обязательно проверят и легкие выслушают.

Устройство специального противогаза назубок выучить - это два.

В бассейне под водой научиться работать - это три.

Помню, привели нас первый раз в бассейн. Мы еще новичками были. Смотрю: в бассейне одни солдаты в спасательных жилетах, в противогазах под водой ходят, а другие... Что делают другие, я, честно говоря, даже не сразу понял.

Вижу - в углу, возле бассейна возвышается какое-то странное сооружение. Вроде бы на танк похоже, только гусениц нет, пушки нет и вся кормовая часть отсечена. Одним словом, половина танка. А так - и броня, и башня, и крышка люка - все настоящее.

- Сейчас поглядите со стороны,- говорит нам командир.- А потом и вам это упражнение придется делать.

Стоим, смотрим.

Тем временем четыре танкиста, весь экипаж, один за другим забираются в башню. Наглухо закрывают за собой крышку люка.

- Сюда, сюда смотрите,- говорит нам командир.

Только тут мы заметили: в броне, оказывается, сделано окошечко - словно из толстой слюды. Сквозь него все видно, что внутри танка делается.

Вот танкисты заняли свои места, переговариваются друг с другом. Слов, конечно, не слышно, видно только, как губы шевелятся.

И вдруг... Хлынула вода в танк!

Точно водопад обрушился.
Солдаты выдернули из сумок резиновые маски изолирующих противогазов, быстро натянули их.

А вода прибывает.

Вот она им уже по колено. Вот по пояс. Вот уже у горла колышется.

Видно, как показывают солдаты друг другу что-то жестами, шевелят руками. А мы смотрим на них сквозь стекло - вроде бы как на рыб в аквариуме.

Вода уже их с головой скрыла, уже лижет обратную сторону бронированной крышки люка... Так проходит минута, другая...

И вдруг - раз!- откинулась бронированная крышка. Опять один за другим, по очереди, танкисты выбираются на волю. Мокрые, вода с них течет.

- Упражнение,- докладывают,- выполнено!

Откровенно говоря, я тогда удивился. "Что за странное,- думаю,- упражнение? Посидели в воде, выкупались и вылезли - зачем это?"

А командир нам объясняет:
- Вообразите себе, будто с танком под водой что-то стряслось. Мотор заглох, или гусеницу, если на войне, в бою дело происходит, миной разорвало. Одним словом, застрял танк на дне. Что делать? Кажется, проще простого - надевай противогаз и выбирайся из танка. Да не тут-то было! Не открыть танкистам люк. Какой бы силач среди них ни нашелся - все равно не открыть. Потому что на крышку люка снаружи давит вода. Давит с огромной силой. Вот и получается: замурованы танкисты в своем танке.
Что же, значит, нет выхода? Жди-дожидайся, пока придет помощь? Нет, выход есть. Чтобы выбраться из танка, надо танк сначала затопить. Да, да, затопить. Танкисты надевают противогазные маски, открывают смотровые щели, и сквозь эти щели вода врывается в танк. Как только заполнит вода танк, давление изнутри и снаружи сравняется, и тогда открыть крышку люка не тяжелей, чем на суше. Просто? А на самом деле попробуй-ка не растеряйся, когда в танке темно, вокруг хлещет вода, лицо стягивает резиновая маска, дышать трудно... Чтобы не растерялись танкисты, чтобы были готовы к любым неожиданностям, их и тренируют сначала на суше.

Вот, оказывается, какое важное упражнение!

Потом, ясное дело, я и сам не раз делал это упражнение. И в бассейне под водой учился работать - немало всяких тренировок было.

Но тщательнее всего готовят к спуску под воду механиков-водителей. Ведь от механика-водителя, от его умения зависит, как пройдет машина по дну реки, не заблудится ли, не собьется ли с пути.

Вам никогда не приходилось видеть, как танки играют в жмурки?

Нет? А я видел.

Заклеивают, закрывают наглухо танку все смотровые щели. Словно глаза человеку завязывают. Потом забирается в танк механик-водитель. Офицер по радио подает команду, и танк трогается с места. И - что за чудо!- идет ровно, уверенно, как по линеечке.

Сначала мне даже не верилось, что водитель управляет танком вслепую. Может быть, он все-таки подглядывает потихоньку? Видит дорогу?

Я даже потом нашего механика-водителя, Сашу Морозова, спрашивал: "Скажи честно: не подглядываешь?"

А он смеется.

Да я и сам знал, что незачем ему подсматривать. Помогает ему специальный умный прибор - гироскоп. Стрелка прибора все время перед глазами водителя. Пока идет танк прямо, стрелка не колеблется. Как отклонился от цели, от прямого пути, так и стрелка сразу забеспокоится, качнется в сторону. Внимание, мол, водитель, не зевай!

Ведь по дну реки танкисту придется вести свою машину вслепую: кроме воды, ничего не увидит он через смотровые приборы. Вот и учится механик-водитель управлять танком по гироскопу сначала на суше, на танкодроме, прежде чем спуститься под воду.

Наконец наступил день, к которому все мы так старательно готовились.

Вот уже первый танк двинулся к воде. Скрылись под водой гусеницы, башня, только ствол пушки еще грозно глядит из воды. А вот и его не стало видно - теперь лишь верхушка трубы, точно перископ подводной лодки, бороздит поверхность реки. Через эту высокую, пятиметровую, трубу сейчас в танк поступает воздух.

Настала и наша очередь.

Через люк механика-водителя забираемся в машину.

Первый раз в жизни мне предстояло опуститься на дно реки, под воду. Не нырнуть на несколько секунд, а опуститься в огромной стальной машине. Интересно! И немножко не по себе.

Мотор грохочет вовсю, машину трясет - танк входит в воду.
И вдруг неожиданно наступает тишина. На секунду я даже испугался: не заглох ли мотор? Но нет, танк продолжает двигаться. Просто он уже погрузился в воду - и вода гасит грохот мотора.

Вода, мутная, желтая, колеблется за стеклом смотровых приборов. Впереди, справа, слева. Повсюду.

Сейчас судьба танка в руках механика-водителя, нашего Саши Морозова. Справится ли, не растеряется ли? Сейчас он держит ответ, чему научился на суше, на танкодроме.

Грохот мотора возник так же неожиданно, как и оборвался.

Танк выползает из воды, выбирается на берег, останавливается, лязгнув гусеницами.

Мы выбираемся из танка, спрыгиваем с брони, глядим на противоположный берег. Сколько же времени понадобилось бы, чтобы навести мост и переправить по мосту танки! А тут считанные минуты - и танк опять готов к бою. Здорово!

Сказать по-честному, мне тогда даже немножко обидно было: оттого, что все так быстро кончилось. Готовились, готовились, а тут две минуты - и все!

Но потом я подумал: такая ведь наша солдатская служба. Стараешься, тренируешься ради таких вот решающих минут. Чтобы в эти Главные Минуты на учениях или, если понадобится, и в настоящем бою с врагом не растеряться, не сплоховать, действовать умело, точно - одним словом, по-солдатски!



- Это верно. Насчет Главных Минут ты верно сказал,- говорит солдат-мотострелок.- У нас тоже и учения интересные не раз бывали, и стрельбы, и марш-броски. Только я сейчас о другом хочу рассказать. Мой рассказ про то,

КАК Я НОВЫЙ ГОД ВСТРЕЧАЛ
Новый год я встречал на посту.

Потому что как раз 31 декабря выпало нашему взводу идти в караул.

Солдаты в казарме елку украшают, разные веселые аттракционы придумывают, новогоднюю стенгазету выпустили. В клубе артисты выступают.

А мы боевые патроны получаем, автоматы протираем насухо, надеваем валенки - готовимся заступать в караул.

Служба есть служба.

Как положено, построились мы, вышли на полковой развод, точно в назначенное время прибыли в караульное помещение.

Мой приятель Костя Филипчук ворчит:
- Вот уж не повезло так не повезло... У людей праздник, а мы...

Если честно признаться, и у меня в тот вечер настроение было неважное. Дом вспомнил, родных. Дома сейчас, наверно, весело. Новый год встречают. Даже жалко себя стало.

Хотел письмо домой написать. Сел за стол в караульном помещении, задумался.

А тут команду подают:
- Третья смена, выходи строиться!

Это значит - как раз моя очередь настала идти на пост.

На улице мороз стоит, снег под ногами поскрипывает. Издалека, из темноты, от клуба, музыка доносится. А мы шагаем гуськом, с автоматами за спиной. Впереди - сержант-разводящий, за ним мы - трое солдат-караульных.

Перед нами темнеет огромный ангар с боевой техникой. Это его мне предстоит охранять.

- Стой! Кто идет?- раздается от ангара. Начеку часовой.
- Разводящий со сменой!- отвечает сержант.

Как положено, принимаю пост, осматриваю печати, пломбы. Докладываю разводящему: пост принят. И смена уходит дальше. А я остаюсь один. А точнее говоря - вдвоем с моим верным автоматом.

Ни звука, ни огонька вокруг. Там, за стенами ангара, стоят недвижимо, притаились грозные боевые машины пехоты. Молчат их моторы. Но стоит прозвучать сигналу тревоги - в любой час, днем или ночью - и оживут машины, сядут в них солдаты-мотострелки; нескольких минут не пройдет, а уже готовы они и к дальнему маршу и к быстрой атаке.

Но сейчас пустынно вокруг. Тишина. Только снег скрипит под моими валенками. Да большие холодные звезды мерцают в небе.

И вдруг я подумал: "Разве только я один сейчас стою на посту?
"А пограничники на границе?
"А ракетчики, что дежурят возле боевых ракет, охраняют небо?
"А моряки в дальних морях?
"В разных уголках нашей страны стоят на своих постах солдаты. Пусть Родина мирно и радостно встречает Новый год - солдаты ее не подведут".

И только я так подумал, легко стало у меня на сердце.

Да и с чего мне печалиться? С елкой и шумными гостями, с музыкой и танцами я еще сколько раз встречу Новый год! А вот так - чтобы звезды торжественно сверкали в небе и чтобы тишина и ночь вокруг - такой удивительный новогодний праздник наверняка больше не повторится в моей жизни!..

Я ходил вокруг ангара, всматривался в темноту, вслушивался в тишину.

Так на посту я и встретил Новый год.

Казалось бы, ничего особенного не случилось в ту ночь, а вот запомнил я ее на всю жизнь.



Рассказал четвертый солдат свою историю. Танкист и говорит:
- Ну что ж, давайте теперь решать, чья служба интересней, чья служба важней.

Солдат-мотострелок говорит:
- Все истории интересные. Не знаю, как и решить, чтобы было справедливо.

А десантник смеется:
- По-моему, тут и спорить нечего. В каких бы войсках мы ни служили, а все равно все мы - солдаты. Все мы Родину охраняем. Вот и выходит, что служба у нас одна, общая - солдатская. Самая важная, самая интересная. Разве не так?

И все с ним согласились.

У КОГО КАКАЯ ФОРМА
Готовится ли солдат выйти на парад, идет ли в город в выходной день в увольнение, отправляется ли на тактические занятия в поле, занимается ли строевой подготовкой или заступает в наряд по кухне,- на каждый случай предусмотрена своя особая форма одежды.
А теперь присмотритесь внимательней к парадно-выходной и повседневной форме солдат - у одних солдат на погонах есть буквы СА, а у других - нет. Почему? Может быть, забыл их нарисовать художник? Нет, не забыл. Просто погоны с этими буквами надеваются лишь к парадно-выходному мундиру и шинели.

ВОЕННАЯ КОСТОЧКА





ДОРОГИЕ МОИ ОДНОПОЛЧАНЕ



Случилось это еще в ту пору, когда был я совсем молодым, неопытным солдатом, можно сказать, только-только начинал свою службу.

Однажды отпустили меня в увольнение в город. Побродил я по центральной улице, в парк заглянул, в кино побывал, а потом присел на скамейку в сквере возле вокзала - отдохнуть.

Ничего нет интереснее, чем наблюдать за вокзальной суетой. Один за другим подкатывают к вокзалу автобусы, люди спешат-торопятся, перекрикиваются на дальних путях тепловозы. Так и кажется, что сейчас и ты отправишься в путь, в далекие, неизведанные края.

Засмотрелся я на вокзальный, озабоченный, торопливый народ и не сразу заметил даже, что сижу на скамейке уже не один. Оглянулся и вижу - сосед у меня появился. Пожилой человек, лицо обветренное, волосы с сединой, у ног, на земле - чемоданчик маленький, потертый, а на пиджаке - над колодкой орденских планок - Золотая Звезда Героя.



Тут уж я и про вокзал забыл. Только на эту звезду смотрю. Что ни говори, а первый раз в своей жизни я так близко, совсем рядом с Героем оказался. Даже засмущался я, некоторую неловкость начал испытывать, будто не по праву это место, возле Героя, занял.

А сосед взглянул на меня, улыбнулся приветливо.

- Вот,- говорит, приехал навестить своих однополчан. Давно собирался, давно мечтал повидать их, встретиться с однополчанами. Да все то дела не отпускали, работа, то здоровье подводило. И вот, наконец, выбрался. Да самому не верится. Сегодня всю ночь в поезде не спал, всю ночь напролет на полке ворочался, армейскую службу свою вспоминал, товарищей своих по фронту... Какие ребята были! Ах какие ребята! Да что там говорить - веришь ли, солдат, не было бы меня сейчас на белом свете, не сидел бы я сейчас рядом с тобой, если бы Лешка Иванов, друг мой, однополчанин, не вытащил меня, тяжелораненого, из горящей самоходки... Погиб потом Лешка, под самым Берлином погиб...



Помолчал мой сосед, погрустил молча о своем друге-однополчанине, потом
заговорил снова:
- А Сережка Веретенников! Храбрее его не знал я человека. Это он первым в атаку поднялся, когда прижал нас фашист к земле возле малого польского городка... А Петр Мальцев! Мы с ним земляками были. Бывало, он последним сухарем поделится - ничего для товарища не пожалеет... Вот так начнешь вспоминать - и не остановиться. Все так помниться, будто только вчера было. Ну да ладно, пора мне в гостиннцу идти устраиваться, а уж завтра с утра - в гости к однополчанам...



Слушал я, слова старался не пропустить, во все глаза на Героя смотрел, а сам думал:
"Вот уж, конечно, обрадуются однополчане такой встрече. Наверняка у такого Героя и однополчане - замечательные, геройские люди. Не может быть иначе".

Проводил я своего нового знакомого до городской гостиницы, простились мы. Пожелал он мне отличной службы, а я ему пожелал счастливой встречи с однополчанами.

Так мы и расстались.

Ехал я назад, в свою часть, и все ругал себя за свою рооость, нерешительность: и почему не расспросил поподробнее своего нового знакомого о фронтовых делах? Даже за что получил он Звезду Героя, не спросил. Да и про однополчан Героя, с которыми приехал он встретиться, paзве не интересно было бы побольше узнать?

А на другой день утром выстроился наш полк на утренний развод.

Стою я вместе со всеми в строю по стойке "смирно" и вдруг вижу: по ступенькам из штаба спускается как обычно наш командир полка, а рядом - вчерашний мой знакомый с Золотой Звездой Героя на пиджаке.

- Товарищи,- говорит командир полка, обращаясь к нам, солдатам.- Сегодня к нам прибыл дорогой гость - Герой Советского Союза гвардии майор запаса Андрей Федорович Слесаренко. В годы войны он отважно сражался с врагом в рядах нашей прославленной гвардейской части. Предоставляю сейчас слово товарищу Слесаренко...

Встал Герой Советского Союза гвардии майор запаса перед всем полком и молчит. Видно, волнуется человек, слова сказать не может.

И солдаты на него смотрят молча, тишина над полком висит - необыкновенная тишина.

- Товарищи!- наконец произнес гвардии майор запаса звенящим от волнения голосом.- Дорогие мои однополчане...

Слова эти разнеслись над строевым плацем, где замер в молчании полк, и дальним эхом отозвались среди каменных корпусов казарм:
- Дорогие мои однополчане...

"Это же он к нам, ко мне обращается!- подумал вдруг я.- Выходит, все мы - и я, и Мишка Перепелкин, что стоит рядом со мной в строю, и Генка Старостин, и все остальные,- все мы его однополчане, однополчане Героя. И однополчане тех, о ком рассказывал он вчера: и Леши Иванова, который не жалел жизни, спасая товарища, и беззаветно храброго Сережи Веретенникова, и Петра Мальцева, и многих, многих других солдат..."

Никогда прежде не испытывал я такого волнующего чувства. Как будто и правда все мы отныне были братьями.

Я подтянулся, развернул пошире плечи.

Хорошее все-таки это слово - однополчане!

РУКИ САПЕРА



Есть у меня хороший знакомый - старый сапер. Зовут его Николай Федорович, фамилия - Герасимов.

Всю жизнь прослужил он в армии, был и рядовым солдатом, и командиром, и в войне участвовал, и в мирное время исправно нес свою службу. И на севере далеком он служил, и в южных жарких краях. И хотя теперь он уже не носит армейскую шинель, ушел недавно в запас, все равно без труда можно узнать в нем военного человека: и выправка у него отличная, и слово точное. Если что пообещает, непременно выполнит, никогда не забудет, не подведет. Вот про таких, как он, и говорят: военная косточка.

Есть у Николая Федоровича боевые ордена, есть и шрамы от старых ран. Очень любит он свою военную профессию.

- Работа сапера - она особая,- частенько повторяет Николай Федорович.- Почему особая? А вот ответь-ка мне на такой вопрос: кто в наступление идет самым первым?
- Разведчики,- говорю.- Танкисты. Мотострелки. А Николай Федорович слушает меня и посмеивается.
- Так-то оно так,- говорит он,- да не совсем так. Потому что еще раньше разведчиков, и раньше танкистов, и раньше мотострелков идут саперы.
Кто проложит проходы в минных полях?
Саперы.
Кто разберет непроходимые завалы и заграждения?
Саперы.
Кто наведет переправы для наступающих войск?
Опять же саперы.
Вот какая у них работа!

Помолчит Николай Федорович, потом опять спрашивает:
- Но вот закончилось наступление, перешли войска к обороне. Вез кого в обороне не обойтись?

Теперь я уже догадываюсь, куда он клонит, отвечаю не очень серьезно:
- Без саперов?
- Точно,- говорит Николай Федорович.- Кто выроет надежные траншеи для пехоты?
Саперы.
Кто соорудит укрытия для машин?
Саперы.
Кто преградит путь противнику минными полями?
Опять же саперы! Нет, никак, ни в обороне, ни в наступлении не обойтись без саперов.



РУКИ САПЕРА
Слушаю я Николая Федоровича, а сам на его руки смотрю.

Удивительные руки у Николая Федоровича!

Раньше, в прежние времена, говорят, особые такие гадалки были, которые уверяли, что по руке человека всю его жизнь определить могут - и что было в этой жизни, и что будет. Не знаю, как уж там гадалки это делали, как людям головы умудрялись морочить, но вот по рукам Николая Федоровича и правда без всяких гадалок всю его жизнь рассказать можно.

Сильные у него руки, крепкие. Сразу видно: и лопату, и лом держали, и с пилой, и с топором управлялись. От того времени остались на его ладонях твердые как камень мозоли - до сих пор не сходят.

На левой руке - шрам, след от осколка - это о войне память.

На правой - полоса, точно след от ожога,- это сорвавшийся трос метку оставил: во время наводнения дело было, когда саперы жителей из затопленного поселка спасали.

А еще словно веснушки на руках - синие пятнышки, пороховые отметины. Это сразу после войны случай был. Мальчишку Николай Федорович спас. Видно, храбрость свою глупую хотел показать тот мальчишка - расковыривал найденные в лесу патроны и снаряд. Опоздай тогда Николай Федорович на несколько секунд, конец бы тому мальчишке. Теперь мальчишка этот давно уже вырос, стал взрослым человеком, иногда в гости к Николаю Федоровичу заходит.



Вот какие руки у Николая Федоровича!

КАК СПРЯТАЛИ МОСТ
- А теперь,- говорит мне однажды Николай Федорович,- ответь-ка мне, пожалуйста, каким, по-твоему, должен быть сапер?
- Храбрым,- говорю.
- Верно,- соглашается Николай Федорович.
- Сильным,- говорю.
- Тоже верно.
- Выносливым.
- Опять правильно. И храбрым, и сильным, и выносливым непременно должен быть каждый солдат,- говорит Николай Федорович.- Только есть еще одно свойство, без которого никак не обойтись саперу. Это военная хитрость, военная смекалка. Вот расскажу я тебе одну историю...



Произошла эта история в то время, когда работал я уже в штабе. И вот однажды на больших учениях выпало мне вместе с другими офицерами быть посредником.

А посредник на учениях - он и судья, и экзаменатор одновременно. И умелые действия солдат, и верные решения командиров, и ошибки, если такие случаются, и промахи - все должен заметить посредник, ничто не должно укрыться от его глаз.

В тот день, о котором я рассказываю, "северные" вели наступление на оборонительные рубежи "южных".
Отступая, "южные" попытались закрепиться за рекой, но передовые отряды "северных" с ходу форсировали реку, захватили на другом ее берегу плацдарм и теперь готовились переправить туда подкрепления: танки, артиллерию, мотострелков на боевых машинах пехоты.

Однако и "южные" не дремали: их разведка работала вовсю,- чтобы заранее обнаружить переправу "северных" и нанести по ней бомбовый и артиллерийский удар.

Рано утром, едва занялся рассвет, поднялись мы, посредники, на вертолете в воздух.

Внизу река, кое-где еще подернутая туманом, слабо поблескивает, на одном ее берегу - лес, на другом - холмы, поросшие кустарником.

И видно, отчетливо видно, как у изгиба реки суетятся саперы "северных". Замаскированные ветками движутся по лесной просеке тягачи-вездеходы, прокладывают путь к реке.

- Н-да,- говорит мне майор-танкист, такой же, как я, посредник.- Что-то у "северных" с маскировкой неважно. Засекут их "южные", как пить дать, засекут.

А я молчу. Досадно мне за саперов. И верно - несдобровать им, если "южные" раньше времени обнаружат переправу.

Да и то сказать - простое ли дело укрыть целую переправу от глаз противника? Это в лесу легко спрятаться, скрыться, замаскироваться, стать незаметным. А тут все на виду!

Наверное, рассчитывали саперы, что туман их укроет, но вот туман разошелся, и уже никуда не укроешься, никуда на воде не спрячешься.

А "южные" - так и есть - уже что-то заподозрили. Их самолет-разведчик раз-другой прошел над переправой. И нам отсюда, сверху, из вертолета, видно, как перегруппировывают "южные" свои войска, как подтягивают танки и самоходки поближе к будущей переправе - готовят сюрприз "северным".

Наш вертолет то зависнет неподвижно в воздухе, то кругами над землей ходит.

А я, надо признаться, первый раз с воздуха, сверху, за работой саперов наблюдаю. Сколько разных мостов за свою жизнь построил, сколько переправ - больших и маленьких - наводил, а никогда не приходилось на свою работу сверху взглянуть.

Вот уже саперы "северных" первые понтоны к реке подвезли, на воду сбросили.

А на берегу "южных" тишина стоит - наверняка выжидают, когда по переправе войска двинутся. Начнется переправа, и тогда разом ударят по ней пушки "южных". Наверняка уже нацелились, только сигнала ждут.

Хоть и не участвую я сейчас в этом "бою", а все равно волнуюсь так, словно это мне идти в наступление.

Еще круг сделал наш вертолет, и вдруг майор-танкист схватил меня за локоть и говорит:
- Смотрите! Смотрите!

Я взглянул туда, куда он показывал, и вижу: за несколько километров от того места, где готовилась переправа, один за другим вырываются из леса танки "северных" и...- что такое?- я даже глазам своим не сразу поверил - катят прямо по реке!



- Что за чудеса! - говорит майор-танкист.
И правда - чудеса! Только прошли танки, а за ними уже стремительно движутся боевые машины пехоты. И тоже катят прямо по воде и не тонут.

И тут я уже догадался, понял, в чем дело.

Никакого чуда, конечно, не было. А была военная хитрость. Выходит, та переправа, которую мы видели сверху, оказалась ложной. Ее "северные" строили нарочно, для отвода глаз, чтобы сбить с толку разведку противника.

Настоящий же мост саперы "северных" построили ночью, тайно, в том месте, где шли теперь танки и бронетранспортеры. А чтобы раньше времени не обнаружил противник переправу, мост саперы спрятали... под водой. Чуть опустили его под воду - моста не видно, а машины идут по нему, как ни в чем не бывало. Такую хитрость не раз применяли наши саперы в годы Великой Отечественной войны.

Пока "южные" раскусили замысел "северных", пока разобрались, откуда надвигается на них опасность, войска "северных" уже ударили с фланга.

Так "северные" перехитрили "южных". И победа в этом бою досталась "северным".

А командующий после учений объявил благодарность саперам. Ведь не прояви саперы военной смекалки, еще неизвестно, как бы обернулось дело.

НИКОЛАЙ-ГЕРАСИМ
- Есть у меня удивительный однофамилец, полный мой тезка,- начал как-то свой очередной рассказ Николай Федорович.
- Вот как?- говорю. А сам думаю: "Интересно, что тут может быть такого удивительного? И фамилия, и имя у Николая Федоровича вовсе не редкие, не особенные какие-нибудь, наверняка по нашей стране не одна сотня его однофамильцев наберется".
- Было это на африканской земле,- продолжал между тем Николай Федорович,- на берегу Средиземного моря, в Алжире. Народ этой страны отважно сражался за свою свободу против колонизаторов. Не год и не два длилась эта борьба. Нелегко приходилось бойцам-партизанам. Но ни бомбы, ни снаряды, ни танки, ни самолеты не помогли колонизаторам. Народ одержал победу в тысяча девятьсот шестьдесят втором году.

Но когда наконец мир и свобода пришли на землю этой страны, когда бывшие партизаны стали возвращаться в свои селения, оказалось, что некогда плодородные долины теперь таят смерть. Десятки тысяч мин оставили после себя враги.

Если какой-нибудь отчаянный смельчак пытался ступить на минное поле, пытался вскопать поросшую сорняками землю, его ждала гибель. Гибли, подрываясь на минах, дети. Погибал, забредая на минные поля, крестьянский скот.
Земля, которая раньше кормила крестьян, теперь лежала пустынная и мертвая.

Как быть?

И тогда, выполняя интернациональный долг, советские саперы пришли на помощь народу Алжира.

Тяжелая работа ждала нас там.

Представь себе: жара, пыль, песок. Солнце раскаляет броню. А танки со специальными тралами ползут по минному полю. Где пройдет такой трал - грохочут взрывы. Облака пыли окутывают танки, комья земли и осколки мин барабанят по броне.



И так час за часом, день за днем.

А после нам предстояло еще шаг за шагом, метр за метром прослушать, прощупать эту землю миноискателями - ни одна мина не должна была остаться незамеченной.

И хорошо, если это были обычные мины, без особых секретов. А если с хитрым каким-нибудь тайным приспособлением?

Были там, например, прыгающие мины. Прежде чем сработает взрывной механизм, такая мина подпрыгивает над землей, взрыв происходит в воздухе, и осколки разлетаются далеко вокруг.

Так что на каждом шагу нас могла подстерегать неожиданность.

Местных жителей мы, конечно, не допускали в зону разминирования - опасно. И они часто наблюдали за нашей работой издали.

Все шло хорошо, но однажды мне все-таки не удалось уберечься от осколка - подстерегла меня мина с каверзным сюрпризом. Царапнуло меня осколком, не сильно, но царапнуло.



Ну, перевязали меня, отлежался я денек, а там снова за дело.

И вот когда разминирование уже близилось к концу, когда уже готовились мы уезжать, прощаться с африканской землей, как-то вечером подошел ко мне высокий смугловатый человек. Видно, в недалеком прошлом был он бойцом-партизаном, видно, в тяжелом бою был ранен - лишился руки,- теперь левый рукав его рубахи был пуст.

Он заговорил о чем-то быстро и взволнованно, протягивая мне клочок бумаги.

- Он просит, чтобы вы написали здесь свою фамилию и имя,- сказал мне переводчик.- Он говорит, что сражался за свободу своей родины. Он проливал кровь на этой земле. Советский офицер, говорит он, тоже пролил кровь на этой земле. Значит, мы теперь, говорит он, вроде как кровные братья. А еще он говорит: у него есть маленький сын. И он хочет дать сыну имя советского сапера. Пусть отныне его сын носит два имени: одно, которое досталось ему от предков, от дедов и прадедов, а другое - которое он получит сегодня...

Мог ли я отказать этому человеку?

Я взял клочок бумаги и написал крупными буквами: "Николай Герасимов".

Так появился у меня необычный тезка.

Но самое удивительное, что история эта имеет продолжение.

Как-то, уже совсем недавно, раздался в моей квартире звонок. Открыл я дверь, на пороге стоит незнакомый смуглый парнишка, улыбается застенчиво.

- Здравствуйте,- говорит он, старательно, по слогам произнося это слово.- Я - Николай-Герасим...

Сначала я ничего не понял. Что такое? Какой Николай-Герасим? Откуда?

А потом догадался.

Оказывается, этот парнишка и есть сын того однорукого партизана. Вырос он, приехал к нам в Советский Союз учиться. И отец дал сыну наказ - непременно повидать человека, чье имя хранится в их доме, записанное на клочке бумаги.

Как уж он сумел разыскать меня, не знаю, но все же наказ отца выполнил.

Радостной была наша встреча!

БОГАТЫРЬ ПИЧУГИН
Однажды пригласили Николая Федоровича в гости к саперам, в часть, где он служил раньше.

Николай Федорович и говорит мне:
- Поехали вместе, я уже насчет тебя договорился. Хоть посмотришь, как саперы работают.
- А что. Поехали,- говорю я.

Мне и правда давно уже хотелось поглядеть, как живут и учатся нынешние саперы. Рассказы рассказами, а своими глазами все увидеть - это совсем иное дело.

Прибыли мы в часть как раз, когда там учения шли. Николая Федоровича встретили радостно, как почетного гостя. И сразу повезли нас в район учений.

Едем, смотрим - траншея тянется. Свежей землей пахнет, видно, траншея только-только выкопана.

- Хорошая траншея,- похваливает Николай Федорович.- Сразу чувствуется опытная рука. Чья это работа?
- Ефрейтора Пичугина,- отвечает старший лейтенант, которому поручили нас сопровождать.
- Молодец ефрейтор,- говорит Николай Федорович.

Проехали еще с полкилометра, а траншея все тянется. И опять земля свежая, сырая, подсохнуть еще не успела.

- По всем правилам выкопана, высший класс,- опять говорит Николай Федорович.- А здесь кто работал?
- Ефрейтор Пичугин,- отвечает старший лейтенант.
- Молодец ефрейтор,- говорит Николай Федорович. А я удивляюсь, но молчу.

Поехали дальше. Опять поглядывает Николай Федорович на траншею, опять спрашивает:
- А это чьих рук дело?
- Ефрейтора Пичугина,- отвечает старший лейтенант.
- Молодец ефрейтор, молодец,- опять говорит Николай Федорович.
- Как же это так?- говорю я ему тихонько.- Не может же быть такого! Тут для сотни солдат и то работы на целый день, не меньше. Или этот Пичугин богатырь какой необыкновенный, что ли?

А Николай Федорович только посмеивается в ответ:
- Не знаю,- говорит,- сейчас посмотрим.

И тут наш газик затормозил возле какой-то странной машины. На вид эта машина была вроде бы на тягач или на бульдозер похожа - стальные гусеницы лязгают, могучий мотор ревет.

Метр за метром ползет вперед эта машина, а позади у нее - словно бы огромный диск врезается в землю. Режет, рыхлит диск землю, небольшие ковши подхватывают песок и глину, выбрасывают наверх. Где пройдет эта машина - остается ровная, готовенькая траншея.

Остановилась машина, перестала грызть землю. Замерли гусеницы. Тихо стало.

Выскочил из кабины тягача солдат в комбинезоне, быстренько отер пот со лба, подбежал к нашему газику, докладывает:
- Оператор быстроходной траншейной машины ефрейтор Пичугин!

Посмотрел я на него - солдат как солдат. И роста вроде бы небольшого, и плечи как плечи - не особенно широкие. А сила, выходит, все равно у него богатырская!

Вернулся Пичугин в свою кабину, двинулась машина дальше, а Николай Федорович говорит мне:
- Прошли те времена, когда топор да пила, лопата да лом были главными помощниками сапера. Теперь могучие машины и дороги прокладывают, и укрытия сооружают, и мины в землю закладывают, и мосты строят... И раз уж зашла у нас речь о машинах, расскажу я один забавный случай...



ОДНА НОГА ЗДЕСЬ, ДРУГАЯ ТАМ
- Как-то, дело было тоже во время учений,- продолжал Николай Федорович,- приехал в нашу часть фотокорреспондент, давний мой знакомый. Когда-то мы вместе с ним начинали службу в армии, в инженерных войсках, а потом сменил он профессию, стал гражданским человеком. И вот теперь, много лет спустя, мы опять встретились с ним.

В тот день саперам предстояло наводить мост, и мой приятель, фотокорреспондент, очень был доволен, что сумеет сфотографировать солдат за такой важной и интересной работой.

Утром прибыли мы к месту переправы.

Я поглядываю на часы - с минуты на минуту должны появиться машины-мостоукладчики, а приятель мой вдруг похлопал себя по карманам и говорит:
- Ах какая жалость! Сигареты забыл. Я сейчас до палатки добегу и мигом назад.

А до палатки - километр, наверно, не меньше. Я говорю:
- Обойдешься без сигарет. А то, гляди, опоздаешь. А он смеется:
- Брось шутки шутить. Что я, не знаю, как мосты наводят? Речонка хоть и узкая, а вон берег какой заболоченный! Вы здесь еще до вечера провозитесь! Меня не обманешь. Сам ведь этими вот руками, бывало...

Это верно. Бывало. Приходилось ему в свое время и топором, и пилой орудовать, приходилось мосты строить.

- Ну смотри,- говорю.- Как знаешь. Тебе виднее.
- Да я моментально,- говорит он.- Одна нога здесь, другая там. Вы и оглянуться не успеете.

В общем, помчался он за сигаретами.

Через некоторое время возвращается, запыхался, торопится, еле дышит. Пот по лицу градом катит.

- Ну что?- говорит.- Быстро я?

Да так и осекся на полуслове. Потому что увидел мост. Мост уже стоял готовый - пожалуйста, переправляйся на другой берег. И машины-мостоукладчики уже отъезжали прочь, закончив свою работу.

- Как же так?- говорит мой приятель растерянно.- А фотоснимки?!
- Ничего не поделаешь,- говорю.- Придется теперь со снимками подождать до следующего раза. Вот тебе и одна нога здесь, другая там. Теперь будешь знать, как с нашими саперами наперегонки пускаться!..



СКОЛЬКО ПРОФЕССИЙ У САПЕРА
- Вас послушать,- говорю я Николаю Федоровичу,- так выходит, что сапер - на все руки мастер.
- А так оно и есть,- невозмутимо отвечает Николай Федорович.- Вот ответь мне: сколько профессий у сапера?
- Как сколько? Сапер, он и есть сапер. Одна, значит, профессия.
- Э, нет,- говорит Николай Федорович.- Ошибаешься. Давай-ка попробуем посчитать. Минер - раз.- И он загнул палец на правой руке.- Так?
- Так,- сказал я.
- Экскаваторщик - два.- И он загнул еще один палец.- Согласен?
- Согласен,- сказал я.
- Бульдозерист - три. Крановщик - четыре. Буровик - пять...
- Стоп, стоп, стоп,- сказал я.- А буровик-то зачем?
- А кто для солдат чистой пресной воды добудет? Кто в горах или пустыне воду отыщет? Без воды ведь много не навоюешь. Вот потому в инженерных войсках и есть специальные подразделения, которые и скважины умеют бурить, и воду отыскать могут. Теперь ясно?
- Ясно,- говорю.- Поехали дальше.
- Электрик - шесть. Понтонер - семь, водолаз - восемь...
- А водолаз-то,- спрашиваю,- тут при чем?
- Как при чем? Прежде чем большой мост наводить, надо произвести разведку под водой, дно осмотреть, проверить. Без водолазов тут никак не обойдешься. Итак, водолаз - восемь. Механик-водитель - девять. Лесо-пильщик - десять...

Загнул Николай Федорович последний палец на левой руке и смеется:
- Дальше перечислять или хватит? Видишь: пальцев на руках уже не хватает. Ну как тут не скажешь, что сапер - мастер на все руки!



УЕХАЛ НА РАЗМИНИРОВАНИЕ
- А теперь,- сказал Николай Федорович, когда возвращались мы с учений в военный городок, где живут саперы,- я познакомлю тебя с замечательным человеком.
Вот руки у человека!
Однажды так случилось, что ему в темноте, на ощупь пришлось обезвреживать бомбу. И ничего, справился.
Марку любой мины с закрытыми глазами определяет - на ощупь.
У сапера ведь пальцы должны быть чуткими, как у хирурга. Да ты сам его увидишь, Сашу Тихонова...

- Он вас еще со вчерашнего дня ждет,- сказал старший лейтенант.
- Еще бы! Мы с ним уже лет шесть не виделись. Как он - все такой же?
- Такой же, такой же.
- И на гитаре по-прежнему играет?
- Играет.
- И волейболом увлекается?
- А как же!
- И марки собирает?
- Точно! Да вы сейчас сами увидите!

Чем дольше длился этот разговор, тем больше мне хотелось увидеть этого человека - Сашу Тихонова.

Наконец мы подъехали к одноэтажному домику. Окна его были темны.

- Странно,- сказал Николай Федорович.

Мы вышли из машины, и он толкнул дверь. Дверь была заперта. Только теперь мы увидели приколотый к двери листок, на котором торопливыми буквами было написано:
"Николай Федорович! Очень жаль, что не увиделись. Срочно уехал на разминирование".

- Уехал на разминирование...- повторил Николай Федорович и вздохнул.- Ну что ж, такая у нас служба, у саперов. Для всех война отгремела еще в сорок пятом, а для саперов война все еще продолжается... Пока хоть один снаряд, хоть одна мина лежат в нашей земле, не может война кончиться для саперов, не может.

КАК ЖИВЕТ АЭРОДРОМ



Еще когда я служил в армии, неподалеку от нашей части размещался военный городок, где жили и работали будущие авиаторы-механики. И днем и ночью доносился оттуда рев реактивных двигателей. И когда я слышал этот грозный гул, я, честно говоря, немножко завидовал нашим соседям. Мне казалось, там идет особая, интересная жизнь, полная тревог и опасностей. Если бы я тоже мог - пусть не взлететь в небо, но хотя бы взглянуть на боевые самолеты, постоять возле них, дотронуться до их серебристых крыльев!
С тех пор прошло немало лет, но где-то, на самом донышке памяти, в глубине сердца, так и осталось жить это чувство. И нужно ли говорить, как я обрадовался, когда однажды летчики пригласили меня к себе в гости. Я отложил все дела, собрался и поехал. А точнее говоря - полетел. Потому что в гости к летчикам вез меня вертолет.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ САМОЛЕТ
Так уж случилось, что первым делом попал я не на аэродром и не в военный городок, где живут летчики, а на полигон.
Я поднялся по узкой, длинной лестнице на вышку и оказался в небольшом застекленном помещении. Оно напоминало рубку корабля.
Посередине, за пультом управления, перед микрофоном сидел офицер с красной повязкой на рукаве.

А далеко внизу перед нами раскинулся полигон - огромная болотистая равнина, кое-где покрытая чахлым кустарником. Повсюду виднелись опаленная трава и большие и маленькие воронки от бомб. А еще по всей равнине были расставлены - где рядами, а где поодиночке - фанерные макеты танков, самолетов, ракет и пушек.

Офицер нагнулся к микрофону и сказал:
- Семьсот четвертый, вас вижу, подход разрешаю!

Я прижался к стеклу и стал смотреть в небо, пытаясь отыскать самолет. Но там, высоко в небе, плыли лишь редкие облака. Самолета не было.

Я продолжал смотреть в небо, и тут вдруг раздался оглушительный грохот.

И сообразить я даже не успел, откуда появился самолет. Казалось, он выскочил из-за леса, пронесся над самыми верхушками деревьев, над фанерными танками и исчез. А там, где только что стоял фанерный танк, клубилось темное облако взрыва.



"Ладно,- подумал я про себя.- Уж в следующий раз я его не прозеваю..."

И принялся во все глаза смотреть туда, где на горизонте темнел лес. Я глядел так пристально, что у меня даже стало рябить в глазах.

И опять рев двигателей возник внезапно.

Я завертел головой, пытаясь понять, где самолет.

На этот раз он словно возник сам собой в зените неба и теперь стремительно и неотвратимо, как по натянутой струне, несся вниз, к земле.

И вдруг будто струя огня насквозь прошила его - это от самолета отделилась ракета.

Ракета продолжала мчаться к цели, а самолет уже круто взмыл вверх и пшел прочь.

Я еще не успел опомниться, прийти в себя, а в небе над полигоном снова появилась темная точка и, разрастаясь, опять яростно ринулась вниз.

"Ага, все ясно, снова ракету пускать будет",- решил я.

Но, что такое? Что произошло?

Казалось, огненная струя протянулась от самолета до самой земли. Это била. скорострельная пушка.



Раз! И, словно разрубленный пополам, развалился фанерный макет бомбардировщика.



А небо над полигоном опять уже было чистым, лишь редкие облака лениво плыли в вышине...

И тогда я подумал, что, должно быть, мне здорово повезло сегодня: за
каких-нибудь несколько минут я сумел увидеть сразу три разных самолета!

Первый - тот, что пронесся над самой землей и сбросил бомбы,- это, конечно, бомбардировщик.

Второй - тот, что обрушился с высоты, из-за облаков,- это, наверное, ракетоносец.

И, наконец, последний, который бил из скорострельной пушки,- это, пожалуй, истребитель.

Но тут в мои подсчеты вмешался офицер - руководитель полетов. Он засмеялся и покачал головой.

- Вы ошибаетесь,- сказал он.- Все три раза вы видели один и тот же самолет. Да, да, один и тот же.
- Вот так раз!- изумился я.- Выходит, он и над самой землей летать умеет и в заоблачную высь может забраться, так, что ли?
- Так.
- Что же это за самолет такой? Бомбардировщик?
- Верно. Бомбардировщик.
- Или все-таки истребитель?
- Точно. Истребитель.
- Но разве так бывает?
- Бывает! Почему же не бывает? Оттого этот самолет так и называется: истребитель-бомбардировщик. Понятно?
- Удивительный самолет!- сказал я.- Удивительный!

ЧЕТЫРЕ МАЙОРА АГЕЕВА
На следующий день я приехал на аэродром. Уж очень мне хотелось посмотреть, что за люди управляют такими замечательными самолетами.

А тут как раз приземлился истребитель-бомбардировщик, пробежал по бетонной полосе, зарулил на стоянку.

Красавец самолет!

Рядом со мной остановился лейтенант, тоже на самолет любуется.

Я его спрашиваю:
- Вы случайно не знаете, кто управляет этим самолетом?
- Случайно знаю,- говорит он.- Пилот майор Агеев.
- А кто прокладывает курс? Кто определяет, как точнее выйти к цели?
- Штурман майор Агеев.
- А кто держит связь с землей?
- Радист майор Агеев.
- А кто наводит ракету на цель, кто нажимает гашетку скорострельной пушки?
- Стрелок майор Агеев.

Вижу, улыбается лейтенант. Разыгрывает он меня, что ли?

Но не успел я ему ничего сказать, как уже откинулся прозрачный фонарь над кабиной самолета, выбрался оттуда летчик. Один.



Снял летный шлем, протягивает мне руку:
- Будем знакомы. Майор Агеев.
- Выходит,- говорю,- вы и пилот, и штурман, и радист, и стрелок?
- Так точно,- говорит он.- И пилот, и штурман, и радист, и стрелок.
- Значит,- говорю,- вы один, без всяких помощников, с таким замечательным, с таким сложным самолетом управляетесь?
- Да как вам сказать,- смеется майор Агеев.- Один-то один, да вроде бы и не совсем один.
- Не понимаю,- говорю,- как это так: и один и вроде бы не один?
- А вот подождите немного, я освобожусь,- говорит майор Агеев,- пройдемся вместе с вами по аэродрому. Тогда и решим - один я летаю или не один...

ТЕХНИК КАРТУЗОВ
Первыми, к кому мы направились, были люди в комбинезонах и шлемах. Они работали возле самолетов, и, чтобы не мешать им, мы остановились поодаль.

- Это авиационные техники,- сказал майор Агеев.- Они готовят самолет к вылету. Осматривают, проверяют, чтобы ни одна деталь, ни один прибор не подвели летчика в воздухе...

Он говорил еще что-то, но его слова уже заглушил ужасный грохот. Никогда раньше я не слышал такого грохота. Казалось, даже воздух вокруг дрожит и колеблется от этого рева. Это техники вместе с летчиками проверяли двигатели самолетов.

"Вот почему, оказывается, техники носят шлемы с радионаушниками,- подумал я.- Иначе в таком грохоте кричи не кричи - ничего не услышишь..."

Рев двигателей все усиливался.

Теперь у меня было такое ощущение, будто этот рев проникает в каждую клеточку моего тела. Я едва удерживался, чтобы не зажать уши.

И все равно мне не хотелось уходить отсюда. Как будто весь пропитанный, насыщенный этим громом я тоже становился похож на настоящего летчика. Или на авиационного техника.

- Был у меня такой случай,- сказал майор Агеев, когда рев двигателей прекратился и снова наступила тишина.- Прислали к нам техника лейтенанта Картузова, сразу после училища. Парень вроде бы старательный, хороший, скоро доверили ему самостоятельно готовить к вылетам мой самолет. Все шло нормально, только однажды возвращаюсь после полета и вижу: лейтенант сам не свой. "Что с тобой, Картузов?- спрашиваю.- Случилось что-нибудь?" - "Нет, нет,- говорит,- ничего не случилось".
Ну, ничего так ничего.
А вечером Картузов ко мне приходит и говорит: "Товарищ майор, что хотите со мной делайте, а не могу я вам не признаться: я ведь сегодня ваш самолет не весь осмотрел. Времени было в обрез, не укладывался, не успевал я, вот и поторопился доложить: машина в порядке, к вылету готова. Себя успокоил: пустяки, мол, мелочи там оставались, обойдется... А как поднялись вы в воздух, как увидел я самолет уже в небе,- словами трудно передать, что я почувствовал! Места себе не находил. А ну как, думаю, случится что-нибудь, я же виноват буду, я же сам себе этого вовеки не прощу! Еле дождался, пока самолет приземлился. Пусть теперь меня накажут, пусть".
"Что же тебя наказывать, Картузов,- говорю.- Ты сам себя уже наказал..."
"Теперь,- спрашивает он печально,- вы, наверно, от меня откажетесь?"
"Да нет,- говорю,- Картузов, зачем же мне от честного человека отказываться? А ты, вижу, честный человек, правду от меня не стал скрывать - это в нашем деле самое главное".
Как раз с того дня я и поверил в своего техника по-настоящему. Знал: не прошли для него даром те часы, когда был самолет в воздухе, когда переживал он здесь, на земле, за меня.
И я не ошибся. Отличный вышел из Картузова авиационный техник.
Вот и получается: хоть и остается техник на земле, а мысленно он всегда рядом с летчиком, в небе. Хоть и расстаются техник и летчик на время полета, а на самом деле они всегда вместе.
Согласны со мной?
И я, конечно, не стал спорить.

ТАИНСТВЕННЫЕ КОРОБКИ
Пока майор Агеев рассказывал историю про техника Картузова, мое внимание привлекли два солдата.

Один из них с металлической плоской коробкой в руках пробежал к двухэтажному зданию, а другой - с такой же плоской коробкой - обратно, от двухэтажного здания к самолетам. И вид у обоих солдат был серьезный, озабоченный. Сразу можно сказать: важное дело делают люди!

Наверняка любому на моем месте непременно захотелось бы разузнать, что это за таинственные коробки? И что в них скрывается? И зачем их носят туда и обратно? И отчего так торопятся солдаты?

Вот сколько вопросов сразу!

Майор Агеев выслушал меня и сказал:
- Ну что же, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Пойдемте посмотрим.

И мы пошли к двухэтажному зданию, которое возвышалось тут же, возле аэродрома.

На полпути нас обогнал солдат с плоской коробкой. Он протопал по лестнице на второй этаж и скрылся за дверью. На двери я увидел надпись:
КЛАСС ОБЪЕКТИВНОГО КОНТРОЛЯ.

Майор Агеев толкнул дверь, и мы вошли в большую комнату.

Я остановился в удивлении: мне показалось - я попал в научную лабораторию.

Здесь было тихо, окна занавешены плотными шторами, на столах светились настольные лампы под колпаками. Тут же возвышались какие-то приборы, похожие на фотоувеличители.

А за столами, склонившись над таблицами, сидели солдаты.



Один солдат внимательно рассматривал фотопленку, а другой что-то подсчитывал.

Через плечо солдата я взглянул на фотопленку - что там за снимки такие интересные, что глаз от них он не отводит?

Но я ошибся. Никаких снимков на пленке не было. А по всей пленке, во всю ее длину тянулись линии - толстые и тонкие, прерывистые и сплошные, прямые и зигзагообразные. Они то сходились пучком, то снова раз бегались веером.

Настоящая головоломка!

- Опытному глазу,- сказал майор Агеев,- эта пленка, эти линии все о самолете расскажут. И на какой высоте он летел, и с какой скоростью, и какие перегрузки испытывал, и как двигатель у него работал, и когда бомбы он сбросил...

Летит самолет, а на его борту беспрерывно, не останавливаясь ни на секунду, работают особые хитрые приборы. Они-то и вычерчивают на пленке эти линии. Чего не заметит летчик - заметят приборы. Ничто - ни одна ошибка пилота, ни один сбой в работе двигателя - не ускользнет от внимания этих чутких приборов, все они увидят, все запишут.

Приземлится самолет, вынет солдат-механик коробку с пленкой, принесет сюда, в класс объективного контроля, здесь ее быстренько проявят - и вот вам, пожалуйста, весь полет как на ладони... Если все в порядке, можно самолету опять подниматься в воздух, если нет - займутся им инженеры...

Я с уважением посмотрел на солдат, которые по-прежнему сосредоточенно склонялись над таблицами. И тут вдруг один солдат обернулся, и я глазам своим не поверил - это была девушка!



РЯДОВОЙ МАША ИВАНОВА
Солдата этого звали Маша. И фамилия солдата была Иванова. Рядовой Маша Иванова.

Еще в детстве Маша очень любила читать книжки про войну, про наших храбрых пограничников, про танкистов и летчиков. И когда училась Маша в четвертом классе, сказала однажды родителям:
- Я, когда вырасту, обязательно пойду в армию. Стану военной летчицей.

Папа улыбнулся и сказал:
- Смотри-ка, какая решительная у нас дочка!

А мама ахнула и сказала:
- Выбрось ты лучше это из головы. Разве женское это дело? Лучше стань портнихой или парикмахершей.

А старший брат Маши Ивановой, который учился в пятом классе, захихикал и сказал:
- Девчонок в армию не берут, поняла? Не берут! Не берут! Не берут! Девчонки в армии никому не нужны, поняла?

Маша нахмурилась и ответила твердо:
- Все равно я стану военной, вот увидите!

Прошло шесть лет, а Маша по-прежнему не расставалась со своей мечтой. Написала она письмо в училище, где учат на военных летчиков, объяснила что и как. Скоро пришел ей ответ на бланке с фиолетовым штампом: "Очень жаль, что приходится Вас огорчить, уважаемая Маша Иванова, но девушек в училище мы не принимаем".

Загрустила Маша. Что делать? Неужели так и не суждено сбыться ее мечте?

Только не такой у нее характер, чтобы отступать от задуманного. Набралась она храбрости, пришла в военкомат. Выслушал ее военком, седой подполковник с Золотой Звездой Героя на кителе, и говорит:
- Могу тебе, Маша, помочь. Отлично сражались во время войны наши женщины-летчицы. Но сейчас мирное время, и девушек мы в армию, конечно, не призываем, нет такой необходимости. Однако добровольно поступить на службу в армию ты можешь. Станешь связисткой, или оператором, или какой другой специальности по душе тебя обучат. Будешь служить в авиации. Согласна?
- Еще бы не согласна!- отвечает Маша.

Так вот и попала она сюда, к летчикам. Она отлично овладела своей новой профессией. И хоть не летает она на боевом самолете, а возьмет в руки фотопленку и все видит: вот тут летчик пошел в пике, вот тут увеличил скорость, вот сбросил бомбы...

Все может рассказать летчику о его полете. Будто сама вместе с ним побывала в небе.

Вот какая у нее работа!

И теперь, когда приезжает Маша домой в отпуск, старший брат больше не смеется над ней, а посматривает на нее почтительно, с уважением - крепкий характер оказался у сестры, настоящий!

КАК ВАШЕ НАСТРОЕНИЕ?
Попрощались мы с Машей Ивановой и едва вышли в коридор - столкнулись с очень мрачным человеком.

Человек этот был одет не в комбинезон, как все летчики, а в обычный форменный китель с погонами капитана. Он сделал вид, что не заметил ни майора Агеева, ни меня, но майор Агеев окликнул его:
- Что это ты, Бобриков, такой сердитый?

Тогда Бобриков остановился и в досаде махнул рукой.

- А ну его!- сказал он.- Этого доктора! К полетам, понимаешь ли, не допустил!
- Вот так-так!- сказал майор Агеев.- А из-за чего?
- Да из-за ерунды,- сказал Бобриков.- Из-за двойки по пению.
- По пению? - изумился Агеев.
- Ну да. По пению.
- Ничего не понимаю,- сказал Агеев.- Это ты, что ли, двойку получил?
- Да нет, зачем я? Лешка, сын мой.
- Ну и что? Ты-то здесь при чем? Тебя-то почему доктор к полетам не допустил?
- А вот слушай дальше,- сказал Бобриков.- Двойка по пению - это еще полбеды, леший с ней, с этой двойкой. Так он ведь подделать ее решил, нас с матерью обмануть хотел. Двойку стер, а четверочку в дневнике изобразил - вот какая штука! Ну, поговорили мы с ним крепко, разволновался я, расстроился, лег спать, никак уснуть не могу. "Неужели,- думаю,- у меня сын трусливым лгунишкой вырастет?" Так до утра с этой мыслью в постели и проворочался, глаз не сомкнул. А сегодня пришел на осмотр, доктор мне сразу: "Как ваше настроение? Как спали? Что-то мне ваш вид, Бобриков, не нравится. Признавайтесь - нарушили предполетный режим?" Ну и так далее. А потом и говорит: "Нет, в таком состоянии, Бобриков, я не могу допустить вас к полетам". И точка. Попробуй поспорь с ним!..

Бобриков огорченно вздохнул и пошел прочь.

- Да,- сказал майор Агеев,- с нашим доктором шутки плохи. Железный человек! Но и понять его можно: он за нас отвечает, за нашу жизнь. Понимает, что в воздухе счет на секунды идет, там мелочей нет. А с этим гражданином,- добавил Агеев,- Лешкой Бобриковым, придется, видно, мне потолковать по-мужски. Ишь ты, двойка по пению!

"БЕЗРАБОТНЫЙ" СЕРГЕИ ПЕТРОВИЧ
Майор Агеев еще продолжал что-то говорить про Бобрикова, но мое внимание уже привлекла дверь со странной табличкой:
КЛАСС ПОИСКОВО-СПАСАТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ.

Как не заглянуть за дверь с такой любопытной надписью?

Оказывается, в этом классе летчиков учат, как действовать, если ты потерпел аварию. Как выжить, если остался ты один в тайге или в тундре, в пустыне или в горах. Как костер развести и как шалаш соорудить. Как без компаса определить, где юг, а где север. Какие грибы и ягоды можно есть, а какие - нельзя. Как сигналы бедствия подавать, как спасательным поясом пользоваться и многим-многим другим премудростям.

Но сейчас в классе было пусто. Только за крайним столом сидел летчик в комбинезоне. Он читал книжку и задумчиво барабанил пальцами по столу.

- Здравствуй, Сергей Петрович,- сказал ему майор Агеев.- Скучаешь? Нет работы?
- Скучаю,- сказал Сергей Петрович.
- Ну и чудесно,- сказал майор Агеев.- Это хорошо, когда у тебя нет работы. Скучай дальше.

Странным показался мне этот разговор. Вокруг работа кипит, все заняты делом, а тут...

Я только хотел было сказать об этом, как вдруг в динамике что-то щелкнуло и по всем помещениям разнеслось:
- Внимание! Поисково-спасательной группе срочно прибыть к вертолету! Поисково-спасательной группе срочно прибыть к вертолету!

И едва прозвучал этот голос, Сергея Петровича уже не было рядом с нами. Он бежал к вертолету. И еще какие то люди бежали туда же.



Что же случилось? Учебная тревога? Или кто-то и правда терпит бедствие?

Тишина нависла над аэродромом.

Что происходило в эти минуты в небе, я узнал уже потом.

Оказывается, на самолете, который пилотировал один из самых опытных летчиков части, отказала, не вышла передняя стойка шасси. Что делать? Попытаться сесть? Но на подобном типе самолетов никто еще не совершал такой посадки.

Летчик увел машину от аэродрома. Он маневрировал, резко бросал самолет вверх и вниз, пытаясь выбить стойку шасси. Ничего не получалось. Вероятно, стойка была повреждена во время стрельбы.

Нужно было принимать решение. Снизу, с земли, с тревогой следили за самолетом.

Летчик имел право катапультироваться. Достаточно только нажать кнопку, сработает специальное взрывное устройство, пилота вместе с креслом выбросит из машины, раскроется парашют, и пилот будет в полной безопасности.

Но летчику даже не приходило в голову покинуть самолет. Это был очень опытный, умелый, мужественный летчик, и он не сомневался, что сумеет посадить машину. Он запросил разрешение на посадку.

Расчет летчика оказался точным. Самолет приземлился благополучно. Мужество, мастерство и хладнокровие победили.

Этот его полет, умелая посадка и то, что сумел он сохранить машину, потом помогли другим летчикам еще лучше освоить такой тип боевого самолета.

Но все это я узнал уже после. А в те минуты я только смотрел на тревожно-напряженное лицо майора Агеева и понимал, что не надо задавать никаких вопросов.

- Порядок!- сказал вдруг Агеев, и напряжение сошло, исчезло с его лица.

И тут я опять увидел Сергея Петровича. Он не спеша, вразвалку шел от вертолета и, кажется, даже напевал какую-то песенку. Помощь поисково-спасательной группы не понадобилась.

Я вспомнил слова майора Агеева, которые сказал он Сергею Петровичу: "Это хорошо, когда у тебя нет работы!", и подумал: "А ведь и верно - хорошо!"

КАК Я НАБЛЮДАЛ ЗА ВОЗДУШНЫМ БОЕМ
- А теперь,- сказал майор Агеев,- мы с вами посмотрим воздушный бой. Хотите?

Смешно было даже задавать такой вопрос! Я запрокинул голову и стал смотреть в небо.

- Э, нет,- засмеялся Агеев.- Напрасно стараетесь. Самолеты сейчас за сотню с лишним километров от аэродрома.
- Выходит, мы ничего не увидим? - упавшим голосом спросил я.
- Почему же не увидим? Увидим!- загадочно отозвался майор Агеев.- Идемте.

Шли мы довольно долго и наконец уперлись в небольшую дверь. Мы вошли в эту дверь и оказались...

Впрочем, где мы оказались, я не сразу понял. Потому что глаза мои после яркого солнечного света не сразу привыкли к царившему здесь полумраку. Минуту спустя я увидел мерцающие оранжевым светом экраны, различил фигуры людей, склонившихся над экранами.

Тут же рядом солдат-планшетист на большой прозрачной карте-планшете вычерчивал ломаные линии - маршруты самолетов.

- Глядите сюда!- сказал мне майор Агеев. Он показывал на самый большой экран.

Возле экрана сидел офицер с наушниками и микрофоном. Он не отводил глаз от экрана, и лицо у него было сосредоточенным и серьезным.



А на оранжево светящемся экране я увидел маленькую яркую точку. Это значит - в небе летит самолет. Невидимые радиолучи, которые постоянно посылает радиолокатор, нащупали его, отразились от самолета, словно лучи света от зеркала, и здесь, на экране, возникла светящаяся точка.

- Это чужой самолет,- сказал майор Агеев.- То есть, конечно, на самом деле он свой, наш, но сегодня играет роль нарушителя, противника.

В эту минуту на экране возникла еще одна светящаяся точка. Она быстро двигалась наперерез той - первой.

- А это уже наш,- сказал майор Агеев.- Идет наперехват.

Два самолета стремительно неслись сейчас высоко в небе, вдали от аэродрома. А здесь, на экране, две светящиеся точки, два крошечных их отражения, сближались,- расстояние между ними становилось все меньше.

Внезапно "чужой" самолет изменил курс. Резко развернулся и пошел вправо. И точка на экране радиолокатора двинулась вправо.

А наш истребитель продолжал мчаться вперед. Казалось, еще мгновение- и самолеты разминутся. Неужели "противник" сумеет ускользнуть?

Дежурный офицер еще ближе склонился к экрану и что-то говорил в микрофон.

И сразу вторая точка на экране словно приостановилась на секунду и вдруг, развернувшись, опять уверенно двинулась наперерез цели.

Но "противник" не собирался сдаваться. Теперь "чужой" самолет, видно, пытался сделать еще один разворот и зайти в тыл нашему истребителю. Светящиеся точки на экране словно кружили одна возле другой.

Мы молча следили за этим поединком. Только голос офицера, склонившегося над экраном, нарушал тишину. Отсюда, с земли, он помогал нашему летчику найти цель. Он сообщал о каждом новом маневре "чужого" самолета. Он управлял боем, который шел сейчас высоко в небе. Потом я узнал, что должность этого человека так и называется: офицер боевого управления.

Все меньшее расстояние разъединяло две светящиеся точки на экране. Вот они сошлись вплотную, почти слились.

- Есть!- сказал майор Агеев.

Там, в небе, в эти мгновения пилот истребителя нажал гашетку фотопулемета. Уже потом, когда самолеты вернутся на аэродром, фотопленки расскажут, попал ли самолет "противника" в его прицел или "очередь" прошла мимо, расскажут, кто из двух летчиков оказался искусней, кто победил в воздушном бою...

Я думал, что теперь-то наступит передышка. Мне хотелось получше познакомиться с офицером боевого управления. Но я не успел этого сделать - на экране появились еще две светящиеся точки.

Воздушный бой продолжался.



ЧТО ПОМНИТСЯ ЛЕТЧИКУ
- Товарищ майор,- сказал я, когда мы опять вышли на улицу,- а у вас бывали какие-нибудь чрезвычайные происшествия, случаи какие-нибудь исключительные, особенные, которые надолго вам запомнились?

Я давно уже собирался задать этот вопрос майору Агееву. Я нарочно приберегал его напоследок. Я был уверен, что такой замечательный, такой опытный летчик наверняка расскажет мне массу всяких историй.

Я даже приготовил толстый блокнот, чтобы тут же записывать эти истории.

Но майор Агеев покачал головой и усмехнулся.
- Нет,- сказал он,- что-то не припомню я ничего такого. А если хотите знать, какой полет помнится летчику дольше всего, так я могу ответить. Вот когда слетаешь без одной ошибки, когда сам себе "отлично" поставишь, такой полет и запоминается надолго...

Эти слова я и записал крупными буквами на первой странице своего толстого блокнота. Потому что над этими словами стоило подумать!

ВОТ И СУДИТЕ САМИ
В этот день мы еще побывали:
на метеостанции, где дежурные метеорологи нам рассказали, какая погода ожидается завтра,
у прожектористов, которые готовились включить мощные прожекторы,
в летной столовой, где нас накормили вкусным обедом,
у солдат из роты аэродромного обслуживания, которые собирали, просушивали и складывали огромные тормозные парашюты,
у радистов, которые обеспечивали бесперебойную связь земли с самолетами,
и, наконец, у руководителя полетов.

Здесь, на аэродроме, руководитель полетов - главный хозяин. Без его разрешения не поднимется в воздух ни один самолет. Все, что происходит во время полетов в небе и на аэродроме, знает руководитель. За все отвечает.

Помещение, в котором за своим пультом работал руководитель полетов, походило на то, которое я уже видел на полигоне, только было значительно больше, просторнее. И разных приборов, переключателей на пульте здесь тоже было больше.



Весь аэродром был виден отсюда. Уже начинало смеркаться, вспыхнули сигнальные огни, серебристые лучи прожекторов высветили взлетно-посадочную полосу аэродрома.

С гулом и грохотом один за другим уходили ввысь боевые самолеты, оставляя за собой мгновенный огненный след...

- Ну что ж,- сказал майор Агеев,- теперь вы и сами можете подсчитать, сколько разных людей готовят летчика к полету, сколько разных людей помогают летчику, когда он в небе.

И я стал считать:
- Инженеры, техники, метеорологи, связисты, радиолокаторщики, прожектористы...
- Еще солдат аэродромного обслуживания забыли,- сказал Агеев.- Это они готовят аэродром к полетам, содержат его в чистоте и порядке.
- И поисково-спасательную группу,- сказал я.
- И поваров, что готовят обеды для летчиков,- сказал Агеев.
- И строгого доктора,- сказал я.

Майор Агеев посмотрел на меня и засмеялся:
- Вот и судите теперь сами, разве можно сказать про летчика, что он остается один в небе? Я лично так скажу: нет, никогда не чувствует летчик себя одиноко в небе. Один-то один, да вроде бы и не один. Разве не верно?
***

В диафильме еще было посещение музея части:

И ГРЯНУЛ БОЙ







А теперь я хочу рассказать о больших войсковых учениях.
Большие учения для солдат - вроде самого главного экзамена. Как умеют солдаты владеть своим оружием, как умеют управлять боевыми машинами, насколько сильны и выносливы - все это проверяется на учениях.
И для командиров учения - тоже экзамен. Хорошо ли обучили они солдат, хорошо ли умеют вести наступление и держать оборону, управлять ротами, батальонами и полками - все покажут учения.
Чтобы всегда была готова наша армия к защите Родины, чтобы была сильной и непобедимой, чтобы никакой враг не мог застать наших солдат врасплох - для того и устраиваются большие войсковые учения, или, как говорят военные, маневры.



КАК НАЧИНАЮТСЯ УЧЕНИЯ
Тишина. Ночь.

Спят танкисты в своих казармах, спят мотострелки и артиллеристы.

Крепок солдатский сон.

Только дневальные бодрствуют в казарме. Да время от времени прозвучат за окнами, в темноте мерные шаги - это разводящий со сменой караульных идет менять часовых на постах.

И снова тишина.

И вдруг - разом зазвонили телефоны в казармах. Завыла сирена - сигнал тревоги.

- Рота, подъем! Тревога!- кричат дневальные.

Тревога! Тревога! Тревога!

И уже гремят по казарме солдатские сапоги, уже распахнуты дверцы пирамид с автоматами.

Есть в армии такая шутливая поговорка: "Солдат спит - служба идет" - мол, пока солдат сны видит, срок службы все равно ему засчитывается. Но если вдуматься, окажется у этой поговорки и второй - настоящий, глубокий - смысл: хоть и спит солдат, а все равно он - на службе. Как бы ни был крепок солдатский сон, а зазвучит сигнал тревоги - и уже на ногах солдат, уже в полном солдатском снаряжении, всегда готов выполнить приказ Родины!

Тревога! И бегут танкисты к своим танкам.

Тревога! И мотострелки занимают свои места в боевых машинах пехоты.

Тревога! И выползают из укрытий грозные ракеты.

Грохочут моторы. Звучат приказания командиров.

Начинаются большие учения.



КТО КАК ДВИЖЕТСЯ
Со всех концов движутся в район учений войска. С одной стороны - "северные" к наступлению готовятся. С другой стороны - "южные" оборону занимают.

Не просто перебросить на сотни километров танки, орудия, машины. Как сделать это незаметнее, лучше, быстрее - об этом думают командиры.

Однажды, уже после учений, собрались танкисты на привале, разговорились.

- Мы,- говорит один танкист,- сюда своим ходом прибыли. На танках. Всю ночь двигались. Ни одна машина не застряла, не сломалась.



- А мы,- говорит другой танкист,- в эшелоне ехали. Танки на платформах, а мы - в вагонах.



- А мы,- говорит третий танкист,- прилетели.
- Прилетели? На танках?- смеются солдаты.- Ну, ты даешь!
- Почему на танках? На "Антее"! Вместе с танками!- отвечает танкист.- Не успели по тревоге подняться, трех часов не прошло, а уже, глядишь, здесь!
- Ну, если на "Антее" - тогда другое дело. "Антей" кого хочешь поднимет!- с уважением говорят солдаты.



...Ночью с потушенными фарами движутся по дорогам боевые машины пехоты.

Грохочут колонны танков.

Ревут вездеходы с ракетными установками.

Проходят войска мимо поселков, проходят через деревни, большие и малые. Смотрят на них люди и думают с гордостью: "Какая сильная, какая могучая наша Советская Армия!"



КТО КАК МАСКИРУЕТСЯ
Прибыли войска в район сосредоточения. А теперь другая задача - укрыться, спрятаться до поры, до времени, замаскироваться. Сделать так, будто и нет здесь никаких войск - ни танков, ни ракет, ни пушек. Чтобы ни с земли, ни с воздуха не мог бы "противник" заметить ничего подозрительного.



Тут уж приходится солдатам поработать!
И укрытия для машин копать, и дерн резать, и маскировочные сети натягивать, и прочими хитростями маскировки заниматься.

Зато попробуй отыщи теперь в чаще леса машины и танки!



КАКИЕ БЫВАЮТ РАЗВЕДЧИКИ
Войска еще стягиваются на исходный рубеж, еще маскируются, еще готовятся к наступлению, а разведчики уже действуют. От них, от разведчиков, во многом зависит успех боя. Сумеют разведчики разгадать оборону "противника", сумеют определить его замыслы и планы - тогда и бой вести будет легче.

По-разному действуют разведчики.

Одни таятся за облаками, высоко в небе - вот как этот самолет-разведчик. Отсюда, с высоты, все видит, все замечает зоркий глаз специальных фотоаппаратов.



Другие разведчики, надев маскхалаты, ловко и скрытно пробираются в тыл "противника".



В глубоком тылу действуют разведчики-десантники. Ночью, в темноте, бесшумно опускаются они на парашютах. Все, что увидят, что узнают десантники, они сообщают по рации в штаб.



Есть у разведчиков и специальные машины, быстрые и юркие. Они одеты в броню и вооружены пулеметами.



А эти солдаты тоже ведут разведку. Хотя и не крадутся они в тыл "противника", а спокойно сидят возле своих радиостанций,- они тоже разведчики. И разведку они ведут в радиоэфире. Ни радиопереговоры, ни радиограммы "противника" - ничто не должно ускользнуть от их слуха.



Конечно, "противник" не станет передавать свои сообщения открытым текстом, он постарается их зашифровать, и зашифровать похитрее. Нелегко разгадать шифр, для этого нужно время. Но и так разведчики знают: если одновременно работают много радиостанций "противника", если они активно ведут переговоры,- значит, можно сказать точно: "противник" что-то замышляет.

Все донесения разведчиков поступают в штаб. Где оборона "противника" слабее, а где сильнее, где сколько танков и орудий - все должны знать командиры. Все наносят они на свои карты. Все учитывают, прежде чем отдать приказ о наступлении.

КТО ИЗ ЧЕГО СТРЕЛЯЕТ
Автоматчик - из автомата. Надежное оружие - автомат. Можно вести из него огонь одиночными выстрелами, можно - короткими очередями, можно - длинными. Можно стрелять лежа, тщательно прицеливаясь, можно - на бегу, в атаке. Хорошего солдата автомат в бою никогда не подведет.



Пулеметчик - из пулемета. Давно уже ушел в прошлое знаменитый "максим" - станковый пулемет. Немало поработал "максим" и в годы гражданской, и в годы Великой Отечественной. А теперь его сменили другие пулеметы - они и весят меньше, и стреляют быстрее и надежнее.



А это гранатомет. Немалой выносливостью должен обладать солдат-гранатометчик, чтобы с тяжелым гранатометом не отстать от других бойцов, вовремя поддержать огнем свое отделение. Зато ни один самый сильный, самый ловкий человек не может послать гранату так далеко и так точно, как это сделает гранатомет.



Всего считанные минуты нужны минометчикам, чтобы приготовиться к бою.



И из пушки, и из пулемета ведут огонь танкисты. И на ходу, стремительно двигаясь вперед, и даже ночью, в темноте, умеют танкисты стрелять точно в цель. В этом им помогают специальные хитрые приборы.



Ни одно сражение не обходится без артиллеристов.



Вот воздух прочертили огненные полосы. Это вступили в бой реактивные установки. Во время Великой Отечественной войны смертельный ужас наводили на фашистов прославленные катюши. Теперь наши солдаты управляют еще более грозными реактивными установками.



А это самоходная гаубица. Самоходная гаубица смело вступает в поединок с танками "противника".



Может ли артиллерист изменить, исправить полет снаряда после выстрела? Смешно даже задавать такие вопросы. Конечно, нет.

А вот этот солдат-оператор может. Едва заметное движение рычага - и летящий снаряд послушно отклоняется вправо или влево, уходит вверх или вниз - к цели. Потому и называются такие снаряды - ПТУРСами - противотанковыми управляемыми реактивными снарядами. Точным глазом и твердой рукой должен обладать солдат, управляющий ПТУРСами. И отважным характером - ведь ему приходится вести бой с танками.



Зенитчики пристально следят за небом. Самолеты "противника" могут в любую минуту появиться и в заоблачной вышине, и над самой землей.



Не отрывают глаз от экранов радиолокаторов операторы радиолокационных станций - они должны обнаружить самолеты "противника" первыми. И тогда уже вступят в бой и скорострельные зенитные пулеметы, и пушки, и неотразимые ракеты.



Грозные ракеты выдвигаются на свои огневые позиции. Никакие, даже самые огромные, самые дальнобойные пушки не могут сравниться, не могут тягаться с ракетами.



А это тоже ракета. И управляет ею стрелок-зенитчик. Такой ракете достаточно только приблизиться к самолету, и она уже сама отыщет и поразит цель.



Разное оружие у наших солдат. Есть проще, есть сложнее. Но любое оружие - и самое сложное и самое простое - служит верно лишь умелому и старательному солдату - тому, кто знает его на отлично, до самого последнего винтика.

КТО КАК АТАКУЕТ
Настал главный час - час атаки. "Северные" двинулись в наступление.

Сверкнули в воздухе и исчезли истребители-бомбардировщики.



Стремительно мчатся вперед, разворачиваются в грозные боевые порядки танки.

Словно подвижные бронированные крепости, несутся неудержимо вперед боевые машины пехоты. Прямо из машин сквозь бойницы ведут огонь автоматчики. Без устали работают скорострельные пулеметы.

Но вот приостановились машины, и автоматчики выскакивают из них.



А чуть поодаль спрыгивают отважные мотострелки с брони танков - это танковый десант.

Грозные боевые вертолеты поддерживают наступающих огнем с воздуха.

Вперед! Вперед!



А вот с фланга, из-за леса, вырываются еще несколько вертолетов. Прижимаясь к земле, они заходят в тыл "противника". Вертолеты еще висят над землей, а автоматчики уже быстро и ловко спускаются по веревочным лестницам, спрыгивают вниз. И сразу - в бой!



Упорно обороняются "южные".
Беспрерывно гремят выстрелы, грохочут взрывы. Дым и пыль стоят над полем боя.
Конечно, в этом бою нет ни убитых, ни раненых. И стреляют в таком бою холостыми патронами. Вместо снарядов и мин под гусеницами танков рвутся специальные взрыв-пакеты. А кто победил в бою - это определяют офицеры-посредники. И смелые, уверенные действия солдат, и удачный маневр, и любая ошибка, оплошность - ничто не ускользнет от глаз посредников.

Но бывают и другие учения - с настоящей боевой стрельбой. Только тогда место "противника" занимают мишени. Метко стреляют наши танкисты и ракетчики, артиллеристы и минометчики - лишь успевай готовить мишени!..



КТО КАК ПЛАВАЕТ
Под натиском "северных" "южные" решают отойти на новую линию обороны. Им нужна передышка, чтобы перегруппировать свои войска. Может быть, река задержит "северных"?

Но нет, и река не преграда для наступающих.

Боевые машины пехоты и в воде себя чувствуют так же уверенно, как на суше.

С ходу устремляются к другому берегу плавающие танки.



А тяжелые танки один за другим скрываются под водой. Только специальные воздухопитающие трубы видны над поверхностью реки. Минута, другая - и танки выползают на противоположный берег.

Пока передовые части ведут бой с "противником", саперы уже быстро и уверенно делают свое дело - наводят переправу. Когда-то прежде главными помощниками саперов были топор, пила да лопата. Теперь же десятки умных, мощных машин помогают им.



Переправа растет прямо на глазах. Еще немного - и войска "северных" хлынули по новому мосту на другой берег.

КТО КАК АТАКУЕТ
(продолжение)
Разведка "северных" донесла, что "южные" спешно подтягивают из тыла новые подкрепления. Если "южные" успеют собраться с силами, "северным" придется нелегко. Необходимо срочно перерезать дороги в тылу "южных".

Кто может это сделать?

Десантники.

Десятки самолетов поднимаются в воздух. И маленькие Ан-2, и большие Ан-12, и даже самолеты-гиганты "Антеи".



Отважные люди - десантники. Ни ночь, ни мороз, ни жара - ничто не может остановить их. Из ночной темени, из-за облаков внезапно обрушиваются они на головы "противника".

Вместе с десантниками на специальных парашютах опускаются на землю бронетранспортеры, пушки, самоходные орудия.



Не десяток, не сотня - тысячи парашютистов - вот что такое современный десант!



"Противник" еще не успел опомниться, а уже целая дивизия действует у него в тылу.
Захвачен аэродром. Теперь уже самолеты "северных" с боевой техникой могут приземляться сюда.



Идет стремительный бой за населенный пункт. Храбро и умело сражаются десантники. А на соединение с ними уже идут основные войска "северных".

Наступление продолжается.?

КТО ПОБЕДИЛ?
Выполнили "северные" свой замысел: не дали "южным" подтянуть резервы. Вот и не удалось "южным" остановить наступление, не хватило сил. Как ни упорно оборонялись "южные", как ни пытались контратаковать, а исход сражения был теперь предрешен - победу одержали "северные".

Уже после боя встретились два солдата - один из них во время учений сражался за "северных", другой - за "южных". Встретились и, конечно, сразу заспорили.

"Северный" говорит:
- Ловко мы вас одолели?
А "южному" обидно.
- Мы же специально действия в обороне отрабатывали. Да если бы нам приказ дали наступать, мы бы...
- "Мы бы! Мы бы!" - смеется "северный".

А "южный" еще больше сердится.

И тут их спор услышал офицер-посредник.



- Сейчас,- говорит,- я вас рассужу по справедливости. Вот вы,- обращается он к "северному",- научились чему-нибудь на маневрах?
- Еще бы!- говорит "северный".- Я в разведку ходил, через реку на бронетранспортере переправлялся, в наступлении участвовал...
- Хорошо. А вы?- спрашивает офицер "южного".
- Конечно!- говорит "южный".- Таких интересных маневров я никогда в жизни не видел! Мы танковую атаку отражали - как в настоящем бою! А еще...
- Ну вот видите,- говорит офицер-посредник.- Значит, прибавилось у вас солдатского опыта и умения. У всех, кто участвовал в маневрах, прибавилось. И у "северных", и у "южных". А раз так - выходит, кто победил? Победила Советская Армия. Разве неверно?

Засмеялись солдаты. А что - ведь и действительно верно!



КАК ВСТРЕЧАЮТ СОЛДАТ
Вот и окончены учения.

Хорошо потрудились солдаты. Не щадили своих сил. Заслужили похвалу командиров. И теперь возвращаются домой - в свои казармы.

Движутся колонны через деревни и поселки. И всюду высыпает навстречу солдатам народ - посмотреть на могучие танки, на грозные ракеты, на быстрые пушки.

Наша страна - мирная страна. Никто в нашей стране не хочет войны. Но мир нужно беречь, нужно защищать. Чтобы враги мира не могли застать нас врасплох, нашей стране нужна сильная армия.

Цветами встречают солдат.

Смотрят на них седые мужчины и вспоминают свою молодость, вспоминают, как сражались с врагом в годы Великой Отечественной.

Смотрят на них мальчишки, руками машут, залезают на броню танков, чуть только приостановятся машины. Мечтают мальчишки о том времени, когда наступит и их время служить в армии.

Смотрят на солдат женщины, улыбаются ласково, думают о своих сыновьях.
Слава, слава солдатам!

О САМОМ ГЛАВНОМ

[Удалось найти только окончание этого рассказика].

...



У нас, ясное дело, одна мысль, одно желание - помыться. Грязные ведь все, пыль на зубах скрипит.

Пока мы размялись немного, пока мыло да полотенца доставали, видим вдруг: в избах одна за другой начинают беззвучно открываться двери. Распахиваются окна, калитки распахиваются - тоже бесшумно.

Это уже потом я сообразил, что мы просто поглохли за эти сутки от грохота танков, просто после этого грохота все звуки казались нам как бы приглушенными, а тогда та бесшумность показалась мне дюже удивительной - вроде вы сказочной. Как во сне...

Ночь ведь, два начаса ночи, а вся деревня вышла на улицу. Окружили наши танки - мальчишки, женщины, старики... И несут нам - кто молоко, кто воды напиться, кто яйца,кто огурцы соленые. Ко мне одна старушка подошла, миску простокваши протягивает: "Поешь, сынок, устал, поди..."

Трудно словами передать, что я тогда ощутил. Одно скажу точно: эту белую ночь, деревню эту я, никогда, не смогу забыть.

Может быть, и неловко, говорить о себе такими словами, но тогда, в ту ночь, я себя первый раз не просто солдатом - защитником Родины почувствовал.

Защитник Родины. Вот это и есть самое главное.


***

Среди изданий "Как живет аэродром" есть и с иллюстрациями Ю.Смольникова. Это тоже очень солдатиковый художник.



И космонавты у него получались солдатиками:





И даже бойцы трудового фронта:






Не говоря уже о фантастике: