Более взрослая вселенная для Battle Isle

#16
ПРЕДСМЕРТНЫЕ СЛОВА ФАРАОНА ФЕРУНКАНУНА

- Последний состав час тому назад отбыл с вокзала Цоо!- методически выкрикивал контролер вокзала Фридрихштрассе, исправный седоусый чиновник. Выкрикивал до тех пор, пока его не раздавила обезумевшая толпа.

Но раздавленный контролер был прав: последний поезд отошел из Берлина 29-го в 2 часа пополудни по направлению к Бреславлю. Еще до его отхода все поезда окружной городской дороги были обращены в дальние. К 5 часам дня ждали возвращения некоторых составов, и поэтому площади перед берлинскими вокзалами были запружены народом. Иные мечтатели сидели на больших узлах, из которых выглядывали пивные кружки, перины и полные собрания сочинений немецких классиков, как-то: Кернера и Лессиига. Но вскоре выяснилось, что французские летчики повредили все двадцать восемь путей, идущих от Берлина. Площади быстро опустели.

Не только автомобили, но и все телеги были с утра угнаны из города. Под вечер предприимчивый миллионер, герр Фишер, задержавшийся в Берлине по случаю родов супруги, раздобыл где-то поломанный грузовик, в котором развозили некогда рыбу. Герр Фишер с семьей влез в тесный ящик. Но возле Груневальда рабочие остановили грузовик, герра Фишера прикончили, а заодно в сумятице испортили и без того испорченную машину.

Многие решились уйти из Берлина пешком. Шли главным образом на восток и на юг.

Иные идти не могли и, задыхаясь, падали. Какая-то старушка ехала в детской коляске, запряженной козой. Коза упиралась, прыгала во все стороны и под конец забодала хозяйку. Некоторые нанимали людей, которые тащили их на плечах. Сигарный фабрикант, герр Вольф, нанял за тысячу долларов четырех носильщиков. Они должны были нести герра Вольфа с супругой, проделывая не менее шести километров в час. Жилы на шеях носильщиков выразительно прыгали. Герр Вольф, убаюканный качкой, спал невинно, как младенец. Но, проходя мимо Шпрее, четыре носильщика тихо выпустили из рук свою теплую поклажу, и герр Вольф с супругой встревожили на минуту мутные, сонные воды.

Впрочем, на такие происшествия никто не обращал внимания. Ушедшие еще хотели жить и поэтому спешили. Большинство осталось в городе.

По приблизительному подсчету аргентинского статистика господина Робеса, к вечеру 29 июля в Берлине находилось около двух миллионов шестисот тысяч жителей. Эти люди пережили войну, три революции, голод и нищету. Они не принимали цианистого калия и не кидались в Шпрее. Но если на этом особенно настаивал какой-то господин Феликс Брандево, они были согласны умереть. Это вытекало не из вежливости, а из ограниченности человеческих сил.

Правда, некоторые оптимисты надеялись на чудотворное спасение. По городу ходили утешительные слухи. Одни говорили, что в сорока километрах на запад от Берлина заложены мины, которые взорвут танки; другие, что на окраинах установлены русские противотанковые орудия. Все это было явным вздором. Никто никаких мин не закладывал и орудий не ставил. Только сто восемь юношей образовали "Отряд самообороны", прогуливаясь по Шарлоттенбургу со старыми винтовками и ожидая врага.

В 9 часов вечера какой-то предприимчивый чудак напечатал экстренный выпуск "Дейче цейтунг", полный сенсационных сообщений:
Париж. Правительство Брандево сегодня утром свергнуто. Парижский Совет рабочих и солдатских депутатов шлет привет трудящимся Берлина.
Вашингтон. Президент США ультимативно потребовал у французского правительства отмены санкций. Общественное мнение Америки против уничтожения Берлина.

Прочитав эти телеграммы, сочиненные на Лейпцигерштрассе, берлинцы ласково ухмылялись. Может быть, одну минуту они и верили в сказанное, но эта минута продолжалась не дольше, чем все минуты, и вера сменялась уверенностью, что Америке нет никакого дела до двух миллионов шестисот тысяч человек, блуждающих по обреченному городу, что господин Феликс Брандево, закручивая усики, по-прежнему повелевает своей взбесившейся страной и что триста тяжелых танков со стороны Ганновера продвигаются к Берлину.

Под вечер еще происходили политические выступления. Сто восемь юнцов, разгуливавшие с винтовками по Шарлоттенбургу, восстановили императорскую власть. Они переменили флаги на каком-то здании. Но никакого императора в городе не оказалось, и жителям было не до флагов. Переворота никто не заметил. Час спустя выступили коммунисты. Они пытались послать радио солдатам, находившимся в танках, о солидарности пролетариата. Кто-то стал сочинять декрет: "В 24 часа сдать все имеющееся..." Но, вспомнив, что Берлину осталось жить не более трех часов, бросил перо и пошел пить киршвассер. К 10 часам вечера абсолютно все перестали интересоваться политикой. Вопрос о том, кому принадлежит в городе власть, не занимал даже закоренелых юристов.

В Берлине царило веселье. Рабочие и служащие, ремесленники и мелкие чиновники ворвались в квартиры шиберов, покинувших город. Они не искали в комодах цепных вещей и не разбивали зеркал. По на столах появлялись давно невиданные яства, рейнвейн, светло-бежевые сигары. Некоторые женщины ударяли о клавиши роялей и плакали. Возможно, что это были радостные слезы.

На Кюрфюрстендамме какой-то фанатичный владелец кабаре, очевидно веривший в свое личное бессмертие, решил нажить уйму денег. Он вывесил огромный плакат:
КАБАРЕ "АЛЬКАЗАР"
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР БЕРЛИНА
Спешите все!
Еще не поздно!!!

Артистов не было, они все разбежались, включая дрессированных зверей клоуна Дима. Тогда владелец, надев женскую юбочку со стеклярусом, принялся сам исполнять разные номера: он танцевал кау-трот, пел непристойные куплеты, жонглировал тарелками и даже изображал слона, причем сам себя дрессировал не без успеха. Публики было много.

Берлинцы явно хотели в этот вечер отдохнуть и развлечься. Толпа проникала в запертые кинематографы и сама налаживала сеансы. Но так как механики не были специалистами, то получались дикие ускорения или замедления движений. Поцелуй влюбленных в одном из фильмов длился не менее часа. Но это никого не удивляло. Зрители, понимая, что этот поцелуй безусловно последний, сидя в зале, целовались столь же длительно. В другом фильме прохожие неслись с невиданной быстротой, и, увидев это, все люди, смирно сидевшие в партере, кинулись на улицу и понеслись, обгоняя друг друга: ведь им оставалось жить два, самое большее - три часа.

Все рестораны, кафе, пивные, кондитерские были полны. Лакеи сидели за столиками и пили шампанское. Посетители сами себе подавали. О деньгах никто не вспоминал. По традиции еще играли музыканты.

На улицах бродили люди, опьяненные и мечтательные. Они декламировали стихи и тихо, беззлобно ругались. Веранды кафе в темноте цвели красными и желтыми фонариками. Раздавался сухой жестяной звук поцелуев.

Какой-то безносый урод соблазнил наивную девочку миллиардом марок и плиткой шоколада. Идти было далеко, и, боясь опоздать, они легли в сквере на соседней площади. Подошла собака, обнюхала их и тоскливо завыла. Ее заглушил барабан джаза. Над барабаном плавно качался перезрелый апельсин луны. Знатоки литературы уверяли, что все это напоминает Гофмана.

Время шло, настала полночь. Вдруг весь Берлин зажмурился от нестерпимо яркого света. Гигантские прожекторы въедались в город. Девочка, лежавшая в сквере, бросилась прочь. Старый немец вынес на улицу толстый фолиант - "История Фридриха Великого" - и, надев роговые очки, стал читать вслух. Собака все еще продолжала выть.

В кафе "Прагер диле", угрюмо зевая, вошел новый гость. Не было ни одного свободного столика. Тогда, вежливо поклонившись седому почтенному господину, сидевшему у окна, он спросил:
- Разрешите?

В кафе было людно и весело. Какие-то весельчаки принесли серпантин, и оранжевая паутина опутывала женщин. Но вновь вошедший клиент нетерпеливо глядел на часы и вел себя, как нервный пассажир, ночующий на узловой станции. Это был Енс Боот.

3000 танков находилось уже в 25 километрах от Берлина. В одном из танков, раздетые догола вследствие нестерпимой жары, стояли два друга - лейтенант Виктор Брандево, племянник премьера, и младший лейтенант Жан Бланкафар. Танк быстро полз, раздавливая рощицы, пробивая стены старых церквушек, переползая через овраги.

- Жарко,- сказал Виктор Брандево.- Ужасно жарко! Чем не Ницца? А эти голые люди мне напоминают морские купанья. Гляди, мы сейчас пробили большой дом. Вот из дыры торчит детская кроватка и чей-то сапог. Это уж предместья Берлина.

Жан Бланкафар был в хорошем настроении, но сапог и детская кровать его мало интересовали. Он рассматривал мобилизацию и уничтожение Берлина как отдохновенную прогулку после ежедневных пререканий с ревнивой Люси и опостылевшей ему домашней телятины. Своими соображениями о грядущих усладах он поделился с другом:
- В Кельне за франк давали четыре миллиона марок. А говорят, что за десять миллионов в Берлине можно достать самую лучшую девочку. Завтра поработаем?
- Но ты забыл, что через час мы уничтожим Берлин вместе со всеми его жителями,- возразил Виктор Брандево.

Прожектор ярко осветил отвесные стены домов, трубы, мосты, водокачки. 3000 танков, разделившись, образовали цепь, которая должна была снести весь город. Виктор Брандево снова заговорил:
- В окне лампа. Знаешь, Жан, мне жутко! Как будто мы долго-долго ехали, не километры прошли, а тысячелетия. Бег с высунутым языком. И вот теперь пустырь, конец, разбитая лампа. Я сейчас особенно остро чувствую время. У меня в груди не сердце, а хронометр.

Но Жан Бланкафар ничего не ответил. Заметив сто восемь мальчиков со старыми винтовками, напавших на неуязвимые чудовища, он приказал пустить в ход пулеметы и расстреливать всех выбегающих на улицы, чтобы спастись.

Уже кварталы Вестенда были обращены в развалины, а в "Прагер диле" веселый чернобровый скрипач еще играл перуанский кау-трот. Почтенный господин, выпив чашку желудевого кофе, сказал Енсу Бооту:
- Я очень расстроен происходящим. Дело в том, что через четверть часа я, по всей вероятности, погибну. Я не успел никому рассказать о своих последних работах. Три года я сидел в своем кабинете. Я ни с кем не встречался. Я даже не знал, что будет еще одна война. Я расшифровывал надписи на могиле фараона Ферункануна, открытой в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Только сегодня мне окончательно удалось удостовериться в том, что последняя строка гласит: "И в конце пребывает начало". Это - последние слова фараона Ферункануна, жившего в двенадцатом веке до рождества Христова, то есть три тысячи триста лет тому назад. Но я открыл это слишком поздно. Кажется, почта уже не действует. Я сейчас погибну, и никто не узнает о том, что сказал Ферунканун, умирая.

В это время раздался страшный грохот падающих домов. Два танка, скинув все строения Кайзералле, продвигались к Прагерпляц. Кау-трот оборвался. На пол полетели стаканы. Часть посетителей, давя друг друга, кинулась к выходу. Другие, парализованные ужасом, продолжали чинно сидеть на мягких диванах.

Почтенный египтолог, сохраняя полное спокойствие, обратился к Енсу Бооту:
- Несмотря на ваши пренебрежительные отзывы о моей работе, я все же решаюсь обратиться к вам с просьбой. Если я погибну, а вы уцелеете, возьмите в моем бумажнике листок с точным переводом надписи на гробнице фараона Ферункануна и перешлите его моей дочери фрейлейн Эльзе Кригер в Нюрнберг, Мюнхенерштрассе, 11. Она сообщит о моем открытии иностранным ученым. Сделайте это ради блага человечества.

Енс Боот иронически усмехнулся, но все же кивком головы выразил согласие.

Дико кричала упавшая на пол женщина. Еще минута, и все завертелось в каменном вихре. Енс Боот и египтолог свалились.

Танк, победно шевеля усиками орудий, прошествовал дальше.

Но ни Енс Боот, ни его ученый собеседник, господин Кригер, не были убиты; оправившись от сотрясения, они встали.

Енс Боот тщательно стряхнул известковую пыль с пиджака и закурил сигарету. Кругом были камни и трупы. Выбравшись из-под обломков, они увидели еще несколько обезумевших людей, прыгавших с камня на камень. Среди них был содержатель кабаре "Альказар" в юбочке, сверкавшей стеклярусом.

Взяв друг друга под руки, Енс Боот и господин Кригер пытались идти. Енс Боот твердо знал, что он не умрет, ведь "Трест Д.Е." только приступил к работе. Глядя на золотую пыль звезд, он думал о письмах, которые должен завтра переслать в Париж.

На них надвигался один из танков.

Господин Кригер сказал Енсу Бооту:
- Неужели вы не понимаете, кому нужна надпись на могиле фараона Ферункануна? Мне, вам, этому человеку в юбке, солдатам, сидящим в танке, всем, абсолютно всем! Я вижу черный длинный коридор тысячелетий. Он позади. Вы помни те слова фараона: "И в конце пребывает..."

Господин Кригер не докончил утешительного афоризма фараона Ферункануна. Он упал, пробитый пулей, вылетевшей из узкой глотки пулемета, В танке стоял Виктор Брандево и пустыми стеклянными глазами глядел в черный длинный коридор тысячелетий.

#17
КОГДА ЦВЕТЕТ МИНДАЛЬ

Как явствует из предыдущего, Енсу Бооту не было никакого дела до афоризмов фараона восемнадцатой династии. Но наш герой отличался щепетильной честностью: обещанное он выполнял.

Был прекрасный летний день. По отрадным лужайкам долины Шпрее, где еще недавно берлинцы отдыхали от столичной суматохи, неслись простоволосые женщины и мужчины со взлетающими на ветру галстуками. Неслись, испуская громкие вопли, оставляя клочки платьев на колючках кустарников, приседая, падая, неслись, как несутся звери джунглей от лесного пожара. Эти несчастные были счастливцами, не раздавленными танками и не убитыми пулями.

Приблизительно восемь тысяч берлинцев спаслись от первой санкции господина Феликса Брандево.

Среди них с небольшим потертым портфелем спокойно шагал Енс Боот. Он умел держать свое слово. Ведь он не только обещал мистерам Джебсу, Хардайлю и Твайвту уничтожить Европу, но вчера на просьбу покойного господина Кригера вручить фрейлейн Эльзе листок с известными мыслями фараона ответил кивком головы.

Конечно, кивнуть головой было много легче, нежели пробраться в Нюрнберг по охваченной ужасом Германии, но Енс Боот, как солидная фирма, не останавливался ни перед какими затратами.

Дойдя к полудню до местечка Биттерфельд, он взял прислоненную к сигарной лавке мотоциклетку, к сожалению не успев переговорить с ее владельцем, и поехал по направлению к югу.

Странное зрелище представляла в те дни Германия. Французские летчики, скидывая бомбы, уже уничтожили ряд городов, как-то: Штутгарт, Дрезден, Бреславль и другие, помимо этого, повредив железнодорожные пути, они совершенно прекратили движение поездов. Уцелевшие города, отрезанные друг от друга, жили каждый своей особой жизнью, вернее, готовились к смерти каждый на свой лад.

Когда Енс Боот попал в Лейпциг, город был охвачен гражданской войной. Хотя центральное правительство погибло в Берлине, раздавленное танком, лейпцигские социалисты все еще стояли за сохранение его власти. Лейпцигские коммунисты выступили против и требовали всегерманского съезда завкомов. Бой длился весь день. К вечеру коммунисты взяли верх. На следующее утро были назначены торжественные похороны жертв революции. Впрочем, около двух часов пополуночи Лейпциг был уничтожен французами.

Из Лейпцига Енс Боот попал в Галле. Там, напротив, царило полное спокойствие. Приток беженцев из разрушенных городов оживил коммерцию. Все кондитерские были переполнены, и высочайшие баумкухены, подобные вековым дубам, поглощались в несколько минут. Городской совет обсуждал новый налог на собак. Оркестр в общественном саду исполнял попурри из опер Мейербера, в 9 часов вечера горничные выводили четыре тысячи такс, платящих налог, на весьма необходимую прогулку. В нахтлокале танцевали две сорокалетние красавицы, сестры Эмили и Минна Лейзер, совершенно голые. Они приветливо улыбались и пахли потом. Галле был тоже уничтожен в ночь с 1-го на 2 июля.

По стране бродили "дружины национальной самообороны".- инвалиды или школьники. Не находя врага, они стреляли из заржавленных винтовок образца 1914 года в небо. Испуганные женщины, падая на колени, умоляли дружинников:
- Не раздражайте его! Ведь там... ведь там... господин Феликс Брандево.

Сумасшедших женщин, бродивших по полям, было много. Мужчин тоже. Они ели репу. Некоторые читали библию, потому что газеты, конечно, не выходили.

Добравшись до Банмберга, Енс Боот обрадовался. Во-первых, ему удалось переслать несколько деловых писем в Париж, и Варшаву и в Бухарест. Во-вторых, он увидел настоящий поезд, н этот поезд шел именно туда, куда собирался идти сломавший свою мотоциклетку Енс Боот. Жители Бамберга были настроены оптимистически и уверяли, что в Нюрнберге царит идиллическое спокойствие.

Енс Боот сел в вагон-ресторан, заказал шницель и стал мечтать. Он вспоминал давние годы, когда, не думая о "Тресте Д.Е.", он ездил по Европе, изучая пейзажи и быт различных стран. У него была тогда лиловая пижама. Интересно, доволен ли г.Жан Бланкафар своей великолепной супругой?..

Так думал Енс Боот и кушал шницель по-венски. Показались готические башни нюрнбергских церквей. Енс Боот любил этот город и, несмотря на свой пост директора "Треста Д.Е.", обрадовался тому, что бамбергцы оказались нравы. Французы еще не успели разрушить Нюрнберг. Он сможет побродить по его древним улицам и передать фрейлейн Эльзе Кригер поклон от ее покойного отца.

Выло свежее ясное утро. Ночью шел дождь, и поэтому с особой четкостью на голубом небе вырисовывались трубы заводов, шпицы церквей, острые фасады домов.

Па платформе было совершенно пусто. Пассажиры не мог ли найти ни одного носильщика. На скамье сидел помощник начальника станции. Он, очевидно, так крепко спал, что не услышал даже грохота поезда. Любя порядок, Енс Боот подошел к нему, положил руку на плечо и закричал:
- Уважаемый господин помощник, проснитесь!..

Но господин помощник не мог выполнить вполне законного желания Енса Боота.

Увидав это и с минуту подумав о чем-то, все пассажиры дружно ринулись в только что покинутые вагоны. Очевидно, город Нюрнберг не имел среди них никакого успеха. Раздался торопливый свисток, и поезд двинулся назад, в Бамберг.

Но поезд ушел из Бамберга в 7 часов утра, а вернулся туда в 11. Четыре часа - немалый промежуток времени. Бамберга не оказалось. Долго поезд ходил по тому же пути, наконец он стал среди поля. Из вагона второго класса вышел толстый баварец в тирольской шляпе, съел последний бутерброд и заплакал.

Когда все пассажиры спешно уехали из Нюрнберга в Бамберг, на перроне остался один человек, если не считать помощника начальника станции (а его считать не следует). Это был Енс Боот. Ведь он обещал передать листок господина Кригера фрейлейн Эльзе.

В 9 часов вечера, накануне прибытия Енса Боота в Нюрнберг, Эльза Кригер стояла на балконе маленького домика номер одиннадцать по Мюнхенерштрассе и улыбалась. На балконе цвела герань. Над балконом горели звезды и пели сладкоголосые колокола нюрнбергских церквей. Но не поэтому улыбалась Эльза. Рядом с ней стоял приказчик игрушечного магазина, неизвестный еще миру молодой поэт Ганс Мюллер. Улыбка очень шла белокурой крутолобой Эльзе, и в такие минуты ее лицо походило на швабскую Венеру, изображенную каким-нибудь нюрнбергским мастером XV века. Эльза улыбалась Гансу, и Ганс улыбался Эльзе.

Нам трудно представить себе нравы погибшей Европы. Как могли молодые люди, вместо работы, спорта или, наконец, сна, проводить часы, бессмысленно друг другу улыбаясь,- для нас это остается загадкой. Подобные явления, очевидно, нужно отнести к упомянутому нами психическому заболеванию, называвшемуся "любовью".

Эльза сказала Гансу:
- Соседи болтали, будто Берлин уничтожен. Значит, и мы погибнем?..
- Да, Эльза. Мы тоже обязательно погибнем. Но я люблю вас, Эльза!..

И он опустил глаза. Эльза тоже опустила глаза. И они стояли молча. Звезды горели. Пели колокола.

Эльза взяла маленькую лейку и обрызгала легкой росой герань. Тогда Ганс стал читать ей свое последнее стихотворение:

... И в гуле губ такое замедленье,
Что, если пылью разлетится сталь,
Останутся беда и дуновенье,
Тяжелый камень, розовый миндаль...

Но он не кончил, ибо его губы очутились слишком близко от розовых губ швабской Венеры. Поцелуй был длителен... Закинув голову назад, глядя на звезды, Эльза прошептала:
- Это совсем как ваши стихи. И слышите - трещат цикады...

Действительно, все небо полнилось легким серебряным гудением. Они еще раз поцеловались. Не выпуская Эльзу из объятий, Ганс ответил:
- Да, но южная ночь. И ты слышишь - цветет миндаль.

Это не было поэтической иллюзией. Эльза тоже услыхала запах горьких миндалин.

- Эльза, ты слышишь?..

Но Эльза не ответила. Она не могла ответить. И Ганс не мог повторить вопроса.

Это было около 10 часов вечера. А в 9 часов утра Енс Боот вышел из вокзала и отправился разыскивать Мюнхенерштрассе.

Он зашел в кафе напротив вокзала. Посетители сидели в креслах, чрезмерно развалившись. Некоторые лежали на полу. Недопитые кружки пива золотились и лучах солнца. Казалось, что это утро после попойки и что кругом уснувшие пьяницы. Но Енс Боот, который недавно стоял слишком близко от господина помощника, не стал пытаться разбудить посетителей кафе. Он вышел.

На площади он нашел автомобиль и, сев рядом с неподвижным шофером, поехал. Было невыразимо благостно и тихо. Радостно сияла красная черепица домов.

Иногда Енс Боот останавливал машину и входил в дома. На фабрике игрушек, среди недоделанных кукол, отдыхали рабочие. Это была ночная смена. Один целовался с плюшевым медвежонком.

В чьей-то спальне спали супруги: муж в колпаке с кисточкой, жена в чепчике. Часы на ночном столике шли и показывали 9 часов 40 минут.

В игорном притоне девять человек сидели вокруг стола, уронив головы на зелень сукна. Пачки ассигнаций заверяли, что брюнету очень везло. Он только что девяткой сорвал банк.

Через час Енс Боот отыскал Мюнхенерштрассе. Подъехав к номеру одиннадцатому, он увидел двух влюбленных, все еще обнимавших друг друга. Они висели на решетке балкона. Но почерневшее лицо Эльзы больше не напоминало Венеру, а Ганс высовывал мясистый, темно-фиолетовый язык.

Енс Боот не мог выполнить просьбы господина Кригера.
Он опоздал ровно на двенадцать часов. В 10 часов вечера шестьсот французских летчиков скинули на Нюрнберг бомбы, и фрейлейн Эльза Кригер разделила участь четырехсот двадцати тысяч жителей, погибших в течение двух минут.

Город был пуст, вернее, он был набит почерневшими, скрюченными, начинающими быстро разлагаться трупами. Июльское солнце уже припекало, и от запаха у Енса Боота захватывало дух. Он поспешил выбраться из города.

Вдруг на одной из улиц он увидел живого человека. Это был не призрак, но самый обыкновенный человек, куривший трубку. Поравнявшись с Енсом Боотом, человек снял кожаный картуз и наивно поделился своими впечатлениями:
- Хорошенькая история! Вы только представьте себе. Я работал, и никаких. Я рабочий по канализации. Ремесло не из приятных. Главное - вонь. Но ничего - привыкаешь. Так вот, я работал, утром вылезаю и... ни одного человека! Даже подрядчик, который должен был со мной рассчитаться, и тот умер. Глупейшее положение! Канализация теперь, очевидно, никому не нужна. Я остался без работы.
- Вы веселый человек,- ответил ему Енс Боот.- Вам не зачем оставаться в Европе. Я дам вам поручение в Америку. Вы отвезете письмо мистеру Твайвту в Чикаго и будете там работать по своей специальности. На дорогу вы получите тысячу долларов. Человек снял картуз, надел его и снова снял: он был согласен.

Енс Боот писал мистеру Твайвту:
"Я посылаю вам лист с точным переводом предсмертных размышлений некоего фараона Ферункануна. Переводчик, господин Кригер, скончался 28 июня с.г. во время тяжелых инцидентов, имевших место в Берлине. Что касается фараона, то он умер три тысячи триста лет тому назад. Я посылаю это вам как самому живому человеку нашей эпохи.
"Сегодня я осматривал город Нюрнберг. Много любопытного и поучительного. Видел на балконе влюбленных, которые продолжают обнимать друг друга в мертвом виде.
"Я здоров, бодр и работаю неустанно".

Месяц спустя мистер Твайвт, прочитав это письмо, подумал: фараон, умерший три тысячи триста лет тому назад, не так глуп, как это кажется. Конец одного предприятия всегда обозначает рождение другого.
Мистер Твайвт записал в своем блокноте:
Сделать:
1. Развить мысль фараона.
2. Помолиться о господине Кригере.

Потом, задумавшись слегка, приписал:
3. Мертвых влюбленных осудить и забыть.

#18
"ДАЕШЬ ЕВРОПУ"

В номере газеты "Дейли мейль" от 31 декабря 1930 года был напечатан обзор наиболее важных событий, случившихся в истекшем году.

1. Германия окончательно перестала существовать. Из пятидесяти пяти миллионов жителей уцелели не более ста тысяч.
От Рейна до Одера образовалась огромная пустыня, по которой бродят шайки бандитов.
Сообщение между Западной и Восточной Европой происходит по линии Париж - Базель - Вена - Варшава - Москва.

2. Господин Жан Бланкафар, благодаря дружбе с племянником премьера, сильно разбогател и подарил своей супруге, г-же Люси Бланкафар, урожденной Фламенго, дворец в Венеции, принадлежавший раньше маркизу Фермучино, со всем живым и мертвым инвентарем, то есть с красавцем гондольером, с мандолинистами, с картинами Веронезе и с хорошим постельным бельем.

3. В Цюрихе состоялся "Международный конгресс рабочих организаций для предотвращения окончательной гибели Европы". Была принята торжественная резолюция протеста. Немецкий делегат, товарищ Гринбах, предложил более энергичные меры, но предложение это было отвергнуто: английские рабочие, благодаря уничтожению Германии и расцвету английской промышленности, находились в слишком добродушном настроении, а французские, будучи поголовно мобилизованными, не могли по конституционным законам принимать какое-либо участие в политической борьбе. Что касается товарища Гринбаха, то он, к сожалению, никого не представлял, помимо себя, ибо, как уже было сказано, Германии к этому времени не существовало. Русские делегаты голосовали против предложения товарища Гринбаха, находя его недостаточно решительным. Впрочем, конгресс закончился, как всегда, пением "Интернационала".

4. Енс Боот, восхищенный деятельностью господина Феликса Брандево, подарил ему бронзовое пресс-папье, представляющее точную копию гробницы фараона Ферункануна.

5. Английский премьер, сэр Бредвай, заявил на большом банкете, данном ему "Лигой демократической эмансипации Европы", что единственной угрозой европейскому миру является Россия.

6. Улов сардинок во Франции в 1930 году сильно пал, и господин Феликс Брандево отнюдь не жалеет о том, что три года тому назад ему вздумалось зайти без особого приглашения в палату депутатов.

7. Во время рождественских праздников Варшава и Бухарест чествовали представителей "О-ва распространения французской культуры". Были даны парадные спектакли. Поляки танцевали мазурку. Румыны играли на гитарах. Французы аплодировали и ужинали.

Новогодний номер "Дейли мейль" заканчивался радостным аккордом: "Несмотря на некоторые затруднения, Европа идет быстрыми шагами к возрождению. Итак, с Новым годом, дорогие читатели".

Новогодний номер "Дейли мейль" был аккуратно доставлен подписчикам 31 декабря 1930 года около 7 часов вечера.

В это время Енс Боот прогуливался по снежным улицам Москвы. Он был в праздничном настроении и в ответ на любезное пожелание далеких редакторов "Дейли мейль" готов был закричать:
- С Новым годом! С новым счастьем!

Москва готовилась к встрече Нового года. И Москва тоже была в праздничном настроении. На это имелись свои причины. Крупные административные и финансовые перемены, осуществленные в минувшем году, способствовали развитию русской промышленности. Редкостный урожай окончательно заплатал дыры прошлых лет.

Правда, гибель Германии являлась серьезным ущербом для хозяйства Республики. Но к 1930 году Россия стала все чаще оглядываться на восток.

Самой богатой и могучей частью России являлась Сибирь. Благодаря энергии сибиряков, этот край, еще двадцать лет тому назад служивший местом ссылки, как суровый и безлюдный, затмил Канаду. Иркутск и Чита могли потягаться с хорошими американскими городами. Что касается Владивостока, то уже тогда можно было с уверенностью сказать, что лет через двадцать он станет соперником Сан-Франциско, Собственно говоря, Россия начиналась с Волги.

Москва представляла собой странный пример: огромный, густо населенный центр, столица всей Республики, она вместе с тем являлась почти пограничным городом, ибо на запад от нее находились разоренные и малонаселенные области.

Но все же Москва была еще столицей. Магазины кичились товарами, школы - профессорами, рестораны - винами. Новый год сулил всем счастье и удачу.

Поговаривали даже о восстановлении разрушенных западных областей.

Только некоторые пессимисты, слишком хорошо помнившие 1920 и 1925 годы, косились на западных соседей. Эксперимент, произведенный господином Феликсом Брандево над Германией, казался им весьма поучительным. Но на то они и были пессимистами.

Население оставалось спокойным: западные границы России хорошо охранялись. К тому же совсем недавно, а именно во время приема делегации "О-ва распространения французской культуры", премьеры - польский, господни Тшетешевский, и румынский, господин Грохотеску,- заявили о своих миролюбивых намерениях.

Итак, Москва имела все основания встречать спокойно Новый год.

В правлении рыбного треста гражданин Ильин просматривал отчет и баланс. Он курил черную манильскую сигару, и его легко было бы спутать со стальным королем Америки, мистером Джебсом. К сожалению, у гражданина Ильина еще не было вращающегося табурета. Но это являлось единственным минусом. Как мистер Джебс, гражданин Ильин жил по секундной стрелке своих часов, думал исключительно цифрами - миллионами тонн рыбы или миллиардами рублей, засыпая, махал руками и ногами, ибо ему казалось, что он идет на заседание правления треста, а во сне подписывал чудовищный счет, требуя у главнеба оплаты сметы главводы на содержание трильона килограммов вяленой главрыбы. Последнее являлось, конечно, сном, в действительности же гражданин Ильин был образцом практичности.

Проглядев отчет и баланс, он удовлетворенно улыбнулся:
- Прекрасный год, а во Франции сдохли все сардинки. Наглядное сопоставление!

Вслед за этим гражданин Ильин распределил ночь: с 11 часов 30 минут до 11 часов 59 - два бифштекса и парфэ, в 12 часов - встреча, с 12 часов 01 до 12 часов 14 - тосты, с 12 часов 15 до 12 часов 30 - отдых и кофе, с 12 часов 30 до 12 часов 42 - в автомобиле Петровка-Арбат, с 12 часов 43 до часу - ласки девушки. Далее - сон.

И так как часы показывали уже 11 часов 23 минуты, гражданин Ильин скатился вниз. Какая-то старушка, семенившая мимо подъезда, испуганно перекрестилась.

- Чуть не зашиб, прости господи! Мериканец!

Гражданин Ильин вовремя прибыл в ресторан "Эксцентрик". Туда собрались заправилы всех трестов Москвы. Они деловито ели по три-четыре бифштекса каждый, пренебрегая соусами. Только в питье сказывались еще традиции дряхлой Европы - все считали своим долгом пить шампанское, фыркая и отплевываясь, потому что в душе они предпочитали хороший неразбавленный спирт.

Всех превзошел гражданин Хапьян. Он съел восемь бифштексов, выпил пять бутылок шампанского и подрядил на вывоз одиннадцать разномастных девиц.

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов.

"Интернационал" пели бунтари, мечтатели и аскеты, собравшиеся в помещении Коминтерна на товарищескую вечеринку. Делегат Германской коммунистической партии, товарищ Гекель, произнес речь:
- Безумие умирающей буржуазии и нерешительность вождей пролетариата уже погубили Германию. Но это пиррова победа империализма. Мы можем со спокойной уверенностью глядеть в грядущее. На международном конгрессе в Женеве наша резолюция получила одну шестую всех голосов. Мало помалу пролетариат освобождается от иллюзий...

Все присутствующие подняли стаканы с пивом и чокнулись. Товарищ Лоранс, председатель Французской компартии, долго жал руку товарищу Гекелю, решительно говоря:
- Рано или поздно, но во Франции произойдет революция.

(Как читатели увидят впоследствии, он был вполне прав, и мы назвали бы его пророком, если бы не сознание, что рано или поздно все случается в жизни).

Енса Боота не было ни на вечеринке Коминтерна, ни в ресторане "Эксцентрик".

В маленькой кооперативной чайной на Шаболовке сидел полотер Чуг, бывший красноармеец армии Буденного, и прихлебывал из чайной чашки какой-то прозрачный и достаточно призрачный напиток. К нему подошел человек в кожаной куртке В сказал:
- Не узнаешь? Вместе белых били. Давненько. Лет двенадцать тому назад.

Чуг не обладал хорошей памятью, но собутыльнику сердечно обрадовался и спросил еще самогона.

Председатель "Треста Д.Е." решил тряхнуть стариной. В Москве он почувствовал себя юношей, наводившим орудия на Кремль и мечтавшим о том, что Европу можно спасти этими невинными снарядами.

Поэтому Новый год он встречал в чайной на Шаболовке с полотером Чугом. Выпив третью чашку, Чуг сказал:
- Так ты говоришь, с тобой деникинцев били? Так! А еще я французов бил под Одессой... А еще поляков... "Даешь Варшаву!"

Енс Боот томно вздохнул и сказал:
- Ну, а теперь как живешь?
- Теперь? Ничего - разворачиваемся.

Истинного значения этого глагола Енсу Бооту узнать не удалось, ибо раздавшийся оглушительный грохот прервал их мирную беседу.

Не разлучаясь, они выбежали на улицу,
- Склады взорвались!
- Врешь, это салют в честь конгресса!
- Учебная стрельба!
- Батюшки, говорят, поляки прилетели!

В толпе говорили разное. Но, дойдя до Москвы-реки, Енс Боот и Чуг увидали вместо 4-й фабрики текстильного треста груды развалин. Каменный мост был также поврежден. Вся Москва, четверть часа тому назад безмятежно встречавшая Новый год, в ужасе металась по улицам. Споров больше не было: всем стало ясно, что это налет вражеских самолетов.

Раздались второй и третий взрывы. Была уничтожена электрическая станция, и город погрузился во тьму. Начальник штаба Республики спокойно отдавал приказы. Он был убежден, что через несколько минут советская авиация прогонит польские аппараты.

Взрывы продолжались. Красная Пресня перестала существовать. Из Главвозфлота сообщили, что летчикам не удалось обнаружить врага. Петровский, недоуменно щуря глаза, глядел в окошко. Взрывы раздавались теперь на юге - это гибло Замоскворечье.

Вбежавший комиссар артиллерийских курсов Лукьянов закричал:
- Это не самолеты. Это артиллерийский обстрел.
- Вы что, рехнулись? Обстрел! Откуда?

Этого никто не знал. Еще удалось запросить Смоленск и Брянск. Оттуда ответили: все спокойно, никаких банд. С Брянском говорил Петровский. Говорил в 2 часа 26 минут. Через три минуты он погиб.

Так как взрывы происходили с интервалами, большей части населения удалось выбраться из города. Все дачные местности по Казанской и Нижегородской железной дороге были полны народа.

Утром Енс Боот и Чуг, оставшиеся в беде неразлучными, грелись у костра на станции Быково. Взрывы еще продолжались, хотя Москва представляла собой огромный пустырь, заваленный камнями.

Причин катастрофы никто не знал. Старушка, чудом спасшаяся, лопотала, разумеется, о чуде: Москва погибла в наказание за кончину последнего иерея, последовавшую в городе Коврове.

Какой-то ученый рабфаковец вопил:
- Это нитроатомные бомбы. Радиоактивный распад. Двадцать лет тому назад об этом писал Уэллс.

Вопил он так рьяно, что старушка молила:
- Да уймите же его, голубчика. Сил нет. Хуже бомбы.

Другой, просто дурак, кратко сказал:
- Подкоп.

Чуг спросил Енса Боота:
- А ты что скажешь?

Но Енс Боот пил чай и ничего не сказал. Взрывы к вечеру возобновились. Они продвигались туда же, куда и люди, то есть к востоку. Беженцы тонули в сугробах, избегая больших дорог.

Приблизительно две трети погибли, остальные добрели до Волги.

Уцелевшие члены Совнаркома перебрались в Нижний Новгород, который был объявлен временной столицей Республики. Удалось наладить связь с некоторыми городами. Выяснилось, Петербург, Киев и Одесса погибли. Сибирь настаивала на переезде правительства и Читу. Собрался Реввоенсовет, обсуждавший меры обороны, но обороняться было невозможно, ибо не было ни войны, ни врага.

Линия взрывов быстро приближалась. 6 января был разрушен Харьков, 8-го - Рязань и Владимир.

- Черт побери! Что делать?- прохрипел председатель Реввоенсовета.

Ему никто не ответил.

Енс Боот и Чуг не спешили. Они последними покидали гибнущие места.

- Что делать?- сказал Чуг Енсу Бооту, выбираясь из мертвой Рязани.

Ответа также не последовало.

В это время председатель польского кабинета, господин Тшетешевский, принимал лидеров политических фракций сейма.

- Я должен сделать вам радостное, но совершенно конфиденциальное сообщение. В сентябре месяце прошлого года мы, а также и союзное румынское правительство, получили от нашей могущественной союзницы-покровительницы Франции предложение уничтожить Россию, которая являлась единственной черной точкой на светлом европейском горизонте. Мы ответили, разумеется, согласием.
- В декабре под флагом "О-ва распространения французской культуры" к нам прибыла военная миссия. Она привезла нам двадцать восемь метательных орудий системы "Центрифуга Дивуар Эксцельзиор". Эти метатели были изобретены в тысяча девятьсот двадцать восьмом году французским инженером господином Дивуаром и в честь его получили названное имя. Работы над ними совершались в абсолютной тайне, и в прошлом году военный суд города Дижона приговорил к расстрелу одного рабочего, хваставшегося, что на заводе строят необыкновенные круглые пушки. Перевоз орудий также удалось произвести незаметно. Двадцать восьмого декабря была закончена установка центрифуг в разных пунктах нашего государства и в Румынии. В час пополуночи первого января мы приступили к работе.
- Вы легко поймете причины, по которым я не могу вам описать детально устройства этих метательных установок.
- Итак, первого января мы приступили к осуществлению нашего плана, и ныне я могу сообщить вам отрадные новости: господа, Москвы, Петербурга, Киева и других гнезд насильников больше не существует! Россия погибла.

Все лидеры патриотических фракций сейма от умиления прослезились и трижды пропели: "Еще Польска не сгинела!.."

А бывший полотер Чуг, вместо того чтобы натирать воском полы, брел по развалинам рязанских домов и спрашивал Енса Боота:
- Что ж делать?

Вдруг он увидел нечто странное и похожее на огромную чугунную чечевицу.
- Вот так штука,- недоуменно сказал Чуг и уставился на Енса Боота.

Директор "Треста Д.Е." был сообразительным мужчиной и, тщательно оглядев чечевицу, сказал:
- Это неразорвавшийся снаряд. Вот такими штуками уничтожена Москва.

Это очень заинтересовало Чуга, и он провел над снарядом не менее часа, всячески изучая его. Изучать было, собственно говоря, нечего, кроме марки "Д.Е.", указывающей, что этот снаряд приготовлен для центрифуги "Дивуар Эксцельзиор".

- "Д.Е.", а это-то что означает?- полюбопытствовал Чуг.

Как легко поймут читатели истории "Треста Д.Е.", это могло означать очень многое, и Енс Боот вместо ответа только усмехнулся.

Чуг должен был сам расшифровать странные инициалы и опознать, таким образом, коварного врага. Что ж! Он это и сделал, хитроумный полотер, не зря в свое время бивший поляков и французов.

- Ты знаешь, что здесь сказано?- крикнул он.- "Д.Е." - даешь Европу.
- Браво,- отозвался в восторге Енс Боот.- Тонко подмечено.

Но Чугу было не до французских комплиментов. Он бежал н кричал:
- Товарищи, ворочай оглобли. Идем бить их! мать!.. Даешь Европу!..

За ним бежал директор "Треста Д.Е.", Енс Боот, и тонким голоском, как молодой петушок, кричал:
- Даешь Европу!

Беженцы останавливались, с минуту нерешительно моргали глазами, а потом повертывали на запад. К вечеру уже не менее трехсот тысяч человек шло навстречу незримому врагу. Слух о походе дошел до Поволжья. Оттуда снялись миллионы. Люди шли с юга и с севера.

Шестого января Совнарком объявил войну. С кем Республика воюет, официально оставалось неизвестным, в декрете значилось туманно - "С империалистическими хищниками". Но вся Россия, которая гневной лавиной неслась на запад, хорошо знала, кто ее враг, и вся Россия, проходя по разрушенным городам, уже занесенным январским снегом, кричала:
- Эй! Эй! Да-ешь Европу!..

Шла Красная армия, и шли школьники первой ступени. Шли очкастые марксисты и татары в тюбетейках. Шли бабы, старики, ребята. У красноармейцев были пулеметы. Некоторые крестьяне тащили с собой старые винтовки. Большинство было вооружено дубинами. Общая численность этой необычайной армии достигала двадцати восьми миллионов человек.

Поляки и румыны не дремали. Над ордами людей день и ночь кружили самолеты, скидывая бомбы. Центрифуги энергично работали. Были пущены в ход и удушливые газы. Из двадцати восьми миллионов человек больше половины, а именно шестнадцать миллионов, погибло, не дойдя до границы Республики. Но уцелевшие шли вперед, и никакие центрифуги остановить их уже не могли.

Впереди всех шли полотер Чуг и Енс Боот. Они вопили:
- Даешь Европу!

Это было уже возле Брест-Литовска.

Позади всех ковыляла старушка и тихонько гнусавила:
- Даешь Европу!

Она еще не дошла до развалин Москвы.

Енс Боот был охвачен подлинным экстазом. Он даже забыл о своем "Тресте". Он кричал: "Даешь Европу". Это было трубным звуком охотника. Вместе с миллионами очумевших людей он шел выгонять из норы рыжую лисицу, прекрасную финикиянку, злую Европу, незабвенную мадам Люси Бланкафар, урожденную мадемуазель Фламенго.

- Даешь Европу!

Двенадцать миллионов прорвали все преграды. Они ворвались в Польшу и Румынию. Они уничтожили центрифуги "Дивуар Эксцельзиор".

1 января погибла Москва.
17 февраля была взята Варшава.
24 февраля пал Бухарест.
26 февраля господин Феликс Брандево разговаривал по прямому проводу с военным атташе, капитаном Лебазом, находившимся в Кракове.

- Русские подходят к германской пустыне,- сказал капитан Лебаз.- Они кричат нечто странное: "Даешь Европу",- и не боятся ничего, вы меня слышите, абсолютно ничего. Двадцать восемь центрифуг погибло. Они хотят пройти пустыню и ворваться во Францию.

Отойдя от аппарата, господин Феликс Брандево вызвал лучшего знатока русской литературы академика Делена.

- Как перевести "Даешь Европу"?- спросил г-н Феликс Брандево.
- Это непереводимо,- ответил академик.- Это неблагозвучно, это невежливо и, главное, это очень неприятно. Я вам желаю, дорогой министр, никогда не услышать этих слов.

Господин Феликс Брандево пощупал сердце под манишкой. Оно билось весьма своеобразно. Справиться с Россией было значительно труднее, нежели с палатой депутатов.

- Позвать начальника седьмого секретного отдела военного министра,- прошептал он секретарю.- Позовите скорей! Не то... Не то...

#19
"ВОТ ТАК ПУДРА"

В старом кабачке Кракова "Приятная встреча" Енс Боот и Чуг пили совместно третью бутылку токайского. Вино было отменного качества, но Чуг со слезами вспоминал родную самогонку:
- Вот у нас в Тамбовской гнали...

Енс Боот не спорил, Енс Боот был весел, добр. Как невинный младенец, он улыбался миру. Директор "Треста Д.Е." стал обыкновенным красноармейцем. Стал, не тая никаких задних мыслей, честно и просто. Да иначе и быть не могло. Наш герой отличался редкой впечатлительностью. Увлекаясь чем-нибудь: цирковыми трюками, революцией или игрой на бирже - безразлично, он увлекался до конца, пренебрегая благоразумием.

Он никогда не отрекался от своей цели, ибо цель эта была сильнее его. Все дороги вели к ней. Теперь, будя средневековый, напыщенный сон Кракова диким рыком "Даешь Европу", он делал то же самое дело, что и несколько лет тому назад, сидя в своем бюро на тридцать втором этаже небольшого небоскреба.

(Взять женщину иногда не так-то просто. Однажды и всемогущему Зевсу пришлось превратиться в быка).

Енс Боот, идя в первых рядах российской армии, хотел взять Европу. Его сердце, нетерпеливое сердце сына монакского принца, билось согласно с двенадцатью миллионами сердец. Это были прекрасные недели. И Чуг был прекрасным товарищем. И стоило ли спорить о том, что лучше: токайское вино или тамбовская самогонка? Друзья спросили четвертую бутылку. На следующее утро авангард гигантской армии выступил дальше: в Чехию и в германскую пустыню.

В Париже закрылись все лучшие рестораны, ибо клиенты потеряли аппетит.

Чуг сносил свои сапоги. Он обыскал все магазины Кракова.

И них имелись шелковые кимоно, бухарские ковры и бокалы из богемского хрусталя. Но во всем Кракове не осталось больше ни одной пары сапог. А для того чтобы дойти до Парижа и взять Европу, полотеру Чугу, натиравшему некогда полы босиком, нужны были именно сапоги. Это поняла дочь содержателя цукерни панна Ядвига, и она подарила Чугу отцовские сапоги: кондитер ведь не собирался брать Европу. Поэтому панна Ядвига сидела в кабачке "Приятная встреча" с Чугом и Енсом Боотом. Если мы не упомянули об этом раньше, то лишь из вполне понятной стыдливости, не желая вызывать у читателей ложные подозрения.

Чуга не интересовали женщины. Чуга интересовали сапоги и Европа.

В кабачке "Приятная встреча" было тепло и уютно. Хозяйка зажгла лампу. Взглянув на Чуга, Енс Боот рассмеялся:
- Ты что ж, совсем европейцем стал? Напудрился? Смотри, теперь все полячки с ума сойдут...

Хотя из распитых четырех бутылок на долю Чуга приходилось две, он все же сообразил нелепость этих слов и подошел к зеркалу, висевшему на стене, рядом с портретом покойного премьера господина Тшетешевского.

То, что он увидел в зеркале, еще более озадачило его: вместо рябой, румяной физиономии, к которой Чуг почти так же привык, как к своему прозвищу, на него глядело перепачканное мукой явно чужое лицо. Чуг вытер щеки рукавом, но от этого ничего не изменилось.

- Вот так пудра!- сказал он в крайнем недоумении.

Енс Боот взял со стола лампу и поднес ее к лицу Чуга.

Одну минуту глядел он. Потом поставил лампу на место и заплакал.

Енс Боот сообразил, что это за пудра. Енс Боот плакал от ненависти.

Здесь мы должны сказать несколько слов в защиту давно умершего и несправедливо оклеветанного человека.

Нет злодеяния, которое не приписывалось бы Енсу Бооту. Еще в настоящее время в некоторых городах Северной Африки, где после гибели Европы поселились семьи спасшихся европейцев, старухи любят пугать непослушных детей угрозой:
- Вот Енс Боот придет - он тебя съест.

Енс Боот никогда не ел детей. Енс Боот не совершал многих иных зверств. Енс Боот только надоумил дряхлых европейцев сделать то, что они все равно сделали бы через сто лет. Он укоротил агонию Европы. Не он изобрел ядовитые газы, не он построил центрифуги "Дивуар Эксцельзиор". Он только открыл камеры сумасшедшего дома. Остальное было делом самих умалишенных. Европейцы сами придумали хитрейшие способы уничтожения друг друга. Ни автором трагедии, разыгравшейся в 1928-1940 годах, ни режиссером Енс Боот не был. Ему принадлежала скромная роль сценариуса.

Увидев густо напудренное лицо Чуга, Енс Боот заплакал от ненависти. Непричастный к злодеянию, он обладал должной сообразительностью и богатым опытом, чтобы сразу понять весь ужас совершившегося.

- За эту пудру надо мстить,- сказал он вслух.

Чуг все еще продолжал, недоуменно улыбаясь, прихорашиваться у зеркала.

И, сказав это, Енс Боот вспомнил о своем почти забытом детище, "Тресте Д.Е.". Он понимал, что ставка бита и что эти двенадцать миллионов уже не получат Европы. Тогда остается безошибочный расчет.

Еще два-три года работы треста. Он отомстит. Он возьмет Европу.

И Енс Боот, вытерев глаза, кратко сказал Чугу:
- Прощай.

А Чуг все еще ничего не понимал. Думая, что Енс Боот перехватил токайского, он только проворчал:
- Уходишь? Ну-ну. А ты хозяйке за вино заплатил?

Енс Боот вышел на темную площадь и стал обдумывать план скорейшего отъезда. Смерти он после Берлина и Москвы не боялся. По медлить не приходилось.

Енс Боот прошел на главную улицу.
Здесь царило необычайное оживление: прогуливались красноармейцы, рязанские бабы в платочках, мастеровые с гармошками, прекрасные полячки, казанские татары в ярких ермолках, польские художники с локонами до плеч, пейсатые цадики.

Пыл первый весенний вечер, и он пах горечью тополей.

Русские должны были завтра выступить дальше. В боковых темных уличках порой раздавался отрывистый, грустный звук последних поцелуев: люди, пришедшие с востока и кричавшие "Даешь Европу", еще не дошли до Парижа, зато они взяли не мало сердец прекрасных краковянок.

Кто-то играл на гармошке. Это был очень хороший вечер.

Но когда вспыхнул золотой рой электрических фонарей, смущенный гул прошел по толпе. Все гулявшие стали тревожно всматриваться в лица своих подруг, товарищей, встречных. Какой страшный карнавал: сто тысяч Пьеро с белыми масками.

- Я боюсь тебя, Галя. Ты совсем белая, как смерть!..

Через пять минут главная улица опустела. Испуганные люди убегали от света в темноту переулков и дворов.

Енс Боот шел один полем. Шел он на север, к морю. По его расчету, это был единственный возможный путь. Вдруг он остановился и вздрогнул: какая-то чудовищная мысль родилась в его голове. Впрочем, эта мысль была простейшей: Енс Боот вынул из кармана маленькое зеркальце и взглянул на себя. Обычного лица, красного, обветренного всеми ветрами мира, не оказалось. Был гипсовый овал.

"Я умираю,- подумал Енс Боот. Что будет с "Трестом"? А впрочем, все равно..."

И, сладко зевнув, пошел дальше.

Он шел до рассвета, а когда показалось солнце, остановился, присел на пень, съел оказавшийся в кармане сухарь и снова взглянул в зеркальце: даже умирая, Енс Боот не мог избавиться от любопытства. Что же!- красное, обветренное лицо кокетливо улыбалось.

(Иногда даже опытные люди могут ошибиться: Енс Боот ночью, глядя в зеркало, забыл о зеленой, огромной луне, висевшей прямо над ним).

А в Кракове утро не принесло облегчения. Раздевшись, люди увидели, что их тела тоже белы и как будто посыпаны известкой.

Глаза болели и слезились. Першило во рту. С лица кожа начала слезать и висела лоскутами. В ужасе люди кидались к докторам, но ни один врач не мог определить болезни. Только какой-то старенький фельдшер многозначительно бормотал:
- Восточная болезнь. Еще в писании сказано...

Но это философское замечание не являлось лекарством.

К вечеру кожа начала гореть, и припухшие лица сразу покраснели. Люди метались в жару. Гнойные глаза замыкались. Люди слепли.

В кабачке "Приятная встреча" на полу лежал голый Чуг. Он скинул рубаху, ему казалось, что она из железа и давит его гело. Багряный и распухший Чуг походил на тушу в мясной лавке. Он задыхался и, задыхаясь, еще шептал:
- Даешь... даешь... даешь Европу!..

Рядом с ним лежала ослепшая панна Ядвига. Ах, какими странностями отличалась покойная Европа! Девушка успела полюбить Чуга и теперь, умирая, еще пыталась поцеловать его гниющую кровяную руку.
- Вы прекрасны, пан Чуг!..

Воздуха не было. Подскочив в последний раз, Чуг прохрипел:
- Вот так пудра!..

И умер. Это было на рассвете. В течение одного дня 3 марта в Кракове от неизвестной болезни умерло двадцать восемь тысяч человек, из них семнадцать тысяч русских, а одиннадцать тысяч местных жителей. 4 марта число жертв почти удвоилось.

Российская армия не выступала в поход.

Париж ликовал. Клерикальная газета "Эхо до Пари" писала: "Бог спас любимую дочь апостольской церкви - Францию".

Свободомыслящая "Эра нувелль" иначе освещала вопрос: "Даже природа стала на охрану светоча культуры и родины Великой Революции".

Читатели обеих газет почувствовали возврат аппетита. Вновь открылись рестораны. Парижане танцевали модный танец "чой", привезенный из Боливии.

Енс Боот шел на север. Подойдя к Лодзи, он услышал страшный и, увы, знакомый ему запах падали. Он не вошел в город. Он обходил предусмотрительно деревни и, видя издали человека, сворачивал в сторону. Он решительно не хотел этой странной пудры.

Все же ему пришлось еще раз увидеть мертвый город.

Узкие улицы Данцига были завалены трупами. От неизвестной болезни люди умирали мучительно, испытывая задыханье, и потому они выползали из душных комнат на улицу. Здоровых не было, уцелевшие убегали из города и бродили в лесах, скрываясь один от другого. Но некоторые, наиболее крепкие, еще боролись со смертью. Слепые, истекавшие гноем, они ползали меж трупов и, томимые жаждой, высовывали изо ртов воспаленные синие языки, чтобы слизнуть с мостовой капли дождя.

В одном из портовых амбаров Енс Боот нашел лодочку. От толкнув ее веслом от берега, он еще раз вспомнил белое лицо Чуга под лампой кабачка "Приятная встреча" и воскликнул:
- Я ее возьму!..

Эпидемия неизвестной болезни быстро распространялась. Очагами ее являлись Польша и Румыния. В течение двух месяцев эти страны опустели. Русская армия, победно вступившая в Европу, была уничтожена. Ее остатки бежали домой, разнося заразу.

В конце апреля отдельные случаи неизвестной болезни были отмечены в Казани и в Воронеже. Несмотря на энергичные меры, эпидемия вскоре приняла массовый характер, и уберечь от гибели Европейскую Россию, уже разоренную центрифугами "Дивуар Эксцельзиор" и обезлюдевшую после похода на Европу, не удалось!

Но с той же быстротой болезнь захватила и южные страны. Чехословакия, Австрия, Венгрия, а также все балканские государства погибли. Она проникла и в Константинополь. Джемаль-паша, приказавший стрелять в каждого, кто попытается переплыть Босфорский пролив, спас этим Анатолию.

Седьмого июля в Женеве собралась конференция западноевропейских государств для борьбы с угрозой эпидемии. Было решено установить кордон, который шел бы по линии Бремен - Кельн - Рейн (по западной окраине германской пустыни), далее вдоль государственных границ Швейцарии и Италии. Всякая возможность приближения к этой линии беглецов из охваченных эпидемией стран была устранена заградительным огнем и волнами газов.

- Это стихийное бедствие. Но Европа все же будет спасена,- сказал господин Феликс Брандево, подписывая протокол конференции.

Английский летчик Джон Бэль совершил отважную экспедицию в зачумленные страны, разумеется, не снижаясь. С высоты двух тысяч метров он снял фильм умирающей Вены. Этот фильм пользовался громадным успехом. Глядя на шикарный Ринг, заваленный трупами, любвеобильные парижанки плакали, а заплаканные лица пудрили модной пудрой "Лепрэт".

В Париже состоялся 38-й медицинский конгресс. Профессор Брие читал доклад о неизвестной болезни, уничтожившей восток и юго-восток Европы.

- К сожалению, мы располагаем весьма бедным материалом и не могли лично проследить нормального течения этой болезни. Я считаю ее неизвестной еще формой проказы, развивающейся с исключительной быстротой. Инкубационный период длится не дольше сорока восьми часов. Смерть происходит от отсутствия дыхания, благодаря воспалению покровов. Можно предположить, что болезнь эта занесена русскими с востока, вероятно, из Монголии, и в условиях европейского климата изменилась, а также получила широкое распространение. Микроб ее не найден, но наука движется вперед. По всяком случае, Я предлагаю назвать ее "скоротечной проказой".

Предложение было принято. По профессор Брие ошибся в одном: микроб этой болезни был хорошо известен, и не кому-либо иному, как ему самому,- господин Брие работал в седьмом секретном отделе военного министерства и, культивируя в течение трех лет микробов простой проказы, вывел наконец гениального микроба, остановившего нашествие российской армии.

Господин Брие, начальник седьмого секретного отдела, и шестьдесят летчиков, которые сбросили пробирки, получили ордена Почетного легиона.

Совнарком находился в Чите.

Господин Феликс Брандево примерял шляпу Наполеона, до этого времени хранившуюся в музее Карнавале.

Енс Боот в почтовой конторе Лондона составлял деловую телеграмму мистеру Джебсу.

#20
О ТЛЕТВОРНОСТИ ЕВРОПЕЙСКОГО КЛИМАТА

Господин Брие сказал: "Наука движется вперед". И он был прав. В 1932 году шведский ученый Риделлинг открыл микроба скоротечной проказы и способы предохранения от этой ужасной болезни.

Работы г-на Риделлинга представляли не только теоретический интерес. Нет, два человека воспользовались ими и привили себе антипроказную сыворотку. Это были мистер Хардайль и его невеста мисс Кэт, которые готовились к свадебному путешествию в среднеевропейскую пустыню.

Венчание состоялось 12 мая 1932 года в 10 часов утра. Прямо из церкви молодые проехали на аэродром, где их ждал комфортабельный самолет системы "Вайл".

Был превосходный день. Внизу синел океан. Кабина самолета представляла все удобства пароходной каюты или купе спального вагона. Но миссис Кэт заболела воздушной болезнью, представлявшей все неудобства болезни морской. Мистеру Хардайлю пришлось ограничиться кинематографической съемкой состязания облаков. Впрочем, это был человек терпеливый. Если он отложил на пять лет женитьбу только для того, чтобы совершить хорошее свадебное путешествие, то легко мог отложить на один день некоторые супружеские формальности.

Океан синел. Облака неслись. Кэт жевала лимон. Потом к этому прибавилась луна, желтая, как лимон Кэт.

На следующее утро показалась заспанная красавица Европа. Бледностью и томностью она напоминала миссис Кэт. Мистер Хардайль вынул из саквояжа тетрадь и, сознавая всю важность совершаемого путешествия, стал вести дневник.

Тетрадь эта сохранилась, и, приводя записи мистера Хардайля, мы хотим дать нашим читателям яркий образец героической любознательности американца средних лет. Кроме того, дневник мистера Хардайля интересен как новое доказательство тлетворности европейского климата.

Путешествие
Мистера В.Хардайля
в среднеевропейскую пустыню.

Одиннадцать часов утра 13 мая. Пролетели еще живые страны. Париж сверху провинциален. Кэт все еще не может оправиться от воздушной болезни. Женитьба несколько нарушает правильный ход моих мыслей. Но я думаю, что это только до первых процедур. Вероятно, в европейской пустыне мы отыщем тень дерева. Тогда я снова получу возможность логически думать.

Два часа того же числа. Мы пролетаем над пустыней. Развалины городов. Много костей. Дует норд-ост. Видели совершенно пустой город - Нюрнберг. Сфотографировали. Кэт показалось, что колокола церквей звонят. Но это акустический обман (от разреженного воздуха). Я отметил много деревьев, все с тенью. Кэт ест по-прежнему лимоны.

Пять часов того же числа. Наконец-то мы снизились. Кругом абсолютная пустыня. Я совсем не боюсь. 16o восточной долготы, 43o широты. Деревьев не видно. Придется обождать. Решили пойти немного погулять. Кот хочет отыскать европейские цветы, которые зовут, кажется, "незабудками", а я - тень дерева (какого безразлично, я в ботанике слаб, только чтобы сверху не падали колючие листья).

Восемь часов вечера того же числа. Странные нравы! Я думаю, что Африка сто лет тому назад была безопасней. Но именно эти опасности увлекают меня. Расскажу по порядку. Гуляли. Какая-то большая река. Кажется, ее звали "Дунаем". Кэт искала незабудки. Но мы нашли только четыре черепа и миску, в которой европейцы, очевидно, ели суп. Я взял миску для этнографического музея. Потом мы наткнулись на маленький домик. Людей в нем не оказалось. Кэт сказала, что охотно прожила бы всю жизнь в таком доме. Я, конечно, не мог с ней согласиться, но быстро вспомнил, что такое примитивное здание в своей оригинальности может заменить тень отсутствующих деревьев. Мебели в доме не оказалось. На стене висела картина, изображавшая два яблока. Людей и на картине не было, а яблоки ничем не отличались от обычных плодов. Я бы не обратил внимания на эту вещь, если б не Кэт, шептавшая мне с нежностью:
- Это прекрасно!.. Возьмем это с собой!..

Должен сознаться, что капризный и экспансивный характер моей молодой супруги начинает несколько пугать меня. Но я думаю, что после упомянутых выше процедур и занятий спортом это пройдет.

Я стал расстегивать дорожное пальто Кэт. Как это ни странно, Кэт не обращала на меня никакого внимания и продолжала кушать консервированные ананасы, которые мы взяли с собой в большом количестве.

В это время раздался звук, напоминавший рык дикого зверя.
Я вспомнил, что нахожусь в пустыне, а не у себя дома, и выбежал наружу, хорошо вооруженный. За мной последовала Кэт, продолжавшая, однако, кушать ананас.

Мы увидали странное существо, сходное с обезьяной крупной породы. Но, заметив на морде животного пенсне, я догадался, что это человек. Он был совершенно голый, и я попросил Кэт, еще не успевшую фактически стать моей супругой, отвернуться. Полагая, что человек, хотя бы голый, но употребляющий пенсне, должен быть грамотным, я протянул ему мой документ, где на всех языках мира было напечатано: "Это паспорт гражданина США". Но голый человек глядел не на паспорт, а на банку с ананасом.

Дико взвизгнув, он прыгнул на Кэт и вырвал из ее рук лакомство, потом он лег на землю и стал быстро поглощать содержимое банки. Я не мог допустить подобного правонарушения и носком ботинок попробовал усовестить его. Вместо раскаянья он укусил мне икру. Тогда я пустил в ход оружие, и труп этого дикого существа упал в воды Дуная. Кэт плакала. Я стал успокаивать ее, говоря, что моя рана - пустяк, но тогда она сказала:
- Мне жалко этого человека. Почему вы не дали ему спокойно доесть банку?

Да, характер Кэт тревожит меня гораздо больше, нежели ранка, которая через день-другой заживет! Конечно, после этого происшествия нечего было думать о супружеских процедурах, и мы вернулись к нашему аппарату.

Семь часов вечера 14 мая. Богатый событиями день; я сказал бы: открытие следов древней цивилизации. Мы гуляли. Вдруг я увидел одиноко стоящий домик. Велико было мое удивление, когда я прочел на двери родное слово "парикмахерская".

Я гордо вошел внутрь, стараясь не выдать моего волнения. Я увидел все признаки обыкновенной парикмахерской цивилизованных народов. Буднично и просто сел я в кресло, откинул голову назад и стал ждать.

Здесь я позволю себе маленькое философское отступление. Хотя известные процедуры еще впереди и некоторая рассеянность не покидает меня, я все же хочу записать свои мысли о парикмахерских вообще. Какое вневременное и внепространственное учреждение! В Аргентине, в Австралии, в Японии то же кресло и то же зеркало. В этом жесте: сесть, откинуть голову, зажмурить глаза и, думая о вечности, предать свои щеки нежной пене - есть нечто эпическое и грандиозное.

Итак, я сел в кресло, накрыл глаза и стал ждать. Я задумался о преходящести земной материи и о нетленности духа. Я так же одновременно представлял себе тень различных деревьев, виденных мной при перелете.

Я очнулся от ласкового прикосновения бритвы. О, это не был сон! Меня брил самый обыкновенный парикмахер, и, как все парикмахеры мира, он развлекал меня последними новостями:
- В первый раз за три года вижу клиента. Попрошу голову немного назад. Здесь проходят иногда люди, но они отпустили бороды и не бреются. В этом недостаток примитивной жизни. Перебиваемся. Я успел вывезти из Вены во время эпидемии много пороха. Стреляю в коз и в зайцев. Живем, откровенно говоря, мизерно. Вчера волк съел племянницу. Прикажете одеколон? Старые запасы. Очень приятно поговорить с культурным человеком. Я здесь последний представитель Европы. Храню как святыню вывеску и брюки.

Еще погруженный в раздумье, я сказал ему:
- Перемените вывеску. Напишите: "Парикмахерская во Вселенной". Это оригинальное и глубоко философское название.

Я дал ему доллар, но он отказался и попросил вместо этого банку с ананасом. Вдруг я увидел, что Кэт исчезла. Когда я сел в кресло, она находилась в парикмахерской.

- Кэт,- позвал я, сильно встревоженный.

Тогда из кустов показалась моя молодая супруга. Ее прическа была растрепана ветром. Заметив на ее щеках здоровый румянец, я благословил хорошее действие европейского климата. Побрившись, я принялся с двойной энергией за розыски тени дерева, но Кэт, сославшись на усталость, легла немедленно спать, и я сейчас охраняю ее невинный сон от волков, съевших бедную племянницу последнего представителя цивилизации.

Девять часов 15 мая. Хотя я нахожусь на твердой земле, мое самопишущее перо системы Ватермана дрожит. После всего происшедшего мне хочется не писать, а выть, как воют блуждающие по этой пустыне, одичавшие люди. Только чувство ответственности перед человечеством заставляет меня собраться с силами и описать события ужасного дня.

Ночью я плохо спал, мне мешали уснуть крики диких существ, а также близость Кэт, которая вследствие присутствия летчика решительно отказалась принять кабину самолета за тень дерева. Это была короткая, но очень печальная ночь.

Проснувшись, Кэт потребовала, чтобы я пошел бриться в парикмахерскую, описанную мной накануне. Я попробовал предложить ей другой маршрут по еще не обследованным местам, указав, что побриться я могу в кабине с помощью моей безопасной бритвы.

Но Кэт настаивала. На мой вопрос, почему мы должны обязательно идти туда, где уже были вчера, Кэт ответила, что там цветут европейские цветы, называемые, кажется, незабудками, которые она хочет во что бы то ни стало сорвать. Не желая до процедур нервировать мою хрупкую супругу, я согласился.

Горе мне! Зачем я послушался Кэт? Больше у меня не будет ни процедур, ни супруги!

Итак, я брился, Кэт собирала незабудки. Я кончил бриться, Кэт не было. Я позвал ее. Никто не отозвался. Тогда я побрил голову, к величайшему удовольствию последнего парикмахера Центральной Европы, который получил за это две банки с ананасами. Я побрил голову, хотя отнюдь не собирался этого делать, ввиду ветров и возможности насморка. Кэт все еще не было. Я впал в крайнее волнение: ее могли съесть волки или даже люди. Ведь одно из этих страшных существ укусило мне икру. Бедная Кэт! Что с ней? Сидя в кресле, я плакал. А жестокосердный парикмахер, привыкший, очевидно, к подобным инцидентам, спокойно лил каскады вежеталя на мою голую голову.

Наконец, не вытерпев, я пошел разыскивать Кэт. Я не увидел европейских цветов, называемых, кажется, незабудками, но вскоре я увидел Кэт. О, если б я не увидел ее! О, если бы ее съели волки или даже люди!

Кэт лежала на траве, а на ней лежал голый туземец, в жилете, с лицом, поросшим шерстью. Я крикнул:
- Кэт!

Но ни она, ни человек-зверь не услыхали моего достаточно громкого окрика, так они были увлечены своим занятием.

Увы! У меня больше не оставалось никаких сомнений: это занятие было именно тем, чем я хотел заняться с Кэт под тенью дерева. Над ними не было никаких деревьев, и полуденное солнце неистово сжигало их тела. Я стыжусь вас, перо системы Ватермана и тетрадь, описывая эту сцену! Увидев меня, Кэт метнулась в сторону. Человек зверь встал. Он походил на тощую обезьяну. Кэт спряталась за его спину. Я пробовал уговорить ее. Я напоминал ей слова пастора и законы нашего отечества, но бедная в беспамятство плакала и не расставалась с диким существом.

Увидев, что человек-зверь тщедушен и не вооружен, я выстрелил в него. Я не мог от волнения хороню прицелиться и попал в ногу. Раненое существо молчало. Кот плакала.

Я вызвал парикмахера. Я сказал ому, что по законам всех цивилизованных государств Кэт принадлежит мне, и попросил его помочь увести мою супругу в кабину самолета. Хитрый цирюльник стал увиливать, утверждая, что в пустыне никакие законы недействительны. Он потребовал двадцать пять банок с ананасами. Мне пришлось согласиться.

Мы взяли Кэт под руки. Она не сопротивлялась, но продолжала плакать. Когда моя несчастная супруга очутилась в уютной кабине, и решился заговорить с ней.

- Кэт! Что вы сделали, Кэт?

Но Кот ответила мне сразу потоком страстных и несвязных фраз. Я записываю здесь те из них, которые мне запомнились:
- Я люблю его, Вильям!.. Будьте великодушны, пустите меня к нему!.. Я хочу остаться в пустыне... Я узнала теперь, что такое любовь... Это как воздух... Я задыхалась в Америке... Мы знаете что нибудь про звезды?.. У вас только нефть и любопытство. Он был поэтом... Он жил в Вене... Он мне говорил стихи...

Любимая - жуть. Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный...

- Он прекрасен!.. Я не уеду отсюда!.. Вы слышите, Вильям, я не покину Европу!..

Услышав подобные речи, я понял, что моя молодая супруга душевно заболела. Прививка сыворотки господина Риделлинга предохранила нас от проказы. Но европейский климат оказался тлетворным. Воздух здесь насыщен мельчайшими микробами, которые вызывают психическое заболевание, выражающееся в необузданных приступах любви, не имеющих ничего общего ни с нашими законными браками, ни с ночными развлечениями холостых американцев. Грозная болезнь! Возмути тельный климат!

Таким образом, я не могу осудить Кэт. Я сам ее привез в этот край. Она не преступница, но больная. Мой долг увезти ее отсюда и доставить в родительский дом. Конечно, наш развод неминуем, так как моральные заповеди и гигиенические соображения делают для меня невозможным в дальнейшем какие-либо процедуры.

Я плачу. Я говорю себе: Хардайль, ты открыл европейскую пустыню, ты облагодетельствовал человечество. Но ты купил это дорогой ценой, потеряв юную супругу, так и не успевшую стать твоей супругой.

Кэт лежит в кабине и плачет. Я бодрствую. Надо мной те звезды, о которых знают что-то туземцы. Где-то в лесу воют дикие люди. Особенно страшен один голос. Я начинаю различать слова. Мне кажется, что это зверь, обесчестивший Кэт, повторяет бессмысленные и преступные фразы, которые он зовет "стихами". Зачем я не убил его? Этот вой, вероятно, мешает бедной Кэт уснуть.

Я повесил на развалины американский флаг. Отныне среднеевропейская пустыня принадлежит США. Да будет это утешением мне! Сколько звезд надо мной, я не знаю. Но на флаге столько же звезд, сколько наших штатов. Ура!

Кэт все еще не спит. Завтра утром мы улетаем в Америку.
***

На этой записи обрывается дневник несчастного мистера Хардайля, которому суждены были еще новые испытания.

Шестнадцатого мая в 8 часов утра самолет должен был стартовать. Кэт несколько раз пыталась убежать, но мистер Хардайль и пилот стерегли ее.

За несколько минут до отлета из леса выполз раненый человек-зверь. Он кричал что-то Кэт. Мистер Хардайль снова выстрелил и снова промахнулся. Не желая терять времени, огорченный супруг приказал летчику пустить мотор. Самолет плавно взлетел. Но, распахнув дверцу кабины, прекрасная Кэт закричала:
- Я остаюсь с тобой, любовь!

И ринулась вниз.

Она лежала мертвая, а над нею выл раненый человек-зверь. Нельзя было понять,- это стихи последнего поэта Европы или рык чудовища.

Мистер Хардайль вытер платком глаза, надел очки и любознательно взглянул вниз.

Америка в те годы многое брала у умирающей Европы: золото и статуи, певцов и ученых. Но в этот день она принесла тяжелую дань мертвому материку, умевшему только любить и, любя, завывать нелепейшие стихи: молодая супруга короля нефти мистера Хардайля досталась Европе.

Мистер Хардайль оплакивал свою супругу. Но ни одной минуты он не жалел о том, что пять лет тому назад согласился на предложение Енса Боота. Пусть свадебное путешествие не удалось. Континент с таким тлетворным климатом должен быть уничтожен. Семь миллиардов долларов спасут многих Кэт.

Как читатели видят, сын короля нефти не был скуп. Он искренне любил человечество.

#21
ПОЛНЫЙ ПЕРЕВОРОТ В ЭТНОГРАФИИ

Погибшие европейцы любили порой щегольнуть парадоксами: "Рим гуси спасли", "от искры Москва сгорела" и т.п. Отнюдь не желая подражать этим легкомысленным философам, мы должны признаться, что часто незначительные события влекут за собой другие, уже весьма и весьма значительные.

(Стоит вспомнить рассеянность монакского принца и ее колоссальные последствия).

Великобритания была могущественным государством. Ей принадлежали страны, ныне являющиеся великими державами нашей планеты, как-то: Индия, Канада, Египет, Австралия и многие иные. Еще в 1930 году Великобритания могла соперничать с США.

В феврале месяце 1930 года, приблизительно за год до гибели Восточной Европы, описанной нами в предыдущих главах, тысячи почтальонов, разносивших утреннюю почту в своих мешках, среди других писем несли десятки тысяч одинаковых желтых конвертов с маркой в одно пенни.

В желтых конвертах лежали печатные циркуляры "Английского стального треста", рассылаемые оптовым, а также розничным торговцам всего мира.

АНГЛИЙСКИЙ СТАЛЬНОЙ
ТРЕСТ
Лондон, дата почт. штемпеля
М.Г.
Настоящим честь имеем довести до Вашего сведения, что, желая пойти навстречу запросам публики и расширить число нашей почтенной клиентуры, мы решили понизить с 1 марта сего года цены на все наши изделия на пятьдесят процентов. Смеем выразить уверенность, что Вы почтите нас Вашими заказами.

Что ж! Если гуси спасли древний Рим, а от искры сгорела дряхлая Москва, то могущественная Великобритания, повелевавшая четырьмястами пятьюдесятью миллионами человек, погибла от желтых конвертов с маркой в одно пенни.

Все последовавшее непосредственно за рассылкой исторического циркуляра никак не говорило о гибели. Понижение цен на стальные изделия было встречено обществом и прессой более чем благожелательно. Заводы треста утроили продукцию.
Безработных больше не было.

Глядя тоскливо в окна, где имелись коварные враги, прокопченное насквозь небо и безукоризненный джентльмен, господь бог, конкуренты треста - директора "Стальной компании Феникс", а также владельцы фирмы "Брэй и Ko" - тоже решили сбавить цены и увеличить производство.

В "Экономическом вестнике" мистер Гобс писал: "Совершенно исключительный расцвет нашей стальной индустрии носит явный характер искусственно вызванного процесса и чреват тяжелыми последствиями". Но на мистера Гобса никто не обращал внимания. Это был человек с больной печенью, осужденный на вечную диету, живущий без сои и без пикулей, следовательно, совершенно неспособный воспринять радостные события.

Прочитав в "Питтсбургских новостях" о понижении цен на стальные изделия в Англии, почтенный мистер Джебс возмутился.

- Конечно, Германия уничтожена, но Германия не Европа. Они захватят все рынки! Рельсы для балканских железных дорог. Раз. Ножи и косы - России. Два. Считать бесполезно. Что же смотрит Енс Боот? Этот дурак уничтожил несчастных немцев и успокоился. А где мои семь миллиардов? Обман! Жулье! Хррр!

От негодования мистер Джебс издавал звуки, не относившиеся ни к одному из известных нам человеческих языков. Вероятно, негодование его удвоилось бы, если бы он узнал, что Енс Боот, скупая через подставное лицо контрольный пакет акций "Английского стального треста", принимал активное участие в работе этого предприятия и что возмутительный циркуляр о Понижении цен на пятьдесят процентов носит следы его гениального пера.

Ближайшие события, впрочем, показали, что литературные упражнения Енса Боота честно служили интересам близорукого мистера Джебса.

Вскоре переизбыток стальных изделий сказался с исключительной ясностью. Внутренний рынок, насыщенный донельзя, больше ничего не принимал. Американский конгресс одобрил закон, запрещающий ввоз заграничных стальных изделий. С другой стороны, вся Восточная Европа, после уничтожения Германии ввозившая стальные изделия предпочтительно из Англии, к лету 1930 года представляла собой просторное кладбище, отгороженное санитарным кордоном.

"Английский стальной трест", "Стальная компания Феникс" и фирма "Брей и Ко" оказались в крайне затруднительном положении.

К 1 августа биржа труда зарегистрировала миллион шестьсот тысяч безработных в стальной промышленности. Остальные работали три дня в неделю.

Стальной кризис, американские заградительные пошлины и уничтожение восточноевропейских рынков сказались и на положении других видов промышленности. Добыча угля пала на тридцать шесть процентов. Текстильные фабрики закрывались одна за другой. К концу года вся Англия переживала неслыханный промышленный кризис. Из восьми миллионов четырехсот тысяч рабочих шесть миллионов двести тысяч значились как безработные.

Предприятия лопались. Десятки банков, связанные с индустриальными предприятиями, были накануне банкротства. Английский Государственный банк, стараясь предотвратить катастрофу, расширял кредиты. Машины заводов, фабрик, верфей стояли. Но зато станки, печатавшие деньги, работали с исключительной продуктивностью. В Нью-Йорке за один доллар можно было приобрести четыреста семьдесят английских фунтов.

В Лондон слетелись все стервятники заатлантического мира. Они щеголяли на Пикадилли своими клетчатыми брюками и сытыми физиономиями. Благодаря дикому росту цен, появление в восточном квартале Лондона, где жила беднота, краснощекого, упитанного лица являлось такой редкостью, что прохожие останавливались, ища глазами кинематографический аппарат. Несчастные полагали, что сытый и хорошо одетый человек артист, загримированный для американского фильма.

В дорогие магазины заходили ленивые аргентинцы и за несколько песо скупали все, что находилось там, от теплых кальсон из шерсти мериносов до картин Россети, изображавших анемичных особ, не лишенных, однако, приятности.

Большинство сокровищ Британского музея было приобретено США.

Лидс был разграблен безработными.

Конференция английской рабочей
партии после долгих прений пришла к выводу, что единственным спасеньем является пролетарское правительство. Но, осудив "азиатский метод захватов", конференция постановила: ждать выборов в парламент, которые должны были состояться через полтора года, то есть в ноябре месяце 1933 года.

В палате общин уважаемый депутат, мистер Чекэн, запросил уважаемого мистера Бровэда:
- Известно ли мистеру Бровэду, что некто, парикмахер Мануэль Баргенц, приехавший семь недель тому назад из Рио-де-Жанейро, приобрел за шестьдесят мильрейсов сан лорда и теперь заседает в высокой палате?
- Нет, это мне неизвестно,- ответил мистер Бровэд.
- Известно ли мистеру Бровэду, что за май месяц в Манчестере умерло от голода одиннадцать тысяч четыреста человек?- продолжал любознательный мистер Чекэн.
- Нет, это мне также неизвестно,- повторил мистер Бровэд.
- Известно ли мистеру Бровэду, что одна из континентальных держав спешно готовится к уничтожению нашего флота?
- К сожалению, по соображениям вполне понятным, в данный момент я лишен возможности ответить на вопрос уважаемого мистера Чекэна.

Газеты сообщили, что в палате общин очередное заседание прошло вяло. Газет, однако, никто не покупал - они стоили слишком дорого: пять фунтов за крохотный листок желтой оберточной бумаги.

Все же 18 июля 1932 года многие раскошелились и купили газеты, заключавшие достаточно важное сообщение: конференция представителей Канады, Австралии, Новой Зеландии, Индии и других государств, входивших в состав Великобританской империи, приняла решение порвать всякую связь с Англией и указанные государства объявить независимыми.

В этот день в Ливерпуле, возле городской булочной, произошел небольшой бой. Шестьсот четырнадцать человек погибли.

В Лондон прибыла американская благотворительная делегация. Американцы отобрали двадцать тысяч детей, которые при осмотре обнаружили восемьдесят восемь процентов вероятности немедленной голодной смерти. Сына вдовы Анны Айс, маленького Джо, они забраковали: у него было только восемьдесят шесть процентов. Анна Айс умоляла взять Джо:
- Я вам даю слово, что он умрет!

Анну Айс вывели.

Несмотря на все описанные нами трагические последствия циркуляра "Американского стального треста", жизнь в Лондоне сохраняла видимость прежней. Консерватизм в Англии был непобедим. По-прежнему возле дворца стояли часовые в напудренных париках, ораторы в Гайд-парке чинно доказывали преимущества анархии, а дряхлые мисс, проходя по мосту, где имелись голые фавны из бронзы, потупляли свои вылинявшие глаза.

Кроме того, жестокость нравов несколько смягчалась особенностями английского языка: человек, из-за фунта хлеба душивший другого человека, говорил ему все же "вы".

В Ньюкэстле безработные нарушили постановление рабочей партии и, не дожидаясь выборов 1933 года, захватили власть. Парламент осудил их поведение, и правительство его величества короля Великобритании послало в Ныокэстль несколько верных полков, которые уничтожили недисциплинированных членов тред-юнионов.

В августе, благодаря сносному урожаю, наступило некоторое облегчение. Но мистер Гобс, еще живой, несмотря на больную печень, написал для "Экономического вестника" прекрасную статью, в которой доказывал, что своего хлеба Англии может хватить лишь на два месяца. К счастью, "Экономический вестник" больше не выходил из-за отсутствия бумаги.

В октябре голодные бунты возобновились. Горожане направлялись в поместья и фермы, захватывали спрятанные припасы и съедали чудом уцелевший скот. В поместье Айэн лорда Хэга был съеден последний рысак. Лорд Чарльз Хэг получил лишь хвост, и он повесил эту родовую эмблему в своем пустом кабинете над письменным столом.

Сэр Эдуард Карсейль, обладатель коллекции лучших в мире бульдогов, потребовал взвод шотландских стрелков для охраны псов от нашествия голодных горожан. Требование было выполнено. Но вскоре стрелки съели бульдогов.

Положение с каждым днем становилось все тяжелее. Последние американцы уехали, увозя с собой грандиозные кофры.

Правительство вело переговоры с Канадой о закупке хлеба на остатки золотого фонда. Но канадцы держались стойко и мировых цен не сбивали.

Ежедневно тысячи людей умирали от голода.

Наступил еще один печальный день: 11 ноября. На трибуну палаты общин взошел мистер Бровэд.
- Я могу теперь ответить на вопросы, поставленные мне пять месяцев тому назад уважаемым мистером Чекэном. Сегодня утром французский флот частью потопил, частью захватил наши военные суда.

К вечеру в Лондоне слышалась пулеметная стрельба. Но это не было политической борьбой. Одни голодные люди стреляли в других голодных людей. Потом, устав стрелять, уцелевшие уснули.

Ночью король вызвал во дворец лидера рабочей партии мистера Карля. При свидании присутствовал мистер Бровэд. Король говорил мистеру Карлю и глядел при этом на мистера Бровэда, который как бы скреплял росчерками ресниц слова своего монарха.

- Мы предлагаем вам ввиду тяжелого положения нашей горячо любимой родины взять в свои руки власть, не дожидаясь выборов тысяча девятьсот тридцать третьего года,- вежливо сказал король.

Мистер Карль столь же вежливо поблагодарил короля и отказался. Он произнес весьма лаконичное:
- Мерси - нет!

Мистер Карль был истинным демократом. Он показал королю, что значит конституция.

Шли страшные недели. Спортсмены истребили последних галок. В портах царила богомольная тишина, как будто изо всех дней недели на долю Англии осталось только одно воскресенье; даже парусное суденышко не хотело причалить к берегам нищенствующей страны.

Люди умирали, соблюдая достоинство и чин. Стонали они тихо, чинно корчились и не забывали улыбнуться пастору. Это была достойная смерть, но все же это была смерть, и спасенья не было.

На заседании палаты любознательный депутат Чекэп, хотевший было задать министру особенно значительный вопрос, упал и начал дрыгать ногами. Спикер был возмущен поведением депутата. Он закрыл заседание. Но мистер Чекэп не был виноват - он просто умер от истощения.

Подходило рождество. Люди вспоминали былые годы, любимый праздник, диккенсовский уют, шпигованных индюшек, щебет счастливых Мери и Кат у камина.

В сочельник густые туманы обволокли остров. Это было некоторым благодеянием судьбы. Туманы скрывали города, дома и лица прохожих. Города были пусты и мертвы, дома черны, а лица бледны.

Все же, но старой памяти, люди убирали свои опустевшие, нетопленные комнаты и даже старались улыбаться.

Старый лорд Чарльз Хэг пригласил к себе своих друзей: лорда Вильяма Джерсена и сэра Эдуарда Карсейля.

Странную картину представлял собой замок лорда Чарльза Хэга. Огромные, пустые, промерзшие комнаты. В разбитые окна врывался туман. Лорд Чарльз Хэг с фонарем вел гостей через эти зловещие ущелья, и желтый огонь бился среди облаков, как ущербная луна.

Лорд Чарльз Хэг жил один в своем замке. Супруга его умерла, съев котелок недоваренной брюквы. Дочь Мери спаслась, уехав в Канаду с каким-то пароходным поваренком.

Лорд Хэг презирал и жену и дочь - обе они осквернили честь древнего рода: брюква не должна фигурировать на столе замка Айэн, а поваренок не смеет прикоснуться к дочери лорда. Старый и несчастный лорд Хэг хранил достоинство, ел изредка дичь и глядел на конские хвосты.

(Дичью он называл ворон, которые залетали в залы замка).

Ради рождества лорд прибрал свой кабинет. Толстые тома по-прежнему хранили изображения одиннадцати тысяч трехсот двадцати четырех гербов. Фонарь медом мазал лысины трех аристократов. Камин весело грыз одно из последних кресел. Над столом висел большой конский хвост Грея, последнего жеребца лорда Чарльза Хэга, съеденного еще летом низменной чернью.

Во всем был нежный уют, и сердца стариков понемногу оттаивали. Три ломтика хлеба, подаренные лорду Чарльзу Хогу какой-то сердобольной старушонкой, лежали на прекрасном старинном подносе. Они казались двум лордам и одному сэру тремя традиционными плюм-пудингами.

Началась задушевная беседа. Разумеется, она носила ретроспективный характер. Лорд Чарльз Хэг вспомнил былые скачки. Волнуясь, перечислял он имена всех покойных жеребцов и кобыл - победителей дерби, начиная с 1887 года.

Сэр Эдуард Карсойль вынул красный фуляровый платок: нежные виденья усопших бульдогов преследовали его. Где ты, широкогрудый Юм? Пятнистый Бэб? Друзья золотых лет? Проклятые стрелки! И от всего осталось только кольцо с изображением песьей головы - приз XXXIV выставки собаководства.

Лорд Вильям Джерсен, у которого никогда не было ни родовитых кобыл, ни талантливых кобелей, все же в умиленье вытирал свои голубенькие глазки. Он умел понимать чужое горе.

Для того чтобы полюбить вещи, ему не нужно было ими обладать. Для того чтобы познать мир, ему не приходилось его осматривать. Богатая фантазия и редкая восприимчивость определили образ жизни почтенного лорда. Он не посещал скачек, не разводил псов. Он сделался вице-президентом "Английского географического общества" и одним из наиболее прославленных путешественников в дикие страны, не покидая для этого своего дома, даже точнее - своего кресла у камина, где бесстрашный турист в восточном халате и в вязаных туфлях изучал все пять частей света. Впрочем, иногда он путешествовал: приходилось ездить В Лондон на заседания "Английского географического общества". Переезд совершался в спальном купе и длился четыре часа. Но лорд, учитывая всякие возможности, брал с собой охотничий карабин, компас, провиант, питьевую воду на пять суток, карты обоих полушарий и библию.

В грустный рождественский вечер, видя слезы старых друзей, лорд Вильям Джерсен решил несколько развлечь их рассказами о своих путешествиях.

- Дорогие друзья,- сказал он,- в Индии, в Голубых горах, я видел людей-карликов. Они живут на деревьях. Суеверные туземцы боятся их. Конечно, не мы, не англичане.

Это хотя краткое, но весьма занимательное повествование развеселило всех. Колокол церквушки радостно зазвенел: наступало светлое рождество. Друзья степенно съели три ломтика хлеба, облив их в мыслях голубым огоньком рома. Эта, признаться, скудная трапеза вызвала в них сильнейшие приступы аппетита. Печаль готовилась снова перешагнуть порог кабинета. Но неутомимый лорд Вильям Джерсен, укрепленный успехом своего первого рассказа, решил дать ей решительный бой.

- Я многое видел, дорогие друзья. Я видел страшные вещи, По сравнению с ними горести, переживаемые нашей великой родиной, кажутся детскими. Судите сами: на берегу открытого мной озера Дайга в Центральной Африке живут доподлинные людоеды. На моих глазах один человек съел другого.
- Действительно, это ужасно,- сказал лорд Чарльз Хэг.- Я надеюсь, что эти преступники не были англичанами?
- О нет! Конечно, нет! Это были негры, то есть черные люди с черными душами.

После этого рассказа воцарилось редкое оживление. Друзья помолились о здоровье его величества короля и поздравили друг друга с праздником. Лорд Чарльз Хэг предложил друзьям рождественские подарки.

- Вам, дорогой лорд, я дам хрустальный графин с моим горбом, обернутый в салфетку, он может вполне заменить дорожную флягу и будет вам полезен при ваших путешествиях в дикие страны. Вам же, дорогой сэр, я решил сделать скромное подношение, я предложу вам живого и даже весьма родовитого бульдога, которого чудом не съела чернь. Пойдемте со мной. А вы, лорд, пока отдохните.

Лорд Чарльз Хэг и сэр Эдуард Карсейль вышли из кабинета. Густой туман поглотил их. Лорд тяжело дышал.

- Я ничего не вижу. Где же ваша собака?- спросил сэр.
- Собака дальше.

Они долго шли по темным пустым залам.

- Нам надо спуститься вниз по этой лестнице,- сказал наконец лорд.

Ступени были скользкие. Сверху капало. Где-то пропищала крыса. Они были в подвале.

- Мне страшно, лорд. Где же собака?
- Видите ли, собака устала. Она лежит здесь рядом. Если вы нагнетесь, сэр, вы увидите ее.

Но сэр Эдуард Карсейль не нагибался. Тогда раздался натуральный собачий вой. Это выл лорд Чарльз Хэг, который, скушав ломтик хлеба, почувствовал неслыханный аппетит. Сэр, уверовав в близость родовитого бульдога, нагнулся. Был слышен хруст суставов и скрип зубов...

Лорд Вильям Джерсен долго ждал друзей. Наконец он решился предпринять путешествие. Он взял желтый чадный фонарь и побрел разыскивать друзей. Один пустой зал походил на другой. Лорд заблудился. Он не нашел людей. Он не мог найти и жилого кабинета. От налетевшего ветра фонарь погас. Лорд кричал, но голос тонул в густом тумане. Тогда он лег на мокрые половицы и заплакал, как младенец.

Наконец окна чуть посветлели. Это был спасительный рассвет. Лорд Вильям Джерсен встал и, дрожа, снова принялся за розыски. Вскоре он нашел дверь кабинета. Приоткрыв ее, он замер от восторга. На столе стояли миска и тарелки с родовыми гербами. Отстранив тарелку, лорд Чарльз Хэг вытирал салфеткой губы. От миски шел крепкий запах хорошего домашнего бульона.

- Ах, вот и вы, дорогой лорд! Я беспокоился о вашем здоровье. Разделите со мной мою скромную трапезу.

Лицо лорда Чарльза Хэга выражало удовлетворение ужином, светлую радость, безмятежность, покой.

- Но где же наш общий друг сэр Эдуард Карсейль,- спросил великий путешественник, подсаживаясь к столу.
- Он уехал домой вместе с бульдогом.

Лорд Вильям Джерсен взял ложку. Бледный свет декабрьского утра сочился сквозь потные стекла. Случайно лорд заглянул в миску, тихо вскрикнул и упал.

Любезный хозяин даже не потрудился снять о руки сэра Эдуарда Карсейля знаменитого кольца, изображавшего песью голову.

Двадцать восьмое декабря считалось будничным днем. Лондон жил своей обычной жизнью. Королевский конвой разгуливал в седых париках. Безработные стреляли из пулеметов. Голодные клерки падали замертво на улицах. Чудаки держали пари, когда умрет последний англичанин: пессимисты говорили - в январе, оптимисты - в мае.- Но англичане умирали прилично, и жизнь шла своим порядком. 28 декабря состоялся ряд заседаний различных научных и просветительных обществ, среди прочих торжественное заседание "Английского географического общества" для заслушания доклада о быте туземцев, живущих в верховьях Нила.

Заседание открылось в 3 часа. Докладчик, мистер Гау, начал:
- Как известно...

Но в это время в комнату ворвался странный субъект с дикими глазами, небритый и неприличный. Председатель с трудом узнал в нем вице-президента общества лорда Вильяма Джерсена.

- Я должен прервать докладчика,- захрипел лорд Вильям Джерсен.- Крайне важное сообщение! Переворот в этнографии! Господа!..

Голос лорда оборвался. Ему дали стакан воды.

- Господа, внимание! Джентльмен съел джентльмена!

Услыхав это, председатель сначала нахмурился, потом улыбнулся и стал подозрительно лязгать зубами. Тогда самый молодой и самый тучный изо всех членов "Английского географического общества", вскормленный на добротном голландском молоке, встал и подбежал к окну. Общество помещалось во втором этаже, и осторожный человек спрыгнул вниз, не причинив себе никакого вреда.

- Надо выходить через двери, а не через окна,- сказал часовой и неодобрительно покачал седым париком.
- Как когда, как когда,- справедливо ответил ему Енс Боот, ибо находчивый турист, вскормленный на голландском молоке, был, разумеется, неутомимым Енсом.

#22
ЭТО ПРОСТО ПЛОХАЯ ПЕРЕКИСЬ

После удачно проведенной английской компании темные слухи о каком-то всемогущем голландце начали волновать уцелевшие страны Европы. На балах Парижа красавицы бредили "летучим голландцем". Серьезные политики за бриджем любили приговаривать:
- Вот какие штуки в Европе происходят... Англия того... Это вам не Ван-Гутен!..

В "Матэн" появилась статейка, полная увлекательных намеков:
"Нам сообщают, что к ряду печальных катастроф, уничтоживших три четверти Европы, причастен крупный авантюрист, некто Жан Ботта, голландец, внук известного генерала буров. Он отомстил Англии за обиды, нанесенные его деду.
"По некоторым данным, Жан Ботта работал в тайном штабе германской армии и руководил нападением на наши банки в Берлине при применении известных санкций.
"Жан Ботта женат на дочери американского миллиардера X.
"Он был одним из руководителей "Английского стального треста".
"Прокуратура принимает меры к выяснению местонахождения этого опасного типа".

Сообщение "Матэн", перепечатанное газетами всего мира, еще сильнее заинтриговало публику. Потомки генерала Ботта привлекли редактора "Матэн" к судебной ответственности за клевету. Американские журналисты, приехавшие специально в Голландию, должны были ограничиться сообщениями о живописности национальных костюмов и о похищении картины Рембрандта, ибо никаких признаков существования таинственного авантюриста им обнаружить не удалось.

Клерикальная "Идеа националь" уверяла, что голландец на самом деле русский и коммунист, выполняющий программу XVIII конгресса коминтерна. Напротив, коммунистический "Пепль" клялся, что Ботта не кто иной, как исчезнувший при таинственных обстоятельствах племянник премьера, господин Виктор Брандево, осуществляющий идею всемирной монархической диктатуры.

Красавицы не спорили о том, кто прав. Закрывая веером глаза, они ждали, что их пригласит на тур чоя летучий голландец. Красавицы были добрыми католичками и верили в чудо.

Вся Европа говорила о Жане Ботта. Но совсем о другом спорили супруги Бланкафар в высоком будуаре венецианского палаццо. Они говорили о туфлях.

- Дай мне шесть тысяч лир. Я должна купить серые замшевые туфли,- хныкала Люси.
- Кошечка, у меня нет денег. Я потерял все на фунтах. Франки и лиры падают. Может быть, завтра мы будем просить корку хлеба,- увещевал ее Жан.
- Мне нужны туфли.
- Но ведь ты неделю тому назад купила туфли.
- Это были атласные, бальные.
- У тебя сто пар туфель, кошечка.
- Ты лжешь, ты нагло лжешь! У меня всего одиннадцать пар: атласные белые, черные бальные, черные замшевые, желтые для улицы, черные для улицы, сафьяновые красные для маскарада, брюссельские с помпонами, еще одни желтые с пряжками, скромненькие и мышиные под цвет чулок. Вот и все. Остальное - полуботинки и ботинки. Теперь мне нужны серые замшевые. Шесть тысяч лир - это пустяки.
- Кошечка, у меня нет денег. Мы разорены.
- Ты прокутил. Ты потратил все на своих любовниц,- закричала окончательно рассерженная Люси. Ее рыжая челка гневно взметнулась. Желая предотвратить скандал, Жан скромно пролепетал:
- Кошечка, ты ведь знаешь, что я на это теперь не способен.

Кошечка знала это хорошо, но ревность сильнее логики, и она продолжала:
- Врешь! Дай шесть тысяч лир.
- У меня нет. Фунты больше ничего не стоят. Лира летит. Жить стало невозможно. Если завтра этот проклятый голландец возьмется за Италию, мы погибли...
- Какой голландец?

Жан обрадовался неожиданному обороту разговора.

- Ты разве не знаешь, кошечка? Вся Европа говорит - его зовут, кажется, Жан Ботта.

Люси потерла розовыми пальчиками свой лоб, скрытый от мира рыжей челкой. У Люси был хороший лоб и хорошая память.

- Жан Ботта?.. Обожди... Да это, наверное, тот нахал, который пристал ко мне и потом прислал письмо...

Люси открыла шкаф и вынула большую шкатулку, доверху набитую различными сувенирами. Здесь были письма жениха и двадцати двух любовников, какие-то подтяжки, пачка фотографий, локон мандолиниста и даже ус прелестного гондольера. Люси Бланкафар недаром прожила на грешной земле тридцать шесть лет.

Среди этого хлама она нашла открытку с анютиными глазками. Чернила в кабачке "Улыбка кафра" не отличались высоким качеством. Буквы многозначительного послания выцвели, но подпись была ясна: "Енс Боот".

- Что ж он тебе писал, кошечка?

С тех пор как Жан утратил способность иметь любовниц, Люси перестала скрывать от него свои любовные похождения. Поэтому она с готовностью ответила на вопрос мужа:
- Он писал поэтично. Он обещал мне все. Не так, как ты,- хорош! Жалеет какие-то шесть тысяч на замшевые туфли! Заставляет меня ходить босиком!
- Но что ж он писал тебе?
- Он писал, что по первому моему слову сделает меня королевой какой-то страны, кажется, Финикии.
- Финикия?.. Нет, это не подходит. Но, может быть, вместо этого он поднимет курс лиры. Тогда мы заживем, как короли... Попробуй, кошечка, может быть, тебе это удастся.

Самолюбие присуще всем женщинам. Естественно, что Люси, в возможностях которой муж усомнился, ответила согласием. Тем более что последний ее любовник, красавец гондольер, оставив Люси левый ус, скрылся с правым неизвестно куда.

На следующий день в различных итальянских газетах было напечатано следующее объявление:
Енс, приди! Сделай меня финикиянкой!
Твоя Люси.

Прыгнув своевременно со второго этажа лондонского дома Енс Боот направился немедленно разыскивать лодку. Добравшись до Парижа и вспомнив о том, как председатель "Географического общества" лязгал зубами, он почувствовал сильный озноб и поэтому взял билет в Рим.

Пребыванием в этом древнейшем городе Енс Боот был вполне удовлетворен. Во-первых, ему удалось выполнить некоторые задания "Треста Д.Е.", в частности значительные колониальные операции, во-вторых, римляне пока что ели макароны, и прыгать из верхних этажей не приходилось.

В прекрасный вечер, когда над пьяцца Спанья летали ласточки и, снижаясь, окутывали площадь свежей мглой, когда лились беспричинные слезы бронзовых нимф, Енс Боот остро заинтересовался курсом лиры и купил газету. Но велики и страшны чары весны! Тщетно пытался он развернуть газетный лист, слишком черны были ресницы цветочницы, слишком сильно пахли фиалки мифологической лужайкой и божественным мхом, слишком много было любви на тесной пьяцца Спанья.

Присев на мраморную ступень, Енс Боот впал в мечтательное состояние. Над круглыми куполами, над чернью пиний, над Римом горела, умирая, рыжая челка дивной мадам Люси Бланкафар, урожденной Фламенго.

На неразвернутой газете лежал пучок фиалок. Енс Боот мечтал.

Потом он взял газету. Фиалки упали. Он не узнал курса лиры. Он бежал к вокзалу, дико вскрикивая и сбивая с ног прохожих, как бежал он несколько лет тому назад с полотером Чугом по снежной пустыне брать Европу.

Ласточки все еще летали. Нимфы плакали. Поезд в Венецию отходил в 9 часов 20 минут.

На следующий вечер, часов в восемь, супруги Бланкафар мирно ели рис с компотом. Важный лакей, достойный палаццо бывшего маркиза Фермучини, поднес Люси визитную карточку.

ЕНС БООТ
Директор "Треста Д.Е."
Нью-Йорк/Европа

- Ну, что? видишь?- прошептала Люси и самодовольно тряхнула челкой.
- Я ухожу,- лопотал Жан.- Я - ухожу. До завтра. Молю тебя, кошечка, постарайся. Спокойной ночи, Главное - курс лиры. Ты получишь сто пар туфель.

Но Люси уже не слушала его.

Через полчаса Енс Боот, с огрубевшим телом и с ожесточенной душой, вступил в те мифологические области, где боги становятся дикими быками, а быки принимают божественный облик. Он был в сердце Европы.

Далеко над Римом летали ласточки, принося тьму и любовь. Бронзовые нимфы плакали.

В будуаре мадам Люси Бланкафар было темно. Тусклый фонарь висел, отъединенный и мертвый, как полярное солнце. Он ничего но обозначал, но среди синей мглы горела божественная челка. Где-то в ванной капала вода.

(Люси не плакала. Но не иссякали слезы нимфы).

Енс Боот, привыкший дышать тяжелым запахом чернил, печатной краски, химических лабораторий, крови, трупов, слышал теперь, как пахнет венецианская весна. Это началось с печального дыхания каналов, это кончилось вожделенной челкой, издававшей аромат болотных лилий и ирисов.

Так 19 марта 1933 года в 8 часов 45 минут пополудни Енс Боот сошел с ума. Взвалив на плечи непостижимую добычу, он носился по тесному будуару, опрокидывая флаконы из голубого венецианского стекла и крича:
- Я тебя нашел, финикиянка!

После сорока лет трудовой жизни, многое испытав и во многом разочаровавшись, Енс Боот познал наконец все блаженство разделенной любви.

Он ничего не говорил. Люси также молчала, только изредка испускала короткие, сладостные вздохи: Енс Боот не был Жаном Бланкафаром. Учесть количество поцелуев невозможно. Отъединенно горело полярное солнце, и педантичная нимфа в ванной вела счет секунд.

Среди ночи Енс Боот вдруг вспомнил, что он ждал мадам Люси Бланкафар, урожденную Фламенго, ровно девятнадцать лет. Это на мгновение огорчило его. Будучи простым человеком, он захотел, как и все смертные, услышать от нее слова раскаяния и любви.

- Люси, скажи: "Благодарю, я танцую".

И, задыхаясь под грузом неслыханного чувства, а также восьмидесяти семи килограммов, представлявших точный вес Енса Боота, Люси спешно повторила:
- Да, да! Благодарю, я танцую!

Что случилось потом? Катастрофа? Смерть Люси? Окончательная гибель Европы? Нет, случилось нечто более ужасное, и вместе с тем ничего не случилось: настало обыкновенное утро. Белесый туман, просачиваясь сквозь жалюзи, задушил полярное солнце. За окнами кричали: "Апельсины мессинские, апельсины"; слез нимфы больше не было слышно. Енс Боот лежал на спине с закрытыми глазами. Он все еще был счастлив. Пришла мысль послать к черту трест, уехать с Люси в Финикию, есть финики и целоваться. Он улыбнулся. Тогда Люси решилась заговорить:
- Мон пти Жан! Я так тебя люблю. Я буду всегда танцевать с тобой. Только с тобой. Я так ждала тебя - в душе, я сама этого не знала. О тебе говорят необыкновенные вещи: будто ты вроде короля Европы. Я тебя хочу просить об одном: устрой повышение лиры. Ну хоть на неделю. Нам это очень нужно. Устрой мне маленький сюрприз, мон пти Жан! Устрой, я тебя поцелую.

Енс Боот по-прежнему лежал на спине с закрытыми глазами. Но он больше не улыбался. Люси продолжала:
- Ты не отвечаешь? Ты не хочешь? Это возмутительно! Мы разорены. Я не могу купить простеньких туфель. Это же безобразие! Почему ты молчишь? Конечно, я тебя люблю. Но я не могу себе позволить роскошь таких ночей без сюрпризов. Теперь не те времена. Ты же был доволен...

Тогда Енс в раздумье раскрыл глаза. То, что он увидел, было воистину страшным. Енс Боот, видевший мертвых влюбленных на балконе Нюрнберга, припудренное лицо Чуга и оскал зубов председателя "Английского географического общества", от ужаса снова закрыл глаза.

Он обнаружил величайший в истории подлог: мадам Люси Блакафар, урожденная Фламенго, оказалась не финикиянской царевной, но старой толстой бабой, похожей на дешевую потаскуху Марселя или Генуи. На простыню стекали полужидкие груди и мякоть живота. Пудра с лица местами слезла, и прогалины выдавали изрытую бороздами, угреватую кожу. Маленькие глазки терялись среди лавы жира.

Енс Боот был подавлен. Он долго лежал, не глядя на Люси и не слыша ее бранных восклицаний. Девятнадцать лет обмана! Мадам Люси Бланкафар недостойна визита бога.

Вдруг он вспомнил что-то и прошептал:
- Не может быть... но ведь челка... дивная челка...

Енс Боот снова раскрыл глаза и с величайшей тревогой взглянул на свое последнее упование, на великолепную зарю волос. Но судьба явно издевалась над ним: среди рыжего заката проступали грязно-зеленые волосы, похожие на струи болотного ила.

- Что это? Что это?- крикнул Енс.
- Я же тебе сказала, что мы разорены. Это просто плохая перекись.

Енс Боот вскочил с постели. Он поднял жалюзи. За окнами была мертвая Венеция, протухшая вода каналов, непроветренный чад гнилых домов, мерзость, падаль, смерть.

Рядом с ним стояла старая, наглая женщина в кружевных панталонах и, обдавая его запахом пудры, щекотавшей нос, приговаривала:
- Устрой повышение! Мон пти Жан, устрой!

Енс Боот не выдержал и чихнул так громко, что все флаконы, не разбитые им ночью, виновато зазвенели.

Затем он вышел из комнаты. Не на биржу спешил он - поднимать падающие лиры, но в ванную, где ночью жила плаксивая нимфа.

Там Енс Боот вымылся с головы до ног холодной водой и проклял ночь любви.

Потом, через важного лакея, он послал мадам Люси Бланкафар сто долларов и вышел из палаццо бывшего маркиза Фермучини.

Бедный Енс, что он испытал в гондоле, плывя по узкому каналу и слушая песни гондольера о бессмертной любви!

В вокзальном буфете Енс Боот заказал бутылку содовой и вынул записную книжку. В ней находилась маленькая карта Европы.

Крохотным красно-синим карандашиком он коснулся карты. Тело красавицы было уже почти свободно от людей.

"Теперь двадцать девятое марта тысяча девятьсот тридцать третьего года,- подумал он.- Очень хорошо. Продолжим".

И красно-синий карандаш перечеркнул голову, а также правую руку вожделенной царевны.

#23
"Я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ"

За окнами вагона были нежные холмы Умбрии, похожие на девическое тело, и рыжий закат. Енс Боот старался не глядеть в окно.

"Проклятая память,- думал он.- Если б ничего не помнить! Если б выкинуть из головы и уроки мифологии, полученные в среднеучебном заведении, и видение в "Ти стар": молоденькую барышню, огненную челку, плохую перекись! Если бы забыть любовь!.."

Так думал Енс. За окном зеленела весна. Поезд шел в Рим. Енс Боот слушал грохот колес, язык привычный и родной, как ход "Омеги" в кармане жилета, как ход сердца под жилетом,- меру долготы, поступь времени.

Это его тоже мало утешало. Он стал прислушиваться к беседе соседей.

- Масло снова вздорожало на триста лир,- скорбно пожаловалась молодая, красивая женщина.
- Вот приедет сюда Джиованни Ботто, хуже будет,- ответил ей кто-то.
- Говорят, что он уже приехал в Рим и привез какие-то колоссальные пушки.

В разговор вмешался почтенный пассажир с серебряными прядями волос.

- Как это показательно для гибнущей цивилизации! Расцвет суеверья. Какой-то журналистик за кружкой пива родил этого Ботто, и все, вы только подумайте, не бабки, нет,- политики, писатели, даже некоторые ученые уверовали в него.

Услыхав рассуждения почтенного пассажира, Енс Боот определенно обиделся. Его отцом являлся не журналист, а как-никак властелин хотя небольшого, но все же государства. Однако, зная злые чувства, присущие всем людям, Енс Боот предпочел сохранить свое инкогнито.

Беседа продолжалась. Элегантный господин спортивного вида поддержал почтенного пассажира.

- Да, все стали ужасно суеверны. Иногда мне кажется, что мы возвращаемся к средневековью. Вы, наверное, уже слыхали новую басню: будто в Бриндизи и в Неаполе появилась непонятная болезнь "чикита". Я в Болонье видел одного образованного человека, директора фабрики макарон, который, услыхав об этой чиките, решил бросить все и эмигрировать в Аргентину. Поголовное сумасшествие!

Дама печально вздохнула, раскрыла корзиночку и вынула коржики с маком. Один из этих коржиков достался растроганному Енсу. Как он был чувствителен к женской ласке в эти столь трагические для него часы! Съев коржик, он выразительно взглянул на прекрасную попутчицу. Но ответный взор выражал лишь материнскую заботливость.

Тогда Енс Боот решил вступить в общение с красивой дамой.

Прекрасная синьора, Лючия Джорно, умиляла его своей верностью. Синьоре Лючии было двадцать два года, и, несмотря на красоту, молодость ее прошла печально. Восемнадцати лет она вышла замуж за настройщика роялей Пьетро Джорно. Все сулило счастье молодым супругам, страстно друг друга любившим. Но через неделю после свадьбы Пьетро был мобилизован и отправлен в Триполи. Четыре года Пьетро воевал. Четыре года Лючия ждала его. Она страшно бедствовала и добывала себе хлеб тем, что вышивала подвязки для богатых дам. Семь дней счастья, четыре года разлуки - так сложилась ее жизнь. Но неделю тому назад она получила открытку из Бриндизи. Пьетро извещал Лючию, что получил отпуск и едет в Рим. Остановится он в пустующей комнате брата на виа Кавур. Лючия вышивала подвязки не только семь дней, но и семь ночей, чтобы заработать деньги на билет до Рима. Но теперь она волновалась: виа Кавур, кажется, находится далеко от вокзала, у нее нет даже пятидесяти лир на трамвай. Как быть с корзинкой?

Енс Боот, разуверившийся в своей любви, умел чтить чужую. Он взволнованно вытер глаза платком и предложил синьоре Лючии довезти ее до виа Кавур, где ждет супругу нетерпеливый супруг.

Оставшееся время Енс Боот провел в беседе с почтенным пассажиром. О случайности путевых встреч писалось немало. Но велико было удивление Енса, когда он узнал, что этот скромный господин с серебряными прядями волос, получивший от Лючии маковый коржик и скушавший его не без удовольствия, является Франческо Бари - выдающимся философом Европы последнего десятилетия.

Енс Боот, правда, никогда не читал книг, тем паче философских, но ему приходилось проглядывать ежедневно груды газет, и там он часто встречал это имя. Великий философ в 1931 году выпустил книгу "Прехождение и существо", в которой с гениальной прозорливостью анализировал процесс отмирания Европы и все мыслимые трансформации ее бытия.

Беседуя с Енсом Боотом, Франческо Бари невольно затронул свою любимую тему. Он начал говорить о конце Европы. Это не было ни политическим обзором, ни моральной ламентацией: философ говорил о жизни и о смерти, о черном зерне, зеленом ростке и о пышной розе. Казалось, он еще чувствовал на кончиках пальцев ее тяжелый густой аромат - полдневный зной флорентийского Возрождения. Франческо Бари никого не упрекал и ни с кем не спорил. Это являлось простой биографией, но биографией, рассказанной влюбленным: каждая родинка в ней становилась мифом.

Капля воска на плече дремлющего Эроса. В сырой синеве катакомб каменное яйцо. Протяжное "монжуа" волосатых угрюмых людей, умещавших костями великие дороги Европы. В темном кабачке, где дружно пьянствовали палач, выворачивавший на дыбе суставы, и богомольный вор,- внезапный шепот. Роза Роз, Маргаритка Маргариток. Аминь. Взрыв света. Спасайтесь, мир затоплен солнцем! Полнота и строгая печаль от готовальни, где циркуль и число, от розы, от двух костей и черепа, от мрамора, от света. Дикая птица Леонардо. Вежливая пустота и неприятности Кандида. Рык карманьолы. Парик на пике. Желтое облако пороха и прочие театральные эффекты корсиканца. Прогресс. Комфорт. Пустота, но уже без вежливости. Костыль. И последние прыжки. На Пер-Лашез, среди бисерных венков и рыжей крови: "Се ла лютт финаль..." Финал, впрочем, иной.

Обо всем этом говорил Франческо Бари. Енс Боот слушал его, явно взволнованный, ведь он слушал повесть о высоких и горьких днях своей возлюбленной.

Цветенье и смерть Европы сливались с его горем. Когда Франческо Бари сказал об эпохе Лоренцо: "Это было как бы остановкой в зените бытия. Серебряные вожжи выпали из рук возницы. Казалось, что рыжегривыо кони, вскинув копыта, уже никогда их не опустят..." - Енс вздрогнул. Неужели это было в XV веке, а не в 1914 году? Во Флоренции, а не в "Ти-стар".

Незабвенная Люси!

А когда Фраическо Бари грустно усмехнулся: "И вот агония. Тупая жадность какого-то Брандево. Больше никто, даже для этикета, не твердит о "великих принципах права". Все ясно..." - Енс Боот прервал его непонятным восклицанием:
- Это перекись! Это просто плохая перекись!

Енс Боот замолк. Другие еще говорили о баснословной чиките, о Джиованни Ботто, о погоде. Енс молчал и думал:
"Почему я не в силах забыть всего? Почему я должен хранить эти нежные виденья? Мне хочется плакать. Мне не хочется жить. Мертвая любовь. Мертвая Европа. В грязном, темном вагоне никому не нужный пассажир".

Наконец показался Рим. И Енс Боот впервые понял, что этот город, столь хорошо ему знакомый, не что иное, как каменная память, страшное проклятье людей.

Эти строения были не просто строениями, но окостеневшим временем. Здесь года не расплывались в легком эфире, они оставались, чтобы мраморной или гранитной пятой давить задыхающуюся землю. В ночи стоял гигантский скелет, и каждый позвонок его напоминал о речах Франческо Бари.

Злой рок привел Енса Боота, жаждавшего забвенья, именно в Рим. Но делать было нечего: дверь купе раскрылась, и расстроенный Енс вышел на платформу, не забыв, однако, о корзине синьоры Лючии.

Попутчики расстались трогательно. Франческо Бари пригласил Енса зайти как-нибудь к нему побеседовать на досуге все о том же, то есть о диковинной судьбе Европы.

Енс Боот повез, как он обещал, синьору Лючию на виа Капур. В большом семиэтажном доме они долго разыскивали комнату синьора Джорно. Наконец какой-то мальчик показал темную винтовую лестницу.

- Здесь, на самом верху. Третья дверь.
- Синьор Джорно?- спросил Енс Боот, когда на звонок показалось чье-то бледное, изможденное лицо.
- Я. Что угодно?

Но здесь Лючия, оттолкнув Енса, кинулась к двери.

- Пьетро! Ты! Любовь моя!
- Простите, вы ошиблись.
- Пьетро! Ты меня не узнаешь! Санта Мария! Что с Тобой?

Думая, что счастливой встрече супругов препятствует темнота, Енс Боот зажег электрический фонарик, всегда предусмотрительно хранившийся в его кармане. Яркий свет облил потрясенную женщину.

- Пьетро! Теперь ты узнаешь меня? Нет? Господи, ты ослеп?
- Ослеп? Порка мадонна! Вздор какой! Я великолепно вижу вас. Но вы, вероятно, ошиблись дверью. По крайней мере я вас не знаю.
- Что с тобой, Пьетро? Я ведь не так изменилась. Ну посмотри на меня!

Со слезами бедная Лючия припала к своему супругу и стала целовать его.

- Пьетро, мальчик мой! Ну поцелуй твою бедную девочку!.. Я так ждала тебя.

Енс Боот стыдливо погасил фонарь. Пьетро ворчал:
- Какие нахальные девки пошли. Врываются в квартиру, и никаких...
- Пьетро! Я умру! Пьетро!

После минуты раздумья Пьетро сказал:
- А впрочем, ты девочка того... расторопная. Хочешь - заходи. Но я ведь солдат, в отпуску, больше пятисот не получишь.

Дверь закрылась. Енс Боот остался с корзиной. Вспомнив беседу попутчиков и больное, измученное лицо Пьетро Джорно, он стал догадываться о значении происшедшего.

Поставив корзину у двери, Енс Боот закурил сигарету и стал медленно спускаться. Когда он уже был внизу, до него донесся женский плач и грубый голос:
- Будет! Получай деньги и проваливай!

Минуту спустя что-то мелькнуло в темном пролете лестницы. На дне дома лежал труп разбившейся Лючии. Люди перекликались:
- Что там?
- Девка вниз бросилась. Верно, спьяна.
- Уж не чикита ли?

Потом все смолкло.

Бедная синьора Лючия Джорпо, вышивая подвязки, она ровно четыре года ждала этой минуты!

Енс о многом догадывался, угрюмый, он брел по темным улицам. А навстречу ему мчался дикий трамвай. Бледное лицо вагоновожатого выражало недоумение. Пассажиров и кондуктора не было, они успели спрыгнуть на ходу. Только на задней площадке стояла женщина с грудным младенцем и отчаянно вопила. Трамвай несся уже час по тихим улицам, по пустым путям. Было 2 часа ночи, и других трамваев не было.

Редкие прохожие усмехались:
- Трамвай взбесился.
- Чикита?

Женщина все еще вопила. В 3 часа ночи трамвай, подпрыгнув, замер где-то на окраине. Вагоновожатый сошел вниз и рассеянно зевнул: поздно, пора спать. Женщина молчала. Кричал теперь ребенок, тщетно чуть прорезавшимися зубками въедаясь в холодную, мертвую грудь.

На следующее утро Енс Боот увидел странное зрелище. В центре Рима, на пьяцца Венеция стоял корректный господин с ленточкой в петлице. Растерянно оглядывая близорукими глазами прохожих, он приподнимал свой котелок и спрашивал:
- Простите, синьор, будьте столь любезны, разъясните мне, где я и кто я?

Вместо ответа прохожие неслись прочь с шепотом:
- Чикита! Чикита!

Площадь мигом опустела. Два полицейских подошли, чтобы узнать в чем дело, но, услышав вопрос господина, забыли о своей службе и расплакались.

Енс Боот не убежал с пьяцца Венеция. Он долго стоял рядом с корректным господином. Не милосердие удерживало его, нет, зависть.

- Если б, как он!.. Люси... Европа... проклятый Рим!..

Вокруг Колизея цвели курослепы и мяукали кошки. Навстречу Енсу неслись газетчики, выкрикивая:
- Чикита в палате депутатов!

"Сегодня при обсуждении законопроекта об учреждении консульства в Харбине и Самуме разыгрался тяжелый инцидент. Уважаемый депутат Неаполя, синьор Этторе Черапузи, взошел на трибуну и явственно раскрыл рот, чтобы предложить поправку, но не произнес ни единого слова. По залу прошла дрожь. Некоторые депутаты кинулись к выходу. С мест для публики раздался крик "Чикита!". Тогда уже все депутаты, опрокидывая скамьи и давя друг друга, понеслись прочь. Депутаты - Турина, синьор Чезаре Плиньи, и Арконы, синьор Паоло Вальди,- скончались от полученных увечий. Палата депутатов распущена".

В этот день улицы Рима напоминали кулуары палаты депутатов.

Люди то неслись, как испуганная отара, то останавливались, тупо озираясь. Автобусы и трамваи, пренебрегая маршрутом, метались по городу и налетали друг на друга. Автомобили давили беспечно улыбавшихся пешеходов. Многие магазины оставались открытыми всю ночь. Шли грабежи.

Вечером на станции "Рим" произошла грандиозная катастрофа. Дежурный растерянно тер голову кулаком - он никак не мог вспомнить расписания. Экспресс Неаполь-Париж налетел на пассажирский Рим-Болонья. Восемьсот четырнадцать человек были убиты. Дежурного арестовали. По дороге в тюрьму он улыбался и насвистывал чой.

В Риме слышалось одно слово. Прежде говорили: "макароны с подливой", "поцелуй меня", "как сегодня лира?"- теперь все это было забыто. Макароны могли стынуть. Наивные губы напрасно ждали поцелуев. Лира катилась вниз при общем равнодушии.

В Риме больше не было ни макарон, ни поцелуев, ни лир. В Риме была чикита.

Городское врачебное управление вело статистику.

До 1 апреля значилось:
подозрительных заболеваний - 8.
1 апреля.. 23.
2 апреля.. 311.
3 апреля.. 619.
4 апреля.. 2487.
6 апреля.. 911.
7 апреля.. 4317.
8 апреля.. 8117.

Позднейших сведений не сохранилось, так как 8 апреля все служащие врачебного управления заболели чикитой.

Римский корреспондент "Тан", успевший своевременно перебраться в Ниццу, так описывал новую болезнь:
"Чикита безусловно является опасной формой малярии. Она занесена солдатами из Триполи. В январе с.г. в один из независимых оазисов, а именно в Хойтш, была отправлена карательная экспедиция. Все туземцы были истреблены немедленно, а туземки - после удовлетворения потребностей армии. Солдат 17-го линейного полка Николя Педри вскоре заболел лихорадкой, но быстро оправился. Однако болезнь оставила тяжкие последствия: Николя Педри абсолютно потерял память. Он даже не мог вспомнить своего собственного имени.
"На транспорте "Реджина Элена", на котором возвращались в отпуск тысяча сто восемнадцать военных, в том числе и участники экспедиции в Хойтш, было замечено несколько случаев однородных заболеваний. Больных изолировали, но эта разумная мера, к сожалению, не принесла желаемых результатов. "Реджина Элена" прибыла в Бриндизи 12 марта. Через неделю, то есть 19 марта, эпидемия новой болезни свирепствовала в Бриндизи. Оттуда чикита перекочевала сначала в Неаполь, а потом, в конце марта, и в Рим.
"Заразившийся чикитой испытывает сильный приступ лихорадки (40o-40.5o), обыкновенно ночью. Приступ длится от четырех до шести часов. Наутро больной чувствует себя здоровым, испытывая лишь некоторую усталость. Ночной жар он склонен отнести к снам-кошмарам. Как всегда, он встает, даже отправляется на работу. Но здесь-то и сказывается коварная сущность чикиты. Специфический яд, вырабатываемый ее микробом, действует на мозговые центры: больной теряет память. Иногда эта потеря носит абсолютный характер, в таком случае больной ничего не помнит и превращается в дикаря. Иногда больной забывает только лица или только имена. Отмечены случаи частичной потери памяти самого разнообразного порядка: один человек забыл все числа и знаки (к сожалению, он являлся дежурным на электрической станции), другой, известный поэт Марко Пучи, забыл свой родной итальянский язык, сохранив способность изъясняться по-французски, и т.д. Приступы пароксизма повторяются каждые двадцать четыре часа. После четырех-шести приступов больной умирает от ослабления сердечной деятельности. Случаев выздоровления до сих пор не наблюдалось.
"Что касается способов распространения чикиты, то при данных условиях трудно сказать что-либо определенное. Однако профессор Римского университета, синьор Каньо, накануне своей смерти произвел некоторые удачные опыты. Синьор Каньо пришел к убеждению, что чикита распространяется с помощью обыкновенных человечьих блох. Ни другие паразиты, ни комары ее не переносят. Если эта гипотеза верна, то легко понять, почему чикита нашла столь благодарную почву в Италии. В своей последней корреспонденции из Рима я сообщал о буквальном нашествии блох на этот город..."

Так описывал чикиту специальный корреспондент газеты "Тан". Что же, он честно зарабатывал свой хлеб, и, в общем, его статья не была столь далека от истины. Правда, в ней недоставало одного ценного указания: небольшой патриотический союз "Д.Е." - "Декапитационе дельи эбреи", не найдя в Италии достаточного количества евреев для отрезания голов, занялся арабами. Некто Джулио Чикаретти, секретарь союза "Д.Е.", тщательно изучил особенности климата Триполи. По настоянию союза "Д.Е.", поднявшего шумную газетную кампанию, была отправлена карательная экспедиция в Хойтш.

Перечеркнув в вокзальном буфете руку и голову финикийской царевны, Енс Боот отнюдь не хвастал. Накануне своей печальной поездки в Венецию он беседовал в скромной молочной с Джулио Чикаретти.

- Стакан теплого молока,- сказал Джулио.

Выпив молоко, он добавил:
- Оазис Хойтш. Состоялось.

И Енс Боот ответил:
- Прекрасно, я плачу за ваше молоко.

Конечно, всего этого не знал, да и не мог знать специальный корреспондент "Тан". Что касается Енса Боота, то он не любил посвящать широкую публику в свои дела.

Несмотря на успех предприятия, Енс Боот был грустен. Среди людей, потерявших память, он бродил одинокий и жаждавший забвенья.

- Люси... Европа... Любовь... Как забыть вас?..

Но даже у блох есть свои вкусы. Очевидно, им не нравилось северное тело Енса.

Как-то, это было 17 апреля, чувствуя особо острый приступ меланхолии, Енс Боот решил отправиться к Франческо Бари и поговорить с ним о прошлом Европы. Что может быть слаще для несчастного любовника, нежели воспоминания о золотых днях юности?

Увы, Енсу Бооту не было суждено утешить своего отчаявшегося сердца. То, что он застал в квартире Франческо Бари, еще более огорчило его. Великий философ сидел на некоем детском приспособлении в одной рубашке и напевал бессмысленную песенку:
Уно, дуо, тре. Кафе! Кафе! Кафе!
Куатро, синке, сеи, леи, леи, леи!

- Я пришел побеседовать с вами об Европе, синьор Бари, о прехождении и о существе,- вежливо сказал Енс.

Но он услышал лишь младенческий писк.

- Хочешь играть в прятки?- предложил Франческо Бари и, не дожидаясь ответа, залез под кровать. Серебряные пряди его волос подметали пол.

Еис Боот попробовал привести философа в нормальное состояние. Он напомнил ему дорогие имена.

- Монжуа... ренессанс... романтики... Лютеция...

Но Франческо Бари, беспечно улыбаясь, играл хвостиком своей рубашонки.

Вдруг что-то человеческое мелькнуло в его глазах, он ударил себя по лбу и мучительно прокричал:
- Я не помню! Я ничего не помню!

Но через минуту идиотическая улыбка затмила скорбь, и философ снова запел:
Уно, дуо, тре. Кафе, кафе, кафе!

Енс Боот вышел. Он покинул Рим.

Кругом была прекрасная Кампанья. По ней бродили коровы. Их давно не доили, и молоко кидалось в круторогие головы. Коровы, в свою очередь, кидались на редких прохожих.

Некоторые римляне бродили по Кампанье. Среди развалин древних этрусских городов они разыскивали свои конторы и магазины.

- Где здесь находится склад подшипников "Электра"?- спросил Енса какой-то субъект.

Это были больные чикитой и потерявшие память. И этим людям завидовал Енс.

- Хоть бы заполучить чикиту!- шептал он в минуты слабости.

Но судьба, всегда покровительствовавшая авантюристу, отказала ему в этом благодеянии.

Вдруг Енс увидел в траве теплый, чуть розовевший мрамор. Он был покрыт ржавчиной многих осеней и седым пухом земли. Но мог ли Енс Боот не узнать своей возлюбленной, дивной финикиянки Европы?

Здесь люди, шедшие в порт Остию и покидавшие для берегов Азии и Африки нежную Европу, молились любовнице Юпитера.

Мраморная финикиянка две тысячи лет тому назад чувствовала тепло сладковатого дыма священных жаровен. Но никогда прежде не знала она жара, охватившего ее теперь, прошедшего но голубоватым жилкам мрамора. Это целовал Европу великий сумасброд, увы, так и не заболевший чикитой.

#24
ЕНС БООТ ЗНАКОМИТСЯ С УЧЕНИЕМ ХУЛИО ХУРЕНИТО

Вслед за рукой очистительной операции подверглась и голова. Чикита без особого труда переехала из Генуи в Барселону... Пиренейский полуостров, еще полгода тому назад занятый корридами и хунтами, забыл обо всем. Он был безлюден, рыж и дик. Только шайки басков, среди которых чикита протекала почему-то в более легких формах, спустившись с Пиренеев на юг, кочевали по Андалусии. Они ели фиги и пронзительно кричали, как мулы.

Чикита не перешагнула через Пиренеи, и прекрасная родина господина Феликса Брандево еще раз могла похвастаться своим бессмертием.

Енс Боот находился в Амьене. Он осматривал, обдумывал, вычислял: пятый акт не должен разочаровать почтенную публику.

Но вечерами, закончив дела, Енс по-прежнему тосковал. Характер его с каждым годом становился все мрачнее. Зрелище стольких бедствий ожесточило его некогда нежное сердце. До памятного вечера в кабачке "Приятная встреча", когда полотер Чуг глядел недоуменно в зеркальце на свое припудренное лицо, Енсу Бооту были доступны милосердие и раскаяние. Но, взглянув на пудру господина Феликса Брандево, Енс Боот раз и навсегда окаменел. Конечно, он мог и теперь пожалеть синьору Лючию, но эта жалость не помешала бы ему выдумать дюжину новых чикит.

Он даже не опускал глаз и не отходил в сторону. Наоборот, пренебрегая опасностью, Енс Боот спешил всегда в ту страну, которая была на очереди. Хорошо осведомленный об интимной жизни министерств и генеральных штабов, он никогда не опаздывал. Это не было ни сладострастием палача, ни ревностью делового человека. Это было роком.

Два существа жили в Енсе Бооте: крупный авантюрист, преемник Наполеона, воплощение Юпитера, убийца Европы, директор "Треста Д.Е." подготовлял, приказывал и, чуть усмехаясь, наблюдал за точностью выполнения. Это был один человек. Другой же являлся сентиментальным коммивояжером, влюбленным в какую-то француженку, выполнявшим поручения господина Кригера, носившим корзину синьоры Лючии, вздыхавшим о милой пижаме и плакавшим при всяком удобном случае.

Один человек не мешал другому. Они оба расписывались совершенно одинаково па циркулярах треста и на любовных записках: "Енс Боот".

Единственное, чего не хватало Енсу Бооту, это была идея. Собственно говоря, ее отсутствие не препятствовало Енсу осуществлять свои планы. Но люди, подобные ему, обязаны думать о грядущем. Что смог бы ответить Енс Боот американцам XXI века, которые спросили бы его: почему ты уничтожил Европу? Нельзя отделаться маловнятными признаниями о челке Люси...

Енсу Бооту недоставало идеи. Совершенно случайно он набрел на нее. Это было в скучном захолустном Амьене.

В тихий вечер сентября, дописав письма, Енс, как всегда, тосковал. Разумеется, он вспоминал тяжелое разочарование, постигшее его в палаццо бывшего маркиза Фермучини. Не удостоившись чикиты, Енс Боот решил попытаться приобрести более банальное забытье. Мадам Люси Бланкафар оказалась толстой уродливой женщиной с плохой перекисью. Енс отправился в первоклассный публичный дом, принадлежащий американской фирме "Куль и Ко", разыскивая стройную девушку с натуральными волосами.

Экспедиция Енса Боота закончилась относительной удачей. Он получил от мадемуазель Жюли, рыжей и вежливой особы, соответствующее утешение. Но верное и далеко не ветреное сердце Енса вскоре заныло по-прежнему. Мадемуазель Жюли уже безмятежно спала, а Енс Боот, в голубых кальсонах, в сетке на волосах (которую он всегда надевал на ночь, чтобы не испортить пробора), шагал по комнате и вздыхал:
- Люси!.. Все это не то... Где ты, финикиянка?..

Финикиянка была рядом с ним и в нем, она тянула свои руки к морям - к южному, полному ракушек и спрутов, к северному, кишевшему серебром сельдей, она упиралась ногами в знаменитый столб, на котором сидел воробей. Но Енс Боот не помнил об этом. Он видел "Ти стар" и острый зубок, надкусывающий миндальное печенье. Енс Боот ходил по комнате. Он не мог уснуть.

Вдруг над кроватью он увидел растрепанную книжку. На переплете было вытиснено золотом:
ВНИМАНИЮ ГОСПОД КЛИЕНТОВ!
В этом высоконаучном произведении восхваляется наше гигиеническое и эстетическое заведение.

Зная, что публичные дома фирмы "Куль и Ко" пользуются всемирной репутацией и рекламируются многими учеными, Енс Боот зевнул: вероятно, нечто медицинское...

Но, раскрыв книжку, он дочитал ее до конца, стоя под тусклым фонарем над спящей невинно мадемуазель Жюли.

Это была биография великого Учителя Хулио Хуренито, убитого в 1921 году в городе Конотопе, а также его избранные суждения.

Несколько раз, отрываясь от книги, Енс Боот ругался:
- Этот слюнтяй умел только философствовать, когда надо было действовать!..
- Ну что за фантазия таскать за собой семь круглых идиотов?..
- Умереть из-за сапог! Хорош гусь! Это все равно как если бы я умер из-за пижамы...

Но эти кощунственные слова были продиктованы светлым и высоким чувством: Енс Боот свято уверовал в учение великого Провокатора. Более того, он понял, что вся его жизнь, начиная с проглоченного уса лангуста и кончая посещением дома фирмы "Куль и Ко", лишь осуществление дивной идеи Хулио Хуренито.

Теперь Енс Боот знал, зачем он уничтожает Европу, Перед голубеющим окном, в голубых кальсонах, трепещущий и умиленный, повторял он незабываемые слова покойного мексиканца: "Нет, не ненависть - величайшая нелюбовь опустошила мое сердце... И все же он придет - час свободы, восторга, бездумья..."

- Зачем ты не дожил до наших дней, Учитель?- шептал Енс.- Но будь спокоен: в тысяча девятьсот семидесятом году не поставят памятника твоему убийце. К тысяча девятьсот семидесятому году в Европе будут лишь солнце, зверобой и щебет птиц.

И, хитро подмигнув глазом, Енс продолжал:
- Ты тоже ее любил!.. Ты оставил для нее свою Мексику... Умирая в грязном Копотопе из-за каких-то сапог, ты видел гордую поступь финикиянки... Будь спокоен, я-то ее заполучу!..
Это была великая минута.

#25
ЧТО ИНОГДА ПАДАЕТ С НЕБА

Франция была почти бессмертной. Все рантье живыми просились в Пантеон. Но такие исключительные удачи всегда отражаются на душевном равновесии, и Франция томилась, не зная, какую страну можно еще уничтожить. Как будто все страны Европы были уничтожены. Оставались жалкие огрызки.

В 1935 году господин Феликс Брандево решил с горя подобрать оставшиеся крохи. Швейцария и Бельгия были присоединены к Франции в течение одиннадцати минут. Голландия не подчинилась постановлению, превращавшему ее во французский департамент "Дюн". Покопавшись в архивах, голландские журналисты написали двусмысленные статейки о затоплении страны. На что надеялись эти люди, отстаивая независимость своей родины, для нас остается тайной. Возможно, что в них жил дух великих мореплавателей прежних времен, и они рассчитывали отплыть вместе со своей страной куда-нибудь в иное полушарие. Так или иначе, узнав о сопротивлении голландцев, господин Феликс Брандево серьезно оскорбился. Он не хотел войны. Он давно стал пацифистом. Кроме того, объявить войну - это означало бы смутить покой симпатичных американцев. Господин Феликс Брандево решил ликвидировать конфликт по-семейному.

- Займитесь Голландией,- сказал он своему военному министру, генералу Легату.
- Голландия? А что там? Горы? Флот?- спросил исполнительный министр.
- Там дождь и сыр.
- Насчет сыра я профан. Но дождь, но дождь... Я займусь дождем...
- Только, пожалуйста, потише,- предупредил его господин Феликс Брандево.- Нельзя обижать американцев.

Этот разговор происходил 18 августа 1935 года. 19 августа "Журналь де Даба" писал:
"Из вполне авторитетных источников нам сообщают, что французское правительство настроено вполне миролюбиво по отношению к Голландии и не предпримет никаких военных мер. Если маленькая Голландия сама не понимает экономических и моральных преимуществ присоединения ее к Франции, мы можем только пожалеть эту страну. Войны, во всяком случае, не будет".

- Войны не будет!- кричали продавцы газет па улицах Парижа и Амстердама.

Они были правы. Войны действительно не было.

Правда, Енс Боот спешно отплыл в Голландию. Но эта поездка была исключительно вызвана вполне естественным желанием повидаться со своей матерью, Анной Боот, с которой Енс расстался ровно тридцать четыре года тому назад.

В Голландии Енс Боот увидел то, что должен был увидеть, то есть дождь и сыр.

(Господин Феликс Брандево хорошо знал географию).

Не останавливаясь, Енс Боот проехал прямо на остров Тессел. Где-то произошли грандиозные катастрофы. Погибла почти вся Европа, Работал "Трест Д.Е.", Здесь же морские птицы несли яйца, и мирные жители, не думая о судьбах народов, кушали вкусную яичницу.

С величайшим волнением вошел Енс в скромный домик. Анна Боот молилась. Упав на колени, долговязый Енс припал к желтым сморщенным рукам матери и покрыл их поцелуями. Когда тридцать восемь лет тому назад он проглотил ус лангуста, это было очень больно, и матушка тогда утешала его. Теперь, познав измену мадам Люси Бланкафар и гибель Европы, он крайне нуждался в материнском утешении.

Услыхав запах мыльного порошка и рыбы, исходивший от платья Анны Боот, Енс вспомнил детство. Директор "Треста Д.Е." почувствовал себя малым ребенком.

Анна Боот выронила из рук псалтырь. Вошедший человек напомнил ей короткий, по тяжелый грех далекой молодости.

- Господи, прости и помилуй,- прошептала она.
- Матушка, я твой сын Енс!
- Неправда! Ты искуситель,- с величайшим недоверием ответила ему Анна Боот.

Енсу пришлось показать матушке родимое пятно на своем животе и в придачу еще паспорт. Тогда старуха, обливаясь слезами, стала целовать угрюмое, костистое лицо Енса.

Шел дождь. Час спустя, разглядывая элегантный костюм сына, Анна Боот спросила не без тревоги:
- Чем ты занимаешься, Енс?

Директор "Треста Д.Е." не захотел огорчить свою старую мать. Он небрежно ответил:
- Я был массажистом и охотником. Теперь у меня маленькое бюро похоронных процессий.

При этих словах глаза Енса Боота убежали в сторону. Сердце матери отличается прозорливостью. Айна Боот сказала сыну:
- Ты мне солгал, Енс. Может быть, ты стал жуликом или, господи помилуй, убийцей?

Анна Боот плакала. Шел дождь.

Енсу хотелось покаяться матери во всех грехах, лечь в детскую кроватку, съесть большое яйцо морской птицы всмятку и уснуть навеки. Но он преодолел это естественное желание.

Вечером Анна Боот, утомленная событиями дня, задремала в кресле. Енс вышел из дому. Дождь не переставал. Впрочем, дождь в этой стране может идти, не переставая, три месяца, и не дождь удивил Енса Боота. Он увидел странную картину: весь берег был покрыт мертвыми морскими птицами. Они падали с неба на глазах у Енса, падали, как камни.

Когда Енс вернулся, его мать проснулась от скрипа двери. Кис решил поделиться с ней своими впечатлениями:
- Матушка, весь берег покрыт дохлыми птицами. Они падают с неба. Что бы это могло значить?

Анна Боот снова заплакала.

- Это значит, что ты принес несчастье в мой дом. Никогда птицы не умирали здесь. Ты не сын мой, а дьявол!

Енс Боот, директор "Треста Д.Е.", услыхав слова матери, задрожал, как ребенок, которому рассказали страшную сказку. Суеверный страх овладел им. Может быть, он, проклятый всеми человек, действительно принес беду своей старой матери?

Енс дрожал. Мать плакала. Шел дождь.

- Дай мне стакан воды,- сказала среди слез Анна Боот.- Дьявол, дай мне воды! Смотри, не обмани меня! Дай мне воды, а не дьявольского яда.

Енс вышел во двор, покрутил колесо колодца и принес матери стакан свежей, холодной воды.

- Пей, матушка,- сказал он с беспредельной нежностью. Пальцы его все еще продолжали дрожать. Анна Боот отпила полстакана. Она сидела молча в кресле. Через полчаса ужасная гримаса свела ее лицо. Стакан упал и разбился. Началась рвота.

- Ты обманул меня, Енс! Ты дал своей матери яду!..

Это были последние слова Липы Боот.

Енс бежал. Один на пустынном острове, устланном трупами птиц.

- О! о! о!

Какой-то рыбак перевез его на материк. Он не отвечал на вопросы. Он не видел людей. Перед ним были испуганные глаза матушки и стакан чистой воды.

Кругом умирали люди и звери, они умирали в городах и в деревнях. Голландия, не захотевшая присоединиться к великой Франции, умирала в корчах, с пеной на губах.

В Утрехте молодая Вильгельмина Майстрот рассказывала сказку своей дочери, прекрасной Дели:
- ... И с неба упала голубенькая звездочка...
- Мама, разве звезды падают с неба?
- Падают, детка, падают, Дели. На небе бог. С неба может все упасть...

И, кончив сказку, мама дала Дели "капли датского короля". Дели немного кашляла. Через пять минут в кроватке с сеткой лежал скрюченный трупик.

С неба падал дождь. Енс Боот бежал по размытым дождем полям, падал, подымался, снова бежал, бежал и кричал:
- О! о! о!

На этот раз Енс Боот хотел явно невозможного: он пытался убежать от самого себя.

Через две недели в Голландии не было людей. Дождь все еще шел. В складах высились красные горы несъеденного сыра.

Среди бумаг господина Феликса Брапдсво сохранилась крохотная записка:
"Триста аппаратов... В облака при образовании... Дождь... Шесть дней".

Но читать чужие письма по меньшей мере неприлично. Войны не было. Американские пацифисты послали господину Феликсу Брандево приветствие и голубку из массивного (не дутого) золота...

#26
"СТО "АФРО", И ПОСКОРЕЙ..."

Двадцать второго мая 1937 года заборы Перпиньяна украсились прекрасными трехцветными афишами:

ДОРОГИЕ СОГРАЖДАНЕ!
Отечество в опасности!
Начиная с апреля 1936 года отдел записи гражданских актов не зарегистрировал в Перпиньяне ни одного рождения.
Что станет через двадцать лет с прекрасным Перпиньяном? Кто будет голосовать при выборах в парламент?
Кто будет читать уважаемую газету "Л'об де Перпиньян"? Кто будет пить отменные, не фальсифицированные аперитивы?
Граждане, опомнитесь!
Городской совет постановил выдать сто золотых франков и почетный диплом гражданину, который окажется способным стать отцом. Для торжественного акта будет предоставлен большой зал муниципалитета. Решение вынесет жюри под председательством городского врача д-ра Ликико. Кандидаты должны записаться у секретаря.
Спешите, дорогие сограждане!
Спешите, пока не поздно!
Мы верим в ваше мужество!
Мэр города Перпиньяна.
Альфонс Мэрдо.

С утра до вечера у афиш толпились дорогие сограждане Мэрдо.

- Ровно через двести семьдесят дней в Перпипьяпе родится не менее десяти тысяч детей,- куражился молодой и прекрасный нотариус Балье.- Я не иду записываться только потому, что не привык стоять в очереди,- там, наверное, сегодня давка.

Но мосье Балье ошибался. Секретарь мэрии весь день безнадежно глядел в окно. На площади происходила собачья свадьба. Собаки весело тявкали. Секретарь зевал. Ни один кандидат не явился.

Мы предостерегаем, однако, читателей от неверного вывода, будто Перпиньян являлся исключительно порочным и за свой грехи наказанным городом. Нет, во всей Франции можно было наблюдать однородные явления:
1) абсолютную безработицу среди акушерок.
2) тишину на улицах, вследствие полного отсутствия граждан нежного возраста.
3) превращение всех начальных школ в танцклассы для взрослых.
4) систематические самоубийства фабрикантов игрушек, и прочее.

Историк - не стыдливая отроковица. Он обязан с беспощадной настойчивостью приоткрывать завесу, отделяющую нас от жизни общества былых времен, и не его вина, если эта жизнь мало согласуется с великими заповедями добра и приличия. Наш долг - выяснить причины, которые довели Францию до столь ненормального положения.

Первенствующую роль среди них играет, разумеется, война. В течение двадцати пяти лет, почти без перерывов, Франция воевала. Она содержала под ружьем миллионы граждан. Мальчики пятнадцати лет, мобилизованные в спешном порядке, немедленно развращались. На интендантство было возложено снабжение четырех тысяч восьмисот базовых и семнадцати тысяч шестисот летучих публичных домов для солдат. Легко себе представить, как это отражалось на санитарном состоянии населения. Уже к 1935 году статистика показывала уменьшение рождаемости на сорок восемь процентов.

Тогда появилось на сцену спасительное лекарство. Владелец большой фабрики химических изделий "Д.Е." выпустил в продажу золоченые пилюли "Афродитин". Это лекарство представляло из себя остроумную смесь эфирных веществ и семенных вытяжек. Оно одновременно служило для трех целей: преодолевало застенчивость, препятствовало увеличению населения, то есть отягощению бюджета, и, как всякий наркотик, веселило человека. Фабрика "Д.Е." не успевала выполнять заказы. Вскоре ее владельцы сделались самыми богатыми людьми Франции. Что касается публики, то она нежно полюбила "Афродитин" и даже, для удобства, звала его запросто "Афро".

Пилюли, как мы уже сказали, были позолочены безвредным бронзовым порошком и продавались в изящной упаковке. Невесты преподносили своим женихам коробочки с пилюлями. Заботливые тещи, отправляясь утром на базар за провизией, не забывали прихватить коробочку "Афро". В кафе предупредительные официанты, завидев парочку, кричали буфетчице:
- Два пикона-кюрасо - два! Один "Афро" - один!

Солдаты, эти исконные носители городской цивилизации, познакомили с чарами "Афро" и сельских жителей. В любой крохотной лавчонке, обслуживавшей рыбаков Бретани или пастухов Савойи, можно было теперь найти заветные пилюли.

Правительство господина Феликса Брандево, занятое уничтожением различных государств, а также истреблением последних коммунистов, не вмешивалось в интимную жизнь граждан. Как читатели видят, это было воистину либеральное правительство.

"Афро" стал подлинным героем. О нем писали большие научные трактаты. О нем слагали непристойные куплеты. В течение 1936 года было продано четырнадцать миллионов изящных коробочек.

На годичном собрании акционеров химической фабрики "Д.Е." раздавалось одно только слово:
- Триумф!..

Акционеры принесли сердечную благодарность новому директору фабрики господину Енсу Бооту. который приобрел патент на дивный "Афро". Господин директор был весьма растроган.

К этому времени с достаточной ясностью сказались новые, дотоле неизвестные свойства волшебного лекарства. После трех-четырех коробок "Афро" превращал молодого крепкого мужчину в самого исправного евнуха. Сначала афроманы испытывали слабость и сильные головные боли. Им приходилось увеличивать дозу лекарства. Многие доходили до восьми и даже до десяти пилюль. Наконец наркоз переставал вовсе действовать, и надеявшемуся на его благотворное влияние приходилось постыдно покидать поле сражения.

После того как все министры, сыновья министров, племянники министров и даже некоторые внуки министров испытали на себе разрушительное действие "Афро", правительство наконец заинтересовалось опасным фабрикатом. В Лилль, где находилась фабрика "Д.Е.", прибыл главный прокурор республики. Он узнал, что директор фабрики, господин Енс Боот, накануне отбыл неизвестно куда.

Фабрикация "Афро" была запрещена под страхом смертной казни. К сожалению, эта мера несколько запоздала. Вряд ли во всей Франции набралось бы двадцать тысяч мужчин, которые не познали бы надежд и разочарований "Афро". Огромное большинство французов примирилось со своей участью.

Этого нельзя было сказать о француженках. Среди них распространились нервные заболевания. Родильные дома были обращены в больницы для душевнобольных. Наиболее храбрые женщины убегали из дому и, добравшись до границ республики, за которыми начиналась пустыня, выжидали темноты. Сторожевым постам было приказано стрелять во всех, пытавшихся перейти границу. Ночью отважные путешественницы переползали через глубокие рвы. Многие погибали. Достигшие цели раздевались догола и ложились на землю, ожидая дикарей. Дело в том, что по всей Франции ходила легенда о великолепных варварах, которые якобы похищают женщин. Действительно, бродившие по пустыне люди - баски, лигурийцы или швабы - порой вознаграждали француженок за их подлинный героизм. Но большинство гибло от холода или от хищных зверей, которые, обнаглев, зачастую подходили к самым границам Франции.

Таково было положение к началу 1937 года. "Афро" вполне оправдал надежды, возлагавшиеся на него трудолюбивым директором фабрики "Д.Е.".

В палату депутатов был внесен срочный законопроект об импорте во Францию двухсот тысяч негров из колоний. Предполагалось после использования производительной энергии послушных дикарей сконцентрировать их на одной из окраин республики и уничтожить, чтобы они не вызывали излишних приступов ревности у законных белых мужей. Законопроект встретил, однако, сильное сопротивление со стороны Академии. "Бессмертные" утверждали, что новое поколение будет не чисто белого цвета, и в этом видели отступление от исконных традиций латинской расы. Напротив, прогрессивные круги приветствовали перемену окраски. В кабаре пели песенку, посвященную республике:
Марианна! Марианна!
Ты будешь - кофе с молоком...

Законопроект был отклонен тремястами шестнадцатью голосами против ста семидесяти четырех (триста шестнадцать "традиционных" депутатов были женаты, сто семьдесят четыре являлись свободомыслящими холостяками).

Тогда вновь созданное министерство народного размножения обратилось к префектам и мэрам отдельных городов с предложением организовать соответствующие конкурсы.

Прочитав циркуляр министра, мэр города Перпиньяна Мэрдо сочинил вдохновенную афишу, текст которой был нами воспроизведен в начале настоящей главы.

Это был первый конкурс, и вся Франция затаив дыхание следила за его результатами. В Перпиньян прибыли специальные корреспонденты всех крупных парижских газет.

Представитель газеты "Пти журналь" мосье Гропэт, желая опередить своих коллег, на вокзале сочинил первую телеграмму:
"Прилив кандидатов так велик, что возле городского совета военный отряд и команда пожарных охраняют порядок. Число кандидатов перевалило за двадцать тысяч. Великолепная погода благоприятствует событиям".

После этого мосье Гропэт побрился, позавтракал и направился в здание муниципалитета. Секретарь сидел у окошка и зевал. Большой лист, приготовленный для записи кандидатов, сиял девственной чистотой.

Мосье Гропэт составил вторую телеграмму:
"Положение несколько осложнилось благодаря иностранным интригам. Арестованы читинские шпионы. Погода по-прежнему благоприятствует. Франция победит!"

Мосье Мэрдо приказал всем своим чиновникам бросить занятия и предаться розыскам хотя бы одного мужчины, никогда не принимавшего "Афро". Чиновники бегали, потели, вздыхали. Гропэт телеграфировал:
"Чтобы победить, нужны крепкие нервы".

Подходящего человека не было.

Наконец 29 мая старый сторож мэрии Леон привел приятного застенчивого юношу, который жил скромно со своей престарелой бабушкой, сажал картофель и бобы, верил в бога и никогда не видал золоченых пилюль. Это было воистину нечаянной радостью. Мосье Мэрдо прижал юношу к своему животу, обвязанному трехцветным шарфом, и облил его ливнем патриотических слез.

- Ты Шарлемань, ты Жанна д'Арк, ты Дантон, ты господин Феликс Брандево,- шептал в умилении мосье Мэрдо скромному юноше, которого до этого времени звали Полем Пти.

Дальнейшее описание событий мы представляем поэтическому перу мосье Гропэта.

Четвертая телеграмма:
"Поль Пти прекрасен и смел. Его невеста, дочь мосье Мэрдо, самая красивая и нравственная девушка города. Примеру Перпиньяна должны последовать другие города. Мы победим весь мир. Наблюдается приток американских туристов. Гостиницы переполнены".

Пятая телеграмма:
"Мэрия убрана флагами и электрическими вензелями. На площади радостная толпа. Устроены народные развлечения: карусели и стрельба в цель. В павильоне военный оркестр. Невеста уже в зале. Поль Пти подкрепляется ужином под наблюдением врачей".

Шестая телеграмма:
"Поль Пти скушал два яйца всмятку, шпинат и котлет де-воляй, выпил стакан минеральной воды. Оркестр исполняет туш".

Седьмая телеграмма:
"Поля Пти ведут. По вполне понятной стыдливости, он упирается".

Восьмая телеграмма:
"Поль Пти присел на ступеньку и попросил разрешения выкурить сигарету. Оркестр исполняет "Тореадор"".

Девятая телеграмма:
"Поль Пти все еще сидит. Погода благоприятствует. В Перпиньяне прекрасные карусели. Задержан читинский шпион".

Десятая телеграмма:
"Восторг! Эллада! Галльский петух! Поль Пти вошел в зал. Двери опечатаны. Толпа хранит богомольное молчание. Эвоэ!"

В редакции "Пти журналь" тщетно ждали наиболее важной одиннадцатой телеграммы. Ее не последовало. Перо изменило мосье Гропэту. Он не сумел описать финал торжественной ночи.

Ровно в 12 часов, когда оркестр исполнял "Марсельезу", в окне показалась жалкая физиономия Поля Пти. Юноша, напрасно пытавшийся взломать не только запечатанные, но и крепко запертые двери, решил прибегнуть к окну. Он горько плакал, а сквозь рыдания раздавались слова:
- Сто "Афро", и поскорей!

Но уж никакой "Афро" не мог помочь последнему герою Великой Франции.

#27
"НЕОБХОДИМО ПОБРИТЬ СОБАКУ"

Изо всех операций, проведенных "Трестом Д.Е.", для нас наиболее загадочной остается уничтожение народов, заселявших некогда Скандинавский полуостров. До нашего времени ни одному историку не удалось осветить этот хотя и второстепенный, но достаточно любопытный вопрос. Объясняется это не какой-либо особой сложностью скандинавской операции, а исключительно печальной случайностью. Когда в 2004 году был найден секретный архив "Треста Д.Е.", в нем не оказалось папки #18621, заключавшей все документы, связанные с событиями 1938 года. Архив хранился в несгораемом шкафу мистера Твайвта. Мы не можем, таким образом, заподозрить ни воров, ни мышей. Нет, единственным виновником является покойный мистер Твайвт, любивший изредка перелистывать трогательные и назидательные документы. Однажды, отправившись на свою обычную утреннюю прогулку в огородничество с папкой #18621, он вернулся домой без бумаг. Подобные неприятности, рождаемые рассеянностью, происходят порой и в самых лучших домах. Но, увы, благодаря наивному жесту мистера Твайвта, мы лишены возможности с должной полнотой обрисовать гибель Скандинавии.

В наших руках находятся лишь шесть документов, которые мы и приводим полностью.

I. Записная книжка Енса Боота, в черной клеенчатой обложке. На странице сорок первой запись чернильным карандашом:
"26 ноября 1936 года. Сегодня глядел "Бранда": Провинциал и дурак. Сливки и сметана + непримиримость перед законной супругой. Кстати, вспомнил: необходимо побрить собаку. NB!"

II. Телеграммы в различные американские газеты за март 1938 года из Стокгольма, Копенгагена и Христиании.

"Замечены случаи сонной болезни. Приняты меры".
"На границах Дании установлен карантин".
"В школах произведены прививки".
"По мнению специалистов, сонная болезнь в слабой форме наблюдалась и прежде. В 1922 году в Нью-Йорке и в Москве были легкие эпидемии".
"Смертность увеличивается".
"Американское правительство запретило всем судам заходить в порты Скандинавии".
"Эпидемия принимает угрожающие размеры".
"Почтовое сообщение прервано".

III. Письма датского художника Иоганна Ольсэ к госпоже Габриели Боно в Париж.

Письмо первое.
"Я пишу тебе, Габриель, из "Тиволи". На этой скамейке мы сидели с тобой. Помнишь, за маленьким киоском? Ты показывала мне рыжие перчатки, у них были кисточки, как уши пумы. Я хотел тогда тебя написать в зеленом джемпере. Кричали дети. Сейчас здесь очень тихо. На соседней скамье сидит молодой человек с ракеткой для тенниса. Он все время раскрывает рот. Но ты не думай, что он поет или кричит. Нет, это просто, просто как все в зеленом, стеклянном, водяном Копенгагене: он зевает. Значит, через неделю санитары в масках потащат его в крематорий. Санитарам, впрочем, тоже захочется спать. Знаешь ли ты, Габриель, что такое сон? Легкий, звенящий, белесоватый, как этот город. Когда в глазах зияние и сигарета выпадает из пальцев. Ах, сон, сон!.. Моя бедная девочка, если бы ты знала, как мне хочется спать!..
"Но, нет, не бойся. Я совсем здоров. Я могу бегать и плакать. Я могу любить. Еще сильнее, чем прежде. Я хожу вдоль пустых, оловянных каналов порта. Северное море пахнет сыростью и тишиной. Я ищу твои губы, смоляные, сухие, горькие, твои южные губы, Габриель! Я решил бросить все. Я приеду к тебе. Добраться, говорят, не легко. Но это вздор. Я должен быть с тобой. Ты помнишь ночи в Эйсберге, когда выла сирена и с неба сыпался золотой горох звезд. Я уже тогда понял: не просто любовь - иное. Если не мы, то кто же?.. Человек с ракеткой сейчас уснет. Они все уснут. А мы должны продлить... Нет, я не умею писать об этом. Скажу, когда увижу, вдохну в розовую раковину твоего уха, Габриель, мы назовем его Сандро!..
"Я не лягу спать сегодня. Я буду на страже. Поцелуй меня, Габриель!"

Письмо второе.
"Габриель, я еду к тебе. Весь день я боролся с этим лживым дыханием воды. Легко понять - даже море зевает. Июнь. Белые ночи. Надо щипать себя, чтобы не уснуть. Я нашел лодку. Я еду вечером. Я слышу Париж. Итальянские бульвары. Гудение стальных жуков. В кафе звон стаканов. Смех. Кафе ведь у вас открыты до утра? Лишь бы не уснуть! Твои губы, Габриель! Только не дай мне уснуть! Еще три часа, и я отчалю. Лодочник спит. Санитары в масках на грузовике. С ними пастор. Пастор тоже зевает. Ты ведь знаешь это чувство - когда приятно холодеют ноги и в голову кто-то льет густой тягучий мед. Нет, это - смерть!.. Молю тебя, разбуди!.."

Письмо третье.
"Надо ехать. Не могу. Мама делала медовые пряники - слон с хоботом. Хобот был вкусней всего. Помнишь, когда я тебя поцеловал в плечо, ты засмеялась: "Я хочу спать". Милая, я тоже! Все спят. Поздно. Спокойной ночи. Надо мной стоит какой-то человек в маске. Мне кажется, что это..."

IV. Описание в #316 чикагского журнала "Весь мир" сонной болезни.

"Симптомы: бледность, одутловатость. Глаза тускнеют. Движения ленивы. Внезапная сонливость. Слабый пульс.
"Течение болезни: зевота. Сон до двадцати часов в сутки. В первые дни болезни больные еще пробуждаются для принятия пищи. Потом наступает полный сон без перерывов.
"Микробы сонной болезни в течение четырнадцати-восемнадцати дней перерождают мышечные волокна в жир".

V. Отчет о последнем заседании норвежского стортинга 29 октября 1938 года.

Председатель. Объявляю заседание открытым.
Голоса. Нет кворума.
Председатель. Восемьдесят девять депутатов скончались. Почтим их память вставанием.
Слева. На правой сидят.
Депутат Гопсон (консерв.). Сидит только депутат Трольке. Он спит.
Перерыв. Санитары выносят депутата Трольке.
Председатель. Слово принадлежит депутату Аргену.
Депутат Арген (крайн. левый). Страна гибнет. Ожирение происходит от излишеств буржуазии. Мы больше не можем ждать. От имени партии, профсоюзов и завкомов объявляю правительство низложенным. Стортинг распускается. Власть переходит...
В зале смятение. Депутат Арген внезапно замолкает.
Председатель. Слово принадлежит вам, уважаемый депутат Арген.
Депутат Арген молчит.
Депутат Тульби (соц.-дем.). Мы умоляем вас, коллега Арген, сказать, к кому же переходит власть? Это крайне важно.
Председатель. Увы, депутат Арген не может ответить. Депутат Арген спит.
Санитары выносят депутата Аргена.
Председатель (зевает). Объявляю заседание закрытым. Мне хочется спать.

VI. Каблограмма мистера Ойрка, специального корреспондента "Американской свободной ассоциации прессы".

"Крупная сенсация! В Скандинавии больше не осталось ни одного живого человека. Я совершил сегодня семь полетов. Я видел мертвый Копенгаген. Солнце играло на шпицах собора. По Дании бродят коровы. Они бодрствуют. В Стокгольме тихо, как в раю. На лицах некоторых спящих улыбка блаженства. Гибель этого народа - новое торжество чистого спиритуализма. Я лично наблюдал последние минуты последнего человека. Какая красота! Это был рыбак в фиорде Трольберга. Он выехал на утреннюю ловлю. Вода была бирюзовая, а солнце золотое. Рыбак вытащил сети. Серебряные рыбки трепетали. Он тихо вздохнул, прикрыл глаза рукой и уснул. Уснул сразу, как младенец. Сети ушли в воду. Рыбки весело разлетелись прочь. Рыбак спал под золотом солнца, над бирюзой воды. Евангелические видения! Святой рыбарь! Безусловно, скоро мы приступим к колонизации этих мест. Необходима грандиозная дезинфекция. Здесь много сырья: железо, медь, лес. Я видел смерть. Жизнь будет снова. Доброе утро, дорогие читатели!"

#28
"SORЕ"

Тридцатого июня 1928 года, когда господин Кригер умирал среди развалин Берлина, в одном из танков стоял Виктор Брандево. Племянник премьера пустыми стеклянными глазами глядел в черный коридор столетий. То, что он видел, было воистину страшно. Солнце быстро остывало, оно висело на ледяном небе как огромный желток. Землю, покрытую кактусами и гигантскими мхами, давили мамонты, двуутробки, черепахи, исполинские пауки. Потом солнце совершенно исчезло. По лишаям поползли слепые карлики с лицами, густо поросшими рыжей колючей шерстью. Иногда они кидались один на другого с криком "чуй-чуй" и выпивали теплую, вязкую кровь. Виктор Брандево, младший лейтенант французской армии, долго глядел на этих чудовищ. Он старался понять, кто они: прадеды или правнуки?

Когда на рассвете танки, закончив разрушение Берлина, двинулись в обратный путь, Виктор Брандево лежал с закрытыми глазами и бредил. Его поместили в лучший госпиталь Льежа. Месяц спустя в Льеж прибыл господин Феликс Брандево, чтобы лично вручить военную медаль своему героическому племяннику. Госпиталь был роскошно декорирован, а все гостиницы Льежа наполнены иностранными корреспондентами. Но обстоятельства в высшей степени загадочные омрачили торжественную церемонию. Когда премьер, закончив патетическую речь, хотел поцеловать больного воина, он нашел на койке нелепое чучело.

Виктор Брандево таинственно исчез, и этим в свое время составил счастье как сыщиков, так и журналистов всего мира. Мы уже упоминали, что газета "Пепль" уверяла, что голландский авантюрист Жан Ботта не кто иной, как пропавший при странных обстоятельствах Виктор Брандево. Вряд ли нужно доказывать нашим читателям, хорошо знакомым с биографией Енса Боота, что смешение этих двух личностей является по меньшей мере неприличным.

Нам не удалось установить, что делал Виктор Брандево в течение десяти лет. Мы знаем лишь, что в 1932 году он находился в монастыре святого Игнатия близ Саламанки, удивляя всех монахов рьяностью своих молитв и суровостью обетов. На исповеди брат Ипполит (таково было имя, принятое Виктором Брандево при пострижении) признался, что убил миллиарды людей, в том числе некоего фараона Ферункануна, содержателя кабаре "Альказар" и своего правнука, карлика, поросшего рыжей колючей шерстью.

Три года спустя мы находим Виктора Брандево в совершенно другой обстановке, а именно - среди слушателей Высшей военной академии города Томска. Он живет там под своим именем в качестве политического эмигранта, зарабатывает деньги уроками французского языка и занимается химией, а также электротехникой.

Вот все данные о жизни Виктора Брандево, которыми мы располагаем. Не желая низводить наш научный труд до уровня психологического романа, мы не пытаемся осветить душевных переживаний легко увлекающегося юноши, позволивших ему проделать достаточно сложный путь от танка до монастыря святого Игнатия и от исповедальни до лаборатории Военной академии в самом неблагонадежном государстве. Мы не знаем также, когда и каким путем Виктор Брандево вернулся к себе на родину. Но 12 апреля 1939 года на собрании безработных в большом зале парижской "Биржи труда" выступил худой, черный человек в кепке. Потрясая кулаками, он кричал:
- Товарищи! Французская буржуазия, погубив Европу, теперь начала наступление на нас. Наши деды сумели ответить на предательства буржуев Парижской коммуной. Товарищи, Чита нам поможет! Америка накануне социальной революции! В Японии глухое брожение! По всем данным, в европейской пустыне также сохранились живые оазисы. Эти несчастные, пережившие ужасы войн и эпидемий, помогут нам свергнуть ярмо капитализма.
- Смелее! Все на улицу! Необходим единый план действий. Да здравствует великий "Рабочий синдикат восстановления Европы"!

Присутствовавшие на собрании четыре тысячи безработных неистово аплодировали страстному оратору. Может быть, монахи монастыря святого Игнатия, погибшие от чикиты, услыхав эту речь, не одобрили бы ее антиморального содержания, но, без сомнения, они отдали бы должное исключительному пафосу, всегда отличавшему брата Ипполита. Что касается безработных, то их интересовало не ораторское искусство Виктора Брандево. Нет, они были очень голодны. Их ждала неминуемая смерть. Чужой человек в кепке предлагал какой-то исход. Он даже сулил помощь русских, американцев, японцев, европейских дикарей - помощь всех. Оставалось одно - свернуть шею бывшему фабриканту жестяных коробок господину Феликсу Брандево.

Когда безработные действительно решили это сделать и с пением "Интернационала" вышли на улицу, небольшой отряд полицейских, применив газы, в несколько минут разогнал их. Двести сорок человек при этом погибло. Число паразитов, сидевших на шее бедного господина Феликса Брандево, уменьшилось на двести сорок душ. Но это было малым утешением. Если погибло двести сорок, то оставалось еще три миллиона сто десять тысяч, получавших пособия от государства.

Не мудрено, что господин Феликс Брандево с каждым днем все сильнее ощущал трагическое бремя власти. Положение Великой Франции, победившей всех мыслимых врагов, было отнюдь не завидным.

Мы уже говорили о заботах, которые причиняло правительству почти абсолютное прекращение рождаемости. В 1939 году, пренебрегая резолюциями палаты депутатов и Академии наук, господин Феликс Брандево ввез наконец во Францию около ста тысяч сенегальцев для размножения. Но негры, испытавшие минуты господства над белыми женщинами и, по всей вероятности, возбуждаемые к бунту тайными агентами читинского правительства, обнаглели. Что ни день, они нарушали спокойствие господина Феликса Брандево.

Еще хуже негров вели себя безработные. Потеряв все внешние рынки, а также лишившись ввоза сырья, французская промышленность окончательно погибла. Сан-Этьен, Лилль, Нанси и другие индустриальные центры напоминали теперь музеи античных древностей. Их даже начали посещать американские туристы. Многие рабочие напялили на себя солдатские шинели.

Страшась вторжения варваров, а также внутренних беспорядков, Франция содержала громадную армию. К 1935 году численность ее равнялась двум миллионам восьмистам тысячам штыков. Но господин Феликс Брандево был достаточно умен, чтобы не влить в армию всех безработных. Он продолжал кормить свыше трех миллионов бездельников: все же это было спокойней, нежели винтовка в руках рабочего. Таким образом, две трети солдат являлись крестьянами. Порой, в часы бессонницы, тревожась за будущее своей горячо любимой родины, гениальный премьер брал с полки "Историю подавления мятежа 1871г." и самодовольно приговаривал:
- В случае чего - две трети больше одной трети. Крестьяне выручат!

После таких ночей министру финансов, в свою очередь, приходилось проводить бессонные ночи, складывая невероятное количество нулей, из которых состоял государственный бюджет. Золотой фонд давно перекочевал в Америку. Налогов никто не платил. Ежедневно печатались миллиарды франков на содержание армии и безработных. Солдаты получали мясо и вино, безработные исключительно чечевичный суп, но даже килограмм чечевицы стоил двадцать тысяч франков, и министр финансов, сидя над бюджетом, тер виски "антимигреневым карандашом". Социальные противоречия достигли исключительной, мы сказали бы, чисто живописной выразительности. Буржуа спекулятивного типа, не имевший даже наследника, старался как можно скорее прожить свои трильоны. В Париже собрались все уцелевшие кокотки Европы. Они развлекали утомленных французов танцами и различными эквилибристическими упражнениями. Рестораны круглые сутки были полны - их теперь вовсе не закрывали. Последнее поколение французской буржуазии торопилось познать тайны всех винных погребов.

Вместе со спекулянтами кутила военщина, награбившая немало добра в годы веселых военных прогулок.

Когда мистер Твайвт увидел в чикагском журнале "Весь мир" фотографию парижского ресторана "Мои пти тру", он в изумлении пролепетал:
- Но мы ведь нищие. По сравнению с этим вся Америка лачуга!..

Правящие классы Франции правильно оценивали события. Они не хотели терять драгоценное время. Рядом с ними царила неслыханная нищета. Миллионы безработных пухли с голоду, валялись в Булонском лесу или на набережных Сены и сжимали свои жалкие немощные кулаки. Эти существа мало напоминали цивилизованных людей. Они ходили в рубищах, прикрывая грязные тела тряпьем, драными мешками, старыми флагами. Их головы и лица поросли длинными волосами. Они давно перестали думать и говорить, лишь изредка изрыгая краткие ругательства. Их выселяли, гнали из города в город, и все же даже господин Феликс Брандево, этот великий муж, отличавшийся античной смелостью, боялся их уничтожить. Безработные продолжали получать суп из чечевицы. А каждый килограмм чечевицы стоил двадцать тысяч франков.

Крестьяне знали это, и крестьяне ненавидели дармоедов, получающих даром чечевицу. Крестьяне ели мясо, сало и творог. Но крестьянам приходилось отдавать настоящие луидоры за материю, привезенную из Америки. Это их весьма обижало. Крестьяне ненавидели города.

Таким образом, Франция жила не вполне нормальной жизнью. К тяжелым экономическим условиям следует добавить нервозность, охватившую всех французов. Никто не знал в точности, что делается за пределами Франции. Ходили слухи, будто дикари, живущие в пустыне, организовались и готовятся к вторжению в восточные и южные департаменты. Ученые, напротив, основываясь на показаниях летчиков, утверждали, что последние люди в пустыне погибли и что Франция окружена зачумленными землями, по которым бродят одичавшие животные. Так или иначе, каждый француз, думая об огромных просторах, граничащих с его родиной, испытывал ужас. Жизнь на маленьком острове, среди океана смерти, была нелегкой.

В роскошном кафе посетитель вдруг ронял на пол рюмку и кричал: он видел перед собой громадную пустоту. Это было боязнью пространства. Безработные порой рычали, как звери, и, подмигивая один другому, показывали рыжими скрюченными руками на юг или на восток.

С каждым днем ужас перед пустыней увеличивался. Господин Феликс Брандево приказал залить светом все города, чтобы изгнать из них ночную тьму. Сияли дикие искусственные луны. В кабинете премьера всю ночь не угасали ослепительные люстры. Но все же за границами Франции была непонятная и непобедимая тьма.

Негры в Ницце окончательно взбунтовались. Они перерезали две тысячи восемьсот шестнадцать законных мужей и, с согласия вдов, въехали в виллы, объявив себя при этом полноправными гражданами. В Лилле на почве недоедания началась эпидемия тифа. Третья армия, расположенная на границах бывшей Испании и соскучившаяся без очередных грабежей, требовала открытия военных действий против Марокко, который еще в 1931 году стал независимым государством. Наконец, в Париже началось явное брожение среди безработных. Митинг, на котором выступил Виктор Брандево, был первым открытым выступлением бунтовщиков. Приличные парижане растерялись - они привыкли рассматривать безработных, как нечистоплотных, но безвредных животных.

Енс Боот, наоборот, был вполне удовлетворен событиями. К этому времени директор "Треста Д.Е." жил весьма благообразно, помещаясь в роскошном особняке на бульваре Сен-Жермен под именем Жана де Боливье, крупного чиновника военного министерства. Господин Феликс Брандево не решал ни одного существенного вопроса, не посоветовавшись предварительно с господином Жаном де Боливье.

Двенадцатого апреля 1939 года, прочитав в вечерней газете о первом митинге безработных, закончившемся неудачной демонстрацией, Енс Боот сладко потянулся и зевнул. Этот жест хорошо знаком людям, которые чувствуют приближение конца тяжелой и длительной работы, Директор "Треста Д, Е." имел полное право зевать. Он собирался зевнуть вторично, но ему помешал лакей, доложивший, что какой-то посетитель хочет обязательно видеть господина Жана де Боливье, На визитной карточке значилось:
ПЬЕР КАМЭН
Председатель Синдиката безработных Франции.

В кабинет вошел высокий брюнет. Не снимая кепки, он сказал:
- Здравствуйте, Енс Боот!

Ни одно мельчайшее движение не выдало удивления господина Жана де Боливье, столь неожиданно разоблаченного странным пришельцем. Енс Боот стал внимательно вглядываться в лицо Пьера Камэна. Енс Боот умел запоминать людей. Столь же просто, даже дружески ответил он гостю:
- Ах, вот кто вы... Мы встречались, кажется, в Томске... Господин Виктор Брандево? Очень приятно. У столь гениального дяди, вероятно, не менее гениальный племянник.
- Бросьте кривляться,- сказал раздраженно Виктор Брандево.- Я пришел к вам по делу. Я знаю, кто вы и чем вы занимаетесь. Вы действительно великий человек. Но я хочу, чтобы вы взялись за более достойное дело. Давайте-ка восстановим Европу.
- А собственно говоря, зачем?
- "Зачем"?..

Этот наивный вопрос столь удивил Виктора Брандево, что он серьезно задумался, прежде чем ответить.
- Ну, хотя бы за тем, чтобы людям было где жить. Это все же вполне достойная часть света. Да, да, я знаю, что вы мне ответите! Конечно, в Европе было не мало пакости. Но теперь-то мы сделаем все иначе. Мы создадим великое рабочее государство. Мы отстроим заново города. Мы протянем руку братской Сибири. Париж - старый форт революции. Свергнув власть буржуазии, мы сможем объединить вокруг себя людей, живущих в пустыне...
- Простите,- вежливо перебил молодого энтузиаста почтенный директор "Треста Д.Е.",- по последним данным, если в пустыне и остались люди, то число их не превышает сотен, а может быть, и десятков душ.
- Будут новые! Честное, здоровое, трудовое поколение!
- Милый юноша, разве вы в Томске ничего не слыхали о моем патентованном средстве "Афро"?
- Все равно, мы привезем людей из других частей света. Главное, установить идеальный строй, царство справедливости. Остальное приложится.

Енс Боот предложил своему гостю египетскую сигарету.
- Прошу... Я очень рад, что вы пришли ко мне. Приятно поговорить на досуге с последним мечтателем Европы. Франция, однако, должна погибнуть,- это неподметенный сор вчерашней пирушки. Раньше всего вентиляция! Что касается колонизации, то этим вопросом, вероятно, займется Америка.
- Но чем же ваша Америка лучше Европы?
- Этого я не знаю. Скажу вам больше: меня это никак не интересует. Что "лучше" и что "хуже",- черт побери? Вас, вероятно, усердно обрабатывали в Саламанке и в Томске. Двойное воспитание. Что касается меня, то от щипков отца Франциска я спешно перебрался в цирк братьев Медрано, а находясь в России, любил драться с белыми, но регулярно засыпал на лекциях об историческом материализме. "Каждому свое",- говорили покойные немцы. Может быть, Европа и лучше Америки - вам виднее. Я знаю одно: мертвого Наполеона зарывают в яму, чтоб он не пах, а живого котенка кормят теплым молоком. Хороните Европу по какому угодно разряду, но хороните ее скорее, хотя бы из чувства уважения к моему чувствительному носу.
- Енс Боот, вы величайший циник, но я не верю вашим словам. Почему вы уничтожили Европу, оставив в покое четыре столь же гнусных материка?
- Силы человека, как известно, ограничены. Вы можете четыре раза ударить меня, но за Европу я жду сердечной признательности.
- Почему вы выбрали Европу? Я читал политические речи мистера Джебса, дневник мистера Хардайля и евгенические трактаты мистера Твайвта, разве они не оскорбляют вашего обоняния?

Услышав этот решительный вопрос, Енс Боот покраснел, как девушка, и, потупив глаза, тихо промолвил:
- Потому что я люблю Европу, финикиянку, подлинную мадемуазель Люси Фламенго.

Здесь в беседе произошла длительная пауза. Виктор Брандево, ввиду присущей ему деликатности, принялся рассматривать альбом с видами Венеции, Енс Боот предавался различным воспоминаниям.

На улице, густо залитой светом, полуночники пели модную песенку:
Ты последняя в Европе
Курочка, цып-цып!

В трехстах километрах от кабинета господина Жана де Боливье страшная пустыня полнилась воем ветра и ночной мглой.

Наконец Виктор Брандево решил прервать молчание:
- Простите, если я был нескромен. Я понимаю ваши чувства. Все это так. Но зачем уничтожать?.. Надо переделать. Есть число. Есть разум. Есть, наконец, справедливость...
- Я не умею думать. Я весьма слаб в арифметике. Я считаю, что справедливость пахнет мелочной лавкой. Не удивляйтесь: директор "Треста Д.Е." - дикий зверь, бык в манжетах. Только одно ценю я - свободу.

Бывший брат Ипполит из монастыря святого Игнатия, бывший воспитанник томской Академии товарищ Виктор Брандево вскочил с места и возмущенно начал кричать:
- Обман! Тысячелетний обман! Что такое свобода? Фикция!

Но Енс Боот строго оборвал его:
- Молодой человек, о свободе по спорят. Я вам уже высказал мой основной принцип: на первом месте вентиляция! Вопрос о свободе - это вопрос о чистом воздухе. Я сплю летом и зимой с открытым окном. А за сим до свиданья.

Господин Жан де Боливье нажал кнопку звонка, и лысый лакей, подобный древнему патрицию, проводил гражданина Пьера Камэна до двери.

- Он садист! Сумасшедший! Выродок озверевшей буржуазии!- шептал у подъезда Виктор Брандево.- Но мы еще поборемся. Блузники Парижа спасут Европу.

Что касается Енса Боота, то, как только назойливый гость покинул его, он немедленно подошел к телефону и, несмотря на поздний час, вызвал господина Феликса Брандево.

Премьер был весьма встревожен утренней демонстрацией. Господин Жан де Боливье вовремя позвонил ему. Разговор длился двадцать минут.

- Никаких уступок,- говорил господин Жан де Боливье.- В наших руках армия. Настроение превосходное. Я ручаюсь за результаты. Лучший способ обороны - нападение. Необходимо сейчас же объявить всех безработных лишенными казенного пособия. Митинги и уличные выступления ликвидировать газами. Через две недели из трех миллионов вряд ли останется половина. Проявите мужество! Будьте истинным Наполеоном!

Господин Жан де Боливье знал, чем можно растрогать сердце премьера: после "Наполеона" вопрос был решен.

На следующее утро были расклеены афиши, извещавшие о важном постановлении правительства. Полицейские быстро ликвидировали беспорядки в квартале Монруж. День прошел спокойно.

Под вечер в казармы Венсен, где были размещены три полка, сформированные главным образом из безработных, пробрался неизвестный солдат, худой и черный.

- Теперь или никогда,- крикнул во дворе казармы Виктор Брандево.

Час спустя в Париже шел артиллерийский бой. Енс Боот замшей протирал стекла полевого бинокля.

Солдаты, находившиеся в Париже, перешли на сторону безработных. Ночью правительство улетело в Орлеан.

Революционный совет объявил себя центром "Рабочего синдиката восстановления Европы". Было послано радио:
"Всем, всем.
Объединяйтесь, спешите на помощь рабочему Парижу! Да здравствует Всеевропейская Коммуна".

На фасаде бывшей палаты депутатов значилось:
SORЕ
"Синдикат рабочих по реконструкции Европы"

#29
ЧЕРНЫЙ КОРИДОР

Господин Феликс Брандево, благополучно прибыв в Орлеан, выпил, чтобы подкрепиться, стакан пикона и стал организовывать армию для подавления мятежа. Все войска, томившиеся на границах пустыни, были срочно вытребованы внутрь страны. Правительство приглашало "разумных, трудолюбивых поселян Франции" усмирить "городских тунеядцев". К концу апреля вся Франция была охвачена гражданской войной. Это были отнюдь не кустарные бои былых времен, но хитроумнейшие операции двух грандиозных армий, вооруженных всеми достижениями семи секретных отделов военного министерства.

2-я и 5-я армии, состоящие главным образом из рабочих, целиком перешли на сторону "SORE". Им удалось занять север Франции от Парижа до границ бывшей Голландии. Наоборот, центр и юг находились в руках правительства господина Феликса Брандево. Впрочем, 28 апреля в Лионе произошел военный бунт, и город присоединился к "SORЕ", Подошедшие отряды танков уничтожили его. 1 мая при подавлении беспорядков Марсель был удушен с помощью новых газов. Восемь тысяч шестьсот самолетов, из которых две тысячи сто достались "SORЕ", скидывали бомбы на различные города. В мае война на некоторых фронтах приняла позиционный характер. Иль-де-Франс, Шампань, Бургундия были изрыты траншеями и вскоре обращены в пустыню. 24 мая войска "SORЕ" произвели прорыв и дошли до Бретани.

Война носила исключительно жестокий характер. Крестьяне безжалостно истребляли всех городских жителей. Врываясь в город, они методически, планомерно удушали газами квартал за кварталом. Рабочие ненавидели жадных тупых поселян. Занимая ферму, они сжигали постройки, срубали плодовые деревья и убивали все, что можно было убить, вплоть до кошек и скворцов. Дело быстро шло к развязке.

Последнее американское судно 14 июля оставило берега Европы. Енс Боот сложил в дорожный саквояж свои пожитки, состоявшие, кроме смены белья, из пригласительного билета в "Ти стар", фотографии незабвенной пижамы и карты Европы. Прекрасный аппарат системы "Вайл" был всегда к его услугам.

К началу июля армия "SORЕ" была окончательно уничтожена за исключением гарнизона, защищавшего Париж. Но и от победоносных армий господина Феликса Брандево остались лишь особые счастливцы и штабные генералы, общая численность которых едва достигала ста тысяч. Что касается так называемого "мирного населения", то оно к этому времени прекратило свое существование. Изредка среди развалин можно было заметить ползающие или прыгающие тени. Это были спасшие свою жизнь, но потерявшие, увы, рассудок.

Границ больше не было. Великая европейская пустыня пожрала Францию. Дикие звери, ветер и тьма ворвались туда, где еще недавно сверкали луны фонарей и звенела музыка чоя.

Но среди пустыни оставался еще Париж. Он был городом, живым, настоящим городом, европейской столицей. В ста километрах от него стояла армия господина Феликса Брандево. Конечно, новый Наполеон мог бы в два-три часа разрушить Париж, но это его не устраивало. Для того чтобы жить, человеку, как известно, нужна квартира. Квартиры находятся в домах, единственные жилые дома оставались в Париже. Поэтому господин Феликс Брандево решил убить льва, не повредив его великолепной шкуры.

Второго апреля 1939 года, в 10 часов утра, радиостанция Эйфелевой башни приняла следующее послание:
Товарищу Виктору Брандево, Председателю совета "SORЕ"
Раскаиваясь в контрреволюционных заблуждениях, просим великодушный пролетариат Парижа простить нас и принять в свою среду. Надеемся трудом загладить свою вину, работая совместно над великим делом восстановления Европы.
Совет Армии.

Париж ликовал. Все улицы были убраны красными флагами. Со слезами умиления встречали парижане своих вчерашних врагов.

Отличаясь осторожностью, господин Феликс Брандево предпочел вступить в Париж не на белом коне, а пешком, в простой солдатской шинели, сбрив к тому же свои великолепные усы. Вместо Наполеона в толпе солдат имелся скромный солдатик, низкорослый и тощий. Какая-то девушка, сжалившись, подарила ему красный тюльпан. Господин Феликс Брандево, растроганный, понюхал этот хотя и прекрасный, но, увы, лишенный запаха цветок и от избытка чувств запел:
Это есть наш последний...

Всю ночь Париж, живой, светлый, людный Париж среди подступающей вплотную к его старым рвам великой пустыни, веселился, пел, бредил грядущим - вновь вспаханными полями и отстроенными заводами. Парижане не хотели спать. Сон пугал их. Сон походил на смерть и на пустыню.

В бывшем кабинете премьера сидел председатель совета "SORЕ" и чертил схему восстановления Европы. Высокий и прямой, клонился он над цифрами, как бы молясь своей богине - справедливости. Около 8 часов утра, не выдержав груза многих бессонных ночей, Виктор Брандево заснул, сидя в кресле, продолжая и во сне блаженно улыбаться.

В 8 часов 15 минут утра наиболее преданные части господина Феликса Брандево приступили к очищению Парижа от зловредных элементов. У них был план города с отчеркнутыми местами, списки главарей и бесшумные револьверы, выпускавшие смертельные газы. К 10 часам утра в руках законного правительства находился весь центр Парижа, а также кварталы Пасси, Отейль и Елисейских полей.

Виктор Брандево проснулся от крика привратника:
- Мы в ловушке!..

Быстро достав из дорожного сундука сутану аббата, Виктор Брандево сложил набожно руки, залепетал "Аве Мария" и спокойно прошел мимо постов столь предательски вошедшей в город армии. Час спустя он уже отдавал приказы в районном совете квартала Гобелен:
- Орудиями - Елисейские поля. Летчиков с бомбами. Обходное движение на Монпарнас. Газы! Живей!

Бедные парижане, не спавшие всю ночь, думали отдохнуть утром. Но их надежды но оправдались. С криками неслись они по улицам. С неба падала смерть. Выход был один: под землю, в метро!

Гремели орудия. Кружились хищные самолеты. Рушились дома. Но весь Париж был уже под землей. За мирными жителями туда кинулись солдаты господина Феликса Брандево, спасаясь от обстрела. Летчики, однако, продолжали уничтожать защитников "SORЕ", и революционеры вскоре тоже скрылись в подземные норы.

На тесных платформах бились тысячи людей.

Здесь больше не было никаких усовершенствований семи секретных отделов военного министерства. Как древние пращуры в девственных лесах, как дикари в великой пустыне, люди здесь душили друг друга - врагов, своих, женщин, стариков, редких детей.

Электрическая станция уже давно не работала. Под землей было абсолютно темно. Люди мчались по длинным черным коридорам, по влажным трубам, над которыми текла Сена. Шли тихие бои в темноте. Единственными орудиями здесь являлись ногти и зубы.

Летчики, летавшие над Парижем, постепенно уничтожали друг друга. Внизу, среди камней, валялись обломки разбившихся аппаратов. Только один истребитель системы "Вайл" безмятежно порхал над обезумевшим городом. В нем находился Енс Боот.

Сжимая полевой бинокль, директор "Треста Д.Е." глядел на агонию прекрасного Парижа. Убедившись в том, что последние люди скрылись под землю и что город пуст, Енс Боот снизился, вытащил из кабины аппарата костюм водолаза и поспешно надел его на себя. Он внимательно оглядел реку, под который проходили туннели метро.

А внизу, под землей, люди все еще давили, душили и грызли друг друга.

Виктор Брандево бежал по длинному коридору. Было невыносимо жарко. Густой, мыльный воздух давил его голову. Виктор Брандево вспомнил последнюю ночь Берлина, горячее нутро стального чудовища. И вновь, как тогда, его угрюмое сердце, громко ведя счет секунд, казалось ему великолепным хронометром. Не думая о близкой смерти, Виктор Брандево всем существом ощущал время. Вся так называемая "история", от предсмертных афоризмов фараона Ферункануна и до страшного конца "SORE", мнилась ему коротким днем. Подлинное время начиналось там, где стыл огромный желток солнца, где среди кактусов, двуутробок и пауков копошились карлики, поросшие рыжей колючей шерстью. У них были тела дождевых червей. Они пили вязкую кровь и кричали "чуй-чуй"! Теперь Виктор Брандево знал, кто эти существа. И сердце-хронометр четко билось, ожидая прихода ужасных внуков. Вдруг чья-то волосатая, горячая рука стиснула горло Виктора Брандево. Он почувствовал на щеке мокрое дыхание.

- Это внук,- прошептал он и нажал кнопку карманного фонарика. Брызнул короткий, жиденький свет. Зубы, острые, как резцы крысы, вцепились в шею Виктора Брандево.

Но перед ним был не внук, а всего лишь его дядя, гениальный премьер Великой Франции господин Феликс Брандево, который, потеряв рассудок, визжал:
- Чуй-чуй!

Прокусив шею Виктора Брандево, он пытался высосать из нее сгустки тяжелой крови.

Спасение пришло неожиданно, если происшедшее может быть названо спасением: обоих обняла прохладная, стремительная вода.

В черных, длинных коридорах больше не было ни защитников господина Феликса Брандево, ни сторонников "SORЕ", в них текла успокоенная вода небольшой реки Сены, решившая исход этой подземной борьбы за судьбу Европы.

Наверху, на набережной, возле развалин Нотр-Дам Енс Боот переоделся. В 4 часа 40 минут пополудни, оставив мертвой Европе свой костюм водолаза, а также бурав отменного качества, он на истребителе системы "Вайл" отбыл в чужую и далекую Америку, где никогда не было ни Люси, ни любви, ни черных длинных коридоров.

#30
ЭМИГРАЦИЯ, ДИВИДЕНДЫ, НОСТАЛЬГИЯ

На страстной неделе 1940 года американские мормоны во главе с мистером Твайвтом молились о грешной и наказанной богом Европе.

Весной 1940 года аисты не улетели из Египта.

Во всех других отношениях весна 1940 года в четырех уцелевших частях света ничем не отличалась от прежних весен. Это была нормальная весна, в Америке несколько дождливая.

Переплывшие океан европейцы были подвергнуты тщательной дезинфекции. Весна застала их в карантине. Но они не роптали. Они целовали землю, пахнущую углем и нефтью, шершавую кожу Америки. Они наслаждались кровяным духом Чикаго, копотью Питтсбурга, скрежетом машин, черным потом, окриками янки и своей рабской жизнью на нефтяных приисках Огио или на заводах мистера Джебса. Они умиленно жевали кукурузу, ибо президент США постановил ограничить гражданские права европейских эмигрантов и, в частности, кормить их не хлебом, но месивом из маиса, достаточно питательным для существ низшей породы. Все же кукуруза была лучше газов, центрифуг и чикиты, а штреки шахт уютнее черных коридоров бывшей столицы Франции. Эмигранты ели месиво и пели благодарственный псалом, состоявший только из одного слова:

"Мерси! мерси! м-е-р-р-с-и!.."

Некоторые европейцы переплыли Средиземное море. Арабы, отличавшиеся издавна гостеприимством, предоставили им свои дома и потчевали их душистым кофе, розовым шербетом. Европейцы крали серебряные ложечки, заражали арабских женщин дурными болезнями и вскоре потребовали, чтобы туземцы выбрали их в специальный парламент, а также носили на плечах. Тогда арабы, помолившись аллаху, выгнали европейцев нз своих домов. Беженцы ушли в пустыню. Они обосновались в некоторых оазисах. Песок жег ноздри. От солнца болели глаза. Не было ни лимонадов, ни предохранительных очков. Но европейцы целовали раскаленный песок - неистовый лик бронзовой Африки. После орудий господина Феликса Брандево рык льва им казался музыкой чоя. Никакой самум не мог сравниться с порцией удушливых газов. Вспоминая Европу, европейцы благословляли свое новое отечество.

В горах Урала, там, где покоится пята ленивицы, стоял по-прежнему столб с надписью:
ЕВРОПА/А3ИЯ

К этому столбу прибегали уцелевшие европейцы и суеверно обнимали его как некий талисман. Позади была необъятная пустыня, впереди благословенное царство - Россия, Азия, мир.

Беженцев регистрировал отдел наркомтруда и посылал их на работу. Россия переживала промышленный расцвет и нуждалась в рабочих руках: европейцы работали главным образом близ Байкала, в центре тяжелой индустрии. В одном месте, а именно в Братском, было зарегистрировано свыше двухсот тысяч эмигрантов, занятых в металлургической промышленности. Некоторые доходили до Сахалина и работали в угольных шахтах. В Сибири было всего вдоволь: снега, золота, хлеба и справедливости. Беженцы не вспоминали ни о крымских теплых ночах, ни о вишенье украинских хат. Беженцы работали, изучали начатки марксизма и, не смея благословлять упраздненного бога, славили всемирный пролетариат. Они принесли в Сибирь новую пословицу: "Кто пел "Интернационал", тот и до столба доскакал". Они были счастливы.

Даже в далекую Австралию прибыли некоторые европейцы и тотчас с блаженной улыбкой начали пасти курдючных баранов. Кажется, это были профессора Сорбонны.

Единственный европеец, испытавший страшные приступы ностальгии, находился на тридцать втором этаже небольшого небоскреба. Это был директор "Треста Д.Е.", осуществивший наконец свой грандиозный план.

Прилетев 4 июня в нью-йоркское бюро, Енс Боот тотчас вынул дорожную машинку и отстучал на ней письма мистерам Джебсу, Хардайлю и Твайвту.

"Трест Д.Е.". Нью-Йорк, 4 июля 1940 года. #16814.
Милостивый государь!
Ввиду выполнения заданий "Треста Д.Е.", настоящим Вы приглашаетесь на ликвидационное собрание правления, которое состоится 11 июля с.г. в помещении треста.
С совершенным почтением
директор Енс Боот.

(Енс Боот совершенно правильно указал на выполнение задач треста, поскольку через реку Квебек было построено уже четырнадцать мостов, и дальнейшее существование "Инженерного треста Детройта" являлось бессмыслицей).

На собрании члены правления вновь обсуждали различные марки сигар. Впрочем, деловитый мистер Твайвт сказал мимоходом:
- Следует упомянуть о тресте. Мы не станем делить дивидендов: чувство удовлетворенного правосудия не измеряется никакими суммами. Нас поблагодарит потомство, разумно выведенное согласно моим евгеническим трактатам.
- Вы вполне правы,- поддержал его мистер Джебс.- Бритва должна стоить четыре доллара. Продавать ее за двадцать центов безнравственно! Нас поблагодарит человечество.

Что касается мистера Хардайля, то он победоносно улыбался. Его улыбка была вызвана тремя обстоятельствами:
1. Из сына короля нефти он стал наконец королем нефти;
2. Опубликовав свой "Дневник", он достиг мировой славы;
3. Женившись вторично, он с успехом совершил все процедуры.

Победоносно улыбаясь, мистер Хардайль сказал:
- Работа "Треста" позволила мне совершить открытие среднеевропейской пустыни. Я вполне удовлетворен моим вкладом. Меня поблагодарят законные мужья всех времен и всех народов. Что касается моей второй супруги, миссис Мери, то она уж и теперь благодарит меня.

Енс Боот с любезной улыбкой выслушивал соображения уважаемых американцев: он глядел при этом в окно - на востоке ждала его прекрасная финикиянка.

- Мы должны поблагодарить нашего дорогого директора,- предложил мистер Твайвт.- Я дарю ему миллион долларов, роскошную виллу на берегу Тихого океана и банку самого лучшего филе "Твайвт".
- Я дарю ему дом в Нью-Йорке, парк в Калифорнии, салон-поезд, пять самолетов, двадцать автомобилей и лучшую на свете бритву,- откликнулся мистер Джебс.

Оригинальней всего оказался подарок мистера Хардайля.

- Позавчера, уплатив государственные долги Венесуэлы, я приобрел эту небольшую, но симпатичную страну. Я дарю ее вам, любезный мистер Боот. Там великолепная нефть и комфортабельные женщины. Кроме того, вы сможете выпустить почтовые марки со своим портретом.
- Простите, я столь растроган вашими словами,- ответил Енс Боот,- что мне необходимо выйти на свежий воздух. Ах, у меня чересчур впечатлительная натура!..

Сказав это, директор ликвидированного "Треста Д.Е." поднялся в лифте на крышу, где ждал его прекрасный самолет системы "Вайл".

Нет, ему не были нужны ни Венесуэла с почтовыми марками, ни салон-поезд, ни доллары. Он не мог жить в разлуке. Верный любовник день и ночь взирал на восток.

Двенадцать лет оказались достаточно продолжительным сроком, чтобы уничтожить часть света, в которой жили свыше трехсот пятидесяти миллионов человек. Но они не могли истребить любовь в сердце Енса Боота. Если б не боязнь уронить наш труд в глазах некоторых почтенных ученых, мы бы зачеркнули подзаголовок "История гибели Европы", заменив его другим, более соответствующим истинной сути событий, а именно: "История неистребимой любви".

"Там утро,- думал Енс Боот, садясь в кабину самолета.- Она протирает глаза. Она меня ждет. Над ее лбом еще бьется рыжая челка зари".

Действительно, далеко на востоке Европа нежилась под утренним солнцем, окруженная морями: южными, полными спрутов и причудливых раковин, и северными, светящимися серебром сельдей.

Среди сумерек, взлетев над дымным Нью-Йорком, Енс Боот кричал:
- К тебе!.. Скорей к тебе!.. Я твой, финикиянка!..

Три миллионера напрасно ожидали его возвращения.

#31
ЗЕВC И ЕВРОПА

Енс Боот больше не глядел ни на приборы, ни на карту. Как дикий зверь, он нюхал воздух, и темное чутье вело теперь усовершенствованный истребитель системы "Вайл". Наконец он снизился; это было где-то в самом сердце Европы.

Стояли ясные дни ранней осени. Гонимые легким ветром, с пригорков поднимались рыжие пряди: клен, ясень и ольха убирались перед смертью. Енс Боот срезал себе палку и побрел по золотому бездорожью. Он шел долго. Он видел все. Красная горячечная земля раскрывала свои губы: она хотела пить. Падали косые стремительные дожди. По ночам все небо горело, и тогда звонкие молнии стекали на леса. Краснела захватившая пол-Европы бузина, краснела от горя и от страсти. Днем он слушал клекот курганщика, а ночью - причитания сычей. Цвел густо-желтый зверобой, проворные жужелицы скрипели крылышками. Европа была жива, и Енс Боот, видя это, испытывал невыразимое счастье.

Он узнал своих давних знакомых. Навстречу ому кидались одичавшие свиньи, стройные и легкие, как вепри. На ветвях яхонтами горели безумные глаза древних сумасбродок - кошек. Курицы легко взлетали ввысь и в прозрачной синеве беззаботно кудахтали. Самое древнее насекомое Европы - таракан вышел из чадных кухонь на волю, среди коры дуба он гордо шевелил своими великолепными усищами.

Свободное и темное зверье удивленно взирало на странного двуногого собрата. Но ни один зверь не причинил вреда Енсу. Как-то, среди развалин готического здания, служившего ранее судилищем, он увидел волчицу с веселым выводком волчат. Заботливо взглянула волчица на одинокого человека и с чисто материнской нежностью сухим горячим языком лизнула его плохо пахнущие щеки.

Енс Боот шел долго, дни, недели, может быть, месяцы. Лицо его обросло величественной бородой. Он скинул свой дорожный костюм, изодранный кустарником, и остался в длинной белой рубашке, весьма напоминавшей древнюю тогу. Высокий посох из ствола древнего ясеня поддерживал его. Когда он шел, ветки расступались и нежно шелестели своими рыжими листьями. Енс Боот знал, что это говорит с ним Европа. Как могла прекрасная финикиянка не узнать в одержимом запретной страстью старике своего первого и единственного любовника - великого Зевса?

Так настал вечер, когда силы наконец изменили Енсу Бооту. Он находился среди развалин какого-то города. Перед порталом бывшей биржи сидел большой медведь и, глядя вдаль лазоревыми бездумными глазами, тщательно облизывал свои мозолистые, трудовые лапы. Шатаясь, Енс подошел к нему и протянул жалкую, уже тронутую утренниками травку. Медведь благосклонно принял этот странный дар и положил травинку рядом с собой на замшелую плиту. Тогда Енс Боот понял, что для него наступает торжественный час.

Перед ним лежала поломанная, заржавленная вывеска. Дрожа от волнения, Енс Боот прочел:
ЕВРОПА

Вероятно, так называлось некогда какое-нибудь страховое общество или второразрядная гостиница. Но Енс Боот знал одно: это имя его возлюбленной. Он бежал и кричал:
- Европа! Европа!

Над ним был дикий рыжий закат, Вокруг него была великая пустыня.

Последний человек окликал гордую финикиянку по имени.

Енс Боот метался, полный доверху страстью и смертью, метался, как бык, метался, как бог. Наконец он упал. Теплые губы жадно прижались к земле, пахшей кислицей и полынью. Последний поцелуй! И Европа, вспомнив неистовый бег, потную волосатую шею похитившего ее быка, узнала своего возлюбленного. Она ответила на поцелуй поцелуем.

А час спустя белый лунь уже кружился над мертвым Енсом Боотом, и внезапно налетевший ветер трепал седую бороду бога.

Настала ночь. Омываемая морями, южными и северными, финикийская царевна безмятежно дремала..
***

Так умер последний человек Европы - Енс Боот.

Мормоны всего мира, помолитесь о грешной душе великого авантюриста! Девушки уцелевших четырех частей света, помяните в своих нежных мечтах неукротимого влюбленного!

Берлин, февраль-март 1923г.

Европа, она такая Европа...

ФРИДРИХ ДЮРРЕНМАТТ
ЗИМНЯЯ ВОЙНА В ТИБЕТЕ
пер. Ирина Вячеславовна Кивель

Я наемник и тем горжусь. Я воюю не только от имени Администрации, но и как исполнитель, пусть скромный, ее миссии - той части этой миссии, которая заключается в борьбе с врагами. Ведь Администрация существует не только для того, чтобы помогать гражданам, но и чтобы защищать их.

Я воюю в Тибете, где идет Зимняя война. Зимняя она потому, что на склонах Джомолунгмы, Чоой, Макалу и Манаслу всегда зима. Мы сражаемся на фантастической высоте, на глетчерах и крутых склонах, на осыпях и у берешрундов, под нависающими скалами, то в лабиринте окопов и бункеров, то на совершенно ослепляющем, ярчайшем солнце. И борьба усложняется еще и потому, что и мы, и противник одеты в одинаковую белую форму. Эта война - жестокая, неуправляемая рукопашная. Холод на вершинах и скалистых склонах дикий, носы и уши у нас обморожены.

Войско Администрации состоит из наемников всех рас и народностей Земли: рядом с огромным негром из Конго сражается малаец, белокурый скандинав - рядом с австралийским бушменом. Здесь не только бывшие солдаты, но и члены бывших подпольных организаций, террористы всевозможных идейных убеждений, профессиональные убийцы, мафиози и обыкновенные уголовники. У неприятеля состав такой же.

Когда мы не участвуем в боях, то забиваемся в ледяные норы, в пробитые в скалах ходы и шахты, они связаны между собой и образуют в огромных горных массивах необозримую разветвленную сеть, так что и здесь враждующие стороны неожиданно сталкиваются и друг друга истребляют.

Опасность преследует нас везде. Даже в борделе под Канченджангой, "Пяти сокровищницах великого снега", с проститутками со всего света. Это примитивное заведение посещалось и неприятелем. Коменданты борделей враждующих сторон договорились между собой. Это я не в упрек Администрации: половые сношения - такая человеческая потребность, которую трудно взять под контроль. И все же некоторых из моих товарищей прикончили, когда они лежали с проституткой, в том числе и моего любимого командира, он был у нас командующим еще в последнюю мировую войну. Он уже тогда предпочитал солдатские бордели офицерским. Хорошо помню, как снова встретил его...
***

Двадцать-тридцать лет тому назад - да кто теперь считает годы!- явился я с удостоверением Администрации в один маленький непальский городок. Встретила меня тут баба-офицерша и сразу взяла в оборот. Я уже чувствовал себя дряхлым паралитиком, когда она распахнула передо мной ржавую железную дверь и снова рухнула на пол. Все произошло в пустом помещении: у стены матрац, на полу - ее офицерская форма и мое цивильное барахло, изодранное в клочья... Дверь была настежь, в комнату набилось полно девчонок. Исцарапанный и раздраженный орущей толпой подростков, я поднялся, переступил через голую насильницу и, пошатываясь, проскользнул в дверь, не заметив, что за дверью крутая лестница. Свалившись вниз, я приземлился на бетонном полу, весь в крови, но не потеряв сознания, довольный, что лежу, потом тихонько осмотрелся.

Я находился в прямоугольной комнате. На стене висели автоматы, белая военная форма и обтянутые белой материей стальные шлемы. За письменным столом сидел наемник неопределенного возраста, лицо будто вылеплено из глины, беззубый рот. На нем такая же белая форма и белый шлем, как на стене. Перед ним, на столе, лежал автомат, а рядом - стопка порнографических журналов, которые он перелистывал.

Наконец он обратил на меня внимание:
- Вот, стало быть, новичок. Без сил, как и следовало ожидать.

Он выдвинул ящик, достал формуляр, задвинул ящик; все это медленно, степенно, складным ножом с трудом отточил огрызок карандаша, порезавшись при этом; чертыхнулся и наконец принялся записывать, испачкав, однако, кровью весь формуляр.

- Встань,- приказал он мне.

Я встал. Мне было холодно. Только сейчас до меня дошло, что я совершенно голый. Лицо и руки у меня были в ссадинах, лоб кровоточил.
- Твой номер ФД 256323,- сказал он, даже не поинтересовавшись, как меня зовут.- В бога веришь?
- Нет,- ответил я.
- А в бессмертную душу?
- Нет.
- Это и не положено,- согласился он,- просто верить как-то спокойнее. А в неприятеля веришь?
- Да,- ответил я.
- Вот видишь,- сказал он,- это как раз положено! Надевай форму, бери шлем и автомат. Они все заряжены.

Я повиновался.

Все так же обстоятельно он запер формуляр в ящик стола и встал.

- Ты с таким оружием обращаться умеешь?- спросил он.
- Что за вопрос!
- Но ведь не все же такие старые фронтовые волки, как ты, Двадцать третий!
- Почему Двадцать третий?
- Потому что твой номер оканчивается на двадцать три,- объяснил он, взял со стола автомат и открыл низкую полуразвалившуюся деревянную решетку.

Я, прихрамывая, последовал за ним.

Мы вошли в какую-то узкую сырую галерею. Она была вырублена в скалах и лишь скудно освещена маленькими красными лампочками, провода свободно свисали вдоль стен. Где-то шумел водопад. Раздались выстрелы, потом глухой взрыв. Наемник остановился.

- Если нам кто-нибудь попадется навстречу, стреляй, и все,- сказал он.- Может, это враг, а коли нет - тоже не жалко.

Галерея, похоже, шла под уклон, но полной уверенности не было, потому что нам приходилось то карабкаться вверх, натыкаясь на крутизну, то сигать вниз, в неведомые глубины. Кое-где галереи и шахты были расположены в строгом порядке и снабжены сложной системой лифтов, а кое-где все было до крайности примитивно, словно строилось в незапамятные времена и вот-вот обвалится. Нечего было и думать изучить "географию" этого лабиринта, в котором обитали мы, наемники,- составить себе хоть приблизительный план. Руки мои сильно кровоточили. Несколько часов мы проспали в какой-то пещере, забравшись туда, как звери в нору.

Казалось, лабиринт распутывается. Галерея шла прямо, как стрела, только непонятно куда. Иногда мы преодолевали километры, шагая по колено в ледяной воде. От галереи, по которой мы шли, ответвлялись другие. Отовсюду капало, но иногда наступала мертвая тишина и лишь гулко отдавались наши шаги.

Вдруг наемник стал двигаться осторожнее, держа автомат наизготовку: на углу нашей и другой галерей что-то просвистело мимо моей головы - я был опять на Третьей мировой войне. Пригнувшись, мы побежали вниз по какому-то подобию винтовой лестницы, деревянной, полусгнившей, с которой наемник открыл совершенно бессмысленную стрельбу по галерее - никого ведь не было видно,- пока не кончились патроны.

Спустившись еще ниже, мы очутились в пещере, где было чуть светлее, куда вели и другие винтовые лестницы - одни шли сверху, как та, по которой мы попали сюда, другие снизу. Из пещеры широкая галерея вела к двери лифта. Наемник нажал кнопку. Мы прождали примерно четверть часа.

- Как только мы выйдем из подъемника,- сказал он,- тут же бросай автомат и поднимай руки вверх.

Дверь открылась, мы вошли в подъемник - маленький, тесный, непонятно зачем обитый потертой бордовой парчой. Не помню, вниз или вверх шел лифт. В нем оказалось две двери. Я заметил это, только когда спустя четверть часа у меня за спиной раскрылась дверь.

Наемник выбросил свой автомат наружу, я последовал его примеру. Я вышел с поднятыми вверх руками, наемник тоже поднял руки.

В ужасе я остановился: передо мной в инвалидной коляске сидел безногий солдат. Вместо рук у него были протезы, левая представляла собою конструкцию из стальных стержней, переходившую в автомат. Кисть правой искусственной руки состояла из щипцов, отверток, ножей и стального грифеля. Нижняя часть лица - тоже стальная, на месте рта - шланг. Существо откатило назад, делая нам знаки автоматом, чтобы мы приблизились. Руки мы опустили.

В центре пещеры был подвешен за руки голый бородатый человек, к ногам его привязали тяжелый камень. Человек этот висел неподвижно, время от времени издавая хрип. У стены - это была просто скала - на кое-как сколоченных нарах, посреди груды оружия и ящиков с патронами, в окружении коньячных бутылок, сидел огромного роста пожилой офицер в расстегнутом мундире, из-под которого выглядывала белая грудь, заросшая слипшимися от пота волосами. Мундир был мне хорошо знаком еще со времен войны. В офицере я узнал старого командира. Он поднес ко рту бутылку и отхлебнул.

- Джонатан, кати в угол,- проговорил он, с трудом ворочая языком. Существо поехало к стене пещеры и принялось что-то выцарапывать на скале.- Джонатан у нас философ,- объяснил командир и глянул на меня. Тут его осенило.- Ганс, дурачок,- захохотал он хрипло,- неужто ты меня не помнишь? Это я, твой бывший командир.- Он засветился счастьем.- Я ведь тогда пробился в Брегенц. Поди-ка сюда.
- Ваше превосходительство...- пробормотал я.

Я подошел, он прижал мою голову к потной груди.

- Вот и ты здесь,- продолжал он сипеть мне в ухо.- И ты здесь, сукин ты сын.

Он ухватил меня за волосы и принялся мотать мою голову из стороны в сторону.

- Было бы удивительно, если б Администрация приручила моего паренька. Солдат всегда останется солдатом.- И он наградил меня таким пинком, одновременно выпустив из объятий, что я налетел на подвешенного, который громко застонал и закачался туда-сюда, будто язык огромного колокола.

Я поднялся. Мой бывший командующий хохотал.

- Сигару мне, скотина!- заорал он на наемника, который меня привел.- Я уже выкурил свою порцию.

Наемник молча подал ему сигару, затем вытащил записную книжку и, заглянув в нее, заявил:
- Вы должны мне уже семь, командир.
- Ладно, ладно,- пробурчал тот и щелкнул золотой зажигалкой, резко выделявшейся на фоне его грязного мундира и чудовищного убожества пещеры.

Мне припомнилось, что я видел у него эту зажигалку еще в курортной гостинице в Нижнем Энгадине, что наполнило меня удовлетворением. Старые добрые времена не совсем миновали.

- Пошел вон,- приказал командующий моему попутчику, тот отдал честь и повернулся на сто восемьдесят градусов. В ту же секунду командующий прошил его очередью из автомата.

Потом с удовлетворением положил автомат рядом с собой на нары. Джонатан подкатил к телу и обыскал его своим правым протезом.

- Сигар у него больше нет?- поинтересовался командующий.

Джонатан покачал головой.

- И порнографического журнала тоже?

Джонатан снова покачал головой, подцепил тело крюком своей коляски и поволок его прочь.

- Теперь никто больше не знает дороги сюда,- заключил командующий,- часовые снаружи ненадежны. Они с удовольствием сбегут к неприятелю. Эта свинья тоже перебежчик. А раньше всегда приносил мне порнографию.

Тут он уставился на висящего голого мужчину.

- Ганс,- проговорил он, выпуская удушливый сигарный дым,- дурачок, ты, кажется, удивлен, видя здесь вот этого. Армия - надеюсь, ты это еще не забыл - не жалует живодеров, и ты, конечно, еще не забыл, что твой старый командир тоже не живодер. Я любил солдат как своих детей, и наемников я тоже люблю как своих детей.
- Так точно, ваше превосходительство!- отчеканил я.

Он кивнул мне, шатаясь подошел к стене и помочился рядом с Джонатаном, который уже вернулся и снова царапал что-то на стенке.

- Когда человек голым болтается на веревке,- приговаривал он, справляя нужду,- это задевает мои чувства, так ведь, Ганс, ты же порядочный парень и знаешь, как я сочувствую этому типу. Я сентиментальный. А сентиментальность - человеческое свойство. Животные не сентиментальны. Стоять по стойке "смирно", когда я с тобой разговариваю.

Я вытянулся.

- Так точно, ваше превосходительство.

Старик обернулся, застегнул брюки и, прищурившись, глянул на меня.

- Ну, Ганс,- спросил он,- что ты думаешь об этой вонючей собаке? Почему он здесь висит?

Я задумался.

- Он пленный, ваше превосходительство,- предположил я, все еще стоя навытяжку.- Враг.

Командующий топнул ногой.

- Он из моей роты - наемник. Ты ведь тоже готов стать наемником, полковник?

Он смотрел на меня молча, почти враждебно, и я ответил, не шевельнувшись:
- Я на это решился.

Командующий кивнул.

- Вижу, ты все тот же бравый парень, шалопай, готовый на все, как тогда, в курортной гостинице. Теперь смотри хорошенько, малыш, что я буду делать.

Покачиваясь, он медленно направился на середину пещеры и потушил горящую сигару о живот висящего.

- Ну вот, теперь ты тоже можешь помочиться,- проговорил командующий.

Наемник только застонал в ответ.

- Бедный парень больше не может мочиться,- сказал командующий,- а жаль.

И он качнул его.

- Ганс,- обратился ко мне командующий.
- Да, ваше превосходительство?
- Эта собака болтается здесь уже двенадцать часов,- сказал он и снова толкнул висящего.- Но он храбрый пес, отличный вояка, сынок, которого я люблю.

Он подошел ко мне почти вплотную. Старый великан был выше меня на целую голову.

- Знаешь ли ты, кто сотворил это свинство, сынок?- угрожающе спросил он.
- Нет, ваше превосходительство,- ответил я и щелкнул каблуками.

Командующий молчал.

- Я, дорогой,- сказал он грустно.- А знаешь почему? Потому что мой сыночек вообразил себе, будто врагов больше нет. Возьми автомат парень. Это лучший выход для моего сыночка.

Я разрядил автомат.

Теперь перед нами качалась окровавленная туша.

- Ганс,- проговорил командующий нежно,- пошли к лифту. Я задыхаюсь тут, внизу. Мне надо опять на фронт.

Одним лифтом дело не обошлось. Первый был просто шикарный. Мы разлеглись в нем на канапе. Напротив висела картина: лежащая на животе голая девушка на канапе.

- Этот Буше у меня из старой Пинакотеки,- объяснил командующий.- Весь Мюнхен превратился в груду развалин. Рай для мародеров!

Дальше подъемники становились все проще: оклеенные картинками из порнографических журналов и с нацарапанными повсюду непристойностями. Потом лифты кончились. Мы карабкались в масках, с тяжелыми кислородными аппаратами на спине вверх, по крутым шахтам, однако командир не ведал усталости. Этот великан делался все веселее - он знал бесчисленное количество тайников, где был припрятан коньяк. Он совсем разозорничался и на самых трудных участках пути горланил с переливами на тирольский манер. Мы ползли все выше по низким галереям, взлетали в подъемных клетях и наконец оказались в командном бункере в нескольких метрах под Госаинтаном.

Спал я долго и без сновидений. Продырявив наемника из своего автомата, я сам стал наемником, впервые выполнив свой долг на службе у Администрации.

Наемник не имеет права задаваться вопросом, существует ли неприятель, по одной простой причине: это его убьет. Стоит лишь усомниться в существовании врага - даже подсознательно,- и ты больше не способен воевать. А коли подобные сомнения завели наемника так далеко, что он отваживается задать этот вопрос вслух, ему уже нет спасения; тогда командующему и остальным наемникам приходится уже спасать все. Поэтому я и горжусь, что выстрелил. Я стрелял от имени всех.

С тех пор такие вопросы больше не задавались. Зимняя война учит наемника задавать лишь те вопросы, на которые, правда, тоже нет ответа, но в которых хотя бы есть смысл. Его не интересует, кто враг, его интересует, за что он воюет и кто отдает приказы. Эти вопросы имеют смысл, а вопрос о наличии врага таит в себе искушение отрицать его существование, хотя мы с ним ежедневно деремся, хотя он существует, ибо мы его убиваем. Война без неприятеля была бы бессмысленной, была бы сплошной бессмысленностью, поэтому наемник вопросов не задает - или же он сам подставляет себя под следующую автоматную очередь: единственная возможность убедиться, которая ему остается. Другой просто нет. Передаются сообщения о фантастических победах, окончательная победа не за горами, в сущности, она уже одержана, тем не менее Зимняя война продолжается.

Наемники не знают, за что воюют, за что умирают, за что им ампутируют руки-ноги в походных лазаретах, а потом снова шлют на фронт под адский огонь: кого с грубыми протезами, крюками и гайками вместо рук, кого ослепшими, вместо лица - кровавая маска. Фронт теперь всюду. Они знают одно: идет война с врагом.

Совершаются бесчеловечные и бессмысленные подвиги, неизвестно во имя чего, наемники давно позабыли, что пошли на войну добровольно; они пытаются вникнуть в цели Зимней войны, создают фантастические идейные построения, чтобы понять, зачем нужна эта бойня и почему от нее, возможно, зависит судьба человечества. Лишь такого рода вопросы еще имеют для них значение.

Надежда обрести хоть какую-то цель придает им силы, в которых они так нуждаются, поиск цели помогает им вынести всю эту мясорубку. Вот почему наемник бьет не только неприятеля, но и наемника из своих собственных рядов. Так наемник познает не только врага, но и противника: наемника, который понимает смысл войны иначе, чем он сам, этого противника он ненавидит, а враг ему безразличен; с противником он по-настоящему жесток, истребляет его, а врага он просто убивает.

Так среди наемников возникают секты, и они перебегают в те, которые хоть и состоят из противников, но кажутся им более притягательными, чем прежние, где они, возможно, были едины в главном, но разошлись по второстепенным вопросам или по вариантам второстепенных вопросов: нюансы внезапно становятся для них важнее главного.

Иные секты развивают удивительные теории насчет того, кто командует сражениями, в каких горных массивах скрывается вражеский генеральный штаб, под Чанцзее или под Лодзе, в то время как их собственный, как им кажется, находится под Аннапурной или под Дхаулагири. Какая-то - совершенно исключительная - секта, преследуемая всеми, в том числе и неприятелем, верит в один-единственный штаб, обретающийся внутри трех отдаленных вершин Брод-Пик. Существовала якобы даже секта - теперь совершенно искорененная,- утверждавшая, будто есть только один-единственный Главнокомандующий, дряхлый, слепой генерал-фельдмаршал, ведущий как бы войну против самого себя под огромным К2, и будто бы обе стороны подкупили его. Кроме того, вроде бы есть секта, которая верит, что этот генерал-фельдмаршал еще и помешанный. Эти разнообразные секты образуют новые фронты, сражающиеся друг против друга. Те в свою очередь распадаются на новые - и так далее.

Дисциплина, таким образом, отнюдь не на высшем уровне, во время кровопролитных боев наемники очень часто перегруппировываются и косят своих вместо врагов, подрываются на собственных гранатах, падают, прошитые очередями из собственных автоматов, сожженные пламенем собственных огнеметов, они замерзают в ледяных расселинах, гибнут от кислородной недостаточности на фантастических высотах, где они окопались в отчаянии, не решаясь вернуться в свой лагерь из страха, что там могли возникнуть новые группировки, а между тем прибывают все новые части из разных стран, разных национальностей. Но и у врага происходит то же самое - если враг вообще существует, себе я могу позволить этот вопрос. Командующий давно уже - я.
***

Когда его, голого и огромного, стащили с потаскухи, а потом труп убрали, я надел его форму, и наемники стали относиться ко мне с почтением.

Мне известно: наемники в курсе, что я заколол его; что это сделано по его просьбе, им знать необязательно.

- Ганс, сынок,- смеясь сказал он перед тем, как мы отправились в бордель, и встал в своей старой пещере на том месте, где два года назад подвесил наемника.- Продырявь меня из автомата. Ведь то, что враг существует,- полный идиотизм. Давай, сынок.

Я молчал, делая вид, что не понимаю его, а Джонатан в своем кресле-каталке тем временем выцарапывал какие-то каракули на стене главной галереи. Потом мы по бесконечным переплетениям ходов добрались до борделя.

Когда он застонал от наслаждения, я нанес удар. Мой командир заслужил хорошую смерть. Потаскуха заорала; остальные девки стянули его на пол и встали кругом - голые и неуклюжие. Я вытер клинок о простыню и заметил, что командующий смотрит на меня.

- Сынок,- прошептал он, и мне пришлось стать на колени, чтобы лучше слышать,- сынок, ты учился в университете?
- На философском,- ответил я.
- И диплом защитил?
- По Платону,- ответил я,- а перед устным экзаменом как раз началась Третья мировая война.

Командующий захрипел. Не сразу до меня дошло, что он смеется.

- А я изучал литературу, сынок. Гофмансталя.

Я поднялся.

- Он умер,- сообщила потаскуха.

Командующий был великим командиром. Теперь он был бы мне вдвойне благодарен за то, что я его убил: борделей давно уже нет, а они были его единственной страстью, коньяк - лишь привычкой.

Теперь вместо борделей женщин берут на войну как наемниц. Должен признать, что отчаянной храбростью они превосходят мужчин, а из-за секса фронт стал еще более адским: убивают и совокупляются без разбору. Кровь, сперма, кишки, околоплодная жидкость, потроха, зародыши, блевотина, орущие новорожденные, мозги, глаза и последы потоками катятся с гигантских глетчеров в бездонные пропасти.
***

Я уже привык ко всему. Безногий, сижу я в кресле-каталке в старой пещере. Рук у меня тоже нет, левое предплечье плавно переходит в автомат. Я стреляю во всякого, кто показывается здесь, галереи завалены трупами; к счастью, еще существуют крысы. Правая рука - это целый инструментарий: щипцы, молоток, отвертка, ножницы, грифель и тому подобное - все из стали. В одной из соседних пещер - огромный склад консервов и коньяка высшего сорта: мой предшественник позаботился.

Конечно, стало тихо, автоматная левая рука мне совсем без надобности, а несколько лет назад все кругом тряслось - возможно, Администрация сбросила бомбу.

Мне все равно. У меня есть время подумать и время нацарапать свои мысли на каменных стенах с помощью стального грифеля, прикрепленного к правому протезу. Идею мне подал Джонатан, он же подсказал и метод. Каменных стен достаточно, сотни километров, местами они освещены, хотя перегоревшие лампочки больше не заменяются. Но я в состоянии - если нужно - и в потемках выцарапывать письмена на скалах: про Зимнюю войну и как я в нее вступил; встречу с командующим и его смерть я уже описал; стены пещеры испещрены моими надписями; теперь я начал исписывать стены большой, главной галереи, которая вела к борделю; одна строка в двести метров длиной, потом вернусь обратно и опять напишу двухсотметровую строчку; я сделаю семь таких строчек по двести метров, одна под другой. Когда закончу здесь, то продолжу писать на противоположной стене, одолею и там двести метров, тогда примусь писать на первой стене, где закончил раньше, и дотяну опять до двухсот метров - и так далее; на каждой стенке по семь двухсотметровых строк. Можно стать настоящим писателем.
***

(Длинные строки, которые невозможно прочесть. Так получилось потому, что пишущий не увидел или не мог увидеть, что выводит надписи на уже исписанной стене, и теперь ни ту, ни другую надпись нельзя разобрать. После нескольких метров неисписанной стены запись продолжается).
***

***

ЛЕНТА НОВОСТЕЙ ФОРУМА: Я еще раз безуспешно попытался переписать абзац про HTML и макросы в Заметках - ТЕМА #70, АБЗАЦ #2246

... это не что-то вроде мистической притчи - то, что я здесь записываю,- и не описание бредовых сновидений какого-то с трудом слепленного из запасных частей, небоеспособного наемника - даже моя черепная коробка и та из хромированной стали. Я пытаюсь всего лишь изобразить Администрацию.

Конечно, мне могут возразить, что для изображения этой реальности мне недостает дистанции, которая позволяет судить о действительности, однако в пещерах и галереях этого чудовищного горного массива у меня уже не может быть нужной дистанции. Это неоспоримый довод. Смешно даже пытаться его опровергнуть, однако, если принять во внимание тот факт, что мне, пригвожденному к креслу, остались только собственные мысли, собственные стальные протезы и бесконечные каменные стены, станет ясно: это вынуждает меня к априорному мышлению.

То, что Администрация возникла в ходе Третьей мировой войны, было неизбежно. Законы, которым подчинено человеческое общество, я могу представить себе только как законы природы. Законы, которые будто бы открыл диалектический материализм, кажутся мне полной нелепостью. Разве законы природы можно поверить гегелевской логикой?

Идея причинности также малообоснованна. Процесс в целом делится на пары, находящиеся друг с другом в соотношении причины и следствия; тезис о причине, которая и сама имеет причину,- это пошлость, ни один процесс не обходится одной причиной, их бесконечно много; разве всякий процесс не указывает на некий другой процесс как на причину своего возникновения, скорее, он связан "каузально" со всеми возможными причинами, в итоге - со всей мировой историей.

Однако и тезис, который я вычитал у одного давно забытого писателя, насчет того, что закон больших чисел обусловливает примат справедливости, неверен: исходя из математических категорий нельзя делать выводы, относящиеся к этической сфере, при этом я считаю справедливость и несправедливость чисто эстетическими понятиями. Справедливым или несправедливым образом - безногий, при помощи двух протезов вместо рук, я выцарапываю надписи на стенах своего лабиринта,- безразлично, ибо ни справедливость, ни несправедливость не изменят моего положения; разве что меня развеселит самая постановка вопроса: из математических понятий следуют только выводы, относящиеся к физике или, касательно человека, к институциям. Лишь в этом случае закон больших чисел играет роль.

Подобно тому как законы термодинамики выявляются, только когда участвует "очень много" молекул, так и природный закон институций - будь то в экономике или в государстве - действует лишь при "очень большом" количестве людей; независимо от тех ценностей и идеологии, какие исповедуют эти люди, он соответствует термодинамическому закону природы. Жестокий вывод. Я выцарапываю его на скале на глубине тысяч метров под Госаинтаном.

Со времени учебы - прерванной Третьей мировой войной - в памяти у меня осталось лишь число Лошмидта [Дюрренматт допускает неточность. Число Лошмидта - число молекул в 1см3 идеального газа при нормальных условиях: N[L]=2.68E19 см-3. Число Авогадро (N[A]) - число молекул или атомов в 1 моле вещества: N[A]=6.022E23 моль-1], хотя я никогда не занимался этим вопросом и даже не помню, как оно когда-то засело в голове: при 0o Цельсия и давлении в одну атмосферу в 22415см3 идеального газа содержится 6.023E23 молекул. Другими словами, число Лошмидта выражает точное соотношение объема, массы, давления и температуры какого-то газа: увеличивается масса при прежнем объеме - повышаются давление и температура; если же растет объем, а масса остается прежней давление и температура падают. 6.023E23 - "большое число". Однако оно все-таки малое по сравнению с количеством атомов, входящих в состав какой-либо звезды; я предполагаю, что это количество составляет 1E53.

Движение отдельного атома непредсказуемо и неисчислимо; звезды же можно исчислить, они как бы институции атомов. Эти институции подчиняются законам, в силу необходимости деформирующим атомы. Точно так же в силу необходимости человеческие институции деформируют человека. Государство - человеческая институция. Когда здесь, во чреве Гималаев, я раздумываю о звездах, я раздумываю о государствах. Только таким образом можно в моем положении еще размышлять о человеке. У меня нет никаких отправных точек для размышлений, кроме тех, что я прихватил с собой в эту пещеру из времен, предшествовавших Третьей мировой войне, хотя мои познания складываются из неясных воспоминаний о каких-то неясных гипотезах. Я хотел бы опровергнуть мнение, будто Третья мировая война разразилась из-за того, что не существовало Администрации, способной ее предотвратить. В действительности война разразилась, потому что Администрации еще не могло быть.

Первичное солнце, первозвезда, постепенно образующаяся из разреженного газового облака - примерно как та в созвездии Ориона,- сначала огромно, диаметр соответствует световому году, плотность смехотворная (но все же для позднейшей его судьбы решающая), близкая к вакууму; состав газа: 80% водорода, 2% тяжелых элементов от взрыва Сверхновой (если нет тяжелых элементов, планеты не возникают), 1% углерода, азот, кислород, неон, остальное - гелий; момент количества движения едва 10см в секунду, температура низкая; газ - смесь космической пыли, попадаются даже "органические" молекулы из соединений углерода. Гравитация заставляет огромное солнце сжиматься, оно превращается сначала в красного сверхгиганта, его диаметр достигает светового часа, момент количества движения у него все возрастает.

Сжавшись до размеров орбиты Меркурия, до диаметра в три световые минуты, солнце в результате экваториальной угловой скорости 100км в секунду превращается в диск и выбрасывает материю в мировое пространство. Большая часть этой выброшенной материи, прежде всего водород, остается вне силы притяжения солнца; углерод, азот, кислород и неон образуют внешние большие планеты, а железо, окись магния, кремний - внутренние маленькие планеты; солнце уменьшилось до десятибиллионной части своего прежнего размера, превратилось в желтый карлик, его диаметр составляет теперь всего миллион километров, его экваториальная угловая скорость, затормозившаяся из-за выброса материи, снизилась до 2 км в час, состав стабилизировался.

При этом давление внутри солнца возросло примерно до 100 миллиардов килограммов на кубический сантиметр, эта тяжесть могла бы его разрушить, но температура внутри солнца достигла 13 миллионов градусов, что обеспечивает равновесие. При такой огромной внутренней температуре происходит ядерный процесс, водород превращается в гелий; полученная энергия излучается в световых квантах, но внутренность солнца абсолютно темна. При чрезвычайно высокой температуре солнечных недр свет поглощается в долях сантиметра, так кванты света в постоянных процессах излучения и захвата переносят энергию в холодные конвективные зоны, которые, словно мантия, окружают солнечное ядро; этот процесс длится около 10 миллионов лет.

В конвективной зоне горячие и холодные массы газов перемешиваются, но основной части световых квантов не удается пробить конвективную зону, часть энергии опять излучается в центр, а энергия, достигшая зоны конвекции, вызывает в ней бурление. Внешние конвективные зоны теряют стабильность, образуются солнечные пятна, протуберанцы вздымаются вверх, в атмосферу солнца, и падают обратно на поверхность, кванты света освобождаются и, пройдя сквозь фотосферу в хроносферу, улетают через солнечную корону в мировое пространство. К уравновешенному давлению внутри солнца присоединяются равновесие внешней поверхности и равновесие энергии, фотосфера выделяет столько энергии вовне, сколько получает ее из зоны конвекции; количество энергии солнца устоялось, хотя оно теряет ежедневно 360 миллиардов тонн материи, но это пустяк при его размерах.

Однако такое идеальное состояние не может быть вечным; ядерный процесс внутри солнца проникает и в конвективную зону, поверхность солнца раскаляется, вряд ли на Земле будет возможна жизнь. Солнце увеличивается в размерах, пока опять не достигнет орбиты Меркурия; жизнь на Земле угаснет, атмосфера, моря испарятся. Поверхность солнца начнет остывать, солнце уменьшится, температура его поверхности опять повысится. Солнце снова станет таким же огромным, как сейчас, только гораздо более светлым и горячим; оно превратится в голубую звезду.

Равновесие внешнего и внутреннего давлений восстановится опять, только солнце станет теперь сжигать гелий своих недр и раскалять водород, окружающий его ядро. Нагретый водород расширяется, но недостаточно быстро, чтобы совсем покинуть солнце, лишь сотая часть процента общей массы солнца уйдет в космос. Во время этого расширения солнце несколько недель светит в сотни тысяч раз сильнее, чем сегодняшнее солнце, оно превращается в Новую звезду. После тысячи подобных расширений солнце избавится от водорода, станет белым карликом не больше Земли, газ дегенерируется, лишь некоторые электроны останутся свободными, солнце исчерпает запас ядерной энергии и превратится в "молекулу". Гравитация преодолеет расширение, солнце остынет, превратится в кристалл величиной с Землю, наконец - в невидимый черный карлик, только времени, которое потребуется на все это, надо больше, чем насчитывает возраст нашего Млечного Пути.

Но не все солнца ожидает подобный конец. Звезды, масса которых меньше, чем масса нашего солнца, красные карлики, наверно, никогда не могли образовать достойную упоминания конвективную зону, они преждевременно превращаются в маленькую Новую звезду, однако остаточное ядро обладает слишком малой массой, чтобы преобразоваться в белый карлик.

Звезды, масса которых превышает массу солнца в 1.44 раза, тем скорее делаются нестабильными, чем они тяжелее, долгое время не может быть достигнуто равновесие давления и поверхностное равновесие, а также энергобаланс, они слишком расточительны со своим запасом энергии, подобно голубым гигантам: огромное внутреннее давление создает в ядре температуру около трех миллиардов градусов; в этой преисподней все элементы превращаются в гелий. Чем больше масса солнца, тем скорее растет опасность, что возникнет Сверхновая. Чудовищный взрыв сметает конвективную зону солнца в мировое пространство, и при этом испускается света больше, чем галактической системой с ее сотней миллиардов солнц, в то время как ядро (если оно превышает 1.44 солнечной массы сверх пресловутой границы Чандрасекара [Чандрасекар, Субрахманьян - американский астрофизик-теоретик]) не достигнет состояния равновесия белой звезды: оно под влиянием собственной тяжести сожмется, превратится в крошечное солнце невероятной плотности, диаметр которого около десяти километров и которое вращается вокруг собственной оси тридцать раз в секунду. Эта нейтронная звезда уже не может взорваться, ее атомы разрушились, атомные ядра вследствие столкновения электронов и протонов распались на нейтроны, которые образуют дегенерирующий нейтронный газ. Если ядро еще тяжелее, происходит полный гравитационный коллапс, эти особо богатые массой солнечные ядра выпадают из пространства и времени, превращаясь в черные дыры, всасывающие благодаря силе тяжести свое окружение. Есть доля иронии в том, что я в полной темноте, окружающей меня со всех сторон, записываю на стенах галереи звездный исход.
***

(Запись прерывается, продолжение на стене другой галереи).
***

Не смог вернуться в главную пещеру - не нашел. Я понятия не имел, по какой галерее катил в своем кресле, на которой стене выцарапывал свои надписи. Продукты, банки дешевого бульона, я раздобыл в одной из пещер - намного меньше, чем та, командирская. Нашел лифт, который уже не работает, стены голые, никакого тебе Буше.

Я несколько дней трудился, чтобы прикрепить ящик с консервами правым протезом к своему креслу, ведь очень трудно что-нибудь отыскать в потемках с помощью протеза, а левая "автоматная" рука стала совершенно ненужной. Все пытаюсь разобрать ее, однако пока тщетно. Тащу ящик с концентратами за собой и порой не имею представления, в какую сторону двигаюсь, иногда я останавливаюсь, чтобы делать записи на стенах, записи, которые я не мог прочитать, однако записывать было необходимо; я не астроном и не физик, и мои познания о звездах весьма приблизительны. Перед Третьей мировой войной я прочел на эту тему несколько книг, теперь наверняка устаревших. Пытаюсь припомнить их содержание и воссоздать в памяти эволюцию звезд. Поэтому представляю три варианта своих записок.
***

(До сих пор, правда, найден лишь один вариант, который состоит из надписей на стенах многих галерей, но возможно, надпись составляют все три варианта).
***

Во время записи последнего варианта я, видимо, окончательно заблудился. Уже и вторую пещеру я найти не смог. Ничего: найдутся другие. Так что я отправляюсь дальше. Предполагаю, что все еще нахожусь под Джомолунгмой. Камень здесь гладкий, я по возможности аккуратно выписываю на нем свои мысли.

И не только мысль о черной дыре развлекает меня: Джомолунгма раньше называлась Гауризанкар, так что под Гауризанкаром я раздумываю о законе Чандрасекара. Может, именно по этой причине я угодил на Зимнюю войну: меня соблазнило это имя. Судьбы, если обдумать все задним числом, вполне закономерны, логичны. Железо для протезов моего залатанного тулова и гора-великан Гауризанкар происходят от одного и того же солнца, которое пренебрегло границей Чандрасекара и превратилось в Сверхновую, шесть миллиардов лет тому назад загрязнившую протосолнце и способствовавшую тому, чтобы родилась на свет наша Земля: большая часть того, из чего я состою, старше Земли.

С глубоким почтением выписываю я на камнях имя "Чандрасекар". Некоторые наблюдения указывают на то, что в недрах солнца произошли изменения, которые в течение последующих десяти миллионов лет сделают Землю необитаемой на все времена, но остается какой-то шанс, что на луноподобной Земле пребудут в неприкосновенности Гималайские горы, ведь на Луне тоже существуют горы. И еще есть совсем уж смехотворно крохотный шанс, что через многие миллиарды лет, когда выгоревшая дотла Земля будет вращаться вокруг белого карлика, каковым станет наше солнце, и через неисчислимые миллиарды лет, когда она будет вращаться вокруг солнца, превратившегося в черный карлик, астронавты того, другого, будущего мира посетят Землю. И еще есть один, совсем уж невероятный шанс, шанс, собственно говоря, ничтожный, что эти неведомые существа откроют систему пещер в Гималаях и изучат ее. Мои записи - единственное, что они узнают о человечестве.

В надежде на такой невероятный случай я и пишу все это. В моем положении не может быть иной цели. Я задумал создать письмена, по которым можно прочесть судьбу человечества; эти письмена не частное дело, не что-то касающееся только меня, раз я принадлежу к человечеству, да, но здесь не должно быть ничего, что касается человечества. Существа, которые прочтут надписи через неисчислимые миллиарды лет, ничего тогда не поймут, потому что наверняка будут, если все-таки случится невероятное и они прочтут эти записи, не людьми: природа (как она ни тупа) вряд ли повторит глупость, снова создав приматов; случайность, которая в конце концов привела к формированию нашей породы, вряд ли произойдет во второй раз. С этими существами говорить о нас нельзя, можно говорить только о том, что касается одинаково их и нас: о звездах.

Из моих писаний они, конечно, ничего не почерпнут о наших религиях, идеологиях, культурах, искусствах, чувствах, столь же мало о том, как мы питаемся и размножаемся, и все-таки по всем моим трем записям они смогут судить о наших мыслях - независимо от того, какую чушь я здесь напишу. Они смогут догадаться о состоянии наших познаний, а также о том, что мы обладали атомной и водородной бомбами и что это привело к Третьей мировой войне. Они разгадают код моих записок потому что человек описывает в конечном счете всегда одно и то же: самого себя. Пришельцы заключат из всего этого, что на голой, обожженной каменистой планете, на которую они ступили, когда-то существовали наделенные разумом существа, которые в своей совокупности переступили границу Чандрасекара.

Как солнце - средоточие водорода, так государство - средоточие людей. И то и другое подчиняется сходным законам. И то и другое стабильно, когда устанавливается равновесие давления, энергии и поверхности. И в том и в другом случае действуют силы гравитации. Они постепенно образуют ядро, а вокруг него - зону конвекции. Сначала процесс идет незаметно: ядро и зона конвекции протосолнца лишь едва развиты они только предпосылка к дальнейшему.

Применительно к государству: зона конвекции представляет собой органы власти, ядро - народ. Как-то раз отправился император со своим канцлером на телеге, запряженной волами, от обители к обители, от города к городу, чтобы собрать себе на прокорм. Император и его канцлер - это власть; эта их Священная римская империя германской нации схожа с протосолнцем. Примерно через пятьсот лет это протосолнце стало нестабильным, превратилось в Третий рейх. Однако ни к чему далее приводить подобные исторические, а значит - непонятные, примеры.

Функция государства изначально состояла в том, чтобы обеспечивать внешнюю оборону, внутреннюю оборону, а также защиту от самих защитников, ради которых отдельный человек уступал свою власть государству. Если сравнить эту функцию с равновесием давления, энергии и поверхности стабильного солнца, можно уяснить себе отношение государства к каждому отдельному человеку, а также отношения отдельных людей между собой.

Равновесие давления в стабильном государстве состоит в том, чтобы каждый отдельный человек существовал как можно свободней, а именно так же свободно, как это возможно по отношению к отдельным людям; чем больше их масса, тем ограниченнее свобода каждого; давление на каждого растет, и при этом растет температура внутри массы, она начинает все более ощущать воздействие государства, эмоции против власти высвобождаются и т.д.

Энергобаланс солнца достигается тогда, когда оно перерабатывает в энергию материи не больше, чем в состоянии излучать; в государствах - когда те производят не больше, чем расходуют. Энергобаланс нарушается, если давление падает или если оно возрастает. Например, на голубом гиганте, подобном S-Doradus, что в восемьдесят тысяч раз ярче солнца, конвекционная зона слишком слаба, поэтому давление внутрь недостаточно, звезда беспрепятственно перерабатывает материю своего ядра в энергию, она рассеивается. Существовали и подобные государства.

В большинстве из них, конечно, одержал полную победу аппарат власти перед Третьей мировой войной. Мощь государства возрастала. Особенно сверхтяжелые государства стали меньше отдавать, чем потребляли. Они сделались пленниками собственного аппарата. Энергобаланс устанавливается лишь в том случае, когда предложение соответствует спросу.

На голубом гиганте - солнце со слабой конвекционной зоной, хотя она по сравнению с конвекционной зоной нашего солнца намного сильнее,- предложение превышает спрос, и потому в недрах подобной звезды происходит невероятная конкурентная борьба. То же самое долгое время наблюдалось перед Третьей мировой войной в индустриально развитых странах.

На сверхтяжелом солнце, напротив того, спрос начинает опережать предложение, и хотя оно перерабатывает свою материю в энергию, однако та поглощается конвекционной зоной. Подобное государство разрушается при помощи своего собственного аппарата. Органы власти нуждаются в оружии, чтобы охранять себя от внешних и внутренних врагов. Они нуждаются не только в оружии, но и в идеологии, которая воздвигает могучее духовное силовое поле. Конвекционная зона не допускает какой-либо иной идеологии, кроме собственной. Те, кто думает иначе, объявляются антиобщественными элементами или сумасшедшими, даже преследуются как изменники родины. Тем самым подобное государство увеличивает свою плотность и давление вовнутрь. Ядерный процесс, происходящий среди большей части населения, только на руку государству, то есть его аппарату управления, который постоянно увеличивает свой потенциал, и не из злого умысла, а из-за собственной беспомощности. Сверхтяжелые государства насквозь плановые. Энергобаланс становится невозможным, так как внутреннее давление может лишь повышаться, а не понижаться, что ведет к гравитационному коллапсу.

Такова была политическая ситуация перед Третьей мировой войной. Сверхтяжелые звезды (сверхдержавы) не собирались завоевывать мир, однако они выжимали его благодаря своей тяжести. Их гравитация как бы всасывала излучающуюся энергию голубых гигантов, те уменьшались в размерах, и их давление увеличивалось; выведенные из экономического равновесия, голубые гиганты "социализировались", превращаясь в свою очередь в сверхтяжелые солнца - независимо от хозяйственной, общественной и идеологической структуры, ведь и "свободные" государства начали увеличивать внутреннее давление, издавая указы против инакомыслящих.

Процесс стал необратимым. Гонка вооружений шла вовсю. Каждое государство производило больше, чем расходовало. Внутреннее давление в каждом государстве дошло до предела. Излишнее давление в ядре солнца привело к вырождению общества. Большие семьи разрушились, на смену им пришли маленькие семьи, и те становились нестабильными, склеиваясь в коммуны или общежития, которые тоже разваливались. Началась всеобщая лихорадка, безумная кутерьма, происходила безжалостная борьба за существование, порождаемая неуемной жаждой жизни.

Общество все больше распадалось на два класса: на тех, кто осел в конвекционной зоне и обеспечил себя надежной защитой, и на тех, кто невозбранно подвергался давлению и действию громадной температуры солнечных недр. Однако огромная энергия недр, что возникла в результате всей этой лихорадки, снова и снова впитывалась конвекционной зоной, государственным аппаратом, который нуждался во все больших налогах, чтобы силой удерживать солнечные недра. Политика разыгрывалась лишь на поверхности, не затрагивая ядерных процессов внутри, она превратилась во фразу, таким образом, и то, что происходило в недрах, вышло из-под контроля, давление стало слишком высоким, конвекционная зона подвергалась толчкам изнутри, возникали мощные экономические империи, потом они рушились, свирепствовали кризисы, инфляция, неслыханная спекуляция, с взрывной силой взметнулись безумные акты террора, уголовные преступления, росла угроза катастроф. Государства дестабилизировались.

Беспомощная перед такими чудовищными выбросами протуберанцев политика стала циничной, а следовательно, как всякая омертвелая религия, превращалась в культ, наконец - в оккультизм. Проповедовали то классовую борьбу, то либерализм, не подозревая, что все зависит от того, как масса преобразуется в энергию, не задумываясь о том, как ведет себя народ, когда он превращается в массу: непредсказуемо. Провозглашалось социальное государство, либеральное государство, а также государство всеобщего благоденствия, христианское, иудейское, мусульманское, буддийское, коммунистическое, маоистское - без малейшего понимания, что перенасыщенное государство так же опасно, как и сверхтяжелая звезда.

Вот оно и случилось - грянула Третья мировая. Непредвиденное воздействие водородной бомбы на нефтяные промыслы было еще как бы символическим предупреждением, что дело идет к превращению в Сверхновую, не говоря уже о воздействии других бомб.

Внутреннее давление, а следом и внутренняя температура сделались огромными, поверхностное равновесие ослабло, огромные конвекционные зоны - зоны, которые давно были под контролем чрезмерно вооруженной армии, как и части государственного аппарата,- летели в мировое пространство, и катастрофа была тем неудержимей, что солнце здесь граничит с другим солнцем, в то время как в космосе средняя дистанция между звездами достигает трех с половиной световых лет.

После превращения в Сверхновую состояние следующее: человечество вроде нейтронной звезды. В немногочисленных пригодных и приспособленных для жилья местах ютятся остатки людей, сколько народу погибло в одном лишь "Сахарском эксперименте"... В конце концов Земля превратилась в единую конвекционную зону, астрономически сравнимую с "дегенерированным нейтронным газом", в какую-то единую тотально управляемую массу, в такую Администрацию, где управители и управляемые неотделимы друг от друга.

Правда, человечество, как и нейтронная звезда, сохраняет свое количество движения, свою агрессивность. Чтобы разрушиться, звезде требуется время, а человечеству понадобилась Зимняя война в Гауризанкаре: в ней бились друг против друга те, чьей агрессивности требовался образ врага. Предлог для войны в таком случае всегда найдется. (Перед Третьей мировой войной призывы террористов принимали дикие формы, стали разновидностью самогипноза. Они действительно вообразили, будто борются за мировое братство. Если бы они его достигли, то померли бы со скуки). Осуществился расчет Чандрасекара.

Но, прежде чем продолжать, должен сделать одну оговорку, так как пришельцы тоже могут привести этот довод, если когда-нибудь прочтут мои записи: материя подвержена энтропии и стремится к своему наиболее вероятному состоянию. Вначале сгусток всей материи занимал пространство, равное траектории Нептуна: столько места требовалось элементарным частицам Вселенной, пока они были притиснуты друг к другу. Это состояние материи было для нее самым невероятным. А вероятнейшее состояние материи - ее конец: на 95 процентов материя излучилась, остатки звезд существуют в виде черных Красных, черных Белых карликов, черных дыр, массы мертвых планет, астероидов, метеоров и т.д.

С жизнью все наоборот: условия, в которых она возникла, хотя и были тоже невероятными, но эта невероятность породила самое вероятное - вирус, потом одноклеточных. Начиная с них, жизнь становится все невероятнее, мыслящие существа - самое невероятное, ибо это самое сложное существо во Вселенной.

Это существо, казалось бы, противостоит всемирной закономерности - энтропии, тем более что в течение трех миллионов лет оно превратилось из редкого вида в массу, равную шести миллиардам. Но видимость обманчива: чем невероятнее сама жизнь, тем вероятнее ее конечное состояние - смерть. Вирус, да и одноклеточные могут жить вечно; животные, правда, должны умереть, но они этого не знают. А человек знает, что умрет, поэтому его смерть - это нечто большее, чем наиболее вероятный конец, это осознанный конец. Смерть и энтропия - это одна и та же всемирная закономерность, они идентичны, ведь мы, люди (это слово ничего вам не говорит), и вы, те, что все это будете читать, идентичны, вы тоже умрете.
***

(Следующие записи в другой галерее).
***

Администрация исходит из закона homo homini lupus est: человек человеку волк. Как ни странно, я подумал о глухонемом; когда я высекал эту фразу на камне, мне вдруг пришло в голову, что, возможно, глухонемой - это Джонатан. Бессмысленное подозрение, которое, может быть, возникло лишь потому, что я уже второй раз вспоминаю Джонатана в связи с глухонемым. Ведь Джонатан пропал, когда я отправился в пещеру командующего. Не исключено, что он, подобно мне, царапает где-нибудь на стенах галерей.
***

Глухонемого я встретил после Третьей мировой войны в своем старинном родном городе; еще перед тем, как разразилась война, правительство, государственные чиновники и обе палаты парламента удалились в большой бункер под Блюмлизальпом, возможно, защищенность против всякого нападения органов власти (законодательной и исполнительной) - необходимая предпосылка для обороны страны. Здание парламента в бункере было копией столичного, включая секретные устройства и радиостанцию. Даже окружающий пейзаж скопировали и сконструировали декораторы из городского театра при помощи увеличенных фотографий и прожекторов. Вокруг этого сооружения были возведены жилые дома, кинотеатры, часовня, бары, кегельбаны, больница и Фитнис-центр. Далее шли как бы три "кольца": кольцо снабжения с продовольственными магазинами и винными погребками (особенно в кантоне Во), затем внутреннее и внешнее оборонительное кольцо. Под всем этим гигантским комплексом - сокровищница, полная золотых слитков почти со всего света, а под нею - атомная электростанция.

Правительство и парламент заседали беспрерывно. Учреждения работали на полную мощность.

Когда я получил тайное задание и явился доложить о своем отъезде, официально приняв на себя функции офицера связи при командующем, они как раз только что выработали новую концепцию обороны страны, и было решено в течение последующего десятилетия создать сто танков "Гепард-9" и пятьдесят бомб "Вампир-3". Я отдал честь, правительство и обе палаты парламента встали и запели "Навстречу заре!". Настроение было подавленное.

Ведь никто не думал, что Третья мировая война разразится, несмотря на мобилизацию, была надежда, что наличие бомб этому помешает, а бомбами обладали уже все, и мы тоже. Вопреки упорной борьбе прогрессивных сил, противников атомного оружия, несмотря на уклонение от военной службы, протесты церковников и тому подобных кругов, мы создали бомбу - но только после королевства Лихтенштейн,- а у всех африканских стран она давным-давно уже была!

Итак, нас убеждали, что если и будет война, то лишь обычная, но в такую войну мы не верили, потому что, во-первых, создание бомбы стоило так дорого и мы оказались плохо вооруженными для ведения обычной войны, а во-вторых, потому что бомба была создана именно с целью воспрепятствовать обычной войне. Но особенно нас тяготила внешнеполитическая зависимость. Мы продолжали подтверждать свою позицию вооруженного нейтралитета, однако нас не оставляло все растущее чувство угрозы, что ни та, ни другая сторона не верят в наше священное политическое кредо. Для одних мы примыкали к милитаристскому лагерю, а для других являлись потенциальным военным врагом.

Свою армию, достигшую восьмисот тысяч, мы были вынуждены передислоцировать на восточную границу, иначе действия западных держав стали бы непредсказуемыми, они могли бы счесть этот участок фронта ослабленным. К тому же нельзя забывать, что население не доверяло правительству и солдаты участвовали во всем этом, лишь исполняя воинский долг: с некоторых пор уклоняющихся от службы в армии мы были вынуждены приговаривать к пожизненному тюремному заключению; от расстрела, которого требовало военное министерство, их спасало лишь помилование. Отношение населения к правительству стало прямо-таки враждебным. Народ знал: правительство, государственная власть, парламент - всего пять тысяч человек - находятся в безопасности под Блюмлизальпом, однако безопасность остальных не обеспечена. К счастью, мобилизацию провели до всеобщих выборов.

Третья мировая война началась и в первые два дня шла как обычная, а для нашей армии - впервые с 1512 года, со времени завоевания Милана,- и как вполне победоносная. Когда огромная бомба упала на Блюмлизальп, а другие крупные бомбы - на правительственные убежища других стран - цепная реакция от удара к удару,- мы задержали русских при Ландеке, при их вступлении в северную Италию.

Сообщение о капитуляции союзнических и вражеских войск дошло до командующего, когда он находился в курортной гостинице в Нижнем Энгадине. Мы расположились в удобных креслах посреди большого холла, а вокруг нас - штаб. Выбор напитков был еще богатый. Настроение - боевое. Командующий предавался музыкальным пристрастиям. Струнный квартет играл Шуберта, "Смерть и девушка". И тут офицер для поручений вручил телеграмму.

- Ну-ка, Ганс, сынок, прочти эту бумажонку вслух,- улыбнулся командующий, пробежав телеграмму глазами.

Торжествующие вопли неслись с улицы: содержание телеграммы стало известно через радиста. Командующий схватил автомат. Я встал. Квартет замолк. Я прочитал телеграмму вслух. Реакция была бурной. Квартет заиграл Венгерскую рапсодию Листа. Офицеры ликовали и обнимались.

Автомат командующего скосил их начисто. Он разрядил три магазина. Зал представлял собой неописуемую мешанину из трупов, искромсанных кресел, осколков стекла, разбитых бутылок из-под шампанского, виски, коньяка, джина и красного вина; квартет играл изо всех сил "andante con moto" из квартета Шуберта, вариации на тему: "Не бойся. Я не дикарь, спокойно спи в моих объятиях".

Уже в джипе командующий сказал:
- Все они свиньи вонючие и изменники родины.- Тут он еще раз обернулся и расстрелял музыкантов.

В Скуоле мы попрощались. Командующий направился в Инсбрук, а я - в Верхний Энгадин.

Недалеко от Цернеца на обочине дороги я насчитал более трехсот офицеров, аккуратно уложенных в ряд, от командира корпуса до лейтенанта, все они были расстреляны своими солдатами. Проезжая мимо, я им отсалютовал.

Санкт-Мориц был опустошен и разграблен, полыхали отели, шале знаменитого дирижера испускало клубы дыма. Я оделся в штатское, в одном шикарном магазине мужской одежды выбрал джинсовый костюм, на котором еще болтался ярлычок с ценой - 3000, в обычном магазине он не стоил бы и 300; из персонала никто не показывался. Горючего достать было негде.

Я оставил свой джип, а в нем и оба автомата, зарядил револьвер, нашел какой-то велосипед и покатил через перевал Малоя. После горного перевала - первая ясная ночь, темная часть луны отсвечивает зловеще-красным; на земле бушуют многочисленные пожары.

В маленькой деревеньке неподалеку от бывшей границы я стал искать себе пристанище. Деревенька была погружена в полумрак, а противоположная сторона долины алела киноварью.

Я прокрался к какому-то дому, который сперва принял за нежилой сарай. Позади него находилась лестница. Я поднялся наверх. Двери легко открылись. Внутри было темно, и я посветил себе карманным фонариком. Я оказался в мастерской художника. У стены стояла картина: разные фигуры, как бы разбросанные, пустое пространство картины было таинственным, слабо натянутый, чуть загрунтованный холст походил на сеть, в которой запутались люди. Картина у другой стены изображала кладбище: белые надгробия и среди них втиснут портрет человека больше натуральной величины. Странно - будто в силу подспудного протеста художник намеренно разрушал свое творение: казалось, в этом ателье уже свершилась гибель мира.

Посреди ателье стояла жуткая железная кровать, на ней - полосатый матрац с торчащим из него конским волосом. Рядом с кроватью - древнее, изодранное, заклеенное разноцветными заплатками кожаное кресло. У задней стены под окном стояла картина, изображавшая дохлую собаку, терявшуюся в бесконечности охры. Потом я обнаружил портрет человека, похожего на командующего. Он лежал на постели, голый и толстый, спутанная борода спускалась на грудь, подпираемую вспученным животом, правый бок, где печень, вспух, ноги раскинуты в стороны, а взгляд гордый и безумный.

Я замерз. Вырезал картину из рамы, улегся на кровать, а воняющий краской холст приспособил вместо одеяла.

Проснулся я в грязном сумраке утра. Схватился за револьвер. Перед пустой деревянной рамой, из которой я вырезал холст, стояла одетая в черное старая женщина в грубых башмаках. Нос у нее был острый, седые волосы забраны в пучок. В руках она держала большую пузатую чашку. Она смотрела на меня немигающими глазами.

- Ты кто?- спросил я.

Она не ответила.

- Chi sei? [Кто ты? (итал.)] - спросил я по-итальянски.
- Антония,- ответила старуха.

Она подошла ко мне и церемонно протянула чашку с молоком. Я выпил его и вылез из-под холста.

Глядя на меня, она рассмеялась: "L'attore" [Артист, художник (итал.)], а когда я прошел мимо нее, торжественно заявила:
- Non andare nelle montagne. Tu sei il nemico [В горы не ходи. Ты враг. (итал.)].

Она помешалась, как и многие другие.

Я вышел на улицу. Мой велосипед украли, жители покинули деревню, граница не охранялась. Городок Кьявенна был разграблен турецкими офицерами, которые пытались спастись от своих рядовых. В каком-то гараже я взял мотоцикл. Владелец глядел на меня равнодушно, у него изнасиловали и убили жену и двух дочерей.

На перевале Шплюген я сбросил русского офицера в водохранилище, мотоцикл утопил тоже. Офицер неожиданно напал на меня, когда я приостановился, любуясь атомным грибом, поднимавшимся на западном небосклоне. Я впервые видел его.

Через некоторое время я наткнулся на разбитый вертолет, обыскал его и нашел бумаги, принадлежавшие русскому. Забыл, как его звали, помню только, что родом он был из Иркутска.

Тузис был опустошен. До меня начинало доходить, что произошло в нашей стране.

Два года понадобилось мне на то, чтобы добраться до пункта назначения. Это уже о многом говорит. Поэтому достаточно лишь упомянуть о моих скитаниях в аду того времени. Люди, выжившие после взрыва бомбы, если кто-то вообще выжил, всю ответственность за Третью мировую войну взвалили на науку и технику. Не только атомные электростанции, но и плотины, и обычные электростанции оказались разрушенными, сотни тысяч погибли при наводнениях, в потоках ядовитых газов, испускаемых горящими химическими заводами - ярость населения против этих заводов не знала удержу. Повсюду - взорванные бензоколонки, горящие легковые машины; ставшие ненужными радиоприемники, телевизоры и проигрыватели, стиральные машины, пишущие машинки, компьютеры - все было изломано, музеи, библиотеки, больницы - уничтожены. Это выглядело самоубийством целой страны. Кур, к примеру, превратился в настоящий сумасшедший дом. В Гларусе сжигали "ведьм", машинисток и лаборанток. Жители города Аппенцель разорили монастырь Св.Галлена под тем предлогом, что христианство породило науку. При пожаре погибла ценнейшая библиотека вместе с "Песнью о Нибелунгах". В огромной мусорной куче, оставшейся на месте Цюриха, власть захватили рокеры. Они утопили в реке Лиммат прогрессистов и социалистов вместе с профессурой и ассистентами обоих цюрихских высших учебных заведений. В развалинах театра собиралась секта верующих в теорию полого Земного шара. Жрицы этой секты были беременны. Они произвели на свет чудовищных уродов, которые были рождены прямо на сцене и тут же убиты. Богослужение превратилось в оргию. Верующие накидывались друг на друга в надежде произвести на свет еще более ужасных потомков. В Ольтене на огромном помосте повесили тысячи учителей младших и старших классов народной школы. Их согнали со всей страны.

В Граубюндене тем временем начался уже "великий мор". Если сначала люди предавались неописуемому разгулу, грабили, разрушали, истребляли все, что попадалось под руку, разжигали страшные пожары, останавливали всякое движение, то потом они впали в апатию. Их охватила свинцовая усталость. Они сидели у развалин своих домов, которые разрушили своими руками, неподвижно уставившись прямо перед собой, ложились где попало и умирали. Мало-помалу разрушения прекратились. Уже не оставалось автомобилей, дорог - одни руины, чудовищные скопления продуктов, заготовленных для восьмимиллионного населения, насчитывающего теперь не больше ста тысяч. Рядом с людьми гибли животные. На полях грудами лежали трупы. Зато птицы страшно расплодились.

Люди торжественно предавали мертвых земле. Сколачивались гробы, но их все время не хватало, тогда грабили старые кладбища, выкапывая то, что осталось от старых гробов, или закапывали умерших в шкафах. Похоронные процессии без конца; в страшной жаре, не спадавшей и осенью, люди шагали, одетые в черное, вслед за гробами или тянули на длинных канатах тачки, на которые рядами были уложены гробы. Справлялись роскошные поминки. Для большинства они становились последним пиршеством. Потом хоронили и этих, и похоронные шествия, все редея, тянулись к новым кладбищам. Казалось, народ хоронил сам себя.

Потом наш склад бомб в Шраттенфлу загорелся сам собой. По пути через Эмменталь мне встретилась деревня с большой молочной фермой. Она была чистенькая, ухоженная, на окнах стояла герань огненного цвета, а улицы - совершенно пустые. Я вошел в трактир под названием "У креста". В зале для гостей никого не оказалось. В кухне на полу лежал мертвый хозяин, настоящий гигант, с лицом, выпачканным мороженым. Я вошел в столовую. Примерно сотня человек сидела за празднично накрытыми столами: мужчины, женщины всех возрастов, девочки и мальчики. За длинным столом посреди зала - жених и невеста. Невеста в белом подвенечном наряде, бок о бок с женихом - крупная женщина в бернском национальном костюме. Все они были мертвы и выглядели чрезвычайно умиротворенно в своей воскресной одежде. Тарелки почти пустые, надо бы подложить еще еды. В проходах между столами лежали мертвые девушки-официантки. На столах возвышались огромные "бернские блюда": деревенские окорока, свиные ребрышки, копченое мясо, шпиг, языковая колбаса, фасоль, кислая капуста, соленый картофель. Около невесты было отодвинуто кресло, а на полу лежал пожилой мужчина, роскошная борода накрыла его грудь словно покрывало. В правой руке он держал лист бумаги, я заглянул в него - это оказалось стихотворение. Взяв кресло, я уселся рядом с невестой и положил себе на тарелку еду с "бернского блюда" - она была еще теплая.

И вот я нерешительно высекаю эти свои воспоминания на стенах галереи: они во многом стали мне казаться невероятными. Так, в памяти у меня осталась прежде всего жара, не спадавшая всю зиму напролет; а когда я мысленно возвращаюсь в те времена, то мне всегда видится мощное наводнение. До своего родного города я добрался пешком по пустынной автостраде. Чем ближе подходил я к городу, тем безлюднее становилась страна. Автострада километр за километром заросла травой, пробившей бетон; я шел мимо скопления автомобилей, покрытого пышным плющом. Однажды мне почудилось, что в небе летит самолет, он летел так высоко, что его не было слышно.

Добравшись наконец до города, я увидел, что предместье в руинах: никому теперь не нужные торговые центры, выгоревшие коробки многоэтажных зданий. Я сошел с автострады. В лучах заходящего солнца передо мной предстал старый город. Расположенный на скалистом хребте, возвышающемся над рекой, он казался невредимым. Стены пронизывал теплый золотистый свет. Город был так чудесно прекрасен, что при воспоминании о нем тускнеет даже вид на Макалу и Джомолунгму. Однако мосты, ведущие к нему, оказались разрушенными. Я вернулся на автостраду, по ее обломкам мне удалось пересечь реку. Теперь атомный гриб стоял на юге. Он постепенно превращался в светящийся колпак, накрывший Альпы и освещавший ночное небо, в то время как я углублялся в лес.

Бункера были в целости и сохранности, кровати аккуратно застелены. Я стал ждать. Бюрки не пришел. Я заснул.

Наутро я отправился во Внутренний город. Университет представлял из себя сплошные руины, аудитория, в которой занимался прежде философский семинар, обуглилась, фасад обрушился, книги превратились в черную слипшуюся массу. Стол, за которым мы сидели, развалился. Сохранилась только доска. Перед ней стоял какой-то мужчина. Он стоял ко мне спиной, засунув руки в карманы поношенной шинели.

- Хэлло,- обратился я к нему.

Мужчина не пошевелился.

- Эй!- крикнул я.

Казалось, он не слышит. Я подошел и коснулся его плеча. Он повернулся ко мне лицом. Оно было сожжено облучением, лишено всякого выражения.

Взяв кусок мела, лежавший у доски, он написал: "Огнестрельная рана в голову. Глухонемой. Читаю по губам. Говорите медленно". И обернулся ко мне.

- Кто ты?- спросил я медленно.

Он пожал плечами.

- Где находится служба обеспечения солдат?- спросил я.

Он взял мел и написал на доске: "Тибет. Война". И глянул на меня.

- Служба обеспечения солдат,- повторил я медленно, по слогам,- где она?

Он написал "60 23 10 23", непонятное число, которое запомнилось только потому, что, будучи офицером, я привык запоминать номера: шестьдесят, двадцать три, десять, двадцать три. Он смотрел на меня. Его обгоревшие губы дрожали. Непонятно, издевался он или улыбался. Я постучал себя по лбу.

Глухонемой написал: "Соображай, достаточно ясно" - и опять уставился на меня.

Я взял у него мел, стер все, что он написал, сам написал: "Ерунда" , кинул мел на пол, растоптал его и бросился прочь из университетских развалин.

Неподалеку от сгоревшей столовой мне попался навстречу какой-то маленький человечек. На правой щеке у него была большая черная язва. Он толкал тележку с книгами.

- С семинара по немецкой литературе,- сказал он, показывая в сторону сплошных развалин за университетом. Книги ему еще удалось найти. Я взял одну с тележки - "Эмилия Галотти".- Я переплетчик,- объяснил человечек,- со мной работает еще печатник. Мы выпускаем книгу - сто штук, потом еще сто штук. Люди снова читают, становятся настоящими книжными червями. Выгодное дельце!- Он засветился от удовольствия.- Я не умру. Ведь выжил. А на щеке у меня обыкновенная меланома.

Я сказал, что Лессинг сложноват для чтения. Он спросил, кто такой Лессинг. Я указал ему на книгу.

- Вот эта?- удивился он.- Это не для чтения, а для сожжения. Выпускаю я "Хайди" Джоанны Спайри. Запомните имя: Джоанна Спайри. Классика.- Тут он подозрительно взглянул на меня.- Ты солдат?

Я кивнул.

- Офицер?- спросил он с угрозой в голосе.

Я помотал головой.

- А раньше что делал?
- Учился в университете.

Посмотрев на свою тележку, он мрачно уточнил:
- Читал такие вот книги?
- Да, и такие тоже,- ответил я.
- Черт-те что вы натворили с вашим образованием!- проворчал человечек.- Вы, с вашими дурацкими книжонками...

Я спросил, где находится служба обеспечения солдат.

- Рядом с ратушей,- ответил он,- может, ты все-таки был офицером?

И он засеменил дальше, толкая перед собой тележку.

Я пошел обратно через развалины. В разрушенной аудитории нашего семинара я сумел отыскать лишь куски из "Трагической истории литературы" и несколько страниц из предисловия, в которых шла речь об основных понятиях поэтики.

Вокзал за университетом был сплошной кучей мусора. Дома, больницы, торговые улицы находились в полном запустении, окна магазинов выбиты. Кафедральный собор стоял на месте. Я подошел к главному порталу и увидел, что "Страшный суд" уничтожен. Я шел по среднему нефу собора, а за спиной у меня, барабаня по полу, падали капли воды.

У входа на галерею, прислонившись к стене, стоял какой-то оборванец.

- Когда жизнь в опасности, ведь это бодрит, верно?- обратился он ко мне.

Я поинтересовался, кто разбил "Страшный суд".

- Я,- ответил мужчина.- "Страшный суд" нам больше не нужен.

Служба обеспечения солдат находилась неподалеку от ратуши, в бывшей часовне, как мне смутно помнилось. Вокруг стен лежали несколько матрацев и стопка шерстяных одеял. Вокруг каменной купели стояли три стула, а на камне лежал кусок торта. На стенах виднелись бледные следы фресок, но разобрать, что они изображали прежде, было трудно. В часовне никого не было видно.

Я несколько раз прошелся туда-сюда. Никто не появился. Тогда я приоткрыл какую-то дверь рядом с купелью. Вошел в ризницу. За столом сидела толстая старуха в металлических очках и ела торт.

На мой вопрос, не здесь ли находится солдатская служба, она ответила, уплетая за обе щеки:
- Я солдатская служба,- и, проглотив кусок, в свою очередь спросила:
- А ты кто такой?

Я назвал свой псевдоним:
- Рюкхард.

Толстуха задумалась.

- У моего отца была книга какого-то Рюкхарда,- сказала она,- "Брамсовы мудрости".
- "Мудрости брахманов" Фридриха Рюккерта,- поправил ее я.
- Возможно,- сказала женщина и отрезала себе еще кусок торта.- Ореховый,- объяснила она.
- А где комендант города?- спросил я.

Она продолжала есть.

- Армия капитулировала,- проговорила она,- коменданта больше нет. Теперь есть только Администрация.

Я тогда впервые услышал про эту Администрацию.

- Что вы под этим подразумеваете?- поинтересовался я.

Женщина облизывала пальцы.

- Под чем?- спросила она.
- Под Администрацией.
- Администрация есть Администрация,- объяснила она.

Я смотрел, как она поглощает торт. На мой вопрос, сколько солдат она обслуживает, толстуха ответила:
- Одного слепого.
- Бюрки?- спросил я осторожно.

Она все ела и ела.

- Штауффер,- наконец сказала она.- Слепого зовут Штауффер. Раньше у меня было больше солдат. Они все умерли. Они все были слепые. Ты тоже можешь здесь жить, ты, конечно, солдат, иначе бы сюда не пришел.
- Я живу в другом месте,- сказал я.
- Дело твое,- ответила она и затолкнула остаток торта в рот,- ровно в полдень и ровно в восемь вечера мы едим торт.

Я вышел из ризницы. В часовне у купели сидел какой-то старик. Я уселся против него.

- Я слепой,- сказал тот.
- Как это случилось?
- Увидел молнию,- рассказал он,- другие тоже ее видели. Все они умерли.- Он оттолкнул тарелку.- Ненавижу торт. Одна старуха в состоянии есть его с удовольствием.
- Вы Штауффер?- обратился я к нему.
- Нет, Хадорн. Меня зовут Хадорн. Штауффер умер. А тебя зовут Рюэгер?
- Меня зовут Рюкхард.
- Жаль,- посетовал Хадорн,- у меня кое-что есть для Рюэгера.
- Что же?
- Кое-что от Штауффера.
- Но он же умер.
- У него это тоже от одного умершего.
- От какого еще умершего?
- От Цауга.
- Не знаю такого.
- А он это получил от другого, который тоже умер.
- От Бюрки?- предположил я.

Он задумался.
- Нет,- вспомнил он,- от Бургера.

Я не сдавался:
- Может, все-таки от Бюрки?

Он опять задумался.
- У меня плохая память на имена,- сказал он наконец.
- А меня все-таки зовут Рюэгер,- решился я.
- Значит, у тебя тоже плохая память на имена,- упрекнул он меня,- ведь сначала ты сказал, что ты не Рюэгер. Однако мне все равно, кто ты.

И он мне протянул что-то. Это оказался ключ Бюрки.

- Кто теперь Администрация?
- Эдингер,- ответил слепой.
- А кто такой Эдингер?
- Не знаю.

Я поднялся, сунув ключ в карман пальто.

- Ну, я пошел,- сообщил я.
- А я остаюсь,- проговорил он,- все равно скоро умру.

Мецгергассе представляла собой кучу щебня, Цитглоггерская башня обрушилась.

Когда я добрался до здания правительства, уже наступила ночь, но такая ясная, как будто светила полная луна. У обеих статуй, стоящих перед главным входом, отсутствовали головы. Купол был разбит, по лестнице можно было идти только с большой осторожностью, но зал Большой палаты чудом уцелел, даже чудовищная огромная фреска оказалась невредимой, однако скамьи для депутатов исчезли. А в зале поставили старые, потертые диваны, на которых сидели женщины в несколько потрепанных пеньюарах, некоторые - с голой грудью. Все это скупо освещалось керосиновой лампой. Ложи для зрителей прикрывал занавес. Трибуна для ораторов была на месте. В кресле председателя парламента сидела женщина с круглым энергичным лицом в форме офицера Армии спасения. Пахло луком.

Я в нерешительности остановился у входа в зал.

- Иди сюда,- приказала командирша,- выбирай какую хочешь.
- У меня нет денег,- сказал я.

Женщина удивленно уставилась на меня.

- Сын мой, откуда ты свалился?
- С фронта.

Она удивилась:
- Долго же тебе пришлось добираться сюда. У тебя есть ластик?
- Зачем он?
- Для девочки, конечно. Мы берем то, что нам нужно, конечно, лучше бы точилку для карандашей.
- У меня есть только револьвер,- сказал я.
- Сын мой, давай его сюда, не то мне придется доложить о тебе Администрации.
- Эдингеру?
- Кому ж еще?
- А где Администрация?
- На Айгерплац.
- Это Эдингер приказал устроить здесь бордель?
- Заведение, мой милый!
- Это - заведение?!
- Естественно,- ответила она,- мы ведь облучены, сынок. Мы умрем. Любая радость, доставленная одним из нас другому,- акт божественного милосердия. Я - майор. И я горжусь тем, что моя бригада все это поняла.- Она указала на женщин, расположившихся на потертых диванах:
- Обреченные на гибель готовы любить!
- Я ищу Нору,- сообщил я.

Майорша взяла колокольчик, позвонила.
- Нора!- позвала она.

Наверху в дипломатической ложе приоткрылся занавес. Оттуда выглянула Нора.

- Что такое?- спросила она.
- Клиент,- сообщила майорша.
- Я еще занята,- ответила Нора и исчезла за занавесом.
- Она еще на службе,- объяснила майорша.
- Я подожду.

Майорша назвала цену:
- За револьвер.

Я отдал свой револьвер.

- Присаживайся, сын мой, и подожди.

Я уселся на диван между двух женщин. Майорша взяла гитару, прислоненную к ее председательскому креслу, заиграла, и все запели:

В чистоте мы непреложны,
Коль душа любовь хранит.
Все страдания ничтожны,
Если смерть с косой летит.
Божий Сын страдал от жажды,
Мукой крестною сражен.
Бомбой распяты однажды,
Мы несчастнее, чем Он.

Появилась Нора. Сначала мне показалось, что на руках у нее мальчик, но это был безногий шестидесятилетний инвалид со сморщенным детским личиком.

- Ну вот, попрыгунчик,- сказала Нора, усаживая его на диван,- теперь у тебя будет легче на душе.
- Нора,- сказала майорша,- вот твой следующий клиент.

Нора посмотрела на меня и сделала вид, что не узнала. Под халатом у нее ничего не было.

- Тогда пошли наверх, мой хороший,- сказала Нора и направилась к двери, ведущей на галерею. Я - за ней.

Майорша снова заиграла, и бригада запела:

Божьи девы, дружно - к бою!
Проявим веселый пыл!
Кто пожертвовал собою,
Сладкой вечности вкусил
[Перевод А.Солянова].

- У тебя есть ключ?- спросила Нора.

Я кивнул.

- Пошли.

Мы медленно продвигались по разрушенному залу под куполом и по крытой галерее к восточному крылу здания. Попали в темный коридор и невольно остановились.

- Ничего не вижу,- сказал я.
- Надо привыкнуть к темноте, что-нибудь всегда можно разглядеть.

Мы стояли не двигаясь.

- Как ты могла!- воскликнул я.
- Что именно?
- Ты знаешь, что? я имею в виду.

Она молчала. Темень была непроницаемая.

- Приходится держаться за это место,- пояснила она.
- Тебя что, Эдингер заставил?

Она засмеялась.

- Да нет! Иначе мне было бы незачем здесь жить. Ты что-нибудь видишь?

Я соврал:

- Видно кое-что.
- Ну, пошли.

Мы осторожно вошли в коридор. Я передвигался как слепой.

- Чего ты давеча так взбесился?- спросила Нора.- Я и раньше с вами со всеми спала!

Я ощупью продвигался в темноте.

- Так это с нами,- проговорил я с досадой.
- Милый мой, мне кажется, ваше времечко прошло. Мы спустились в подвал.
- Сюда,- предупредила Нора,- осторожно, здесь лестница, двадцать две ступеньки.
...

...

Я принялся считать.

Она остановилась. Я слышал ее дыхание.

- Теперь направо,- скомандовала она,- в этой стене.

Нащупав деревянную панель, я нашел место, где она поддавалась. Нащупал замочную скважину, ключ подошел.

- Закрой глаза,- сказал я.

Дверь бункера отворилась. Мы почувствовали, что стало светло. Дверь за нами захлопнулась. Мы открыли глаза. Это был компьютерный зал.

Нора проверила аппаратуру.

- Генераторы в порядке,- сказала она.

Мы подошли к радиоустановке. Нора включила ее, и, к нашему удивлению, зазвучала мелодия "Навстречу заре!", да так громко, что мы вздрогнули от неожиданности.

- Блюмлизальп!- воскликнула Нора.
- Автоматическая установка,- успокоил я ее,- не может быть, чтоб там кто-то остался в живых.

Но тут зазвучал голос. Голос Брюкмана, популярного ведущего ночной программы легкой музыки, анекдотов и интервью - "Из брюк явился Брюкман".

- Дорогие слушательницы и слушатели,- проговорил он,- сейчас двадцать два часа.- И Брюкман назвал дату и объявил о повторении какой-то патриотической передачи.
- Они еще живы!- кричала Нора.- Они еще живы! Он объявил сегодняшнее число.

Тут раздался голос начальника военного ведомства.

- Мой шеф!- Нора была вне себя.

Шеф своим звучным голосом произносил речь, обращенную к народу. Он объяснил, что все они: правительство, парламент, различные ведомства - всего четыре тысячи лиц обоего пола, главным образом мужчины и тысяча машинисток,- уцелели здесь, под Блюмлизальпом, избежав облучения, запаса продуктов хватит еще на два-три поколения, атомная электростанция работает, обеспечивая их светом и воздухом, это сводит на нет все протесты противников атомных электростанций; правительство, парламент и чиновники в состоянии и дальше осуществлять руководство страной и служить народу, хотя у них и нет возможности выйти из-под Блюмлизальпа, ведь враг вероломен и уже пытался сбросить бомбу на Блюмлизальп. Однако они не жалуются: исполнительная, законодательная власть и государственный аппарат должны принести в жертву себя, а не народ, и вот они жертвуют собой.

Пока начальник военного ведомства продолжал свою речь, я внимательно рассматривал Нору. Она стояла рядом, халат распахнулся, и не дыша слушала своего шефа. Я накинулся на нее: у меня целую вечность не было женщины.

А шеф говорил, что с большой радостью встретил известие о победе над коварным врагом в Ландеке, и он убежден: армия с ее храбрыми союзниками уже близка к окончательной победе в глубине азиатских степей и, возможно, уже ее одержала; он говорил, что, к сожалению, к нему, а также к остальным членам правительства еще не поступало известий из внешнего мира, так как крайне высокий уровень радиации в Блюмлизальпе, по-видимому, препятствует любой радиосвязи.

Он говорил и говорил. Нора продолжала слушать. Я запыхтел, застонал, тогда она зажала мне рот рукой, чтобы я не мешал ей слушать шефа, не пропуская ни слова. Я был ненасытен, а она, вслушиваясь в слова шефа, позволяла делать с собой все что угодно.

- Конечно, может быть,- объяснял шеф, и в его голосе явственно звучала тревога,- конечно, не исключено, хотя и невероятно, что война приняла не тот оборот, какого ожидали: при гигантском численном превосходстве и лучшем качестве классических систем вооружения враг одержит верх, захватит страну, но лишь страну, а не народ, который непобедим, как в дни Моргартена, Земпаха и Муртена [В борьбе с Габсбургами свободное крестьянство лесных кантонов (Швиц, Ури, Унтервальден), заключивших союз (1291г.), отстояло независимость, одержав победы при Моргартене, Земпахе, Муртене].

Я все яростнее набрасывался на Нору, потому что она продолжала слушать и потому что я был ей безразличен.

- Именно этот факт мало-помалу уяснит себе враг, и не только благодаря героическому сопротивлению, которое все еще оказывает ему народ - кто в этом сомневается,- но еще и потому, что законное, избранное народом правительство, парламент и государственные органы власти, денно и нощно исполняющие свой долг под Блюмлизальпом,- они управляют, дают указания, принимают законы, они, собственно, и есть народ, и никто другой, и поэтому именно они уполномочены вести переговоры с противником, и не как побежденные, а как победители, ведь даже если страна подвергнется опустошению - допустим на минуту такой невероятный случай,- даже если она уже не в состоянии оказывать сопротивление или - и это, к сожалению, тоже возможно - если ее уже нет, то есть ее невредимое правительство и ее великолепные органы власти. Они никогда не сдадутся. Наоборот, они готовы в интересах всеобщего мира снова подтвердить свою независимость, опирающуюся на постоянный вооруженный нейтралитет.

Конечно, это были только обрывки речи, которые я теперь вспоминаю, увязывая друг с другом, такого со мной еще никогда не было, я ведь совсем не слушал, а когда наконец оторвался от Норы, из приемника опять неслось "Навстречу заре!".

Мы встали. Я обливался потом. Пошли в лабораторию, оба совершенно голые. Она взяла у меня кровь на анализ.

- Будешь жить.
- А ты?- спросил я.
- Меня обследовала Администрация. Мне повезло, как и тебе.

Я снова набросился на нее, прямо здесь, у лабораторного стола, но опять разозлился, потому что она, пока я пытался овладеть ею, сообщила холодным, деловым тоном:
- Невредимое правительство без народа - для правительства это, конечно, идеально.- И она захохотала и не переставала хохотать, пока я не отпустил ее.
- А сколько народу в Администрации?- спросил я, когда она наконец успокоилась.
- Двадцать-тридцать человек, не больше,- ответила она, поднялась и встала передо мной.
- А где живет Эдингер?- поинтересовался я, все еще сидя на полу, голый, совершенно без сил.

Она посмотрела на меня задумчиво.

- А зачем тебе знать?
- Да так.
- В Вифлееме. В пентхаузе [Роскошная квартира на верхнем этаже, выходящая на плоскую крышу],- ответила она наконец.
- А ты знаешь его имя?
- Иеремия.

Я подошел к компьютеру. В банке памяти Эдингеров было не много, и среди них отыскался Иеремия. Я пробежал глазами данные: занимался философией (незаконченное философское образование), выступал в защиту окружающей среды, уклонялся от службы в армии, приговорен к смертной казни, которую парламент заменил пожизненным заключением.

Я опять пошел в радиоузел, закрыл дверь, ключ лежал в тайнике.

Затем вернулся к Норе, оделся. Она уже надела халат. Потом я отправился на склад, выбрал пистолет с глушителем, сказал ей, чтобы она заперла дверь и хранила ключ, а у меня кое-какие планы, возможно, и не совсем безопасные, сказал я. Нора молчала. Я покинул правительственное здание, воспользовавшись дверью в восточном крыле.

В Вифлееме остался лишь один многоэтажный дом, казавшийся каким-то призрачным эшафотом. Войдя в здание, я убедился, что внизу все выгорело дотла, а шахты лифтов пусты. Наконец обнаружил лестницу. Этажи состояли теперь лишь из стальных балок, державших бетонные перекрытия. На верхнем, освещаемом светлым ночным светом этаже никого не было видно. Я уже решил, что ошибся и что дом необитаем, но неожиданно натолкнулся на приставную лестницу. Вскарабкавшись по ней, я вылез в центре плоской крыши перед темным пентхаузом. Через щели в двери проникал свет. Я постучал. Послышались шаги, дверь распахнулась, и на светлом голубоватом фоне возник силуэт.

- Как мне найти Иеремию Эдингера?- спросил я.
- Папа еще в конторе,- ответил девчачий голос.
- Я подожду его внизу.
- Подожди у меня,- сказала девочка,- входи. Мама тоже еще не вернулась.

Девочка пошла в пентхауз, я - следом за ней, сунув руки в карманы куртки.

Прямо напротив двери я увидел громадную стеклянную стену и понял, почему внутренность дома казалась освещенной. За стеклянной стеной стояла светлая ночь, но она была такой прозрачной и серебристой не из-за луны, а из-за словно фосфоресцирующих гор, а Блюмлизальп светился так сильно, что отбрасывал тень.

Я посмотрел на девочку. Она выглядела таинственно в этом освещении, очень худенькая, с большими глазами, волосы такой же белизны, что и Блюмлизальп, освещавший комнату.

У стены стояли две кровати, посредине - стол и три стула. На столе лежали две книги: "Хайди" и "История философии в очерках. Руководство для самообразования" Швеглера. У стены напротив стояла плита, а рядом со стеклянной стеной - кресло-качалка.

Девочка зажгла светильник с тремя свечами. Теплый свет преобразил помещение. На стенах стали видны разноцветные детские рисунки. Девочка была одета в красный тренировочный костюм, глаза у нее были большие и веселые, волосы - светло-русые, на вид ей было лет десять.

- Ты испугался,- сказала она,- потому что Блюмлизальп так здорово сияет.
- Пожалуй, да,- подтвердил я,- испугался немножко.
- В последнее время свечение усилилось. Папа опасается. Он считает, что нам с мамой нужно уехать.

Я рассматривал рисунки.

- Хайди,- объяснила девочка,- я нарисовала все про Хайди, вот это домовой, а это - Петер-козопас. Может, ты сядешь,- предложила она,- в кресло-качалку, оно как раз для гостей.

Я подошел к стеклянной стене, посмотрел на Блюмлизальп и устроился в кресле-качалке. Девочка села за стол и принялась за чтение "Хайди".

Было около трех часов утра, когда наконец послышались чьи-то шаги. В дверях показался большой толстый мужчина. Глянув в мою сторону, он обратился к девочке:
- Ты уже давно должна быть в постели, Глория. Марш спать!

Девочка закрыла книгу.

- Я не могу спать, пока ты не придешь, папа,- пожаловалась она.- И мама еще не возвращалась.
- Сейчас она придет, твоя мама,- сказал этот высокий, грузный, огромный человек и подошел ко мне.- Моя контора находится на Айгерплац,- заявил он.
- Мне хотелось бы поговорить с вами лично, Эдингер,- пояснил я.
- Вы не хотите назвать себя?- спросил он.

Я колебался в нерешительности.

- Мое имя не имеет значения,- ответил я.
- Ладно,- сказал он,- выпьем-ка коньяку.

Он направился к импровизированной кухне, нагнулся, вытащил бутылку и две рюмки. Вернувшись в комнату, погладил по голове девочку, которая уже улеглась, погасил свечи, открыл дверь, кивнул мне, и мы вместе вышли на плоскую широкую крышу, расстилавшуюся перед нами в таинственном свете фосфоресцирующих гор, будто равнина с нагроможденными на ней развалинами, кустами и небольшими деревцами.

Мы уселись на обломки дымовой трубы, под нами был разрушенный Вифлеем. За осевшей вниз бывшей многоэтажкой виднелось какое-то подобие города с возвышающимся над ним узким силуэтом кафедрального собора.

- Бывший солдат?
- Я и сейчас солдат,- ответил я.

Он протянул мне рюмку, налил мне, потом - себе.

- Из французского посольства,- сообщил он,- и рюмки оттуда. Хрусталь.
- А посольство еще существует?
- Один подвал остался,- сказал он. (У Администрации тоже свои секреты).

Мы выпили.

- А чем ты раньше занимался?- спросил он.
- Был студентом, занимался у старого Кацбаха,- ответил я,- писал диссертацию.
- Вот что.
- О Платоне.
- А что именно о Платоне?
- О "Государстве", седьмой его книге.
- Я тоже учился у Кацбаха.
- Знаю,- сказал я.
- Я в курсе, что с ним произошло,- сказал он без удивления и выпил.
- Что же случилось с Кацбахом?- спросил я.
- Когда упала бомба, его квартира загорелась,- сообщил он, поболтав коньяком в рюмке,- у него было слишком много рукописей.
- Беда всех философов,- сказал я.- От философского семинара вообще ничего не осталось.
- Один Швеглер,- подтвердил он,- единственная книга, которую мне удалось найти.
- Я заметил ее на вашем столе.

Мы помолчали, глядя на Блюмлизальп.

- Приходите завтра на обследование,- предложил Эдингер,- на Айгерплац.
- Я буду жить,- ответил я,- меня уже обследовали.

Он не спросил, кто меня обследовал, подлил мне коньяку, потом и себе тоже.

- Где армия, Эдингер?- спросил я.- Мы ведь мобилизовали тысячу восемьсот мужчин.
- Армия,- сказал он,- армия.- Он глотнул коньяку.- На Инсбрук сбросили бомбу.- Он еще глотнул.- Вечерний салют. Вы из армии. Значит, вам повезло.

Мы опять помолчали, вглядываясь в очертания города. Пили.

- На нашей стране, видимо, надо поставить крест,- сказал Эдингер,- на Европе вообще. А что творится в Центральной и Южной Африке, просто невозможно передать. Не говоря о других континентах. Соединенные Штаты не подают никаких признаков жизни. На Земле вряд ли наберется хотя бы сто миллионов человек. А ведь до всего этого было десять миллиардов.

Я всматривался в Блюмлизальп. Он сиял ярче, чем полная луна.

- Мы создали всемирную Администрацию.

Я поболтал коньяком в рюмке.

- Мы?- спросил я.

Он ответил не сразу.

- Ты же уклонялся от службы, Эдингер,- сказал я, глядя сквозь рюмку на светящиеся горы. Рюмка таинственно засияла.- Ты жив, потому что тебя уберегли стены каторжной тюрьмы. Парадокс. Если бы в свое время парламент оказался более решительным, тебя давно бы расстреляли.
- У тебя-то уж хватило бы решительности.

Я кивнул утвердительно.

- Можешь взять это на заметку, Эдингер.

Я сделал глоток, посмаковал.

Со стороны города послышался глухой взрыв. Силуэт кафедрального собора покачнулся, потом раздался отдаленный громовой раскат, все окутала голубоватая пыль; когда она осела, от собора ничего не осталось.

- Рухнула терраса, на которой стоял собор, и потянула его за собой,- сообщил Эдингер равнодушным тоном.- Мы давно ждали этого. Впрочем, ты прав, полковник,- продолжал он,- мы, уклонявшиеся от службы, создали здесь всемирную Администрацию, в других местах это делают диссиденты или жертвы указа против радикалов.

Эдингер выдал себя. Он знал, кто я. Но пока это было неважно. Гораздо важнее было выведать что-нибудь об Администрации.

- Другими словами, существуют отделения вашей всемирной Администрации,- заметил я,- и ты об этом проинформирован, Эдингер.
- По радио,- сказал он.
- Электричества больше нет,- бросил я.
- Среди нас нашлись радиолюбители,- ответил он. Его лицо казалось в ночном свете лицом призрака, что-то необъяснимое исходило от него, какая-то странная неподвижность.
- Однажды мне почудилось, что я видел самолет,- сообщил я.

Он отхлебнул из рюмки.

- От центральной Администрации в Непале,- сказал он.

Я усиленно соображал. А ведь у них есть кое-что для проверки на радиоактивность. Что-то не вязалось во всей этой истории.

- Ты знаешь, кто я, Эдингер,- констатировал я.
- Я был уверен, что ты объявишься, полковник,- подтвердил он.- Бюрки меня предупредил.

Мы помолчали.

- Ключ он тебе тоже дал?- спросил я.
- Да.
- А Нора?
- Она ничего не знает,- сказал он,- бункер под восточным крылом найти совсем нетрудно. Я только послушал несколько речей правительства и вернул ключ Бюрки. Потом Бюрки умер, и по цепочке через Цауга, Штауффера, Рюэгера и Хадорна ключ попал ко мне.
- Ты в курсе,- сказал я.

Он допил свой коньяк.

- Администрация в курсе,- ответил Эдингер.

Я указал на светящуюся гору:
- Администрация там, Эдингер. Это полномочное, невредимое правительство, дееспособный парламент, действующие органы власти. Если мы его освободим, у нас будет Администрация намного лучше вашей всемирной из уклонившихся от службы в армии и диссидентов. Вы, конечно, это здорово придумали. Подлей-ка мне, Эдингер.

Он налил мне еще коньяку.

- Прежде всего ты, наверно, уже уяснил себе, Эдингер,- продолжал я,- что из нас двоих я сильнейший.
- Ты так считаешь, потому что у тебя есть оружие?- спросил он и глотнул из рюмки.
- Свой револьвер я отдал в правительственном здании бандерше, назначенной твоей Администрацией.

Он рассмеялся.

- Полковник, в бункере под восточным крылом находится склад оружия, он был в твоем распоряжении. И шифр.

Я опешил.

- Тебе известен шифр?

Он ответил не сразу. Уставился на гору, и его широкое, тяжелое лицо опять сковала странная неподвижность.

- Бюрки показал мне шифр к тайнику, расположенному под восточным крылом здания,- рассказал он,- и мы вместе расшифровали несколько секретных посланий, отправленных правительством из Блюмлизальпа. Это удалось лишь потому, что подземный кабель остался неповрежденным, радиостанция в Блюмлизальпе вышла из строя по причине радиоактивности. С правительством можно связаться лишь из восточного крыла правительственного здания. Правительство в отчаянии. Оно безрезультатно пыталось вступить со мной в контакт и наконец прекратило эти попытки. Они надеялись, что я их освобожу, а теперь обращаются с этой просьбой к тем, кто, как они убеждены, победил, то есть к врагам, не подозревая, что нет победителей, есть только побежденные; что солдаты всех армий отказались продолжать борьбу и расстреляли своих офицеров; что власть в руках всемирной Администрации и что те солдаты, которые выжили после катастрофы, пытаются теперь сделать плодородной Сахару: возможно, это единственный шанс для выживания человечества.

Он замолчал.

Я слушал его и думал.

- Что ты мне предлагаешь?- спросил я.

Он допил свою рюмку.

- Люди работают в Сахаре, чтобы выжить,- сказал он.- Не исключено, что и туда проникнет радиация. Люди пытались невероятно примитивными средствами оросить пустыню. Они работали подобно первобытному человеку. Ненавидели технику. Ненавидели все, что напоминает о прошлом. Они находились в шоковом состоянии. Этот шок нужно было преодолеть. Я, как и ты, изучал философию. У меня есть теория Швеглера. Когда-то все мы смеялись над этими "Очерками философии", а теперь, может быть, именно тебе придется убеждать людей в Сахаре, что мыслить - это не самое опасное.

Эдингер замолчал. Его предложение было диким.

- Учить мыслить с помощью Швеглера,- рассмеялся я.
- У нас нет другого выхода,- возразил он.
- Другой возможности ты мне предложить не можешь?

Он помедлил.

- Могу,- ответил он наконец,- предлагаю, но без особой охоты.
- И что же это?- спросил я.
- Власть,- сказал он.

Я испытующе смотрел на Эдингера, чего-то он недоговаривал.

- Ты хочешь включить меня в Администрацию?- спросил я его.
- Нет, в Администрацию ты не можешь быть принят, полковник.

Он повернулся ко мне. Я опять увидел его тяжелое лицо.

- Администрация - это третейский суд, ничего больше. Он предоставляет право каждому решать, чего он хочет - бессилия или силы, хочет он быть гражданином или наемником. У тебя тоже есть право выбора. Твой выбор Администрация должна будет принять.

Я задумался.

- В чем состоит сила наемника?- спросил я с недоверием.
- В том же, в чем состоит любая сила,- во власти над людьми.
- Над какими людьми?- продолжал я допытываться.
- Над людьми, которые выданы на расправу наемникам,- непроницаемо сказал Эдингер.
- Не ходи вокруг да около, Эдингер.
- Ты совершенно не понимаешь, что творится,- ответил он,- Третья мировая война еще не кончилась.
- Скажи пожалуйста! И где же это она продолжается?

Он снова помешкал, разглядывая свою рюмку.

- В Тибете,- произнес он в конце концов,- там продолжают сражаться.
- Кто воюет?
- Наемники.

Это показалось мне невероятным.

- А кто нападает на этих наемников?
- Неприятель.
- А что это за неприятель?- допытывался я.
- Это дело наемников,- ответил он уклончиво,- Администрация не вмешивается в их дела.

Наш разговор зашел в тупик. Или враг был сильнее, чем хотел признать Эдингер, или же война в Тибете - какая-то ловушка. Я не мог рисковать.

- Эдингер,- обратился я к нему,- я был офицером связи нашей армии при командующем. Когда союзники капитулировали и штаб праздновал эту капитуляцию, командующий собственноручно расстрелял свой штаб.
- Ну и?..

Я внимательно смотрел на Эдингера,

- Эдингер,- продолжал я,- на обочине дороги у Цернеца лежало более трехсот офицеров, расстрелянных нашими солдатами.

Эдингер выпил до дна.

- Наши солдаты больше не хотели воевать,- заявил он.

Я достал пистолет с глушителем.

- Налей себе еще, Эдингер,- сказал я.- Наемники в Тибете меня не касаются, и твоя Администрация тоже. Для меня что-то значит только правительство под Блюмлизальпом. В стране полно умирающих. С ними, которые все равно погибнут, я спасу правительство.

Эдингер наполнил свою рюмку, повертел ее в руках.

- И все-таки ты отправишься в Тибет, полковник,- произнес он спокойно и, пригубив коньяк, поставил бутылку рядом с собой.
- Встать!- приказал я.- Подойти к краю крыши! Ты - уклоняющийся от службы и предатель родины.

Эдингер повиновался и, стоя на краю крыши, еще раз обернулся ко мне - силуэт на фоне светящейся горы.

- Блюмлизальп,- сказал он, улыбнулся и спросил меня:
- Ты знаешь, о чем я невольно думаю, полковник, когда вижу, что гора светится вот так?

Я покачал головой.

- О том,- произнес он,- что на том суде, приговорившем меня к смертной казни, я предложил ликвидировать армию и на деньги, сэкономленные на ее содержании, совершить нечто безумное: построить на этой горе самую большую обсерваторию в мире.

Он засмеялся. Потом махнул мне. Допил коньяк, бросил рюмку вниз на развалины позади себя и повернулся ко мне спиной.

- От имени моего правительства,- крикнул я и трижды выстрелил в силуэт. Он растворился в воздухе. Светлое ночное небо впереди опустело. Я услышал звук падения далеко внизу. Мне чего-то недоставало. Взяв бутылку, я запустил ее вслед за ним.

Тут я почувствовал: кто-то стоит за моей спиной. Я развернулся кругом с пистолетом на изготовку. Это была Нора. На ней был комбинезон, какие носят рабочие. Волосы спадали на плечи. В ночном свете они казались такими же белыми, как у девочки в пентхаузе.

- Нора,- сказал я,- я убил изменника родины Эдингера. Следить за мной совершенно ни к чему.

Она ничего не ответила.

Я подошел к краю крыши, потом обернулся к ней.

- Нора,- сказал я в замешательстве,- мне чего-то не хватает, я сам не знаю - чего.
- Я уже давно здесь,- наконец ответила она,- я все слышала. Глория - моя дочка, а Эдингер был моим мужем.

Я уставился на нее.

- Этого не было в компьютерных данных,- сказал я.
- Если бы там это было, я не смогла бы найти работу в правительственном заведении,- проговорила она, прошла мимо меня к краю крыши и посмотрела вниз.- Я рада, что ты его убил. Когда взорвалась бомба, он работал вместе с другими заключенными на Большом болоте. Он был безнадежен. Страдал от ужасных болей. Терпел адские муки.- Она обернулась и подошла ко мне.- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, ведь ты способен мыслить только определенными категориями.

Она остановилась передо мной: темная фигура на светлеющем небе.

- Но я не предательница. Эдингер был моим мужем, только и всего. Муж. Но мне кажется, он был чудак. Я верила в эту чушь - в защиту родины. Я была беременна, когда его за восемь лет до начала войны приговорили к смертной казни, а затем к пожизненной каторге как уклоняющегося от службы в армии. Я дала ему возможность заниматься философией. В шутку он называл меня своей Ксантиппой, сделавшей для философии больше, чем любая другая женщина. Он стал уклоняться от службы в армии, потому что это предписывала ему честность: как человек мыслит, так он и должен поступать. Не существует веления совести, есть веление мысли. Совесть и мысль едины. Он любил нашу страну, но ставил ей в упрек, что она уклоняется от Мысли. Ненависти он ни к кому не испытывал. А я чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Мне было страшно. Инстинкт подсказывал мне, что мы должны защищать свою страну. Он же говорил мне, что спасутся только правительство, парламент и государственный аппарат. Он все предвидел, все, что случилось. А я не верила ему. Когда он отправился на каторгу, я стала мстить ему: спала с каждым из вас.

Стало так светло, что я уже различал черты ее лица. Оно как бы окаменело и казалось абсолютно спокойным.

- А раз я мстила мужу, которого любила, и раз я спала с каждым из вас, принадлежавших к высшему военному руководству, значит, я стала патриоткой, и я осталась ею даже тогда, когда произошло все то, что предсказывал Эдингер.

Она улыбнулась, и вдруг в чертах ее лица проступила нежность, которой я никогда не замечал в ней.

- Я до такой степени осталась патриоткой, что пошла в бордель, который он устроил в правительственном здании, и тоже из чистой логики: потому что умирающие нуждаются в борделе. И создать Армию спасения удалось тоже ему.- Она рассмеялась.- Итак, я стала публичной девкой, чтобы дожидаться тебя и твоего поручения. Я думала, что Эдингер не подозревает об этом, а теперь знаю, что он был в курсе дела.
- Ты была ему безразлична,- сказал я.

Она посмотрела на меня.

- Каждую ночь в это время я приходила сюда. Эдингер не спал из-за болей, и никогда ни с одним человеком мне не было так хорошо, как в эти часы перед рассветом. Мы говорили друг с другом, и когда он брал книгу, которую нашел в развалинах университета, я уже знала, что он хочет еще подумать, и я шла спать. Он восстановил по памяти всю философию, сказал он мне однажды, на основе одного лишь смехотворного учебника. Иногда по ночам к нему приходил какой-то глухонемой. Они вспоминали математику, физику, астрономию. Все можно восстановить, объяснял он, потому что ни одна мысль не исчезает окончательно.

Я подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Далеко внизу виднелась распростертая фигура Эдингера, он лежал - на спине или нет, было не разобрать,- широко раскинув руки и ноги.

- Был Эдингер гением или нет,- сказал я, возвращаясь к Норе,- для нас это теперь не имеет значения.
- Ты ведь хочешь организовать умирающих,- сказала она.
- Мне надо выполнить поручение,- ответил я,- а потому как можно скорее проинформировать правительство в Блюмлизальпе, не дожидаясь, пока мне помешает в этом деле Администрация.
- Теперь ты этого уже не сделаешь,- произнесла она спокойно,- после того как ты вышел из бункера в восточном крыле, я установила там автоматическое взрывное устройство, а затем уж догнала тебя. Я видела, как ты поднялся в пентхауз. Ждала снаружи. Эдингер тоже не заметил меня. Я стояла позади вас, когда произошел взрыв. Остатки купола еще стоят. Но сам собор полностью разрушен. И больше никакой связи с правительством нет.

Я с ужасом смотрел на нее. Я ничего не понимал. Нора сошла с ума. Она глядела на Блюмлизальп.

- Когда мы находились в помещении радиостанции и вдруг услышали голос диктора, а потом речь шефа, я неожиданно поняла, что Эдингер прав,- пояснила Нора.
- А я взял тебя!- закричал я.

Она подошла ко мне и встала рядом.

- Полковник,- сказал она спокойно,- разве ты не понял, о чем говорил шеф?
- Я взял тебя!- опять крикнул я.
- Возможно,- ответила она,- мне безразлично, что ты со мной вытворял. Но я прислушивалась к речи шефа, и меня вдруг осенило. Я поняла, что вытворили с нами: правительство, парламент, государственные учреждения, называющие себя народом, для которых народ всего лишь отговорка, чтобы обеспечить себе безопасность,- ведь это дико смешно. Полковник! Пусть они до скончания века сидят в своем Блюмлизальпе! И тут являешься ты со своей идиотской затеей: вытащить это правительство из могилы с помощью умирающих, из могилы, которую они сами себе вырыли. Неужели до тебя не доходит, что патриотизм - это глупость? Для чего это правительство вообще существует? Может, ты думаешь, что это единственное правительство, засевшее в подобном убежище? Правительства всего мира забрались в такие же норы, и именно это предсказывал Эдингер, такие же правительства, как наше,- без народа и без врагов.

Вдруг я понял, чего мне недоставало после того, как я убил Эдингера.

- Враг,- выговорил я медленно,- у меня нет больше врага.

Я почувствовал себя невероятно усталым и потерявшим всякую надежду.

Стало светло как днем, контуры горы расплывались перед глазами. Наступило утро. Девочка прошмыгнула мимо меня, прижалась к матери, стоявшей передо мной,- гордой и красивой.

- Отправляйся в Тибет,- сказала Нора,- на Зимнюю войну.
***

(Здесь запись прерывается. Часть продолжения была обнаружена в одной из дальних галерей).
***

... Какое-то время назад (месяцы, годы) я сбился, запутался. И не потому, что живу в полной темноте, ориентируюсь я прекрасно и всегда нахожу дорогу к складу боеприпасов и консервов. Конечно, враг мог проникнуть в систему галерей, которую я держал под контролем, пока освещение было в порядке, возможно, враг и проник сюда, но зато теперь труднее найти меня самого.

Писать для меня - мучение. Проверить, исписал ли я уже стену, я могу с помощью крошечной части правой руки, не захваченной протезом, или касаясь щеками скалы. Пишу строки в два километра длиной, что удалось установить при помощи кресла на колесах - по количеству поворотов, и теперь всего две строки, одну под другой.

Меня не беспокоит ни возможность вражеского нападения, ни собственные трудности, я смирился со своим положением. Оно наполняет меня гордостью: ведь я стал на позицию Эдингера. В этом лабиринте под Джомолунгмой я являюсь единственным защитником Администрации. И я искупаю здесь убийство Эдингера, даже в том случае, если мой выстрел был для него избавлением. Его предложение донести философские знания до тех, кто занят оросительными работами в Сахаре, теперь мне понятно. Он хотел восстановить философию. Нора оказалась права: благодаря моей функции и сложившейся судьбе я нужнее Администрации на Зимней войне. Как ни ужасно, это имеет смысл.

Я вспоминаю ту ночь у вершины Госаинтан на командном пункте, когда мы поймали на коротких волнах знакомый мотив: "Навстречу заре!" Может, случайно радиостанция Блюмлизальпа пробилась сквозь радиоактивность. Мы услышали также речь президента: он готов достойным образом вступить в переговоры с врагом. Мне было неприятно думать, что я служил такому правительству.

Иногда мы слышали и другие государственные гимны и представителей других правительств, сообщавших о своей готовности к мирным переговорам, как-то раз какой-то отчаявшийся беспрерывно говорил по-русски, однако мы не знали русского языка. В конце он объявил о капитуляции на всех языках. Администрация, которой я служу теперь, неспособна на подобные заявления. Она не капитулирует никогда. Что меня все-таки сбивает с толку, так это одно событие, которого я не в состоянии осознать. Совершенно исключено, что война приняла катастрофический оборот для Администрации. Я верю в конечную победу. Это само собой разумеется.

Но когда я недавно, делая записи, добрался до места, которое, видимо, находилось недалеко от давно бездействующего борделя, я заметил какой-то огонек. Возможно, это был неприятель, не появлявшийся уже несколько лет. А вдруг враг предпринял генеральное наступление? Осторожно продвигаясь вперед, я оказался в большом зале, где было светло как днем и полно людей: мужчины, женщины, целые семейства, много фотографирующих; были и другие: в форме, объяснявшие здешнее устройство. Я был настолько поражен, что, ослепленный светом, въехал в гущу этой толпы и чуть было не выстрелил, но вовремя спохватился, сообразив, что нахожусь не среди вражеских наемников, а среди туристов.

Я дал предупредительный залп из автомата: туристы в опасности, ведь на них могли напасть враги. Какое легкомыслие разрешить и организовать подобное посещение бывшего борделя. Люди в ужасе закричали и побежали в одну из больших галерей. Я последовал за ними - может быть, это все-таки замаскированные враги. Галерея, как и бордель, оказалась освещенной, пол - заасфальтированным. Вдруг я очутился под открытым небом. Из ледяной пещеры на меня уставились наемники в кислородных масках и с автоматами. Я выстрелил. Стекло разлетелось вдребезги: наемники оказались выставленными в застекленной витрине и искусно освещенными восковыми фигурами. Я находился в большом выставочном зале, в витринах которого передо мной представали все новые и новые сцены из Зимней войны. Я пришел в ужас, когда в одной из витрин узнал самого себя и командующего; наш командный пункт на вершине Госаинтана был воспроизведен с поразительной точностью. Так что я попал в музей.

В ярости я расстреливал витрины, перед глазами у меня расплывались силуэты одетых в форму людей, спасавшихся бегством,- служители музея. Я покатил за ними и неожиданно оказался у выхода. Снаружи виднелся парк с растущими в нем рододендронами, голубое безоблачное небо, мужчина в белом халате, как врач, лысый, в очках, он махал белым платком. Я застрелил его и отправился обратно через музей в галерею, затем - в заброшенный бордель. Зажимом правого протеза поднял с пола какой-то проспект. На нем было написано: "Путеводитель по борделю в Гашербрум III: "Светящаяся стена"". Кругом валялись и другие проспекты, снабженные подобными заголовками. Лишь через несколько дней я добрался до старой пещеры.
***

В непроницаемой темноте я выцарапываю эти записи на стенах новой галереи. Меня обескуражило не проникновение сюда врагов. Я сбит с толку, так как всегда считал, что бордель находится под Канченджангой, в "Пяти сокровищницах великого снега", в восточных Гималаях, а Гашербрум, о котором в проспектах сообщается, что именно под ним находится бордель, расположен в горах Каракорума на расстоянии более тысячи километров в северо-западном направлении. Конечно, не исключено, что эти проспекты намеренно подделаны врагами.

Так и получилось, что мое прежнее местопребывание теперь небезопасно. Мне припомнилась одна пещера, в которой я, будучи еще лейтенантом, собирал свою первую ударную группу. Жестокий отбор: вряд ли выживет хотя бы треть группы. Я решил попробовать отыскать этот учебный лагерь в надежде, что снова найду эту группу, если только лагерь не занял неприятель. С такой опасностью тоже нельзя не считаться. Правда, обстоятельство, что туристы посетили бордель, как раньше посещали раскопки, указывает на то, что бои идут значительно западнее, однако возможно, враг завоевал большую часть территории, подчиняющейся Администрации, во что я, однако, не верю. И все же: я убил человека в белом халате, а он, может быть, принадлежал к Администрации. Но возможно, он все-таки был враг. На этом кончаю записи в этой галерее.
***

(Конец записи).
***

Итак, я осторожно двинулся в сторону системы галерей, ведущих к учебному лагерю, запасшись провиантом на много дней вперед. Дорогу я помнил хорошо: не обладая абсолютной памятью, выжить в этой войне было бы невозможно.

На перекрестке двух галерей, о существовании которого можно было догадаться лишь по чуть ощутимому сквозняку, обязательно возникающему на любом перекрестке, мне почудился в соседней галерее какой-то скрежет. Звук был такой, как будто кто-то царапал по стене. Медленно въехав в галерею, я продвигался вперед осторожно, сантиметр за сантиметром, остановился, прислушался: царапанья больше не было слышно мне показалось, что кто-то едет навстречу, потом опять стало тихо. Продвинувшись вперед еще немного, я опять остановился, прислушался. Снова кто-то катил мне навстречу. Снова стало тихо. Я двинулся дальше остановился, прислушался. Это сближение длилось несколько часов. Вдруг кто-то вздохнул совсем близко, я застыл, задержав дыхание. Снова рядом кто-то вздохнул. Поскольку поблизости могло оказаться еще много врагов, автомат лучше было не применять. Размахнувшись правым хватательным протезом, я ударил и угодил в пустоту; продвинувшись, ударил снова; раздался такой звук, как будто сталь стукнулась о сталь. Продолжая колотить своим протезом, я выпал из кресла и начал кататься с кем-то или с чем-то другим по полу, нанося удары, иногда попадал по чему-то металлическому, иногда - по чему-то мягкому. Потом тот другой перестал двигаться. Я попробовал найти свое кресло-каталку. Теперь это был сплошной металлический лом. Я пополз на своих культях и остатках протезов, свалился в какую-то шахту, ударился обо что-то лицом, перекувырнулся и провалился в следующую шахту.

Видимо, я был без сознания. Когда наконец пришел в себя, то оказалось, что я лежу в чем-то клейком, покрывавшем мне лицо. Подумал: надо открыть огонь - ведь кругом враги, однако мой левый протез с автоматом пропал. Я остался безоружным.
***

Я еще существую. По всей вероятности, нахожусь в пещере. Чувствую, что лицо мое превратилось в кровавую массу. Подо мной - мелкие камушки. Я с трудом волокусь вдоль стены; наверно, пещера бесконечная. То подует ледяной ветер, то наступит невыносимая жара: возможно, где-то поблизости работают огромные мастерские по производству оружия; только неизвестно - для кого: для нас или для неприятеля.

Положение у меня безнадежное. Теперь, когда я предоставлен самому себе и ползу вдоль стены этой ужасной пещеры, часто делающей немыслимые повороты, я задаю себе вопрос, на который никогда не отважился бы во время боев: кто же враг? Теперь этот вопрос уже не расслабит меня, так же как и ответ на него. Мне нечего терять. В этом моя сила. Я стал непобедим. Разгадав загадку Зимней войны.

У меня больше нет кресла-каталки, протез с автоматом валяется где-то далеко в одной из галерей, однако при помощи стального грифеля я выцарапываю крошечными буковками на скале свои раздумья - не для того, чтобы их прочли, а чтобы лучше сформулировать мысль. Выцарапывая мысль на камне, одновременно я выцарапываю ее в своем мозгу: путь, ведущий к познанию, пройти трудно, еще труднее - те пути, которые я оставил позади с тех пор, как в маленьком непальском городке скатился с грязной лестницы. Без дерзкого вымысла путь познания не пройти. И вот я представляю себе свет в той абсолютной темноте, в которой пребываю, не абсолютный свет, а лишь такой, что соответствует моему положению.

Я представляю себе людей в какой-то пещере, людей, у которых смолоду бедра и шея скованы цепью - так, что они сидят совершенно неподвижно и могут смотреть только вперед, на стену пещеры. В руках у них автоматы. Вверху светит огонь. Между людьми и этим огнем есть переход. Вдоль него мне видится невысокая стена. А по этой стене здоровенные тюремщики проводят людей, тоже закованных в кандалы и с оружием в руках.

И тогда, продвигаясь ползком по камням на полу пещеры и выцарапывая на стене свои каракули, я задаюсь вопросом: увижу ли я себя и других иначе, чем в виде теней, отбрасываемых огнем на стену, расположенную против моего лица, и не приму ли тени этих фигур за них самих? Ну вот, и если голос, идущий непонятно откуда, крикнет мне, что эти тени, вооруженные тенями от автоматов, мои враги, то не случится ли, что, выстрелив в эти тени на стене пещеры, я вроде бы убью тех, кто, как и я, закован в кандалы, потому что пули, отскочив от стены, рикошетом попадут в них и, возможно, что и они, верящие в то, во что верю я, и действующие подобно мне, убьют меня? Однако, если меня освободят и заставят вдруг встать, повернуть голову, ходить вокруг, смотреть на свет и если при этом я почувствую боль и из-за непривычно яркого света не смогу смотреть на людей, тени которых все время видел до этого, людей, находящихся в том же положении, что и я, разве не сложится у меня тогда мнение, что тени, которые я видел раньше, реальнее людей, представших передо мной воочию? И если я вынужден буду долго смотреть на свет, то, спасаясь от боли, снова повернусь к людям-теням, на которых я в силах глядеть; и я останусь в убеждении, что эти тени гораздо отчетливее, чем люди, которых мне показали, потому что именно тени - мои враги; и разве не начну я опять стрелять, чтобы убить их и чтобы они снова и снова убивали меня самого?

Дальше рассуждать незачем! Когда-то я уже боролся с подобным представлением, может, я где-то все это вычитал, может, сам придумал, не знаю. Скорее всего, я выдумал это, выписывая на скале свои размышления.

Огонь, отбрасывающий тени, возник в первобытные времена, не случайно звери боятся огня, огонь - что-то враждебное, а враг человека - его собственная тень.

Потому я и застрелил Эдингера и висевшего в пещере мужчину, убил командующего: они ведь больше не верили, что тени - враги, они знали, что, так же как и я, закованы в кандалы.

И теперь, думая обо всем этом, я вдруг понял Администрацию: победив в трех мировых войнах, она управляет человечеством, которое из-за того, что им управляют, потеряло смысл; животное-человек лишено смысла, его существование на земле совершенно бесцельно. Для чего он вообще существует, человек? Вопрос, на который ответа нет. У человека и у Земли нет предназначения. Человек страдает, по сути он болезненное животное, но его проблема не только страдание само по себе, а то, что отсутствует ответ на кричащий вопрос: "Ради чего страдать?" Человек - самое храброе и привычное к мучениям животное, он не отвергает страдание как таковое, он жаждет его, ищет его при условии, что ему укажут смысл, смысл страдания. Бессмысленность страдания, а не само страдание,- вот проклятие, какого не могла снять с человека Администрация, не возвратив человеку прежний смысл существования,- врага, от которого она его чудовищным способом избавила.

Человек может существовать только как хищное животное. Нельзя придумать жребия страшнее, чем судьба хищного зверя, гонимого жестокой мукой лабиринтами под Джомолунгмой, Макалу, Манаслу или Госаинтаном, редко находящего успокоение, да и успокоение превращается в пытку в жестокой борьбе с другими хищными животными или в тошнотворной алчности и пресыщении подземных борделей. Так слепо и дико цепляться за жизнь, без иного вознаграждения, нисколько не понимая, за что так наказан, желая этого наказания как счастья,- это и значит быть хищным животным; и если вся природа устремилась к разбою, то так она дает понять, что это необходимо для освобождения от проклятия жизни и что таким образом само бытие смотрится в зеркало, в котором жизнь видится уже не бессмысленной, а предстает в своем метафизическом значении. Подумайте хорошенько: где кончается хищное животное, свирепая, кровавая обезьяна, называемая человеком, и где начинается сверхчеловек? В существе, обозревающем преисподнюю пещерной жизни, куда он загнан; в том, кто сорвал этот искуснейший покров с истины, под которым она была запрятана: цель человека - быть врагом самого себя, человек и его тень едины. Кто дошел до этой истины, тому достанется мир и он постигнет смысл Администрации.

Господин мира - я. В ослепительно ярком свете вижу я себя в своем кресле-каталке выбирающимся из галереи в пещеру; и из галереи напротив себе навстречу качу я сам, у нас у обоих по два автомата, приделанных к протезам, выцарапывать на стенах больше нечего, мы направляем все четыре автомата друг в друга и одновременно стреляем.
***

(Труп наемника был найден альпинистами у подножия Гашербрума III, 7952м, у Каракорума, на откосе осыпи. Наемник примерно сто пятьдесят метров протащился вдоль скал, выписывая правым протезом записи на стене и на больших камнях, которые он, по-видимому, принял за отвесную стену Гашербрума III или какую-нибудь другую гору. Его лицо представляло собой кровавую массу. Вероятно, он ослеп. Вообще на труп, видимо, нападали стервятники, но потом оставили его в покое.

(В записях разобраться очень трудно, так как они часто, и в галереях Гашербрума III тоже, почти все время написаны справа налево, а не слева направо, то же самое наблюдается и на противоположной стене, возможно, так получилось из-за кресла-каталки: наверно, в темноте наемнику было удобнее писать именно таким образом. Снаружи, на осыпи, у подножия горы, он продолжал писать длиннющей цепочкой в сто пятьдесят метров справа налево, малюсенькими буквами, их трудно разобрать, отсутствуют интервалы между словами и знаки препинания.

(Окончательный текст заключает в себе его ранние философские исследования, по всей вероятности, это реминисценции, некий коллаж из Платона ("Государство", Пещерная притча) и Ницше ("Генеалогия морали", "Шопенгауэр как воспитатель"). Почти не способный уже думать самостоятельно, он вынужден был пользоваться цитатами. Сам того не желая, он выстроил не философию вообще, а собственную философию. Во всяком случае, мы должны это предположить, с тех пор как нашли в Джеймстауне (Австралия) библиотеку, принадлежавшую, наверно, какому-то философу; главное наше дополнение к Швеглеру. (Кроме "Государства" Платона и Собрания сочинений Ницше в библиотеке оказался еще "Миф XX века" Розенберга. Поскольку ни Ницше, ни Розенберг не встречаются у Швеглера, современная наука рассматривает их как философские фикции).

(Однако эти записи полны противоречий. Тяжелое положение, в котором все еще находится человечество после Третьей мировой войны, позволяет Администрации финансировать только одну исследовательскую группу для работы на массиве Гашербрум. Незадолго до окончания ее работ горный массив обвалился из-за того, что наемники чересчур изрыли его изнутри. Почему они думали, что находятся в Гималаях, непонятно.

(Существует единственная копия этих записей. Ученые считают, что они сделаны двумя "я". Номер 60 231 023, который немой поставил на стене, может быть прочитан и как число Лошмидта: 6.023E23. Впрочем, именно записям мы обязаны новым открытием этого числа.

(Второе "я" - это, по всей видимости, глухонемой. Кнюрбель, Хопплер и Артур Полл считают, что этот глухонемой - Джонатан. Ведь он тоже писал на скалах. Странно, что позже он не появляется. Нора рассказывала "полковнику", что Эдингер вместе с глухонемым пытались вспоминать математику, физику и астрономию; "полковник" же поглощен был проблемой врага, а часть записей посвящена судьбе человечества и связывает этот вопрос с небесными светилами; совершенно невозможно представить, чтобы эта часть записей принадлежала "полковнику".

(Другие, такие, как Штирнкналь, Де ла Пудр и Тайльхард фон Цель, указывают, что в архиве Администрации не упоминается ни о каком Эдингере и что записи представляют собой фантазию, захватившую полковника, который, оказавшись в безнадежном положении, словно бы разделился на действующего и мыслящего наемника.

(Ко всему надо еще добавить, что мы ничего конкретного не знаем о погибшей Европе. Сохранилась лишь музыка, достижение этого континента. К примеру, мелодия "Навстречу заре!". То, что некий радиолюбитель на днях якобы поймал этот мотив на коротких волнах, вызывает сомнения, потому что он известный пропойца).

Вот пример игры, в которой попытались учесть все, что нашли в учебнике истории.
Откуда у меня этот перевод правил, я уже и не упомню.

REDS!


Скачать карту и жетоны JPG/RAR, 2.12Мб

1. ВСТУПЛЕНИЕ
REDS! - игра для двух игроков о Гражданской войне в ее самый важный период, с Августа 1918 года по Апрель 1921 года, а также о войне между Россией и Польшей, относящейся к этому же периоду.

МАСШАТБ: В одном гексе около 65 миль, в операционном ходе - 1-2 месяца.

2.1 КОМПОНЕНТЫ
- Игровая карта
- Двусторонние жетоны
- Игральные кубики - красный и белый

2.2 ИГРОВАЯ КАРТА
Карта представляет важную с военной точки зрения местность на которой сражались разные фракции во время Гражданской войны в России и войны с Польшей. Игровая карта содержит таблицы и дорожки, чье использование объясняется в соответствующих разделах правил ниже.

ГОРОДА. Все города в гексах побережья - это порты. В соответствии с легендой, некоторые города - это "ресурсные города" (13.5), некоторые - это "красные города", и некоторые - и то, и другое. Случайное событие "Красный террор" может сделать город красными городами во всех отношениях.

2.3 ЧТО ИЗОБРАЖЕНО НА ЖЕТОНАХ



2.4 ТИПЫ ЧАСТЕЙ



2.5 РАЗМЕРЫ ЧАСТЕЙ

ХХХХ - армия
XXX - корпус
XX - дивизия
G - гарнизон

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Эти термины применялись очень приблизительно во время этой войны.

2.6 ЦВЕТ ЖЕТОНОВ
Все красные (большевистские) части - белые на
красном. Каждый нейтральный националистический
гарнизон имеет свою особенную расцветку. Белые
(антибольшевистские) части включают:

Синее на белом: Вооруженные Силы Юга России (AFSR)
Зеленое на белом: Сибирские белые
Голубое на белом: Исламские белые, и Северная
белая армия
Белое на синем: Поляки
Черное на хаки: Силы Интервентов (AIF)
Коричневое на белом: Северо-западная белая армия, Эстонская армия и Freikorps фон дер Гольца
Черное на светло-сером: Прочие

2.7 МАРКЕРЫ



ВАЖНО: За исключением маркеров "Контроль" (Control) и "Сделано" (Done), существующее в наборе игры число маркеров не может быть превышено.

3. РАССТАНОВКА ИГРЫ
Игроки выбирают стороны, и выбирают сценарий, который будут разыгрывать, "Красные против Белых в 1918-19 годах" или "Гражданская война в России в 1918-21 годах".

3.1 РАССТАНОВКА ЖЕТОНОВ
БОЕВЫЕ ЧАСТИ: Обычные боевые части делятся на те, которые начинают игру на карте, и на те, которые появляются позднее, в качестве подкреплений. В начале игры поместите все части с четырехзначным кодом расстановки в соответствующие гексы. Части, которые появляются позднее, в качестве подкреплений, имеют буквенный код вместо четырехзначного кода расстановки. Поместите их в ячейку соответствующего стратегического хода на Дорожку записи хода (Turn Record Track).

МОРСКИЕ ЭСКАДРЫ: Поместите Беломорскую эскадру Союзников рядом с Белым морем, она может быть использована.

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЧАСТИ: Поместите воздушные части, бронепоезда, гарнизоны, речные флотилии и танки в Поле специальных частей (Special Units Holding Box), напечатанное на карте. Эти части входят в игру по случайным событиям.

3.2 РАССТАНОВКА МАРКЕРОВ
СПЕЦИАЛЬНЫЕ МАРКЕРЫ: Поместите маркеры "Красный поезд" (20.10), "Красный Верден" (20.11) и "Народное золото" (20.6) в гексы, указанные на их фишках.

МАРКЕРЫ КОМАНДИРОВ: Поместите маркер командующего AFSR, стороной "Деникин" вверх, в поле командующего AFSR (AFSR Command Box).

Отложите всех красных командиров в сторону, они входят в игру по случайным событиям.

МАРКЕРЫ НА ДОРЖКАХ: Поместите маркер хода в ячейку "1" на Дорожке записи хода, стороной инициативы белых вверх. Поместите маркер ресурсов красных на Дорожку ресурсов (Resource Track), в ячейку "5" (за Москву, Тулу, Петроград, Царицын и народное золото). Поместите маркер ресурсов белых в ячейку "2" (за Ижевск и Симбирск).

МАРКЕРЫ КОНТРОЛЯ МОРЯ: Поместите четыре маркера морского контроля, стороной белых вверх, в каждую Ячейку контроля моря (Sea Control Box) - Балтийское, Черное, Каспийское и Белое моря.

МАРКЕРЫ КОНТРОЛЯ ГОРОДОВ: Поместите маркер контроля белых в Кандалакшу (1403), Кемь (1605), Екатеринодар (2924), Самару (3212), Уфу (3408 ), Самарканд (5315), Мерв (5320) и в гекс 5421. Поместите маркеры контроля красных во все оставшиеся, незанятые, не красные города в России, восточнее оккупационной линии (Occupation Line). Поместите неиспользованные рядом с картой для использования в дальнейшем.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Вся карта - это Россия, за исключением балтийских республик и Польши на западном краю карты.

МАРКЕРЫ СОБЫТИЙ: Поместите маркер "Наступление AIF", "Морской десант", "Кавалерийский рейд", "Частичная эвакуация Союзников", "Рейд казаков Семенова" и "Коррупция среди белых" рядом с Дорожкой записи хода, для использования в дальнейшем.

ЖЕТОНЫ АКТИВИЗАЦИИ: Оба игрока берут свои фишки активизации и помещают их рядом для использования во время игры. Белый игрок также берет фишку активизации "Логистика" (Logistics), которую он помещает в "стаканчик" каждый ход.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Мы обнаружили, что полезно помещать маркеры активизации красных фронтов в ячейки командиров. Когда туда помещается командир, то он заменяет маркер фронта, и таким образом, служит напоминанием о том, что этот фронт доступен для свободной активизации.

ДРУГИЕ МАРКЕРЫ: Поместите маркеры "Красный террор" и "Сделано" рядом с картой для использования в дальнейшем.

3.3 СУДЬБА ЦАРЯ
Бросьте кубик, чтобы определить судьбу царя: при результате броска "1", войска белых спасли царя. Поместите маркер Царя в Ячейку царя (Tsar Box) стороной с портретом Николая II лицом вверх. Он будет давать преимущества белым при восстановлении (12.12). При результатах от "2" до "6", красные убили Царя. Поместите этот маркер стороной с надгробием лицом вверх.

3.4 НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ
Закавказье, Польша, прибалтийские республики и область западнее линии оккупации Центральных держав, начинают игру нейтральными, и в состоянии "вне игры" во всех отношениях (движение, прослеживание снабжения (12.7) и зон контроля (8.1)). Ни одна часть не может входить в эти области до того, как не закончится Великая война (ход В). После хода В, в эти районы можно входить, но Польша остается нейтральной до того, как она вступит в войну (15.2).

4. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЯ
4.1 ФАЗА ПРОВЕРКИ ПОБЕДЫ
Во время Фазы проверки победы каждого стратегического хода игроки проверяют, не одержала ли какая-либо из сторон автоматической победы. Если ни одна из сторон не достигла автоматической победы до конца последнего хода сценария, то проверяются условия победы сценария.

4.2 АВТОМАТИЧЕСКАЯ ПОБЕДА КРАСНЫХ
Красный игрок выигрывает, если он выполнил что-либо из нижеследующего во время Фазы проверки победы:
- Контролирует каждый город на карте вне пределов Польши и прибалтийских республик, или
- Контролирует каждый ресурсный город на карте и завоевал Польшу (15.4).

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Красный игрок не должен контролировать золотой запас (20.6), чтобы выполнить какое-либо из этих условий.

4.3 АВТОМАТИЧЕСКАЯ ПОБЕДА БЕЛЫХ
Белый игрок выигрывает, если красный игрок не контролирует Москву и, как минимум, два ресурсных города (золотой запас, в этом случае, не считается ресурсным городом).

4.4 УСЛОВИЯ ПОБЕДЫ СЦЕНАРИЯ "КРАСНЫЕ ПРОТИВ БЕЛЫХ В 1918-19 ГОДАХ"
Если ни один из игроков не одержал автоматической победы, как это описано в п.4.3, то красный игрок выигрывает, если ему удалось добиться частичного вывода Союзников до конца сценария. В противном случае выигрывает белый игрок.

4.5 УСЛОВИЯ ПОБЕДЫ В СЦЕНАРИИ "ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ В 1918-21 ГОДАХ"
Если ни один игрок не достиг до конца 24 оперативного хода, проверьте условия автоматической победы красных. Если красный игрок достиг какого-либо из условий, то он выигрывает. В противном случае, выигрывает белый игрок. Чтобы выиграть белый игрок, не должен достигать своего условия автоматической победы после 24 оперативного хода.

5. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ИГРЫ
Игра делится на пронумерованные оперативные ходы, и стратегические ходы с буквенным обозначением. Каждый ход делится на фазы, выполняемы в нижеприведенной последовательности.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Как отмечено на Дорожке записи хода, расположенной на карте, существует три оперативных хода между стратегическими ходами, за исключением начала и конца игры.

5.1 ОПЕРАТИВНЫЙ ХОД (НОМЕР)

I. Фаза определения инициативы (6.1)
II. Фаза случайных событий (6.3)
- - A. Этап случайного события игрока без инициативы (Март-Апрель: снова поместите речные флотилии 20.12)
- - B. Этап случайного события игрока с инициативой (Март-Апрель: снова поместите речные флотилии 20.12)
III. Фаза принадлежности Махно (16.1) (После хода В)
IV. Фаза стратегического движения (10.2) (Пропустите в 1 ход)
- - A. Этап игрока без инициативы
- - B. Этап игрока с инициативой
- - C. Этап Красного поезда (20.10)
V. Фаза акций
- - A. Командный сегмент
- - - - 1. Этап командования (7.4)
- - - - 2. Этап наполнения "стаканчика" (7.8 )
- - B. Сегмент активизации по инициативе
- - - - 1. Этап оперативного движения (10.6) (Можно помещать гарнизоны 20.5)
- - - - 2. Этап боя (11.0)
- - C. Сегмент случайной активизации (Повторяйте до тех пор, пока не останется жетонов, 7.9)
Если происходит активизация фронта/фракции
- - - - 1. Этап оперативного движения (10.5) (можно помещать гарнизоны 20.5)
- - - - 2. Этап боя (11.0)
Если вытянута фишка "Логистика"
- - - - 1.Этап снабжения белых (12.2)
- - - - 2. Этап восстановления белых (12.12) (Можно убирать гарнизоны, 20.5)
- - - - 3. Этап снабжения красных (12.2)
- - - - 4. Этап восстановления красных (12.12) (Можно убирать гарнизоны, 20.5)
- - D. Сегмент убирания маркеров "Сделано"

5.2. СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ХОД (БУКВА)

I. Фаза проверки победы
II. Фаза вывода Союзников (Начиная с хода С)
III. Фаза подкреплений/пополнений
- - A. Этап подкреплений белых (14.1)
- - B. Этап подкреплений красных (14.1)
- - C. Этап пополнений белых (14.2)
- - D. Этап пополнений красных (14.2)

6. ИНИЦИАТИВА И СЛУЧАЙНЫЕ СОБЫТИЯ
6.1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИНИЦИАТИВЫ
В Фазу определения инициативы в начале каждого оперативного хода, каждый игрок бросает кубик. Если есть хотя бы один красный командир в ячейке "Главный штаб" (Field Staff), то красный игрок прибавляет один (+1) к своему броску. Тот у кого выпало больше, обладает инициативой на этот ход. Если ничья - то перебросьте кубик.

ИСКЛЮЧЕНИЕ: В первый ход (Август 1918 года) белый игрок автоматически обладает инициативой.

6.2 ПРЕИМУЩЕСТВА ИНИЦИАТИВЫ
Порядок, в котором игроки проводят Фазу случайных событий и Фазу стратегического движения, зависит от того, кто обладает инициативой. Вдобавок, игрок с инициативой получает возможность выбрать одну из своих фишек активизации, чтобы разыграть ее как первую активизацию во время Фазы активизации.

6.3 СЛУЧАЙНЫЕ СОБЫТИЯ
Во время Фазы случайных событий каждый игрок бросает два кубика, и сверяет сумму их значений с соответствующей Таблицей случайных событий. Игрок без инициативы бросает свои кубики и применяет результат броска первым. В некоторых случаях, в зависимости от обстоятельств, результатом будет отсутствие события. Вот например, если результат указывает на вступление в игру бронепоезда, но нет доступных бронепоездов, то событие не происходит.

7. АКТИВИЗАЦИЯ И ФАЗА АКЦИЙ
7.1 НАЗНАЧЕНИЕ ФИШЕК АКТИВИЗАЦИИ
Все оперативное движение и бои происходят во время сегментов активизации Фазы активизации. Части активизируются группами. Таким образом, не все части двигаются и атакуют во время этих сегментов, а только те, которые принадлежат к активизированной группе. Группы активизируются, когда фишка активизации данной группы вытянута случайным образом из "чашечки". Группы также могут быть активизированы во время сегмента активизации по инициативе, или когда вытянута фишка "Главный штаб".

7.2 ГРУППЫ АКТИВИЗАЦИИ КРАСНЫХ



Части красного игрока объединены в шесть фронтов - Центрально-азиатский, Восточный, Северный, Южный, Юго-западный и Западный. Зоны ответственности этих фронтов обозначены границей проходящей по сторонам гексов, напечатанной на карте (белый игрок может игнорировать эти границы во всех отношениях). Каждый фронт имеет фишку активизации. Вдобавок, красный игрок имеет седьмую фишку активизации для своего Главного штаба (7.11), которая представляет верховное командование Красной армии.

7.3 ГРУППЫ АКТИВИЗАЦИИ БЕЛЫХ



Части белого игрока объединены по признаку того, к каким фракциям принадлежат данные части. Существует шесть фишек активизации белого игрока, по одной на каждую фракцию: Вооруженные Силы Юга России (AFSR), Сибирские белые, Поляки, Силы Интервентов (AIF), Северо-западная белая армия (вместе с эстонской армией и корпусом фон дер Гольца) и фишка, которая активизирует Исламских белых и Северную белую армию.

7.4 ЭТАП КОМАНДОВАНИЯ
Каждый ход во время этапа командования игроки определяют, какие из их фишек активизации доступны для использования. Фишки активизации белого игрока доступны согласно правилу 7.5, а фишки активизации красного игрока выбираются по 7.7.

7.5 ДОСТУПНОСТЬ ФИШЕК АКТИВИЗАЦИИ БЕЛЫХ
В начале игры белому игроку доступны только четыре фишки активизации: AFSR, AIF, Сибирские белые и Исламские белые/Северная белая армия (Северная армия пока не находится в игре, а Исламская армия находится). На стратегический ход В, становятся доступными фишки для Северозападной белой армии и Поляков.

7.6 УБИРАНИЕ ФИШЕК АКТИВИЗАЦИИ БЕЛЫХ ИЗ ИГРЫ
Только фишки активизации AIF и Поляков могут быть убраны. Фишки активизации для других фракций, как только они стали доступными, никогда не убираются (даже, если ни одной части данной фракции не осталось в игре).

AIF: Когда происходит полный вывод Союзников (18.4), то белый игрок больше не может использовать фишку активизации AIF. Уберите ее из игры.

ПОЛЯКИ: Если Польша завоевана или вернулась в нейтральное состояние после того, как участвовала в войне (15.4 и 15.5), белый игрок больше не может использовать польскую фишку активизации. Уберите ее из игры.

7.7 ВЫБОР ФИШЕК АКТИВИЗАЦИИ КРАСНЫХ
Фишки активизации красных определяются отличным от белых способом. Каждый ход красный игрок выбирает, какие фишки активизации будут доступны в этот ход. Красный игрок автоматически получает фишку активизации Главного штаба каждый ход, плюс фишку активизации любых фронтов, которые имеют красного командира в своей ячейке в Поле верховного командования Красной армии (Red Army High Command Box). Вдобавок, красный игрок получает возможность выбрать фишки активизации для любых двух фронтов, у которых нет командира в их ячейке в Поле верховного командования. Выбранные фишки должны быть показаны белому игроку.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Командир в ячейке "Главный штаб" не влияет на активизацию, потому что фишка Главного штаба используется всегда.

7.8 ЭТАП НАПОЛНЕНИЯ "СТАКАНЧИКА"
В этап наполнения "стаканчика" игрок с инициативой берет одну из своих доступных фишек активизации, это будет первая активизация в Фазу акций. Эта фишка активизации не помещается в "стаканчик". Игрок с инициативой помещает оставшиеся выбранные фишки в "стаканчик", вместе со всеми доступными фишками игрока без инициативы. Игроки также добавляют в "стаканчик" фишку "Логистика".

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Красному игроку с
инициативой редко имеет смысл выбирать "Главный
штаб" в качестве первой активизации.

7.9 СЕГМЕНТЫ АКТИВИЗАЦИИ
Большая часть Фазы акций состоит из сегментов активизации. В первый сегмент активизации будет использована фишка активизации, которую игрок с инициативой выбрал во время этапа наполнения "стаканчика". Оставшиеся сегменты активизации будут использовать вытянутые из "стаканчика" случайным образом фишку активизации. В результате случайного вытягивания будут активизированы фронт/фракция или начат сегмент логистики. Сегменты активизации будут продолжаться до тех пор, пока в "стаканчике" не останется фишек.

7.10 ЭФФЕКТЫ АКТИВИЗАЦИИ
Активизация фронта или фракции позволяет всем частям красных в пределах зоны ответственности фронта или всем частям белых, принадлежащим данной фракции, соответственно, проводить оперативное движение, а затем атаковать в этап боя.

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Части помеченные маркером "Сделано" (10.12) в начале сегмента активизации не могут проводить движение или бой.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Некоторые специальные части белых (такие например, как авиация и танки) не принадлежат ни к какой фракции - см. правила по активизации таких частей в разделе 20).

7.11 ФИШКА "ГЛАВНЫЙ ШТАБ"
Когда вытянута фишка "Главный штаб", красный игрок может активизировать любой фронт, который еще не был активизирован в этот ход. Если красный игрок выбирает фронт, чья фишка находится в "стаканчике", то этот фронт не активизируется во второй раз, когда вытянута его фишка, вместо этого отложите фишку фронта в сторону.

7.12 ФИШКА "ЛОГИСТИКА"
Когда вытянута фишка "Логистика", то белый игрок, а за ним красный проводят этап снабжения и этап восстановления (см. 12.0).

8. ЗОНЫ КОНТРОЛЯ
8.1 ЗОНЫ КОНТРОЛЯ В ЦЕЛОМ
Все пехотные и кавалерийские части имеют Зону Контроля (ЗК), которая распространяется в шесть прилегающих гексов. ЗК не распространяется через следующие стороны гексов:
- не замерзшего озера
- целиком занятые морем
- границы нейтральной Польши (15.1)
- линии оккупации Центральных держав, до хода В
- Эстонская армия не распространяет ЗК за пределы прибалтийских республик

8.2 ЧАСТИ БЕЗ ЗК
Гарнизоны, партизаны, кавалерия белых проводящая рейд (20.4) и специальные части (20.0) не имеют ЗК.

8.3 ЧАСТИ, КОТОРЫЕ ИГНОРИРУЮТ ЗК



Следующие части игнорируют вражеские ЗК во всех отношениях (и отмечены знаком Зорро "Z", как напоминание об этом):
- 1 Конная армия красных
- любая белая кавалерия проводящая рейд (20.4)
- армия Махно - в отношении ЗК в районе действий Махно

8.4 ОТМЕНА ВЛИЯНИЯ ЗК
Свои части отменяют влияние вражеских ЗК при стратегическом движении, отступлении и прослеживании снабжения, но не при оперативном движении.

8.5 ВЛИЯНИЕ ЗК НА СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
- Части могут начинать и заканчивать стратегическое движение (10.2) во вражеской Зоне Контроля.
- Части не могут проходить через вражеские ЗК, влияние которых не отменено, во время стратегического движения.

8.6. ВЛИЯНИЕ ЗК НА ОПЕРАТИВНОЕ ДВИЖЕНИЕ
- Часть проводящая оперативное движение (10.6) должна остановиться при входе во вражескую ЗК.
- Часть не может двигаться непосредственно из одной ЗК в другую.

ПРИМЕЧАНИЕ: свои части не отменяют влияния вражеских ЗК при оперативном движении.

8.7 ВЛИЯНИЕ ЗК НА СНАБЖЕНИЕ
Снабжение не может быть прослежено через вражеские ЗК, влияние которых не отменено (12.7). Свои части отменяют влияние вражеских ЗК при прослеживании линии снабжения.

9. ГРУППИРОВАНИЕ
9.1 ЛИМИТЫ ГРУППИРОВАНИЯ
Количество частей в гексе ограничено шестью очками численности, за исключением того, что красные командиры позволяют увеличить группирование до девяти очков численности (см. 9.7). Лимиты группирования проверяются в конце каждого этапа стратегического движения, каждого этапа оперативного движения, каждого этапа боя и в конце Фазы пополнений/подкреплений.

9.2 ПРОВЕРКА ГРУППИРОВОК
Игроки всегда могут свободно просматривать группировки друг друга.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Во время Гражданской войны в России был широко распространен шпионаж, наряду с частым дезертирством и общим недостатком соблюдения секретности.

9.3 ГРУППИРОВАНИЕ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ
Специальные части перечисленные ниже не считаются при группировании. Хотя, только одна часть каждого типа может находиться в гексе.
- Авиация (20.1)
- Бронепоезд (20.3)
- Гарнизон (20.5)
- Морская эскадра (20.7)
- Речная флотилия (20.12)
- Танки (20.13)
- Народное или императорское золото (20.6)
- Красный поезд (20.10)

9.4 ПАРТИЗАНЫ И ГРУППИРОВАНИЕ
Партизанские части (20.8 ) никогда не могут группироваться.

9.5 ОГРАНИЧЕНИЯ НА ГРУППИРОВАНИЕ БЕЛЫХ ФРАКЦИЙ
Части принадлежащие разным белым фракциям не могут группироваться вместе. Исключение: части AIF могут группироваться с частями из любой белой фракции.

9.6 НЕЙТРАЛЬНЫЕ ЧАСТИ И ГРУППИРОВАНИЕ
Ни одна сторона не может группироваться или входить в гекс занятый нейтральной польской частью (15.0) или националистическими гарнизонными частями. (17.0).

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Части белых могут группироваться или проходить через украинский гарнизон (17.2)

9.7 ВЛИЯНИЕ КРАСНОГО КОМАНДИРА НА ГРУППИРОВАНИЕ
Каждый красный командир в Поле верховного командования Красной армии (но не в ячейке "Главный штаб") позволяет группировать до девяти очков численности в одном гексе в зоне ответственности фронта, который возглавляет этот командир. Число гексов с увеличенным группированием ограничено цифрой на фишке конкретного командира. Увеличенный лимит применяется всегда, пока командир командует. Если командир убран из-за случайного события, то в следующий раз, когда этот фронт будет активизирован, красный игрок должен привести любые перегруппированные сверх лимита гексы в обычный лимит до конца Фазы оперативного движения. Невозможность сделать это приводит к уничтожению любых частей сверх лимита (по выбору белого игрока).



ПРИМЕР ЗК ПРИ ДВИЖЕНИИ: Чешская 1-ая дивизия не может двигаться вообще, даже на соединение с 2-ой Чешской дивизией, потому что оперативное движение из одного гекса вражеской ЗК в другой, запрещено. 2-ая Чешская дивизия может двигаться только через гексы, помеченные литерой "B". Обратите внимание, 1-ая Чешская дивизия все еще может отступать или получать снабэение через гекс, занятый 2-ой Чешской дивизией. Также обратите внимание, если на месте 1-й Чешской дивизии стояла жетон совершающей набег белой конницы (20.4), он мог бы двигаться куда хочет, игнорируя ограничения ЗК.



ПРИМЕР ГРУППИРОВКИ: четыре жетона белых единицы, в сумме дают численность 6. Красные, если бы хотели соединиться, получили бы 8. Им для этого понадобился бы командующий.

10. ДВИЖЕНИЕ
10.1 ДВИЖЕНИЕ В ЦЕЛОМ
Движение в игре подразделяется на два типа: стратегическое и оперативное. Каждое выполняется в свою собственную фазу. Стратегическое движение позволяет пехотным и кавалерийским частям двигаться на потенциально большее расстояние, игнорируя движение напечатанное на их фишках. Число частей, которое может использовать стратегическое движение, ограничено. Большинство движений будут оперативными. В этом случае расстояние, на которое части могут двигаться ограниченно их движением.

ПРИМЕЧАНИЕ: Бронепоезда и речные флотилии могут двигаться на неограниченное число гексов во время оперативного движение, но не могут использовать стратегическое движение.

Части могут проводить и стратегическое, и оперативное движение в один и тот же ход.

10.2 СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЦЕЛОМ
Только пехотные и кавалерийские части, а также императорское/народное золото (20.6) могут использовать стратегическое движение. Никакие специальные части, включая танки, бронепоезда, речные флотилии и партизан, не могут использовать стратегическое движение.

ОГРАНИЧЕНИЯ
- Часть использующая стратегическое движение должна начинать и заканчивать его в своем контролируемом (не нейтральном) городе (13.1).
- Часть может начать и закончить стратегическое движение во вражеской ЗК (8.0), но не может иным образом входить во вражескую ЗК, если только ее влияние не отменено присутствием своей фишки.
- Часть не может использовать железнодорожное/речное стратегическое движение и морское стратегическое движение в один и тот же ход.

ВАЖНО: Нет никакого стратегического движения (включая Красный поезд, 20.10) на 1-м ходу. Стратегическое движение - это единственный способ, которым золото может двигаться.

10.3 ПРОЦЕДУРА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО/РЕЧНОГО СТРАТЕГИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ

Чтобы провести железнодорожное/речное стратегическое движение, часть двигается на неограниченное расстояние либо по соединяющимся гексам с железной дорогой, либо по соединяющимся гексам с рекой, согласно следующим ограничениям:
- Часть не может входить в контролируемые врагом города, или гексы занятые врагом.
- Часть не может входить в город в районе действий Махно, если только он не занят своей частью (Исключение: красный игрок может входить в город в районе действий Махно, если он занят маркером "Красный террор").
- Зимой невозможно речное движение (19.0).
- Пехота и кавалерия не могут сочетать железнодорожное движение с речным в один ход. Золото свободно может сочетать железнодорожное движение с речным.
- Часть не может входить в занятый нейтралами гекс (Исключение: части белых могут проходить через украинский гарнизон), но могут проходить через незанятые нейтральные города.

10.4 ЛИМИТЫ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОГО/РЕЧНОГО СТРАТЕГИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ
БЕЛЫЙ ИГРОК: может двинут до 2 очков численности частей фракции AFSR, 2 очка численности фракции Сибирских белых и императорское золото, используя железнодорожное/речное стратегическое движение, в каждую Фазу стратегического движения.

КРАСНЫЙ ИГРОК: может двинуть до 9 очков численности частей красных и народное золото, используя железнодорожное/речное стратегическое движение, в каждую Фазу стратегического движения.

10.5 МОРСКОЕ СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ
Чтобы провести морское стратегическое движение, часть двигается из одного своего контролируемого порта в другой свой контролируемый порт в одном море. Части не могут двигаться из одного моря в другое. Обе стороны могут двинуть до 4 очков численности частей в каждом море, которое они контролируют (13.3), во время каждой Фазы стратегического движения.

ИСКЛЮЧЕНИЯ:
- Стратегическое морское движение зимой запрещено в Белом и Балтийском морях (19.0).
- Freikorps фон дер Гольца не может использовать стратегическое морское движение.



ПРИМЕР СТРАТЕГИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ: армия AFSR использует стратегическое морское движение, чтобы двигаться из Одессы в Новороссийск. Это возможно, потому что Черное море находится под контролем белых. 1-ая Донская казачья армия использует железнодорожное стратегическое движение, чтобы двигаться туда же. Через Ростов, красный город, белое движение невозможно. Заметьте, Каппелевская бригада нейтрализует ЗК красных. Также обратите внимание что стратегическое движение начинается и заканчивается только в городах под дружеским управлением.

10.6 ПРОЦЕДУРА ОПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ
Все оперативное движение происходит в этап движения каждого сегмента активизации, и выполняется до того, как начинается этап боя. Когда часть активизирована, она может двигаться из гекса в гекс, "оплачивая" стоимость местности, согласно Таблице влияния местности, в пределах ограниченных ее движением. Часть не может входит в гекс, если не располагает достаточным количеством очков движения, чтобы оплатить стоимость местности в этом гексе. Части не могут накапливать движение от хода к ходу, передавать его от одной части другой, или перескакивать через гексы во время своего движения. Движение каждой отдельной части или группировки должно быть закончено прежде, чем начнется движение другой части или группировки.

10.7 ДВИЖЕНИЕ СПЕЦИАЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ
- Бронепоезда двигаются на неограниченное расстояние по соединяющимся гексам с железной дорогой (20.3).
- Речные флотилии двигаются на неограниченное расстояние по соединяющимся гексам с рекой (20.12).
- Морские эскадры (20.7) и авиационные части (20.1) не двигаются в привычном понимании этого слова. Вместо этого они помещаются в тот же гекс с другими боевыми частями во время Фазы боя (11.3).
- Гарнизонные части (20.5) никогда не двигаются.

10.8 ДВИЖЕНИЕ И СНАБЖЕНИЕ
Снабженная часть не может закончить свое движение в гексе, нахождение в котором лишит ее снабжения (12.4).

10.9 МАРКЕРЫ "СДЕЛАНО"
Если часть красных совершала оперативное движением, наступала или отступала из зоны ответственности одного фронта, в зону ответственности другого, который еще не был активизирован, поместите маркер "Сделано" на нее. Она не может двигаться или атаковать, если этот новый фронт активизирован позже в последующий сегмент активизации той же Фазы акций. Уберите все маркеры "Сделано" в конце Фазы акций.

10.10 ОГРАНИЧЕНИЯ ДВИЖЕНИЯ В ПОЛЬШЕ
- Части красных не могут входить в Польшу, пока она нейтральна (15.1).
- Не-польские части белых никогда не могут входить в Польшу.
- Польские части, пока нейтральны (15.1), должны оставаться в пределах одного гекса от Польши (т.е., прилегая к стороне гекса с границей Польши).

10.11 ОГРАНИЧЕНИЯ НА ДВИЖЕНИЕ В ПРИБАЛТИЙСКИХ РЕСПУБЛИКАХ
- Части AIF не могут входить в прибалтийские республики.
- Freikorps фон дер Гольца не может покидать прибалтийские республики, пока белые не выбросят случайное событие "Freikorps".
- Эстонская армия не может ни двигаться, ни атаковать за пределы прибалтийских республик, также она не распространяет ЗК через сторону гекса с границей прибалтийских республик.
- Северо-западная армия, которая покинула прибалтийские республики не может вернуться туда.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Части северо-западной армии, которые остаются в прибалтийских республиках уничтожаются после полного вывода Союзников (18.4).



ПРИМЕР ОПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ: Если активизирован Красный Восточный Фронт, может двигаться только 16-я Армия . 15-я Армии перешла в зону ответственности Восточного Фронта в предыдущую активацию (следует из наличия маркера Сделано). Если Сибирская фракция активизирована, все три Сибирских единицы могли бы двигаться плюс две специальных единицы, сгруппированные с 1-ой Чешской Дивизией. Обратите внимание, что 1-ая Сибирская дивизия не может захватить Казань, так как не может лишиться снабжения (один гекс от железной дороги или реки). Она может двигаться только в гексы, отмеченные литерой "A". Сибирские казаки - в настоящее время на максимальном расстоянии от его домашнего круга и не могут перемещаться западнее. Если 1-ая Чешская дивизия уходит из Уфы, то или другая пехотная/конная часть должна двигаться в Уфу, или бронепоезд и речная флотилия, должны присоединится к такой части, иначе они пропадут.

10.12 КАЗАЧЬИ КРУГИ
Казачьи части должны оставаться в пределах 8 гексов от гекса своего круга (Расстояние не может быть прослежено через гексы целиком занятые морем), и не могут атаковать за эти пределы. Рейды казаков (см. 20.4) должны это учитывать. Гекс круга части обозначен желтым треугольничком, в котором находится первая буква названия казачьей части. Пример: Омск (4311) - это гекс круга для сибирских казаков, а Новочеркасск (2921) - это гекс круга для 1 Донской и 2 Донской казачьих армий.

10.13 ДРУГИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ ДВИЖЕНИЯ
- Части не могут входить в Закавказье или в область западнее линии оккупации до хода В.
- Часть Махно (16.0) должна оставаться в пределах двух гексов от района действий Махно. (Расстояние не может быть прослежено через гексы целиком занятые морем)

...

11. БОЙ
11.1 ОБЩИЕ ПРАВИЛА
Активные части (снабженные или без снабжения) могут атаковать прилегающие части противника во время этапа боя сегмента активизации. Бой доброволен. Некоторые части в гексе могут атаковать, в то время как остальные не атакуют. Части в гексе могут атаковать разные гексы во время разных боев. Каждая атака производится только против одного обороняющегося гекса. Все обороняющиеся части в атакованном гексе должны участвовать в бою.

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Гарнизоны (20.5) не могут атаковать и игнорируются при обороне, когда сгруппированы с другими частями.

11.2 ОГРАНИЧЕНИЯ БОЯ
- Ни одна часть не может атаковать больше одного раза в этап боя, и ни один гекс не может быть атакован больше одного раза в этап боя.
- Партизанские части (20.8 ) не могут нападать вместе с другими частям, включая другие партизанские части.
- Партизанские части (кроме Махно, 20.8 ) и кавалерия проводящая рейд (20.4) могут атаковать только одиночные гарнизоны или партизан.
- Части AIF могут атаковать, только если белые выбрасывают событие #6 в этот ход. Их модификатор атаки заключен в красный прямоугольничек, как напоминание об этом.

11.3 ПРОЦЕДУРА БОЯ
Активном игроку не требуется объявлять все атаки предварительно, и он может разрешать атаки в любой последовательности, пока один бой заканчивается до начала следующего. Каждый бой проводится, используя следующую последовательность
A. Объявление боя.
B. Применение авиации/флота атакующим
C. Применение авиации/флота обороняющимся
D. Определение боевого соотношения
E. Определение боевых модификаторов
F. Определение боевой разницы
G. Определение боевых сил
Н. Определение результатов боя
I. Перестановка жетонов

A) Активный игрок объявляет, какие части атакуют, и какой гекс атакован.

B) Атакующий объявляет, будет ли он задействовать авиационные части или морские эскадры.

C) Обороняющийся объявляет, будет ли он задействовать авиационные части или морские эскадры.

D) Определите боевое соотношение, разделив общую численность атакующих частей на численность обороняющихся частей. Округлите в пользу обороняющегося, а затем уменьшите результат до простого соотношения.

Например: 7 атакующие 4 составят соотношение 1 к 1, а 2 атакующие 3 - 1 к 2.

E) Каждый игрок суммирует модификаторы своих участвующих в бою частей. Все части имеют модификаторы атаки и обороны, за исключение гарнизонов, которые имеют только модификатор обороны, так как они не могут атаковать (20.5). Атакующие части используют свои модификаторы атаки, а обороняющиеся части используют свои модификаторы обороны.

F) Каждый игрок бросает кубик, умножает результат броска кубика на число участвующих в бою частей и прибавляет/вычитает свои суммированные модификаторы, чтобы определить свою боевую силу. Боевая сила игрока никогда не может быть меньше числа частей вовлеченных в бой с его стороны.

ПРИМЕР 1: Если четыре части с модификаторами атаки +2, -1, +0 и -3 участвуют в одном бою, то четыре модификатора суммированные вместе дадут -2. Атакующий затем бросает кубик и умножает его на число атакующих частей (4), и прибавляет модификатор атаки (-2). Если результат броска кубика был "3", то окончательная сила атакующего будет (4*3)-2 = 10.

ПРИМЕР 2: Если три части с оборонительными модификаторами 0, -1, и -3 оборонялись (общий модификатор -4) и результат броска кубика был "2", то подсчет будет следующим (3*2)-4 = 2. Хотя, из-за того, что минимальная боевая сила всегда единичка за каждую часть, то окончательная сила обороняющегося будет 3.

G) После определения боевых сил, вычтите силу обороняющегося из силы атакующего, чтобы определить боевую разницу. Этот может быть и отрицательное число.

Н) Определите боевой результат, сравнив боевое соотношение с боевой разницей в Таблице результатов боя Combat Results Table, сдвинув соотношение (суммируя) за любую местность, как это указано в Таблице влияния местности Terrain effects Chart. Рассматривайте соотношения меньше, чем 1 к 3 или больше, чем 4 к 1, после сдвигов, как 1 к 3 или 4 к 1, соответственно. Таким образом, части атакующие город с соотношением 6 к 1, сдвинут соотношение до 5 к 1, и определят результат боя по колонке 4 к 1.

11.4 ВЛИЯНИЕ РЕК НА БОЙ
Атакующий подвергается сдвигу по колонкам влево, если обороняющийся находится в гексе с рекой, и ни одна из атакующих частей не атакует из гекса вдоль той же реки.

ДВЕ РЕКИ В ОДНОМ И ТОМ ЖЕ ГЕКСЕ: Обороняющийся получает один сдвиг, если атакующий не находится не на одной из рек, или атакует вдоль только одной из трех линий рек, встречающихся в обороняющемся гексе.



ПРИМЕР ОБОРОНЫ НА РЕКЕ: чтобы не терять соотношение, красный игрок был бы должен напасть частями B и C. Обратите внимание, что Казань - "Красный Город" так что красные части не теряют соотношения за городской бой.

11.5 РЕЗУЛЬТАТЫ БОЯ
Бой может привести к расстройству одной части или всех частей на одной из сторон. Вдобавок, части могут быть принуждены к отступлению.

РАССТРОЙСТВО: Чтобы расстроить часть, переверните двухуровневую часть на обратную сторону (которая имеет меньшие боевые модификаторы), или уничтожьте расстроенную до этого часть или одноуровневую часть.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Когда часть "уничтожается", это не означает, что каждый человек из ее состава убит. Это означает, что достаточное количество людских и материальных потерь было понесено, чтобы рассматривать часть, как небоеспособную.

"a", "d": Одна атакующая или обороняющаяся часть расстроена - самая большая по численности, не являющаяся гарнизоном. Если существует более одной части с одной и той же самой большой численностью, то игрок, к которому относится результат, может выбрать, какая из этих частей расстроена.

"A", "D": Все атакующие или обороняющиеся части, соответственно, считаются расстроенными.

ПРИМЕЧАНИЕ: Если результат расстройства приводит к тому, что все обороняющиеся части уничтожены, то уничтожьте и любые гарнизонные части в гексе обороняющегося.

"R": Отступление: Сторона, к которой относится предыдущая буква, отступает всеми своими не гарнизонными частями на 2 гекса, а гарнизоны уничтожаются. Гарнизонные части, находящиеся в гексе одни, могут быть уничтожены только при результате "R".



ПРИМЕР 1: AFSR армия нападает на расстроенную 1-ую Красную Армию. Боевое соотношение 2 к 4 или 1-2. Оба игроки выбрасывают на кубиках по 3. Это означает, что  боевая сила AFSR единицы - (3*1)+3=6, и боевая сила 1-ой Армии - (3*1)-1=2. Вычитаем 2 из 6 -  разница +4. На 1-2 колонке это - результат ad.

ПРИМЕР 2: три части AFSR нападают на 16-ую Армию в Москве. Соотношение - 5 к 4, округляется до 1-1, сдвиг за город дает 1-2. Обе стороны выбрасывают по 6. Боевая сила AFSR единиц 6*3=18 и затем повышена боевыми модификаторами до 22 (18+2+3-1=22). Боевая сила Красной единицы - (6*1)+2=8. Разница - +14, по таблице - aDR. Обратите внимание, что выброси они по 1, сила AFSR была бы (1*3)+2+3-1=7, а красных (1*1)+2=3, давая разницу только +4. Намек: выпадение больших чисел полезнее для многочисленных группировок.

11.6 ПРОЦЕДУРА И ОГРАНИЧЕНИЯ ОТСТУПЛЕНИЯ
1) Части должны закончить свое отступление в двух гексах от обороняющегося гекса, и, как минимум, в двух гексах от всех вражеских частей вовлеченных в этот бой, или уничтожаются.
2) Части должны закончить свое отступление в снабжении, если это возможно.
3) Если отступают две или более части, то они могут отступить в разные гексы.
4) Если части заканчивают свое отступление с превышением лимитов группирования, то игрок, тот, чьи это части, должен уничтожить лишние части.
5) Группировка частей может отступать через не отмененные вражеские ЗК, подвергаясь при этом одному дополнительному результату расстройства (вне зависимости от числа отступающих частей) за каждый гекс ЗК.
6) Часть, принужденная закончить свое отступление в не отмененной вражеской ЗК, уничтожается.
7) Части могут отступать только в гексы, в которые они обычно могут войти. Части, которые не могут отступить, уничтожаются. Волга не имеет какого-либо особенного влияния на отступление. Позвольте привести несколько примеров: Бронепоезда должны отступать через соединяющиеся гексы с железной дорогой, а речные флотилии должны отступать через соединяющиеся гексы с рекой.
8 ) Части, которые отступили в атакованный во время того же этапа боя (только) гекс, не добавляют ничего к обороне, и уничтожаются, если обороняющийся подвергается какому-либо результату боя.

11.7 "КРАСНЫЙ ВЕРДЕН" И ОТСТУПЛЕНИЯ
Части красных сгруппированные с маркером "Красный Верден" (Red Verdun) не отступают, если только не атакованы танками (20.13). Одиночный гарнизон уничтожается при результате "R", даже если сгруппирован с маркером "Красный Верден".

11.8 НАСТУПЛЕНИЕ ПОСЛЕ БОЯ
Атакующие части могут наступать в обороняющийся гекс, если в результате боя все обороняющиеся были уничтожены или отступили. Бронепоезда могут наступать только по железнодорожным линиям. Речные флотилии могут наступать только по рекам. Вражеская ЗК не имеет влияния на наступления после боя. Снабженные части не могут наступать после боя в гекс, в котором они окажутся без снабжения.



ОКОНЧАНИЕ ПРИМЕРА 1: результат - обе части расстроены. Так как 1 Красная Армия уже была расстроена, она уничтожается. AFSR расстроена. И если это это не нарушит снабжения может занять опустевший гекс.

ОКОНЧАНИЕ ПРИМЕРА 2: результат - aDR. Одна из атакующих частей расстроена, и все обороняющиеся расстроены и должны отступить. Однако, отступление должно пройти через вражеский ЗК (т.к. наступление AFSR на левом фланге блокировало последний безопасный проход из Москвы), так что 16 Красная Армия вновь расстроена, что ее уничтожает. 1-ая Конная Донская Казачья Армия входит В Москву.

12. СНАБЖЕНИЕ И ВОССТАНОВЛЕНИЕ
12.1 НАЗНАЧЕНИЕ
Частям требуется снабжение, чтобы уцелеть в определенных ситуациях, восстанавливаться и проводить стратегическое движение. Восстановление (12.12) позволяет расстроенным жетонам быть перевернутыми обратно на лицевую сторону.

12.2 ФИШКА "ЛОГИСТИКА"
Когда фишка "Логистика" вытянута из стаканчика, белый игрок проверяет состояние снабжения своих частей, а затем пытается восстановить свои снабженные расстроенные части, и может убрать любые свои гарнизоны, по желанию. После того, как белый игрок закончил свою проверку снабжения и восстановление, красный игрок проводить проверку снабжения и восстановление своих частей, и убирает гарнизоны.

12.3 ДВИЖЕНИЕ И СНАБЖЕНИЕ
Ни одна часть (включая кавалерию не проводящую рейд), которая находится в снабжении не может двигаться или наступать после боя так, чтобы оказаться без снабжения. Состояние снабжения части для этого правила определяется в начале этапа оперативного движения. Поверните любые группировки без снабжения на 90o, или поместите свой маркер контроля на эти части, как напоминание о том, что они без снабжения. Уберите все такие маркеры, или поверните фишки обратно в конце этапа боя.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: На практике такая формальная пометка частей будет требоваться крайне редко.

12.4 ПРОСЛЕЖИВАНИЕ ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ
Чтобы находиться в снабжении, часть должна быть способна проследить линию снабжения до соответствующего источника снабжения (12.8 ), или находиться на побережье своего контролируемого моря. Линия снабжения может быть длиной максимально в один гекс до источника снабжения или до гекса с железнодорожной линией или рекой, которые соединяются с источником снабжения.

12.5 ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОРОГИ И РЕКИ КАК ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ Гекс с железнодорожной линией или рекой соединяется с источником снабжения, если непрерывная цепочка гексов может быть прослежена от него до источника снабжения. Цепочка может состоять максимально из двух сегментов. Один сегмент должен состоять целиком из соединяющихся гексов с железнодорожной линией. Другой сегмент должен состоять целиком из соединяющихся гексов с рекой. Если используются оба сегмента, то железнодорожная линия и река должны встречаться в общем гексе.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Реки могут быть использованы для снабжения зимой (17.0).

12.6 ПОРТЫ И ПРИБРЕЖНЫЕ ГЕКСЫ КАК ЛИНИИ СНАБЖЕНИЯ
Линия снабжения может быть прослежена из одного порта в другой по своему контролируемому морю, как часть речного сегмента линии снабжения. Часть в прибрежном гексе своего контролируемого моря считается автоматически в снабжении, даже если нет своего контролируемого источника снабжения на этом море.

12.7 БЛОКИРОВАНИЕ ЛИНИЙ СНАБЖЕНИЯ
Линия снабжения прерывается или блокируется следующим:
- Вражескими или нейтральными частями.
- Вражескими или нейтральными ЗК, которые не отменены своими частями.
- Вражескими контролируемыми городами.
- Незанятыми городами района действий Махно.
- Линией оккупации, до хода В.

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Украинский гарнизон не блокирует снабжение белых, когда сгруппирован с частью белых.

ЗАМЕЧАНИЕ НО ИГРЕ: Стороны гексов с озером и нейтральный города (но не в районе действий Махно) не блокируют снабжение. Вдобавок, города в районе действий Махно, ставшие красными из-за маркера "Красный террор", не блокируют снабжение частей красных.

12.8 ИСТОЧНИКИ СНАБЖЕНИЯ
Источники снабжения красных - это Москва (2313) и Ташкент (5412). Источники снабжения белых различаются для каждой фракции и отмечены на
карте.

ИСТОЧНИКИ СНАБЖЕНИЯ БЕЛЫХ:
AFSR: Одесса (2124), Севастополь (2525), Новороссийск (2825) или Батуми (3326).
Сибирские белые: Омск (4301).
Северная армия: Мурманск (1201) или Архангельск (1904).
Северо-западная армия, эстонская армия и Freikorps фон дер Гольца: Ревель (1312).
Польская армия: Варшава (1221).
Исламские белые: Ашхабад (4922) и гекс 5421.
Части AIF: Любой источник снабжения белых вне Польши или прибалтийских республик.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Источники снабжения,
которые являются портами, остаются источниками
снабжения вне зависимости от того, кто
контролирует море.

12.9 ЭФФЕКТЫ НАХОЖДЕНИЯ БЕЗ СНАБЖЕНИЯ (БС)
- Части БС не могут использовать стратегическое движение.
- Части БС во время сегмента логистики (12.2) подвергаются расстройству.
- Части БС не могут быть восстановлены (12.12).
- Бронепоезда и речные флотилии не могут быть помещены на часть БС.
- Белый игрок не может помещать маркер "Кавалерийский рейд" Cavalry Raid на часть БС.

12.10 ЧАСТИ, НА КОТОРЫЕ НЕ ВЛИЯЕТ СНАБЖЕНИЕ Партизаны, гарнизоны и кавалерия, проводящая рейд, не подвергаются влиянию отсутствия снабжения. Казаки в своих гексах круга всегда в снабжении.

12.11 СНАБЖЕНИЕ И ПОЛНЫЙ ВЫВОД СОЮЗНИКОВ
Полный вывод Союзников влияет на снабжение частей белых в Закавказье - см. 18.4.

12.12 ВОССТАНОВЛЕНИЕ
Во время этапа восстановления каждого сегмента логистики, игроки бросают кубик за каждую из своих снабженных расстроенных частей, находящихся на карте, и сравнивают результат с типом части в Таблице восстановления (Rally Table), чтобы выяснить восстановилась ли она. Если часть восстановилась, то жетон переворачивается обратно на лицевую сторону.

ЦАРЬ. Если Николай II жив, и полный вывод Союзников (18.4) еще не произошел, то в каждый сегмент логистики, до броска на восстановление за какую-либо часть, белый игрок может выбрать одну снабженную пехотную (только) часть AFSR или Сибирских белых, и восстановить ее автоматически.

ПАРТИЗАНЫ. Партизанам не требуется снабжение для восстановления.

КРАСНЫЙ ПОЕЗД. Помещение Красного поезда (20.10) влияет на восстановление частей красных.

ВРАНГЕЛЬ И ДЕНИКИН. Как только Врангель входит в игру (событие белых #12), все части AFSR модифицируют свой бросок на восстановление модификатором "-1". Заметьте, что Деникин не имеет какого-либо влияния в игре.



ПРИМЕР СНАБЖЕНИЯ: Все белые части снабжены. A стоит на железной дороге из Севастополя. B рядом с рекой, по реке к Екатеринославу и - по железной дороге - к Севастополю (обратите внимание, что ЗК Красной 16-ой Армии блокирует прямой доступ к железной дороге в гексе 2422). Занятие Екатеринослава частью C необходимо, потому что поставка не может быть прослежена через незанятые города района Махно. Часть D не может снабжаться через Гуляй Поле или Ростов (Красный город) но снабжается морем - через Таганрог. Часть E - сибирская и не может использовать любой из упомянутых источников снабжения. Однако, это находится в прибрежном гексе подконтрольного белым моря, и снабжена автоматически.

13. КОНТРОЛЬ НАД ГОРОДАМИ, МОРЯМИ И РЕСУРСАМИ 13.1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ КОНТРОЛЯ
Города (и один источник снабжения, не являющийся городом, гекс 5421) контролируются стороной, которая последней входила в них.

ИСКЛЮЧЕНИЯ:
- "Красные города" (включая города с маркером "Красный террор") возвращаются по контроль красных, как только оставляются белыми.
- Города района действий Махно (Екатеринослав (2423) и Гуляй поле (2522)) - нейтральны, если не заняты частями (не армией Махно) или маркером "Красный террор".
- Города, контролируемые польскими частями, даже если Польша находится в войне (15.2) - нейтральны.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Используйте маркеры контроля белых, чтобы отмечать незанятые города контролируемые белыми, и либо маркеры контроля красных, либо, в случае красного города, отсутствие маркера, чтобы отмечать контроль красного игрока.

13.2 КОНТРОЛЬ НАД ГОРОДАМИ И ХОД В
В начале игры, города контролируются игроками, согласно инструкциям расстановки в 3.2. В ход В, красный игрок получает контроль над всеми незанятыми красным городами к западу от линии оккупации, а белые получают контроль над Ревелем (1312), Батуми (3326) и Севастополем (2525).

13.3 КОНТРОЛЬ НАД МОРЯМИ
В начале игры белый игрок контролирует все четыре моря: Черное, Балтийское, Каспийское и Белое. В начале, или в любой момент после полного вывода Союзников (18.4), красный игрок получает контроль на Балтийским, Каспийским и/или Белым морями, на которых он контролирует хотя бы один порт (переверните маркеры). Как только красный игрок получает контроль над морем, контроль не может вернуться обратно к белому игроку.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Белый игрок всегда контролирует Черное море.

13.4 ЭФФЕКТЫ КОНТРОЛЯ НАД МОРЯМИ
Контроль над морями влияет на морское движение (10.5), прибрежное снабжение и снабжение из порта в порт (12.6). Он не влияет на источники снабжения белых.

ПРИМЕР: Северная белая армия по прежнему
получает снабжение из Мурманска, даже если Белое
море контролируют красные.

13.5 РЕСУРСНЫЕ ГОРОДА И ДОРОЖКА РЕСУРСОВ Ресурсные города важны для определения вывода Союзников (18.0) и победы (4.0). По мере того, как ресурсные города и золото (20.6) переходят из рук в руки, сдвигайте маркеры соответствующим образом на Дорожке ресурсов (Resource Track).

13.6 НЕЙТРАЛЫ И РЕСУРСЫ
Ресурсы, контролируемые нейтральными частями (польскими (15.0), Махно (16.0), националистическими гарнизонами (17.0) и Freikorps фон дер Гольца до того, как произойдет случайное событие "Freikorps") не засчитываются ни в чью пользу.

14. ПОДКРЕПЛЕНИЯ И ПОПОЛНЕНИЯ
14.1 ПОДКРЕПЛЕНИЯ
Во время этапов подкреплений, игроки помещают новые части, появление которых предписано во время этого стратегического хода. Части могут быть помещены во вражескую ЗК, но не в контролируемый врагом город или в занятый врагом гекс. Действуют ограничения группирования (9.0). Если нет доступного гекса, сдвиньте части на следующий стратегический ход на Дорожке записи хода, они смогут войти в этот ход.

Помещайте части следующим образом:
- Части, на которых указан гекс - в этом гексе.
- Части красных в контролируемый красными город, который может проследить снабжение (12.4) до Москвы.
- Части AFSR в любой контролируемый белыми, не-красный, не с маркером "Красный террор" город, который может проследить снабжение до источника снабжения на Черном море (или в самом таком источнике). Севастополь может быть выбран, только если недоступен ни один другой город без нарушения группирования.
- Части Северной армии в любой контролируемый белыми, не-красный, не с маркером "Красный террор" городе, который может проследить снабжение до Мурманска (1201) или Архангельска (1904) (или в самих этих городах).
- Части Сибирской фракции в любой контролируемый белыми, не-красный, не с маркером "Красный террор" городе, который может проследить снабжение до Омска (или в сам Омск).
- Казаков только в гекс их круга.
- Польские части в Варшаву (1221) или любой город в Польше, который может проследить снабжение до Варшавы.
- Морские эскадры вне карты, рядом с соответствующим морем.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Одесса (2124) - это красный город, и таким образом, недоступен для помещения частей AFSR, хотя и является источником снабжения AFSR.

14.2 ПОПОЛНЕНИЯ В ЦЕЛОМ
Во время этапа пополнений, игроки могут вернуть в игру уничтоженные до этого пехотные или кавалерийские части, РАССТРОЕННОЙ стороной вверх. Поместите части, как если бы они были подкреплениями, но игнорируя при этом любые номера гексов на фишках. Доступные пополнения (14.3 и 14.4) не накапливаются от хода к ходу, любые пополнения, которые не могут быть использованы немедленно, предаются забвению.

ПРИМЕЧАНИЕ: Части с точечкой не могут быть пополнены. Как только они уничтожены, они не могут вернуться в игру.

14.3 ДОСТУПНЫЕ ПОПОЛНЕНИЯ БЕЛЫХ
Каждый стратегический ход белый игрок может пополнить:
- Одну часть AFSR, до полного вывода Союзников (ни одной после этого).
- Одну часть Сибирской фракции, до полного вывода Союзников (ни одной после этого).
- Одну польскую часть.
- Если украинский националистический гарнизон был уничтожен, а Киев не контролируется красными, поместите украинский гарнизон в Киев (1920).

14.4 ДОСТУПНЫЕ ПОПОЛНЕНИЯ КРАСНЫХ
Каждый стратегический ход красный игрок может пополнить:
- Одну часть за контроль над Москвой (2313).
- Одну часть за контроль над Петроградом (1611), если он может проследить снабжение до Москвы.
- Одну часть за контроль над Тулой (2315), если он может проследить снабжение до Москвы.
- Одну часть за каждые ТРИ дополнительные контролируемые ресурса (включая народное золото), которые могут проследить снабжение до Москвы. Нет эффекта при обладании одним или двумя дополнительными ресурсами, число должно делиться на три.

14.5 ПОПОЛНЕНИЕ ПАРТИЗАН МАХНО
Один раз за всю игру красный игрок может пополнить
партизанскую часть Махно, поместив ее в любой
незанятый гекс в районе Махно, или прилегающий к нему. Армия Махно возвращается в игру
расстроенной.

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Согласно правилу 16.1,
пополненная армия Махно в некоторых случаях сразу
переходит под контроль белых.

15. ПОЛЬША
15.1 НЕЙТРАЛЬНАЯ ПОЛЬША
Польша начинает игру нейтральной. [Прим. перев.- Точнее ее вообще не существует как государства]. Части красных не могут входит в нейтральную Польшу, или атаковать нейтральные польские части. Не-польские части белых никогда не могут входить в Польшу (нейтральную, воюющую или завоеванную). Белый игрок может двигать польские части и атаковать ими, в пределах одного гекса от Польши. Ни одна из сторон не может группироваться с ними или входить в гекс занятый польскими частями (нейтральными, своими или враждебными). Польские части могут получать и использовать специальные части (авиацию, бронепоезда, речные флотилии и танки). Нейтральные польские части могут атаковать только прилегающие к Польше гексы.

15.2 ВСТУПЛЕНИЕ ПОЛЬШИ В ВОЙНУ
Польша вступает в войну в любой момент после хода В, когда вытянута польская фишка активизации, и произошло что-нибудь из следующего:
- Хотя бы 2 не-партизанские части красных находятся в прибалтийских республиках.
- Красные контролируют любой город в прибалтийских республиках.
- Менее четырех очков численности снабженных частей красных находится в пределах пяти гексов от Польши.
- Произошел полный вывод Союзников (18.4), и белые имеют инициативу (6.0).

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Даже несмотря на тот, что поляки - это белая фракция, польские города остаются нейтральными, когда Польша вступает в войну, и ресурсы, контролируемые польскими частями, не засчитываются белым (13.1).

15.3 РУССКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА
Как только Польша вступила в войну, польские части могут свободно оперировать вне пределов Польши. Польские части, ведущие войну, восстанавливаются при результатах броска кубика "1" и "2".

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Если в пределах Польши находятся части красных любого типа, то польские части в Варшаве или соседних гексах восстанавливаются при бросках "1", "2" и "3".

ЧУДО НА ВИСЛЕ: Один раз за всю игру, когда Польша находится в войне, и в пределах 3 гексов (т.е. 2 гекса между) от Варшавы находятся снабженные части красных, белый игрок может громко объявить во время сегмента логистики: "Боже мой! Только чудо на Висле может спасти несчастную Польшу от красных орд!". ВСЕ польские части в Варшаве или на соседних гексах могут восстановиться автоматически. Вдобавок, белый игрок может немедленно пополнить одну уничтоженную польскую армию (если таковая доступна) в Варшаве (в пределах лимита группирования) до полной силы (дополнительно к обычным польским пополнениям). Наконец, он может добавить одну танковую часть и бронепоезд (всего, и если доступны) в любой подходящий гекс(ы) в Польше.

15.4 ПОКОРЕНИЕ ПОЛЬШИ
Если красный игрок контролирует Варшаву (1221) в конце любого польского сегмента активизации, то Польша завоевана. Навсегда уберите польские части и польскую фишку активизации из игры. До конца игры красный игрок должен содержать хотя бы 4 очка численности частей красных в Польше, или он автоматически проигрывает игру (определяется в Фазу проверки победы).

15.5 МИР С ПОЛЬШЕЙ
Если во время любого сегмента логистики хода следующего за ходом вступления Польши в войну, в прибалтийских республиках нет частей красных, а также, нет снабженных польских частей вне пределов Польши или в прибалтийских республиках, то красный игрок может попытаться заключить мир с Польшей. Попытка заключить мир с Польшей может быть произведена один раз в ход.

ПРОЦЕДУРА: Если красный игрок хочет заключить мир с Польшей, он бросает кубик. При результатах броска от "1" до "3", Польша становится нейтральной навсегда, и происходит следующее.
- Навсегда уберите польские части и польскую фишку активизации из игры.
- Части красных могут покинуть Польшу, но не могут входить в Польшу или атаковать в Польше.
- Красный игрок навсегда убирает из игры одну красную пехотную или кавалерийскую армию из состава Западного или Юго-западного фронтов, если таковая там есть, или убирает одну такую армию откуда-либо еще.
- Рига во всех отношениях больше не считается ресурсным гексом.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Убранная армия охраняет границу с Польшей.

...

16. ПАРТИЗАНЫ МАХНО
16.1 ФАЗА ПРИНАДЛЕЖНОСТИ МАХНО
Во время каждой Фазы принадлежности Махно после хода В, определите какая сторона будет контролировать партизанскую (анархистскую) часть Махно в этот оперативный ход. Партизанская часть Махно присоединяется к стороне противной ближайшей части (т.е., если красный игрок имеет ближайшую часть, то партизанская часть Махно становится белой). Если Махно меняет стороны, замените фишку на такую же, но принадлежащую другой стороне. Боевые модификаторы остаются теми же, поэтому будьте аккуратны при определении лицевой стороны фишки.

16.2 ОПРЕДЕЛЕНИЕ БЛИЖАЙШЕГО
Определяйте, фишка какого игрока является ближайшей к партизанской части Махно, в количестве гексов, игнорируйте ЗК, но не считайте через гексы, целиком занятые морем. Если части обоих игроков находятся на равной дистанции от армии Махно, считайте, что белый игрок ближе.

16.3 АКТИВИЗАЦИЯ ПАРТИЗАН МАХНО
Когда красный игрок контролирует часть Махно, она активизируется вместе с фронтом, в зоне ответственности которого она располагается (Южный или Юго-западный). Когда белый игрок контролирует часть Махно, то она активизируется вместе с AFSR.

17. НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЕ ГАРНИЗОНЫ
17.1 НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЕ ГАРНИЗОНЫ Азербайджанский (4124), грузинский (3625), литовский (1218), латвийский (1315) и украинский (1315) гарнизоны - нерусские и нейтральные. Ни одна из сторон не может группироваться с ними, или входить в гекс с националистическим гарнизоном (исключение, 17.2). Только красный игрок может атаковать националистические гарнизоны.

ИСКЛЮЧЕНИЕ: Часть фон дер Гольца может атаковать националистические гарнизоны в прибалтийских республиках после того, как произошло событие "Freikorps".

17.2 УКРАИНСКИЙ ГАРНИЗОН
Это единственный националистический гарнизон, который может группироваться с частями белых. Белые части могут проходить через украинский гарнизон во время стратегического движения. Если части белых сгруппированы с украинским гарнизоном, то они и определяют контроль над гексом, согласно 13.1.

17.3 ЛАТВИЙСКИЙ ГАРНИЗОН И БАЛТИЙСКАЯ ЭСКАДРА Если латвийский гарнизон атакован частью фон дер Гольца, то латвийский гарнизон автоматически получает поддержку от Балтийской эскадры, если она доступна.

18. ВЫВОД СОЮЗНИКОВ
18.1 ОПРЕДЕЛЕНИЕ ВЫВОДА
Во время каждой Фазы вывода Союзников стратегического хода белый игрок подвергается выводу союзников, если он контролирует меньше ресурсов, чем число вывода для данного хода. Первый вывод - это "ограниченный вывод Союзников", а второй - это "полный вывод Союзников", после которого не происходит дальнейшего вывода.

18.2 ЧИСЛА ВЫВОДА
- Ход A: 0 (вывод невозможен)
- Ход B: 0 (вывод невозможен)
- Ход C: 3
- Ход D: 4
- Ход E: 5
- Ход F: 6
- Ход G: 7

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Исторически, ограниченный вывод произошел в ход C, а полный вывод - в ход E.

18.3 ЭФФЕКТЫ ОГРАНИЧЕННОГО ВЫВОДА
После ограниченного вывода, навсегда уберите одесскую часть AIF и обе сибирские чешские дивизии.

18.4 ЭФФЕКТЫ ПОЛНОГО ВЫВОДА
После полного вывода:

СИЛЫ ИНТЕРВЕНТОВ: Навсегда уберите части AIF, морские эскадры и фишку активизации AIF из игры.

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЧАСТИ: Навсегда уберите все авиационные и танковые части белых из игры.

КОНТРОЛЬ НАД МОРЯМИ: Измените контроль над Балтийским, Белым и/или Каспийским морем на красный, за каждое море, на котором красные контролируют хотя бы один порт (13.1).

СЕВЕРО-ЗАПАДНАЯ АРМИЯ: Во время первого сегмента логистики после полного вывода навсегда уберите все части Северо-западной армии (но не Эстонскую армию и не часть фон дер Гольца), которые находятся в пределах прибалтийских республик.

ЗАКАВКАЗЬЕ: Батуми больше не является источником снабжения белых. Части белых, которые должны прослеживать снабжение (12.4) автоматически без снабжения, пока находятся в Закавказье (даже на побережье или в Батуми).

ЦАРЬ: Николай II больше не помогает восстановлению белых (12.12)

УХУДШЕНИЕ МОРАЛИ: Части белых теперь восстанавливаются при результате броска кубика "1", а не "1" и "2".

ПОПОЛНЕНИЯ: AFSR и Сибирские белые больше не получают пополнений (14.3).

ЗАМЕЧАНИЕ ПО ИГРЕ: Вдобавок, увеличивается вероятность вступления Польши в войну (15.2).

18.5 ПОЛНЫЙ ВЫВОД В СЦЕНАРИИ "КРАСНЫЕ ПРОТИВ БЕЛЫХ В 1918-19 ГОДАХ"
Если разыгрывается сценарий "Красные против Белых в 1918-19 годах", то красный игрок выигрывает, когда происходит полный вывод Союзников, если только он контролирует Москву и хотя бы два ресурсных города.

19. ЗИМА
19.1 ЗИМНИЕ ХОДЫ
Как это отмечено на Дорожке записи хода, Ноябрь-Декабрь November-December и Январь-Февраль January-February - это зимние ходы.

19.2 ВЛИЯНИЕ ЗИМЫ
МОРСКОЕ ДВИЖЕНИЕ: Никакого морского движения, использования эскадр или морского десанта не возможно в Белом и Балтийском морях.

ОЗЕРА: Озера замерзают и не имеют значения. Рассматривайте их как чистую местность во время зимних ходов. Части в гексах целиком занятых озером немедленно уничтожаются, когда эти гексы тают (в Марте-Апреле March-April).

РЕКИ: Реки замерзают и не могут быть использованы для стратегического движения. Они по прежнему могут быть использованы для снабжения.

РЕЧНЫЕ ФЛОТИЛИИ: Речные флотилии, находящиеся на карте, помещаются в следующую ячейку "Март-Апрель" на Дорожке записи хода, а случайное событие "Речная флотилия" считается как
"Ничего".

20. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЧАСТИ И МАРКЕРЫ
20.1 АВИАЦИЯ
ДОСТУПНОСТЬ: Авиация становится доступной (т.е. входит в игру) для обеих сторон по случайным событиям. Как только она становится доступно, то авиационные части держатся вне карты, и помещаются на карту только во время этапов боя.

ЭФФЕКТЫ: Авиационная часть может быть помещена на любую атакующую или обороняющуюся, снабженную, непартизанскую, не проводящую рейд, часть красных, AFSR, Северозападной армии, поляков или AIF, когда объявлен бой с участием этой части. Одна авиационная часть может участвовать в сражении с каждой стороны.

УБИРАНИЕ: Авиационная часть может участвовать только в одном бою в ход. После боя, уцелевшая авиация помещается на Дорожку записи хода в ячейку следующего хода, когда она снова станет доступной.

УНИЧТОЖЕНИЕ: Авиационные части уничтожаются при результате расстройства, но игнорируют результаты отступления. Фишки авиации белых убираются из игры (не могут быть помещены по случайному событию), когда уничтожаются, и помечены точечкой как напоминание об этом. Уничтоженные фишки авиации красных могут снова войти в игру по случайному событию.

ВЫВОД СОЮЗНИКОВ: Вся авиация белых уничтожается после полного вывода Союзников (16.3.2).

20.2 МАРКЕР МОРСКОГО ДЕСАНТА
ДОСТУПНОСТЬ: Белый игрок может получить маркер морского десанта Amphibious Invasion no случайному событию.

ЭФФЕКТЫ: Во время любого сегмента активизации белый игрок может поместить маркер морского десанта, чтобы позволить активизированным войскам, силой до трех очков численности пехоты или до двух очков численности кавалерии (никаких смешанных соединений), двинуться из порта в любой свободный прибрежный гекс в своем контролируемом море, за исключением Балтийского или Белого морей во время зимы. Эти части не могут больше двигаться после высадки, но могут атаковать.

УБИРАНИЕ: Как только использован, маркер убирается до тех пор, пока не будет получен снова по случайному событию.

20.3 БРОНЕПОЕЗДА
ПОЯВЛЕНИЕ: Бронепоезда становятся доступными (т.е. входят в игру) для обеих сторон по случайному событию.

ПОМЕЩЕНИЕ: Бронепоезда белых изначально помещаются в любой гекс с железной дорогой, в котором находится снабженная, не проводящая рейд пехотная или кавалерийская часть AFSR, Сибирских белых, поляков или AIF. Бронепоезда красных изначально помещаются в любой гекс с железной дорогой, в котором находится снабженная пехотная или кавалерийская часть красных.

ДВИЖЕНИЕ: Бронепоезда могут двигаться, атаковать или отступать только вдоль по соединяющимся гексам железной дороги, и должны быть сгруппированы в конце своего движения, наступления или отступления с пехотной или кавалерийской частью, или будут уничтожены. Бронепоезда не могут входить во вражеский контролируемый город, если только они не сгруппированы с пехотной или кавалерийской частью. Каждый бронепоезд белых активизируется один раз в ход вместе с фракцией, с частью принадлежащей которой он сгруппирован. Бронепоезда красных активизируются соответственно зоне ответственности фронта, в которой они находятся, как и любая другая часть красных.

УНИЧТОЖЕНИЕ: Фишки бронепоездов белых убираются из игры (не могут быть помещены по случайному событию), когда уничтожаются, и помечены точечкой как напоминание об этом. Уничтоженные фишки бронепоездов красных могут снова войти в игру по случайному событию.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: В Гражданской войне в России бронепоезда использовались в больших количествах. Части в игре представляют сравнительно эффективное использование этого вида вооружений.

20.4 МАРКЕР КАВАЛЕРИЙСКОГО РЕЙДА
ПОЯВЛЕНИЕ: Белый игрок может получить маркер кавалерийского рейда (Cavalry Raid) по случайному событию.

ПОМЕЩЕНИЕ: Во время любого сегмента активизации, белый игрок может поместить этот маркер на любую одну активизированную, снабженную кавалерийскую часть.

ЭФФЕКТЫ: Кавалерийская часть, проводящая рейд, теряет свои ЗК, всегда в снабжении и игнорирует вражеские ЗК. Она не может восстанавливаться, и может атаковать только гарнизоны и партизан.

УБИРАНИЕ: Белый игрок может убрать этот маркер в начале любого сегмента логистики, в котором эта часть в обычном снабжении. Как только убран, этот маркер не доступен, пока не будет снова получен по следующему такому случайному событию.

20.5 ГАРНИЗОНЫ
Гарнизонные части представляют небольшие отряды или местное ополчение, обороняющие город.

ХАРАКТЕРИСТИКИ: Гарнизоны не могут двигаться или атаковать, они могут только обороняться. Гарнизоны не принимают участия в бою, если сгруппированы с другими частями.

СОЗДАНИЕ: Любая активная пехотная или кавалерийская часть (включая кавалерию проводящую рейд(20.4)) во время оперативного движения может создать гарнизон в каждом городе, в котором она начинает движение, или в который она входит. Должна быть доступна фишка гарнизона, без точки, означающей невозможность пополнения для соответствующей стороны и фракции (у белых). Расстроенные части и/или части без снабжения МОГУТ создавать гарнизоны.

УБИРАНИЕ: Во время сегмента логистики Фазы акций, игроки могут убирать любые гарнизоны, для использования в дальнейших сегментах активизации. Гарнизоны с точечкой, означающей невозможность пополнения, не могут быть убраны, но это и редко может быть выгодным, так как они не могут быть использованы снова. Любая гарнизонная часть красных или белых, без точки, означающей невозможность пополнения, которая в данный момент находится на карте доступна для помещения согласно правилу 20.5, вне зависимости от того была ли она убрана своим игроком, уничтожена в бою или никогда до этого не была на карте.

20.6 МАРКЕР ИМПЕРАТОРСКОГО/НАРОДНОГО ЗОЛОТА КОНТРОЛЬ: Маркер золота контролируется той стороной, части которой были последними сгруппированы с ним. Если золото захвачено, переверните маркер, чтобы обозначить контроль нового владельца.

ДВИЖЕНИЕ И ОТСТУПЛЕНИЕ: Маркер золота может двигаться только стратегическим движением. Маркер золота не может отступать, поэтому он должен быть оставлен на месте, если части сгруппированные с ним отступают.

УРОВЕНЬ РЕСУРСОВ: Маркер императорского/народного золота (Imperial/People's Gold) засчитывается как один ресурс для контролирующей его стороны. Измените сумму ресурсов соответствующего игрока на Дорожке ресурсов, когда он получает или теряет контроль над золотом.

20.7 МОРСКИЕ ЭСКАДРЫ
ДОСТУПНОСТЬ: Белый игрок начинает с одной доступной морской эскадрой. Остальные три появляются в качестве подкреплений во время стратегического хода B. У красного игрока нет морских эскадр.

ЭФФЕКТЫ: Морские эскадры держаться вне карты, и помещаются на нее, когда объявлен бой с участием белой (включая AIF) части, обороняющейся или атакующей в прибрежный гекс моря соответствующей эскадры, указанного на ее фишке. При обороне белый игрок имеет возможность посмотреть задействовал ли атакующий авиационную часть, прежде чем он задействует морскую эскадру (11.3).

ИММУНИТЕТ: Морские эскадры никогда не подвергаются результатам боя, и не могут быть выбраны, как часть, которая должна быть расстроена из-за результата "а" или "d".

ОДИН БОЙ В ХОД: После боя поместите морскую эскадру на Дорожку записи хода, в ячейку следующего хода, когда она снова станет доступна. Морская эскадра может принять участие только в одном бою в ход.

ВЫВОД СОЮЗНИКОВ: Все морские эскадры уничтожаются после полного вывода союзников.

20.8 ПАРТИЗАНЫ
ДОСТУПНОСТЬ: Партизаны для обеих сторон входят в игру по случайным событиям. Белый игрок может выбрать партизанскую часть, чтобы поместить ее на карту, если хотя бы одна пехотная или кавалерийская часть той же самой фракции остается на карте. В случае басмачей, требуется наличие исламской части на карте.

ПОМЕЩЕНИЕ БЕЛЫХ ПАРТИЗАН: Когда партизанская часть белых входит в игру, то она помещается в незанятый гекс, который отвечает следующим условиям:
- Как минимум в 4 гексах от любой белой части.
- Не может быть красным городом (включая город подвергшийся красному террору), источником снабжения (своим или вражеским) или красной ЗК.
- Сибирские партизаны должны быть помещены в зону ответственности Восточного фронта.
- Южнорусские партизаны должна быть помещены в зону ответственности Южного фронта.
- Басмачи должны быть помещены в зону ответственности Центрально-азиатского фронта.

ПОМЕЩЕНИЕ КРАСНЫХ ПАРТИЗАН: Когда партизанская часть красных входит в игру, то она помещается в любой незанятый, контролируемый белыми (не нейтральный) город. Город не может быть кругом, источником снабжения (своим или вражеским) или быть в белой ЗК.

ГРУППИРОВКА: партизаны никогда ни с кем не группируются, включая других партизан.

БОЙ: Паритизаны могут нападать только на других партизан или одинокие гарнизоны (исключение: Махно может нападать на любые части). Не могут участвовать в бою вместе с другими частями, включая партизан. Об этом напоминает черная рамка вокруг их модификатора нападения.

20.9 КРАСНЫЕ КОМАНДИРЫ
ДОСТУПНОСТЬ: Красные командиры входят в игру, и покидают ее по случайным событиям.

ПОМЕЩЕНИЕ: Красные командиры помещаются в ячейку "Главный штаб", напечатанную на карте или случайным образом помещаются в ячейку командующего какого-либо фронта. Они никогда не двигаются (включая движение между ячейками командующих).

УБИРАНИЕ: Красные командиры никогда не уничтожаются. Они только могут быть убраны с карты (из их ячейки командующего), когда замещаются. Они снова помещаются в кучку с остальными командирами, чтобы иметь возможность снова выбрать его оттуда, случайным образом, когда случится соответствующее событие.

ЭФФЕКТЫ: Красные командиры позволяют свободно выбирать фишку активизации их фронта во время командного этапа (вдобавок к тем двум, которые могут быть выбраны без командира). Красные командиры, также обеспечивают более высокий лимит группирования (9 очков численности) в количестве гексов, в зоне ответственности их фронта равное числу напечатанному на их фишке. Красный командир в ячейке "Главный штаб" обеспечивает модификатор к броску кубика красного игрока при определении инициативы "+1".

ПРИМЕР: Фрунзе позволит двум гексом в зоне ответственности его фронта иметь до 9 очков численности сгруппированными там.

20.10 МАРКЕР "КРАСНЫЙ ПОЕЗД"
ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Фишка представляет как присутствие самого Льва Троцкого, так и политическую, агитационную и материальную поддержку обеспечиваемую его знаменитым Красным поездом.

В НАЧАЛЕ: Маркер Красного поезда начинает игру в гексе 2813.

ЭТАП КРАСНОГО ПОЕЗДА: Каждый ход во время этапа красного поезда красный игрок может переставить маркер Красного поезда (правила стратегического движения не используются) в любой гекс с железной дорогой, свободный от вражеских частей и не отмененных вражеских ЗК. Гекс с железной дорогой должен быть связан с Москвой линией гексов с железной дорогой, свободной от вражеских частей или их ЗК (если не отменены своими частями).

ЭФФЕКТЫ: Красный поезд позволяет автоматически восстановить все части красных, находящиеся в его гексе, или прилегающие к нему. Красный поезд является маркером, и не отменяет вражеских ЗК, и не прерывает линии снабжения.

РУССКО-ПОЛЬСКАЯ ВОЙНА: Когда Польша находится в состоянии войны, то Красный поезд не может быть использован для восстановления любых частей красных в пределах 6 гексов (5 гексов между) от контролируемой поляками Варшавы. Троцкий не принимал участия в русско-польской войне.

УБИРАНИЕ: Если вражеская часть входит в гекс Красного поезда, поместите эту фишку на Дорожку записи хода в ячейку следующего оперативного хода, когда она снова может быть помещена на карту.

20.11 МАРКЕР "КРАСНЫЙ ВЕРДЕН"
В НАЧАЛЕ: В начале игры маркер "Красный Верден" помещается в Царицын (3119), и не может двигаться оттуда.
ЭФФЕКТЫ: Части красных сгруппированные с маркером "Красный Верден" не отступают во время боя, если только не были атакованы танками. Маркер "Красный Верден" ни каким образом не влияет на гарнизоны красных, обороняющийся в этом гексе в одиночку.

УБИРАНИЕ: Если части белых когда-либо занимают гекс Красного Вердена, Царицын (3119), навсегда уберите маркер "Красный Верден" из игры.

20.12 РЕЧНЫЕ ФЛОТИЛИИ
ДОСТУПНОСТЬ: Речные флотилии для обеих сторон входят в игру по случайным событиям. Случайное событие "Речная флотилия" (River Flotilla) игнорируется во время зимних ходов.

ПОМЕЩЕНИЕ: Речная флотилия после входа в игру должна быть помещена вместе со снабженной, не проводящей рейд пехотной или кавалерийской частью, находящейся на реке (включая Волгу). Если такой гекс недоступен, то можно забыть о флотилии.

ДВИЖЕНИЕ: Речные флотилии могут двигаться, атаковать или отступать только вдоль по соединяющимся гексам с рекой (включая Волгу). Речные флотилии не могут входить во вражеский контролируемый город, если только они не сгруппированы с пехотной или кавалерийской частью. Речные флотилии должны заканчивать свое движение или отступление с кавалерийской или пехотной частью, или будут уничтожены.

АКТИВИЗАЦИЯ: Каждая речная флотилия белых активизируется один раз в ход вместе с фракцией, с частью которой она сгруппирована. Речные флотилии красных активизируются соответственно зоне ответственности фронта, в которой они находятся, как и любая другая часть красных.

УБИРАНИЕ ЗИМОЙ: Во время зимы (19.0) речные флотилии, находящиеся на карте, помещаются на Дорожку записи хода в ячейку следующего не-зимнего оперативного хода, когда они автоматически снова помещаются на карту во время Фазы случайных событий.

20.13 ТАНКИ
ДОСТУПНОСТЬ: Танковые части белых становятся доступным (т.е. входят в игру) по случайным событиям. Нет танковых частей красных.

ПОМЕЩЕНИЕ: См. Таблицу случайных событий Random Events table.

ДВИЖЕНИЕ: Танковые части не могут двигаться или атаковать в болото или лес. Танковые части должны заканчивать свое движение, наступление или отступление сгруппированными с пехотной или кавалерийской частью, или уничтожаются.

АКТИВИЗАЦИЯ: Каждая танковая часть активизируется вместе с фракцией белых, с частями которой она сгруппирована. Она может быть активизирована только один раз в ход. ЭФФЕКТЫ: Помимо боевых модификаторов, атакующая танковая часть отменяет эффекты Красного Вердена (20.11).

ВЫВОД СОЮЗНИКОВ: Все танки уничтожаются навсегда после полного вывода Союзников (18.4).

20.14 СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЧАСТИ И МАРКЕРЫ "СДЕЛАНО"
Белый игрок может решить, что ему удобно использовать маркеры "Сделано" для своих танков, речных флотилий и бронепоездов, которые заканчивают свое движение сгруппированными с другой фракцией белых.

21.0 НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ПРАВИЛА
Правила 21.1-21.3 если используется, должны использоваться как набор.
21.1 AFSR восстанавливается на 1-3.
21.2 Белые получают первые две первые активации на 1-м ходу.
21.3 На ходу A - никаких пополнений.
21.4 Позволить Красному Игроку заменять любое невозможное случайное событие событием Красный Командующий.

НЕДОСТАЮЩИЕ ТАБЛИЦЫ

СЛУЧАЙНЫЕ СОБЫТИЯ БЕЛЫХ
2. Freikorps. Только после хода B, FreiKorps может покинуть Балтийские Республики, может нападать Балтийский на Националистические Гарнизоны (17.0), и этими захватами добавлять ресурсы Белому игроку (13.7). Положите этот маркер на дорожке ходов.
3 Сыпной тиф. Расстройте одну не расстроенную Красную пехотную или конную часть.
4 Танки. Только после хода B и до Полного вывода интервентов, поместите жетон танка (20.13), если есть, к любой снабженной, не совершающей набег AIF, AFSR, Северо-западной или Польской пехотной или конной части.
5. Морской десант или кавалерийский рейд. Получите маркер десанта (20.2) или рейда конницы (20.4), если есть
6. AIF Наступление. Любые части AIF нападать в этот ход, маркер AIF кладется на дорожку ходов.
7. Бронепоезд. Разместите Белый бронепоезд (10.6), если есть, в любой железнодорожный гекс, содержащий снабженную, не совершающую рейд AFSR, Сибирской, Польской, или AIF пехотную или конную часть.
8. Партизаны. Выберите доступную Белую партизанскую часть и разместите согласно п.20.8.
9. Речная Флотилия. Если не Зима, положите Белую речную флотилию (20.12), если есть, к любой снабженной, не совершающей набег Белой пехотной или конной части на реке (включая Волгу).
10. Самолет. Только до Полного вывода интервентов. Добавьте одну Белую авиационную часть (20.1), если есть.
11. Политические Интриги. Удалите с поля одного случайно выбранного Красного Командующего, если есть. (Он может заново войти в игру по случайному событию). Если Красный игрок владеет инициативой, она переходит к Белому.
12. Врангель. Только после хода C, переверните жетон с Деникина на Врангеля (12.12).

СЛУЧАЙНЫЕ СОБЫТИЯ КРАСНЫХ
2. Политические Интриги. Если Белый игрок владеет инициативой, она переходит к расному.
3. Красный Командующий. Случайно выберите командующего еще не выведенного на поле, если есть, и разместите его в Главный штаб или бросьте кубик для назначения на случайный фронт. Если там уже имеется  командующий, тот удаляется и может заново входить в игру по случайному событию.
4. Партизаны. Выберите доступную Красную партизанскую часть и разместите согласно п.20.8.
5. Коррупция. Все AFSR, Сибирские, Северные, и Северо-западные Белые пехотные и конные части добавляют 1 к броску на восстановление на этом ходу.
6. Набег Казаков Семенова. Все Сибирские пехотные и конные части добавляют 1 к броску на восстановление на этом ходу.
7. Бронепоезд. Разместите Красный бронепоезд (20.3), если есть, в любой железнодорожный гекс, содержащий снабженную Красную пехотную или конную часть.
8. Красный Террор. Разместите марке Красного Террора, если есть, в любом не-красном городе, которым Вы управляете кроме кругов, Белых городов снабжения, или городов в Балтийских Республиках или Польше. Теперь город считается Красным во всех отношениях (13.1).
9. Речная Флотилия. Если не Зима, положите Красную речную флотилию (10.7), если есть, к любой снабженной Красной пехотной или конной части на реке (включая Волгу).
10. Красный Командующий. См. 3.
11. Самолет. Добавьте одну Красную авиационную часть (20.1), если есть.
12. Красный Командующий. См. 3.

ТАБЛИЦА ВОССТАНОВЛЕНИЯ
Нужно выбросить на кубике:
Красная часть: 1-2
Красная часть рядом с Красным Поездом: автоматически
Белая (не - AIF/Польская): 1-2
Белая (после Полного Вывода Интервентов): 1
AIF: 1-3
Польская (нейтральная): 1
Польская (на войне): 1-2
Польская (в Варшаве, Красные в Польше): 1-3
AFSR с Врангелем (событие Б-12) (-1 к броску)
Набег Семенова (событие К-6) (+1 к броску для Сибирских частей)
Коррупция (событие К-5)  (+1 к броску для AFSR, Сибирских, Северных и Северо-Западных пехотных частей)
Царь жив (до Полного Вывода Интервентов) автоматически (для AFSR и Сибирских)